If he said, "Help me kill the president" I'd say he needs medicine
Чонину двадцать, и это тот возраст, когда судьба решает, что он должен быть главным героем в своей жизни, разыграв сцену прямиком из дорамы. Девушка, которая еще пару секунд назад была лишь визуальным шумом среди людей улицы, упала на него, придавив всем телом. Он даже выдохнуть не может, хотя она худенькая. Ее лицо прямо напротив его, всего в паре сантиметров. Длинные темные волосы закрывают обзор на улицу, создавая ощущение, будто они одни на всем белом свете. Пара прядей волос даже забились ему в рот. Никто из них двоих не шевелится, все еще переваривая происходящее. Одна из ее рук накрывает его, касаясь ладонями запястья. Судя по выражению лица, она удивлена не меньше него. Не каждый день на Чонина падает человек и придавливает его к асфальту. Честно говоря, подобное произошло впервые. Если это то, что нравится девочкам, которые смотрят всю эту романтику по телевизору, то очень хорошо, что женский пол не в его вкусе. Ощущается дерьмово. И очень неловко. Чонин хмурится и пытается встать, подняв и девушку вместе с собой. Она спохватывается и пытается как можно быстрее слезть с него. В процессе она успевает облапать его руки, грудь и живот. Последнее было особенно неприятно. У него гастрит, так он еще и не успел позавтракать. Она вскакивает на ноги, Чонин следом за ней, ни на секунду не отставая. Когда девушка пытается обойти его, он хватает ее за руку. — Ты кое-что забыла. Большие карие глаза невинно смотрят на него. Чонин хорошо знает этот трюк. Это его любимый. Время идет, он становится старше, но все также хорошо умеет очаровывать людей детской наивностью. Стоит выпятить губу, приподнять брови и состроить невинный взгляд, и все готово. Удивительно, как при лисьем разрезе глаз, высоких скулах и в целом андрогинных чертах лица ему до сих пор за мгновение удается переключиться и показать себя невинным зверьком, который искренне не понимает, что натворил. — Ах, да, — она ярко улыбается. Чонин тоже так делает. Это второй этап, на котором большинство уж точно поведется. Правда, ему давно не нужен был даже первый. Заказы стали серьезнее. — Простите меня, пожалуйста, — девушка кланяется до пояса. Чонин вздыхает. Пока она наклоняется, он быстро забирается в задний карман ее джинсов и достает свои давно разбитые часы Cartier и телефон. Больше ничего ценного у него нет. Ее браслет на запястье он решает не трогать. Незнакомка выпрямляется, все еще улыбаясь ему. — Еще раз простите. Чонин надеется, что его прищуренные глаза в ответ смотрят на нее с выражением дикой усталости и каплей иронии. Он бы мог объяснить, что она сделала не так, и при этом даже похвалить за хорошую тактику для отвлечения внимания, но не будет. Не стоило так нагло проходиться руками по его телу. Когда девушка заметит, что ее мелкая кража провалилась, то будет уже далеко, учитывая, как быстро она припустила от него в другую сторону. Такие провалы тоже важны. Именно они учат, как делать нужно, а как — нет. Чонин знает об этом на собственном опыте. В этом деле каждый сам за себя. Никто не учил его, и Чонину самому не хочется быть ментором. Тем более, когда у него есть проблемы поважнее. За ним следят. Он смотрит только вперед, чтобы не выдать себя, но краем глаза видит все того же милого старичка в очках. Это его новый друг, который решил составить ему компанию во время прогулки по городу. Только друзья будут идти рядом с тобой с самого выхода из дома. Удивительно, как мужчина поспевает за ним. Сейчас он замедлился, делая вид, что так всегда и ходит. Как и положено пожилым людям. Чонин тихо цокает и делает шаг вперед, чтобы продолжить свой путь. Если это те, о ком он думает, то что-то они превысили свою норму в виде одной встречи в неделю. Или лучше сказать, попытки встретиться? Чонин не уверен, что хочет ответить им взаимностью. Но в чем он уверен, так это в том, что еще минут десять, и его попытаются схватить. Стоит свернуть с этой открытой и шумной улицы на более тихую и узкую, которая будет к тому же более темной, и туда точно заедет машина. Она остановится рядом