27 декабря 2001 года
Англия, Площадь Гриммо, 12
Регулус уже десятки раз перепроверил запонки на манжетах рубашки, уголки на ее вороте, пальцами прошелся по ряду ровных пуговиц, в очередной раз разгладил ткань мантии на груди. Он вновь направил палочку на начищенные до блеска оксфорды и опять произнес очищающее заклинание. Безупречно. Как и всегда. Он критическим взглядом окинул идеально лежащие волосы на косой пробор и задержался на собственном лице. Если присмотреться, возле глаз можно заметить крошечные морщинки, и возле губ тоже. Да и кожа уже не такая гладкая, как у нее, возраст начинает сказываться. Он подошел ближе к зеркалу, вглядываясь в отражение и запуская пальцы в волосы возле висков. К счастью, хотя бы седых нет. Они всегда возраст прибавляют. — Мерлин… — прошептал он, прикрывая глаза и едва слышно выругавшись на собственные глупые тревоги. Регулус отчетливо осознавал, что он прекрасно выглядит на свой возраст, уж куда лучше большинства своих сверстников. Тем более, ему всего лишь сорок — самый расцвет для волшебника. Он хорош собой, подтянут и привлекателен, отбоя от поклонниц нет. Он все еще самый завидный холостяк Англии, несмотря на юное поколение наследников благородных домов. Только вот душу тревога и волнение не отпускают. Нервничает, словно подросток перед первым свиданием. А ему нервничать нельзя. Только не в случае с ней. Это противоречит всем его принципам, противоречит его моральным устоям и нормам. Он попросту не имеет права испытывать к ней хоть толику интереса, он не имеет права предавать своего друга и его доверие. Она же его крестница. Он помнит ее совсем крохой. Непоседливой, смешливой и крайне любознательной. С вечно содранными коленками, заразительным смехом и ямочками на щеках. Она всегда забиралась к нему на колени, когда он заходил в гости, и с нетерпением ожидала очередной подарок. Регулус ее всегда баловал. А она ему в ответ рассказывала о том, как в саду нашла очередное редкое растение или взорвала котел у мамы в лаборатории — у нее была нездоровая тяга к зельям и напрочь отсутствовало чувство самосохранения. Регулус из-за этого частенько переживал. Она, разумеется, поступила на Гриффиндор. Красный был ей к лицу, хотя зеленый красиво оттенял глаза. Она всегда носила две длинные косы, джинсы и разноцветные кеды. Слушала магловскую музыку и все также увлекалась зельями. Тонкие запястья всегда увешаны многочисленными браслетами, а челка неровно собственноручно подстрижена. Она уже не взбиралась к нему на колени, но всегда крепко стискивала в объятиях и оставляя горячий поцелуй на его щеке. Она регулярно писала ему письма, говорила об успехах в школе и порой жаловалась на родителей — Регулус ее всегда во всем поддерживал. Он всегда был в ее доме на Рождество, ее день рождения и Пасху. На летних каникулах они частенько большой компанией ездили в отпуск или просто проводили время в Блэкпуле. Ничего не предвещало беды. Но когда она была на шестом курсе, он уехал в длительное путешествие — объездил весь Восток и на несколько месяцев задержался в Индии. Вернулся он лишь через полтора года, ровно к выпускному любимой крестницы. У него в горле пересохло, когда он увидел ее. Никаких больше джинс и кед, не было челки и двух длинных кос. На ней изящные туфли на тонком каблуке и яркое красное платье. Слишком смелое платье, открывающее длинные ноги и обтягивающее хрупкую фигуру. Черная выпускная мантия нараспашку ничуть не спасала катастрофически откровенную и волнующую ситуацию. Рыжие волосы отрезаны по лопатки и непослушно разметались по плечам в крупных локонах, а зеленые глаза, кажется, впервые в жизни подведены. Только на губах все та же, знакомая яркая улыбка, и очаровательные ямочки на щеках. Маргарет заметно повзрослела за время, что они не виделись. И Регулусу очень, очень не нравилось то, как внутри все замерло, напряглось при ее появлении. Он