***
— Отойди, Куай, — Би-Хан выставил руку в останавливающем жесте. Младшему брату никогда не понять, что такое сыновье почитание отца, и что на самом деле скрывается за разбитым после очередного наказания за промах лицом. — Но…брат? — Тревожно переспрашивает младший, неловко переступая с ноги на ногу, силясь не проявить непочтительность больше, чем позволяли традиции. — Я же сказал — со мной всё в порядке! — криомант полоснул младшего брата злобным тигриным взглядом. Тот отшатнулся, узрев зарождавшийся гнев в оттенках карих глаз старшего. Би-Хана тренировали как будущего Грандмастера клана, в него как в машину закладывали все те самые основы, которые могли бы держать клан опасных убийц в узде. В наставлениях отца, по старой китайской традиции, для Би-Хана не существовало ободряющих слов, скорее сдержанные кивки головой, если сын делал всё верно. Никаких прикосновений, сближения с остальными участниками клана, и уж тем более никакого непозволительного милосердия со стороны ближайших родственников. Би-Хан отдал бы всё на свете за ласкающую руку матери, за объятия брата, за дружеское рукопожатие со старшими воинами. Но старший сын Грандмастера был неприкосновенной персоной, клинком, которому надлежало содержаться в строгости и чистоте помыслов. Таков был сыновий долг. «Этого не достаточно! Какая посредственность!» — кричал на него отец в присутсвии наставников. Стыд причинял больше боли, чем палка наставника, которая щедро опускалась на спину юноши в синей форме. Он падал, захлебывался от сбитого в груди дыхания, но непременно вставал… Би-Хан всегда ел один, тренировался один, и не имел права на передышку. Он с ненавистью наблюдал как отец лебезит перед Лордом Лю Каном, как демонстрирует его полезные навыки, словно он не живой человек, а всего лишь бойцовский пёс, которого натаскивают для забавы. А ещё… он был единственным криомантом в своём клане. Это унижало больше всего. Ни один трактат не мог досконально и понятно разъяснить по какой причине старший сын так слаб здоровьем в жаркие летние месяцы. Ни один из наставников не мог понять откуда в Би-Хане было столько робких попыток согреть свои до боли обмороженные пальцы, коснувшись незаметно чьей-либо теплой руки или одежд. Он искал тепла так отчаянно, что наказания стали для мальчика обыденным делом, пока сама даже мысль не превращалась в ассоциацию с болью от побоев. Скоропостижная смерть матери разломила душу Би-Хана и выпотрошила оттуда весь смысл тянуться к теплу и любви. Мать всегда была для него самым святым в его мире существом, к которому он мог подойти раз в неделю и с тихим всхлипыванием опустить своё лицо в тепло её шелковых одежд. Мама осторожничала, но ласкала его, нежно водя пальцами по тёмной макушке, тихо нашёптывая слова ободрения, да так, чтобы слуги не слышали и не передали отцу об этом. Би-Хан не жаловался ей, только просил, чтобы она не отнимала от него рук. С её кончиной волшебство любви покинуло его сердце, и там не осталось ничего кроме отчаянной жажды мести за утраченную возможность быть любимым сыном. Клан ломал волю необычного мальчика, ваяя из него идеального по всем известным канонам воина, и ничего кроме ярости и презрения в глазах Би-Хана не было…пока однажды. Семья охотников забрела в запретный скованный зимнем сонмом лес: одержимые разгоряченным чувством загнать нескольких оленей в ловушку, люди с громкими криками готовились наконец-то свалить самого крупного оленя. Однако, благородным животным удалось пересечь границу леса, спасаясь от преследователей громадными прыжками, пока за их спинами доносился вой собак и улюлюканье людей. Дозорному воину было слишком лениво останавливать чужую глупость и по условному знаку вся семья охотников из пяти человек была убита. Би-Хан был в дозоре, ему уже доверяли многие важные миссии по достижению пятнадцати лет — отец считал, что у сына Грандмастера не должно быть поблажек и себя он обязан проявить как того требует традиция. Саб-Зиро соскользнул ледяным подкатом с холма наблюдательного пункта, опрометью пробежал до места битвы и, пока воины отирали свои оборённые человеческой кровью мечи, рассматривал алые разводы на снегу. Не было никакой причины чтобы поступать так жестоко с какими-то кочевниками, которых можно было всего лишь напугать взрывом или просто отогнать стрелами. Но меж воинов давно уже ходили мерзкие переговоры о том, что жизнь в Лин Куэй была куда скучнее, чем это можно было представить. Би-Хан спиной почувствовал, что нет в этом поступке ни тоски, ни жалости, только желание попрактиковать свои навыки на живых мишенях. Он присмотрелся к одному из холмиков, на которых уже намело несколько сантиметров снега, заметил, как из-под странных одежд из шкур тонким едва видимым паром шёл теплый воздух от сбитого дыхания. Осторожно сапогом откинув шкуру в сторону, он разглядел в ворохе нелепых одежд заплаканное и испуганно лицо мальчика, который от