с ним, двери откроются и несколько человек попытаются затащить его в салон. Поэтому он никуда не повернет. Чонину искренне интересно, когда лопнет их терпение и они сделают что-то посерьезнее. Тогда и начнётся основное веселье. Они же тоже знают, что он их видит. Он продолжает идти по улице, на которой слишком много людей, чтобы его попытались схватить прямо сейчас. Чонин начинает контролировать дыхание, потому что адреналин все равно бежит по венам, как бы он ни делал вид, что все знает и держит ситуацию под контролем. В любой момент этот контроль может превратиться в песок, который просыпется сквозь пальцы, как ты их не сжимай вместе, чтобы удержать. Чонин доходит до перекрестка. Трехзначное число на светофоре для пешеходов говорит о том, что ему тут стоять еще долго. На дороге достаточно просторно, машин немного, но переход слишком длинный, чтобы рисковать. Тот старичок теперь ровняется с ним. Сердце в груди Чонина сжимается сильнее обычного. В следующую секунду одновременно происходят три вещи. Он слышит визг шин. Он видит черный седан, который резко останавливается на пешеходном переходе. Его локоть с силой сжимают удивительно крепкие и хваткие пальцы и дергают, из-за чего Чонин заваливается вперед. Видимо, теперь его очередь упасть на человека. Какой это тип дорамы, если он завалится на пожилого человека? Может, судьба решила дать ему еще один шанс, раз с девушкой не прокатило? Знает же, что он любит постарше, хоть и не настолько. Придется обломать ее планы во второй раз. Старик падает из-за резкого толчка в грудь и рефлекторно ослабляет ладонь. Вторая рука у Чонина была свободна. Двери машины открываются, выпуская трех людей сразу. Они одеты в черные футболки и спортивные штаны, а на голове у них темные кепки, скрывающие лица. Чонин поворачивается вправо и бежит так, будто хочет посоревноваться в скорости с парой проезжающих автомобилей, которые успешно обогнули препятствие на пешеходном переходе, громко просигналив. Три человека устремляются за ним. Судя по крупному телосложению, они много занимаются спортом. Чонин убегал и не от таких. На его счастье, в беге главное не то, насколько накачанные у тебя мышцы. Он несется по улице, лавируя между людьми, которых иногда все же задевает плечами. Оборачиваясь, он видит, что парни за ним не сбавляют темпа, отставая всего на пару метров. Пока что. Еще немного, и будет улочка, на которую можно свернуть. Рискованно, но там будет в разы меньше людей, благодаря чему он сможет бежать во всю мощь, а это сейчас главное. Тело горит как при высокой температуре, в легких не хватает кислорода, но вздохнуть нормально сейчас проблематично. Чонин не будет снова оборачиваться, чтобы не замедляться, но ему кажется, что эти люди стали еще ближе. Еще чуть-чуть, его схватят, и тогда он точно попал. Против этих троих ему не отбиться. Нельзя об этом думать, но он уже подумал, из-за чего сердце стало биться еще сильнее. Осталось метров десять и надо будет завернуть. Его проблемой всегда было то, что он не очень хорош на поворотах. К тому же, на них нужно сильно замедлиться. Можно повернуть не резко на девяносто градусов, а как будто по длиной дуге, округлив края, таким образом перемещаясь на другую сторону улицы, благодаря чему ему не придется притормаживать. Так он и делает. Когда шум улицы остался позади, погоня за ним становится более слышимой. Хотя бы машины здесь пока что не… Чонин действует на чистом инстинкте выживания. Информация от других органов чувств даже не успевает дойти до мозга, когда его глаза регистрируют на периферии зрения машину, а тело само дергается назад, пытаясь отступить как можно дальше. Испуг застревает в глотке, но ноги продолжают двигаться. Машина останавливается в сантиметрах от него. Чонин перебегает на тротуар и единственная мысль, которая мелькает в его голове: “хорошо знать, что я нужен им не только живым, но еще целым и невредимым”. Он не выдерживает и наконец поворачивает голову настолько, чтобы увидеть, что происходит позади него. Три фигуры смазаны из-за того, что он пытается рассмотреть все, не замедляясь, но они пока даже не