пытался напомнить себе, что ей всего восемнадцать, что у них двадцать лет разницы. Мерлин, она его крестница! Но он не мог оторвать от нее взгляд; что-то неловко промямлил в ответ, когда она со счастливой улыбкой бросилась ему на шею, прижимаясь слишком тесно и говоря о том, как скучала. Он дрожал с головы до ног, неуклюже похлопал ее по спине и старался не встречаться взглядом с ее отцом. Поттер его живьем закопает, если узнает. Следующие пару месяцев он старался с ней не пересекаться. Сделать это было непросто. У них запланирован очередной совместный отдых, а в июле все собирались прийти на его день рождения. Еще она часто заходила к нему домой, чтобы воспользоваться библиотекой при подготовке к вступительным экзаменам в Британскую Академию Зельеварения. А Регулус только и счастлив был подсказать ей, где хранится та или иная книга. Он старался успокоить себя тем, что она вновь влезла в джинсы и рубашку, надела кеды, обвещала запястья цветными браслетами-амулетами — его подобный стиль у леди никогда не привлекал. Но волосы она стала носить распущенные. Волнистые рыжие пряди всегда были в небрежном беспорядке, отросшую челку она закалывала сбоку, открывая лицо. А черты лица у нее точеные, не осталось больше детской округлости. Высокие скулы и прямой нос, заостренный подбородок и мягкая линия губ. Ямочки на щеках, когда она улыбается. А улыбается она часто. Каждый раз, когда видит его. В ней открытости и искренности — пропасть. Его туда сносит. Попытки избегать ее — полностью провалились. И он ждал момента, когда она поступит в Академию и на несколько месяцев исчезнет с его глаз. В Академию она, разумеется, поступила, и уговорила родителей отпустить ее жить при кампусе. Регулус спокойно выдохнул. У него впереди четыре месяца, чтобы избавиться от чудовищных и запретных эмоций. Но планы его порушились уже через неделю, в ближайшие выходные, когда посреди ночи на пороге дома объявилась нетрезвая Маргарет. Она упала в его руки с невнятным признанием в любви. Как оказалось, они с одногруппниками отправились в Сохо праздновать поступление. Младшая Поттер перебрала с алкоголем, сомневалась, что сможет трансгрессировать, и тут ей в голову пришла великолепная мысль: «до дома крестного рукой подать!». Регулус не знал, что его тревожило больше: то, что она шла по темным улицам совершенно одна, или же то, что у него все тело сводило от напряжения, когда она висла на нем, пока он отводил ее в гостевую спальню. Последующие полтора года были непростыми. Она на его глазах становилась старше и женственнее, интереснее и мудрее, еще более открытой и смелой. У нее исчезала юношеская неуклюжесть и резкость, она становилась изящнее, движения — более плавными, голос — ласковее. И при этом она все также крепко его обнимала, оставляла поцелуи на щеке, постоянно касалась. Может быть, ему хотелось в это верить, но ему казалось, что она стала все чаще задерживать на нем взгляд, ее прикосновения стали мягче, а поцелуи на щеке более нежными и долгими. У него каждый раз ребра болезненно стискивали грудную клетку, каждая мышца натягивалась до предела, в висках искрило — а она всего лишь проводила пальцами по его руке, о чем-то увлеченно говорила и улыбалась; задумчиво наматывала рыжую прядь на палец и не сводила с него изучающего взгляда; приподнималась на носочках, чтобы обвить его шею руками, прижималась тесно и оставляла легкое касание губами на его щеке. У него голова кружилась — от ее близости, от тонкой талии в руках, от дурманящего аромата волос, от ее дыхания по коже. Он одну интрижку сменял на другую, пытался избавиться от навязчивых чувств в обществе других женщин, даже всерьез задумался о женитьбе — покойная мать была бы счастлива. Но из головы не шла она. Полностью заполнила его мысли и душу. Он грузил себя работой. И это даже помогало отвлечься, но потом в очередной вечер вновь приходила