страха расправы над роднёй весь поседел до корней волос. — Тише. Я не причиню тебе вреда, — очень спокойно проговорил Би-Хан подавая руку, чтобы мальчик встал. Но юркий паренёк в резком отчаянном порыве полоснул предложенную пятерню изогнутым ножом, скалясь и ругаясь на чужом языке, выставил единственное оружие перед собой, медленно отползая назад. Саб-Зиро дёрнулся, прихватив себя за ладонь из которой моментально хлынуло красным и закапало по белому снегу. Один из воинов завидев разборку сына Грандмастера с последним выжившим, подлетел туда, яростно рассекая воздух мечом: — Молодой Господин! Он ранил вас? Ах, ты мразь! — готовился последним размашистым движением завершить чужую агонию воин. — Цзя Мин! Не сметь! — сгусток льда полетел в занесённую руку, примораживая её к мечу. — Он мой. Связать и забрать в клан, — чётко по слогам произнёс Саб-Зиро, видя в каком священном ужасе замер его оппонент. — Молодой Господин, но ваша рука? — Царапина. Я доложу отцу, что вы вытворяете за его спиной, и как вам не терпится почесать кулаки о чужие лица. Думаю, что этот проступок не должен быть прощён, — Би-Хан злобно оглядел присутсвующих. — Никому! Ясно? — Да, молодой Господин…***
— Ешь. Не смотри на меня так. Би-Хану было разрешено приходить к новому члену клана с непозволительным постоянством. Он выбил это разрешение у посрамлённого отца, чтобы иметь рядом с собой хоть кого-то к кому он бы мог прикоснуться. Мальчишка робко протянул руку к корзине с едой, не сильно веря в то, что его могут накормить после всего что с ним было. Он затравленным зверьком посмотрел на перебинтованную руку Би-Хана, и окончательно отказался притрагиваться к пище. — Это? Ерунда. Я привык, — как-то озадаченно вздохнул молодой криомант. — Ты меня понимаешь, хотя и не говоришь на нашем языке. Что ж, теперь ты часть нашего клана, а значит, не будешь голодать. Это я тебе обещаю. Только… не умирай, пожалуйста. Эти слова вырвались из задушенного злобой и обидой горла, пролились так внезапно, что Би-Хан отступил на шаг назад, словно искал какой-то повод чтобы уйти, но двинуться с места не мог. — Я буду защищать тебя. Конечно, ты никогда не станешь членом клана как я, но…я бы не хотел чтобы они сделали из тебя такого же жадного до смертей и убийств как Цзя Мин. Меня зовут Би-Хан. Он осторожно протянул руку для первого в своей жизни дружеского рукопожатия. Было жутко. Рука немного предательски тряслась в ожидании чужого ответа: смесь эмоций от стыда до раздражения, пока седовласый паренек не привстал и осторожно коснулся своими теплыми пальцами чужих. Узкая маленькая ладонь сомкнула перебинтованную, осторожно сжала, отдавая часть тепла. — Томаш, — тихо ответил ему маленький охотник. — Томаш, — повторил Би-Хан и облегченно улыбнулся. — Я буду приносить тебе самую вкусную еду, защищать тебя как своего брата, только, пожалуйста, не зли моего отца и не говори ему о том, что ты прикоснулся ко мне. Это будет наш с тобой секрет.***
— Ты никогда не был настоящим Лин Куэй! Голос Би-Хана разлетелся над просторами, отражая всю горечь осознания, что Смоуку было куда проще принять навязанные отцом доктрины, чем поверить ему. Он не хотел, чтобы этот глупый добродушный парень так отчаянно защищал убийц, не проливших ни одной слезы и не сомневавшихся в своих действиях, когда они резали семью охотников на перевале между горами и лесом. Саб-Зиро с трудом смотрел на полностью позабывшего все обиды Томаша, и не мог уяснить, как же так вышло, что его настоящая семья так легко стёрлась из памяти, заполняясь уставами клана, его укладом и привычками. — Я всегда чтил клан и твоего отца! Я ухожу. Ты безумен, Би-Хан! — Безумен? — иронично переспросил новый Глава клана Лин Куэй. — Томаш…я поклялся защищать тебя. А ты так легко уходишь? — Это твоя защита? — обвёл рукой пространство вокруг Смоук. — Ты мне не даёшь проходу! Всюду таскаешь с собой! Ревнуешь и сходишь с ума, когда мы тренируемся с Лиенгом. Да что с тобой в самом деле, брат? — Не смей меня так называть! — с болью в голосе огрызнулся Саб-Зиро понимая, что сейчас единственный человек в его жизни покинет его, уйдёт, забрав с собой тепло своих рук, тела, обьятий. — Я…не твой брат. — Мне очень жаль, что ты так думаешь, Би-Хан. Саб-Зиро отвернулся, в очередной раз так и не сказав, что ему было слишком одиноко, что он нуждался в ком-то, кто не должен был иметь статус его брата. Ему просто нужен был друг, с которым он мог бы побыть чуточку настоящим собой, но вместо этого он снова получил то, что и всегда. Куай украл у него тепло матери, теперь вот тепло друга, и всё что его окружало превращалось в мертвенный холод, пустыню, где никто из живых не смог бы протянуть ему руки. Мир, в котором больше не осталось никого, кто мог бы разделить с ним тоску по теплу, не должен существовать. Не должен потешаться над великим Грандмастером Лин Куэй! — Ты ещё познаешь что такое холод, Томаш. Я тебе обещаю…