на расстоянии вытянутой руки, чтобы его схватить, а значит, все не так плохо. Или нет. Один из парней внезапно поднимает руку с пистолетом и направляет в его сторону. Из-за ходящей ходуном картинки перед глазами непонятно, куда было направлено дуло. Вроде как, пистолет смотрит не прямо на него, но непонятно до конца. Испуганный до чертиков, он падает на ровном месте, сдирая кожу на ладонях, которые выставлены вперед, чтобы смягчить удар. Лежа на асфальте, Чонин кашляет из-за перенапряжения легких, одновременно пытаясь вобрать в себя как можно больше воздуха. Черт. Вот знал же, что нельзя было выходить в хороших джинсах. Теперь их можно только выкинуть из-за дырок на содранных коленях. Порванная одежда отходит на второй план, когда его грубо хватают сзади и заводят руки назад. К лицу прижимают тряпку. Чонин ощущает едкий металлический запах и последняя мысль уходящего в темноту сознания — удовлетворенное «попался».***
Вокруг кромешная темнота. Чонин не знает точно, где находится и что происходит вокруг. У него есть предположения, но пока он в них не уверен до конца. Эти громилы в черном схватили его и куда-то увезли, а теперь не отвечают на вопросы и даже двигаются бесшумно. Ему не за что зацепиться. На голове черный мешок, забравший опору на зрение. Даже дыхание из-за него неполноценное, что не дает мозгу кислорода для адекватной работы. Ноги и руки связаны, поэтому дотронуться он может максимум до воздуха. Спасибо, что хотя бы слух оставили, правда, тоже не стопроцентный. Сердце, кажется, скоро совсем откажет. Чонин не привык быть лишенным сразу нескольких органов чувств. Минуты тянутся как часы. Он не понимает, сколько прошло времени и жалеет, что пропустил сегодняшний завтрак, потому что желудок крутит от голода и нервов вместе, в то время как утром его крутило только от волн адреналина. Погано. Он уже сто раз пожалел, что решился на эту авантюру. Статуи в виде людей подают звуковые признаки жизни. Хоть что-то. Чонин надеется, что это знак того, что он скоро сможет вернуть себе зрение, а лучше, чтобы и руки с ногами развязали. Чонин слышит сначала звук подъезжающей машины, затем как открывается, судя по звучанию, огромная металлическая дверь, а сразу за ней раздаются шаги, звонко отдающиеся эхом по всему помещению. Стук тяжелых ботинок громче. Неизвестный ближе. Как вдруг все замолкает. С Чонина снимают плотный черный мешок, и воздух наконец поступает в легкие в полном объеме, от чего немного кружится голова. Он щурится из-за яркого света, который только добавляет боли и еще больше дезориентирует. Именно поэтому не сразу получается опознать стоящую перед ним фигуру. Проморгавшись и осмотревшись по сторонам, он понимает, что находится внутри пустого склада. Какое клише. Но этого он и ожидал. Его предположения насчет места подтвердились. Отлично. Только вот, поднимая взгляд, Чонин понимает, что все его надежды на то, кто в итоге придет на встречу, не оправдались. Возможно, его мозг совсем закоротило от пережитого стресса. Может, он на самом деле спит в своей кровати, но ущипнуть себя не дают связанные веревкой руки, отведенные за спину. Наверное, это все же не сон. Когда-то Чонин читал, что долгое отсутствие кислорода может привести к галлюцинациям. Да. Наверное, так и есть. Человек перед ним — не более, чем иллюзия. Мираж, созданный его подсознанием, чтобы помочь справиться с жестокой реальностью, потому что Чонин никогда раньше не был в таком некомфортном и бессильном положении. Иного объяснения, почему он видит одного из недавних заказчиков, с которым он по ошибке переспал, у него просто нет. Чонин даже готов признать, что это была не ошибка, потому что инициатором был он сам, а у него глаза есть. Не часто он встречает того, кто подходит всем его внутренним запросам на внешность и характер. Этот парень был именно таким. Хотелось даже повторить. Нет, это точно не может быть правдой. Он не мог тогда связаться с кем-то из мафии по незнанию. Или все же... — Не смотри так, тебе не кажется, — говорит его ошибка, совершенная несколько месяцев назад, насмешливым тоном. Теперь Чонин готов признать, что