она и он сдавался под собственными чувствами. Маргарет приходила все чаще и чаще, предпочитала заниматься у него, а не в кампусе; проводить время с ним, а не с одногруппниками. Он с интересом слушал об ее учебе и узнавал много нового для себя; он был счастлив, когда и он мог чем-то ее удивить — кажется, Регулус еще никогда с таким упоением никому не рассказывал о своей роли в войне, о крестражах, о личных научных исследованиях — а может, у него попросту никогда не было такого внимательного слушателя. Она частенько сидела в кресле возле камина, закинув ноги на кофейный столик, покачивая голыми ступнями в такт негромкой музыке. Всегда легко уговаривала его открыть лимитированное вино из погреба, а после крутила в длинных пальцах изящную ножку бокала. Заправляла непослушную рыжую прядь за ушко, непроизвольно закусывала губу, глядя на него. А он не мог оторвать завороженного взгляда от ярких веснушек на ее носу, от блеска зеленых глаз, от тонких запястий и лодыжек, от линии ключиц в вырезе рубашки, от ямочек на ее щеках. Он с жадным упоением слушал ее смех, впитывал ее голос. Внутри всегда что-то оживало и расцветало при виде нее. Дальше так продолжаться не могло. Он ограничивал встречи, говорил ей, что у него много работы, в другой раз — что проведет вечер на свидании, что у него появилась девушка, а Маргарет в ответ недовольно хмурилась. И уже в следующий раз, он, стиснув зубы, слушал о ее многочисленных поклонниках — Маргарет просила у него советы, а он ей каждый раз отвечал, что все они ее недостойны. Она вновь улыбалась, и все начиналось по кругу. Но в последние недели у нее много дел, она постоянно пропадает в Академии. Да и Регулус с головой ушел в работу, он был в шаге от открытия новой нумерологической формулы при проведении Темного ритуала. Его даже приглашали к сотрудничеству в Отдел Тайн. А может он просто пытался отвлечься от мыслей о ней, от тревог, что она нашла себе кого-то своего возраста, кого-то себе подходящего. Но вот сейчас он стоит перед зеркалом и волнуется. Он каждый раз волнуется перед встречами с ней. Но они не виделись слишком давно. А сегодня у нее день рождения. Маргарет исполняется двадцать лет.27 декабря 2001 года
Англия, Годрикова Впадина
У Маргарет дрожали руки от волнения. Она, с трудом держа палочку в руках, уложила волосы крупными локонами и не с первой попытки нанесла неброский макияж. Она уже два раза сходила в душ — освежиться и прийти в себя, а все равно волнение не отпускало. В ход уже пошла настойка ее собственного изготовления, но сердце по прежнему ускоренно колотилось в груди. Но время поджимало, вот-вот должен был прийти Регулус. Надо было брать себя в руки. Она аккуратно сняла новое платье с плечиков и надела на себя. Тончайший шелк темного изумрудного цвета идеально подчеркивал глаза и точеную фигуру. Тонкие бретели открывают плечи и руки, треугольный вырез на грани приличия, скрытый разрез открывают ногу до самого верха бедра при шаге. Родители вряд ли одобрят ее выбор на праздничный семейно-дружеский ужин, зато она прекрасно знала, кто в полной мере оценит этот наряд. Маргарет всегда успевала заметить, как меняется лицо Регулуса, стоит ей надеть платье. Она не знает, сколько уже в него влюблена. Ей казалось, что всю ее жизнь, будто бы родилась с этим чувством в груди. Она с самого детства его обожает. В юные годы всегда с нетерпением ждала его приходов в гости и рассказов о заморских странах и приключениях. В школе она всегда ожидала черного филина, что приносил письма и необычные гостинцы от него. При встречах она каждый раз с разбегу вешалась на его шее, а он приподнимал ее от пола и кружил: она подгибала колени и с громким визгом летела, зажмурившись и крепко обнимая его. Мир буквально из-под ног уходил, в голове — кавардак из чувств, а она — самая счастливая в крепких и надежных объятиях. Порой Маргарет жалеет, что не может сейчас сделать так же, как делала это в двенадцать лет. И она не знает, в какой момент желание «повиснуть на его шее» переросло в нечто большее. Но последние полтора года ее мурашки пробирают от его (не)случайных касаний, у нее сердце сбивается с ритма от продолжительных и внимательных взглядов серых глаз, дыхание перехватывает от объятий на прощание, перед глазами темнеет, когда она оставляет привычный поцелуй на его щеке. У нее каждый раз колени подгибаются, голова кругом идет от желания большего. Но… это же Регулус, ее крестный, близкий друг ее родителей, младший брат ее обожаемого Сириуса. Только вот месяцы шли, а чувства не проходили, лишь больше усиливались. Он взрослый и уверенный в себе, умный и талантливый, любую тему может поддержать, ведет себя как истинный джентльмен. Недосягаемый идеал для мальчишек, которые с ней учатся. А еще он невероятно страстная и увлекающаяся натура — она видела это по его азарту в квиддиче; по его увлечению наукой и стремлению достичь результата; по его взглядам на нее, реакциям на ее несмелые провокации. Маргарет не привыкла отступать, она всегда получала свое. Только вот в случае с Регулусом она всегда чего-то смущалась. На нее неизвестный ступор находил, стоило ему поблизости оказаться. Она отчетливо видела его интерес к ней, чувствовала это, но сама совершенно не по-гриффиндорски чего-то боялась. Маргарет всегда легко делала первые шаги, она без труда могла заполучить внимание даже самого популярного или неприступного юноши, но при появлении крестного она млела и трусила. Еще она злилась и бесилась, когда он встречался с другими женщинами. О, ей прекрасно было известно, что добрая половина волшебниц спит и видит, как бы заполучить в свои сети младшего Блэка. А он и рад пользоваться этим. Еще больше она злилась на себя, потому что тоже относилась к этой половине. И втройне злилась на него, что он никак не поддается на ее уловки. Она сходила с ума от ревности, когда он начинал с кем-то встречаться. И в ответ начинала встречаться с кем-то другим. Регулусу это не нравилось, она видела. И он всегда говорил, что все ее ухажеры ее недостойны. Но единственный достойный всегда сидел напротив нее. Она вздрогнула, услышав внизу хлопок входной двери. Последний раз взглянув на себя в зеркало, она сама себе уверенно кивнула и вызвала домовика: — Килла. — Хозяйка Маргарет, — эльф ей учтиво поклонилась. — Это наверняка пришел мистер Блэк, проводи его в мою комнату. — Да, мисс, это пришел мистер Регулус Блэк. Килла проводит его в вашу комнату, — ответила эльф и тут же исчезла. Сегодня ее план должен сработать. Если уж ее гриффиндорская храбрость таяла на глазах при виде Блэка, она решила, что для того, чтобы соблазнить слизеринца, надо действовать как слизеринец. На ее день рождения все собирались к восьми часам, но Регулусу она отправила приглашение на шесть часов. Оставалась проблема, куда отправить родителей на пару часов из дома. Маргарет в последний день изменила время приготовления торта у кондитера — мама, не зная об этом, задержится у него как минимум на час — чтобы не возвращаться домой наверняка решит прогуляться по Косому переулку. А папа, насколько знала Маргарет, отправился за фейерверками. Она совершенно «случайно» шепнула спортивному журналисту, где и когда будет ее отец. А значит, там соберется толпа репортеров, желающих узнать подробности прошедшего чемпионата мира. Любимый папуля, обожающий прессу и внимание, отделается от них не быстро. А значит, дом чист, и им никто не помешает. Наконец, раздался короткий стук в дверь и голос: — Маргарет, это Регулус. — Входи! — С днем!.. рождения… — он замер в дверях, глядя на нее. У нее в ушах шумело от его взгляда. Ноги становились ватными, казалось, что горизонт поплыл. Она не знала, куда деть руки и как встать. Всё ей казалось неестественным и неловким. И платьев она таких никогда не