это была не ошибка. Это был полный провал. Сердце лежит где-то на уровне живота и бьется в конвульсиях. Стоило один раз нарушить собственное правило не смешивать личную жизнь и работу, как, пожалуйста, мир заставил его об этом пожалеть самым жестоким способом из всех возможных. Находясь уже на стадии торга, Чонин уверяет себя, что еще не все потеряно. Он же не знает, кто этот человек и какое положение он занимает в клане. По его расчетам, в худшем случае он бы встретился с посредником, разговор с которым не дал бы клану понять, что он в их предложении не заинтересован. Как не дали понять все его побеги от попыток с ним связаться. В лучшем случае он надеялся встретиться с кем-то из верхушки, кто смог бы донести главе клана, что им совсем не по пути. Чонин знает около половины высокопоставленных членов клана. Некоторых представляет внешне или даже видел вживую или на фото. Проблема в том, что такие люди не могут выглядеть так молодо, как этот парень, которому не больше двадцати пяти точно. Если верить Джи, то все, кто смог подняться на вершину, делали это даже не один и не два десятка лет. Мозг чуть-чуть успокаивается. Этот парень не может быть кем-то важным. Это одновременно хорошо и плохо. Чонину нужен кто-то повесомее, иначе он, увы, теряет здесь время. — Интересно, твой клан знает, что ты предатель? — чувство досады так сильно, что возвращает Чонина в реальность, чтобы наконец заговорить. — Заказал украсть у своих же. — Они не узнают, — мгновенно парирует парень снисходительным тоном. — Подчиненным не дано знать дела своего господина. Чонина теперь всерьез начинает мутить. Господина? Нет-нет-нет. Это не может быть тот самый из ниоткуда появившийся наследник. У них все еще не было информации о том, как выглядит новый господин, а доверять слухам было нельзя, потому что одни источники описывали его молодым брюнетом с волосами до плеч и со шрамом через все лицо, другие — мужчиной за тридцать с татуировками на лице и ярко-красными волосами. Был даже один слух, что старик совсем свихнулся, оставив после себя на престоле девушку. Чего люди только не придумывали, чтобы показать, что они что-то знают и не такие беспомощные от внезапно обрушившихся новостей, как все остальные. Правда же в том, что о ребенке Хван Минхека, лидера одного из самых могущественных кланов Пусана, не знал никто. Ни крупицы информации. Потому что Минхек убеждал всех, что у него нет детей. По его же словам, ему не нужны отпрыски, ведь все члены клана — его семья, а те, кто не входит в верхушку — его дети независимо от возраста, о которых он будет заботиться. И кресло на самом высоком этаже небоскреба их офиса, официально зарегистрированного как отель с самым неоригинальным названием "Five Stars", достанется кому-то из его приближенных, самому достойному управлять его людьми. Каково же было удивление, когда всплыла новость о том, что Минхек передает дело своему кровному сыну Хенджину. Чонин до сих пор помнит, каким взволнованным голосом говорил Джисон, рассказывая о последних событиях преступного мира Пусана. Честно говоря, Чонину до этого тогда не было дела. Очередная ложь, очередное предательство в их мире, где каждый припрятал нож и без колебаний воткнет его другому в спину. Ничего невероятного не произошло. Единственное, это рушило их план с Сынмином попробовать сотрудничать с кланом в ближайшее время. Чонин был этому рад и не рад одновременно. С одной стороны, оттяжка в их цели, с другой — только отчаянный пойдет к клану, который переживает не лучшие времена. Смена власти, чистки, предательства. Чонину не хотелось лезть в это болото добровольно. Поэтому он отказал Осонг Па при первой же попытке предложить работу, даже не выслушав. Вербовка новых людей при смене власти — обычное дело. Он же, правда, сделал все, чтобы не быть втянутым в этот мафиозный хаос. Да, он поддался уговорам Сынмина и все же пришел лично, чтобы отказать клану в непонятно еще каком предложении. Раз от них не могли отвязаться после четырех провальных попыток поговорить, если так можно назвать их постепенно ожесточающиеся преследования, стоило наконец