носила! Вдруг, выглядит глупо? Душу начала захлестывать паника. Их отношения были на столь хрупком уровне, что она боялась разрушить даже то, несостоявшееся. — М-Маргарет… потрясающе выглядишь… — Для тебя старалась! — она ему очаровательно улыбнулась, на что он лишь нахмурился и отвел взгляд. — Проходи. Праздник немного сдвинулся, гости подойдут лишь через пару часов. — Пару часов? — он устремил на нее непонимающий взгляд. — А почему меня не предупредили? Маргарет в притворном оскорблении округлила глаза. — Я думала, ты будешь рад лишнее время со мной провести. — Конечно, рад, — он мгновенно смягчился, с нежностью посмотрев в ответ. — Шампанского? — просияла она, указывая на бутылку и пару фужеров. — Не откажусь. Не только же тебе опустошать мои запасы. Она уже устремилась к столу, на котором стояла бутылка, но он опередил. Сняв фольгу, он палочкой вынул пробку и разлил шипящий напиток по двум бокалам. Сделав глоток, спросил: — Кто будет из гостей? — Да как всегда, пара человек, — отмахнулась она, — родители, Гарри с Джинни, Блэки вчетвером, ну, и ты, конечно, — с улыбкой добавила она. — Еще Лонгботтомы придут, тоже все вместе. Ремус с Дорой и Тедом, Уизли полным составом, дядя Бенджи, Доркас и Гидеон, Питер, девочки Гринграсс и Драко с Тео, Диана Эйвери, Луна Лавгуд, братья Криви, еще девчонки мои из Академии будут и пара одногруппников. Может, еще кто из соседей заглянет. — Да, и правда, всего пара человек, — усмехнулся Регулус. — И, неужели, не будет никого из твоих кавалеров? — как бы невзначай поинтересовался он, но Маргарет отчетливо уловила недовольные нотки. — Я подумала, — она окинула его красноречивым взглядом с головы до ног, — сегодня моим кавалером будешь ты. Его напряженный взгляд на ней остановился. Он слегка свел брови, сжал губы, продолжая вглядываться в ее глаза, кажется, не разобрав — шутка ли это. Не удержавшись, она ему весело улыбнулась, а он тут же в лице поменялся, уголки губ дрогнули в полуулыбке, он опустил взгляд и полез рукой во внутренний карман. — Что ж, тогда я первый тебя и поздравлю. Поставив бокал на стол, Регулус достал прямоугольную плоскую коробочку, затянутую в зеленую фольгу. Маргарет с любопытством протянула руки. Каких подарков она от него только не получала — всевозможные книги и редкие ингредиенты, разнообразные приблуды для зельеварения, каких нет даже у известных ученых, красивые наряды и предметы аксессуаров, билеты на европейский съезд зельеваров и поездки в Диснейленд. Он всегда умел ее удивить, и она с каждым разом все с большим нетерпением ждала очередного повода, когда он вновь сможет представить ей нечто оригинальное. Торопливо содрав обертку, она открыла крышечку коробки. — Боже, — прошептала Маргарет. На мягком бархате лежало изящное ожерелье — тонкая серебряная цепочка, украшенная изумрудами, которые в центре обрамляли черный опал. Это не просто подарок. Она прекрасно знала, что опал — фамильный камень Блэков, его не дарят кому попало. Да, разумеется, она не чужая для Регулуса, она его крестница, она дочь его близких друзей, но даже Сириус никогда ничего не дарил Гарри из черного опала. Это считалось знаком высшей защиты, его нельзя надеть на другого без глубоких чувств. — Вот это красота… — Позволь?.. Придя в себя, она улыбнулась и подняла на него взгляд. — Конечно, — собрав волосы в руку, она приподняла их, освобождая шею. Взяв украшение, он обошел ее со спины и положил холодный металл ей на шею. Она прикрыла глаза, стараясь не выдать внутреннюю дрожь, что прокатилась по телу от невесомого касания. Серебро плотно обхватывало шею, а черный камень лег ровно в ямку между ключицами. Она облизала пересохшие губы, чувствуя, как его пальцы застегивают замочек цепочки, касаются ее кожи. — Все… — голос его хриплый. Он прокашлялся, но руки не убрал. Провел пальцами линию по ее голыми плечами, заставляя ее вздрогнуть, испустить судорожный