разобраться в происходящем. Они хотели узнать, что им предложат, чтобы оценить масштаб возможной скорой бури, которая накроет весь преступный мир Пусана. Может, им и правда стоит купить билеты в Тайланд, чтобы залечь на дно на неопределенный срок. Они бы и там легко нашли работу. Чонин бы ни за что не дал себя похитить, если бы не знал варианты того, куда его привезут, с кем он будет говорить, что может пойти не так и как ему выбраться при наихудшем исходе. Их семидесяти процентная уверенность в том, что это будет склад, подтвердилась. Тогда какого черта все варианты того, кого отправят на переговоры, пошли по одному месту? Вероятность того, что к нему придет сам глава клана, была настолько минимальной, что они свели ее к нулю. И вот он, их глупейший просчет, стоит перед ним, смотря со смешинками в глазах на его незавидное положение. Чонин злится на свой мозг, который, несмотря на новую ужасающую правду, все еще считает главу клана одним из самых красивых парней, что он встречал. Наверное, его нейроны еще не смогли выстроить мостик связи между образом недавнего заказчика и новым господином Осонг Па. Иных объяснений нет. — Почему вдруг решил пойти на контакт? — вопрос рушит повисшую тишину и прерывает поток мыслей Чонина, напоминая ему, где он находится и что сейчас происходит. Точно. Чонин же так купился не только из-за внешности. В процессе их работы быстро стало понятно, что у парня есть какие-то извилины в мозгах, а не только внешность и деньги. И если раньше его это возбуждало, теперь только раздражает, потому что все становится гораздо сложнее. — Если такой умный и все понял, то как думаешь, какова вероятность, что после самых неудобных часов в моей жизни я захочу тебя хотя бы выслушать? — Чонин показательно приподнимает брови. — Думал, условия будут покомфортнее, когда решил поддаться вашим жалким попыткам меня поймать. Хотя бы он не думает, что Чонин настолько жалок, что его смогли так быстро поймать, запугав пистолетом. Взаимное уважение и умение по достоинству оценить другого — это важно. Еще один пункт, почему Хенджин ему тогда так понравился. Но, если честно, Чонин уверен, что отдай он более жесткий приказ свои подчиненным, они бы справились с ним довольно быстро и без того, чтобы он им в конце поддался. Это противоречило его представлениям о том, как бы с ним работала мафия. Поэтому и захотелось сделать шаг на встречу. Может, у него есть шанс, и он быстро списал Осонг Па со счетов на ближайшие пару лет, пока они не наведут порядки в своих делах. И теперь его заставили об этом сильно пожалеть. — Условия комфортные для тех, кто соглашается поговорить при первой, замечу, вежливой попытке. — Хенджин усмехается. — Для тех, кого приходится ловить месяц условия другие. Надо было сразу вспомнить, что ты любишь, когда погрубее, — говорит он, приподнимая одну бровь. Чонин незаметно пытается сглотнуть. Этот Хван Хенджин нравится ему все меньше и меньше с каждой его новой репликой. И что он тогда в нем нашел? Не помогает и положение, из которого Чонину приходится смотреть на него снизу вверх. Как будто он не на стуле сидит, а перед ним на коленях. В другой ситуации, может, ему бы такое понравилось, но сейчас так страшно, что он может ощущать себя только загнанным в капкан зверьком, в нос которого забился запах собственной крови из полученной раны. Все же сегодня весь день пошел по одному месту. — Я хотел сказать лично, раз по-другому не доходит. Отвалите уже нахрен, — Чонин начинает говорить громче в попытке показать, что Хенджин на него никак не влияет. — Тебе когда отказывают парни больше пяти раз, ты что, как тот самый тупоголовый придурок не понимаешь слово “нет” и продолжаешь навязываться? — Парни никогда не были против моих предложений, — наигранно сладко тянет Хенджин, наклоняя голову вбок. Нет, он точно издевается. Приятное воспоминание и так растоптано в свете новой информации, так его еще и добивают. — Повторю, потому что с первого раза вам всем, конечно же, никогда не понятно, — Чонин тоже выбирает тактику. Игнорировать все слова Хенджина. — Я не работаю с кланами. Так что меня твое предложение не интересовало, не интересует и не заинтересует. Перед ним встает образ Сынмина, который смотрит на него так, будто это Чонин — тупоголовый придурок, а не Хенджин. Сколько раз они обсуждали все это? Но это не Сынмин сидит связанным по рукам и ногам, не у него раздраженный пустой желудок, туман в голове и щемящее чувство стыда и разочарования в сердце. Это Чонин, который из них двоих всегда выходит общаться с заказчиком. Так что этот воображаемый образ друга с его осуждающим взглядом может идти куда подальше. — У преступника есть моральные принципы? — с фальшивым удивлением говорит Хенджин. — Думал, ты умнее. — Понимаю. Концепт справедливости таким, как ты, незнаком. Чонину очень хочется уже побыстрее завершить этот разговор, чтобы прийти домой и поесть горячий острый рамен. Ему нечего здесь больше делать, он все сказал. Не его проблема, что его не хотят понимать. Сынмину скажет, что предложение Осонг Па было дерьмовым, а их новый господин — юный дурак. — Дело не в справедливости, — Хенджин, к большому сожалению Чонина, не намерен пока заканчивать. — А в том, что если бы ты не упирался как тот самый тупоголовый придурок в стену своих принципов, то увидел бы, что мое предложение, которое ты даже не выслушал, отлично сходится с твоей высокой моралью. — Что за бред ты несешь? — если бы сейчас Хенджин сказал, что у него есть брат-близнец, который тоже будет управлять кланом, Чонин бы и того удивился меньше. — Послушай, — Хенджин говорит с ним фальшиво снисходительным тоном, будто пытается объяснить ребенку, что кричать в общественных местах нельзя. — Я предлагаю работу твоей мечты: сильно ухудшить, а в идеале даже разрушить жизнь Хянкум Па. Хенджин, видимо, сильно верит в себя, раз решил пойти против другого клана, когда его имя в преступном мире еще никто не знает. Чонин точно не хочет ввязываться в войну между кланами. — И как ты себе это представляешь? — Может, ты слышал, что они стали, так скажем, более агрессивно показывать свое давнее презрение к нам, перетягивая наших клиентов себе. Ох, Чонин точно знает, о чем речь. Недавно они с Джи, а потом и с Мини строили теории, не погиб ли старик совсем не случайно. Тем более, без наследника и с кучей потенциальных преемников, которые начали бы перебивать друг друга в попытке взять власть в собственные руки, несмотря на волю их глубоко уважаемого господина. В такое время клан легко разрушить. Легко распустить слухи, запугать людей, сказав, что теперь их поставщик ненадежен. Чонин не знает, насколько успешны были их попытки, но не думает, что особо сильно. В таком щепетильном деле, как наркоторговля, поставщик, проверенный годами, не может за секунду испариться с рынка. Никому не хочется испытывать адскую головную боль, пребывая в поисках надежного человека, которому сначала, в любом случае, нужно будет вслепую довериться. Всегда легче положиться на положительное мнение других людей. Так Осонг Па оставались и остаются лидером на рынке наркотиков в Пусане. Чонин уверен, что единственный способ уничтожить клан быстро — физически всех перебить, но для этого понадобится слишком много ресурсов, учитывая численность Осонг Па. Не говоря уже о том, что это привлечет совсем ненужное внимание общественности, а значит, и полиции, насколько бы коррумпированной она ни была. — Неужели урон от них так велик? — Чонин не удерживает свою маску незаинтересованности и приподнимает брови, спрашивая слегка удивленным тоном. — Тот факт, что он есть, уже можно считать достаточным, — Хенджин несильно поджимает губы, на мгновение сильнее выделяя скулы. — Есть вероятность, что они готовят новый вид товара, более сильный и долго действующий. Чонин выдыхает. Да, это уже звучит как то, что могло бы сильно навредить репутации и деньгам Осонг Па. Если наркотик и правда будет лучше, то рынок довольно быстро переметнется к новому поставщику. Хянкум Па нужно будет сделать совсем немного: дать товар парочке заказчиков за небольшую сумму. И если эффект будет более сильным, долгим и приятным, чем у всеми любимого мета, то слухи о новом способе почувствовать себя незабываемо