выдох. — Маргарет… Будь что будет. Она не может больше ходить вокруг да около. Ее терпение уже давно кончилось. Не сдерживаясь, она повернулась, оказываясь с ним лицом к лицу, обхватила его лицо руками и… Ей духу не хватило. И что она за гриффиндорка после этого? Но у нее все дрожать начинало под взглядом серых глаз. Ноги ее не держали, перед глазами плыло, когда талию обхватывали крепкие руки. — Спасибо… — прошептала она, потянулась к нему вперед, оставила легкий поцелуй на его щеке. Она замерла, чувствуя, как он прижимает ее к себе. Все крепче, все ближе. Не смея отстраниться, она еще раз коснулась губами его щеки, спустилась чуть ниже — еще один поцелуй, и еще раз — в уголок его губ. Ее эмоции с ног снесли, стоило ему прижаться к ней с требовательным поцелуем. Она полностью потерялась в эмоциях — в ее волосах пальцы, талию обхватывает крепкая ладонь, на губах — нетерпеливые, горячие поцелуи. У нее колени подкосились. Она вцепилась в его плечи, боясь упасть; подаваясь вперед, прижимаясь к нему всем телом, требуя большего; целуя в ответ. Еще секунда и сердце взорвется в груди. От переизбытка магии кончики пальцев сводит. Губы у него горячие, дыхание обжигает, руки — смелые. В очередной раз — она тает под его прикосновениями. Пальцами тянется к вороту его рубашки, как вдруг запястья перехватывают его руки. Он замирает, отстраняется. — Маргарет, нет, — голос его вибрирует от волнения. Она сейчас с трудом соображает. Губы все еще горят от его поцелуев, он все еще слишком близко. — Почему?.. — Маргарет, — он тяжело сглотнул, не давая ей приблизиться и стараясь сохранять самообладание. — Нельзя… Он слишком долго смотрит на нее. Внимательно, напряженно, пронзительно. Какие могут причины? Когда ее так тянет к нему. И она знает — это взаимно. У нее к концу подходит терпение, больше не может ждать. — Я знаю, ты этого хочешь, — голос у нее дрожит от переизбытка эмоций. — И я этого хочу. Тебя. Прямо сейчас. Перед глазами вспышки взрываются, когда он вновь прижимается с поцелуем. Платье на пол летит. Она дрожит с головы до ног под его руками, пытается в ответ раздевать. Стягивает с него мантию, путается пальцами в длинном ряду пуговиц на рубашке. Тут же о них забывает — волосы оттягивает крепкая хватка, шею обжигает чувствительное касание. Сколько раз она себе это представляла — тысячу. Но это все равно не выдерживает никакого сравнения с реальностью. Все тело дрожит, слабеет от одних лишь его поцелуев. Когда он проводит языком по ключице, втягивает в себя кожу, вдоль — по шее, очередной чувствительный поцелуй — ее тонкий вздох. Она выдохнуть не успевает, как его губы накрывают ее. Всего пара шагов, она прижата к столу. Он легко подхватывает ее под коленями, усаживает на столешницу. Пальцами вдоль ее ребер, заставляет ее прогнуться навстречу ему. Прикусывает соски сквозь кружево белья, с силой сжимает ладонями талию. А у нее сердце стучит так, что перед глазами темные пятна мелькают. Она торопливо вытаскивает его рубашку из брюк, расстегивает ширинку, обхватывает ладонью твердый член. Он шипит ей на ухо, впивается в ее ребра. У нее перед глазами — фейерверк, когда его пальцы легко проникают под белье, касаются чувствительной точки. Мир на осколки летит, когда он входит одним жарким ударом. Тело разрядом тока прошибает. Она обнимает его ногами. Прижимает к себе ближе. Движения нетерпеливые, резкие, но бережные, чувственные — каждый раз — пожар по венам. Кожа горит, по телу импульсы бегут, а он вдруг замирает, чуть приподнимается, с нежностью убирает прядь волос с ее лица. Толкается вперед, входит глубже под ее тяжелый вздох. — Я… люблю тебя… Она дрожит с головы до ног от переизбытка эмоций, от его признания, от его ощущения внутри. В венах — кипит кровь, по коже бегут мурашки, внутри пульсирует нечто. Тело сводит до кончиков пальцев. Очередной удар, она летит в пропасть. — Люблю.