будут распространятся также быстро, как лесной пожар, подгоняемый ветром. Но это только если товар и правда будет качественным и стоящим того. В чем Чонин, честно говоря, сильно сомневается. Хянкам Па уже пару десятков лет пытаются занять лидерство, но все никак не могут. — И при чем тут я? — он уже понял, что предложит Хенджин, но отказать себе в удовольствии поиграть в дурака в этой ситуации — все равно что согрешить прямо в церкви. Ему нужно хоть чуть-чуть отыграться за нанесенный за последние часы урон его достоинству. — Тебе нужно будет выкрасть формулу или образец, если выяснишь, что наркотик вообще существует, — Хенджин наклоняет голову вбок. Чонин хочет спросить, почему их клан не может сделать это своими усилиями, но разговор внезапно уходит в другую сторону. — Знаешь, обычно преступники, наоборот, только рады предложениям от кланов. Я думаю, у тебя есть личная причина, по которой ты против сотрудничества с нами. — И, несмотря на это, ты все равно решил, что я должен согласиться на твое предложение? — Чонин не сдерживается и усмехается. — Я могу тебе помочь. Личная мотивация всегда сильнее любых денег, — говорит Хенджин, смотря на него в упор так, будто пытается прочитать мысли. — Что это? Старая добрая месть? Кто-то из клана убил близкого? Родители? Сестра или брат? С каждым новым вопросом Чонин все больше ощущает, как в груди что-то взрывается, а воздуха в просторном помещении становится в разы меньше. Помещение сужается и начинает на него давить. Переводя взгляд на стены, чтобы не смотреть на Хенджина, который уже и так наверняка все понял, Чонин мысленно считает количество углов, чтобы успокоить себя и отвлечь. Желание побыстрее отсюда уйти ослабело уже на моменте упомянутого имени самого ненавистного клана. Теперь он еще и достал припрятанный в рукаве туз, догадавшись, что Чонин не просто из-за странных моральных принципов не работает на мафию. Если он готов помочь… Хенджин и правда один из немногих обладает достаточными возможностями, что это сделать. — Ты поможешь мне, я помогу тебе, и все в выигрыше, — добавляет Хенджин. Тихо прокашливаясь, чтобы голос звучал не хрипло, Чонин поднимает голову, сразу сталкиваясь со сфокусированным только на нем взглядом. Такое ощущение, будто его пытаются рассмотреть под микроскопом, хотят увидеть все внутренности. — И если я все равно откажусь? — Чонин спрашивает подчеркнуто издевательским тоном, как будто он уже решил не связываться с Хенджином. На самом деле, ему необходимо знать, что глава клана сделает, если он и правда откажет, учитывая, что он может знать больше, чем о его связи со взрывом суда. Не то чтобы Чонин ожидает правдивый ответ, но и не спросить не может. — Ты же не один такой прекрасный воришка, — Хенджин приподнимает одну бровь, говоря следующие слова более холодным голосом. — Найду кого-нибудь другого. — Мне нужно подумать. В голову так и не пришло ничего получше, чем отложить разговор. Ему нужно собраться с мыслями, а еще послушать, что скажут Сынмин и Джисон. Чонин меньше всего ожидал предложение, касающееся другого клана, когда Осонг Па сами переживают смутное время. Хенджин продолжает буравить его взглядом. Наверняка думает, что это его очередная попытка улизнуть, несмотря на то, что Чонин им сегодня поддался. — Подумай, — говорит так, будто приказывает. Поворачиваясь, он смотрит на одного из своих подчиненных, жестом показывая подойти ближе. К нему подбегает парень. Останавливаясь, он протягивает телефон, который они отобрали у Чонина. Его старенький с трещиной на экране самсунг, в котором ничего нет. Подменка как раз для таких дел. Хенджин берет ее и набирает что-то на экране. Затем он делает ровно два шага, сокращая между ними расстояние настолько, что, не будь у него связаны щиколотки, Чонин мог бы его пнуть по ногам. Как жаль. На колени падает телефон, на экране которого видны цифры. — Свяжешься, как примешь решение. И лучше тебе это сделать самому, — тон Хенджина намекает, что в противном случае Чонину не понравятся последствия. — Даю три дня. Даже если откажешься, то обещаю больше тебя не беспокоить, — серьезно говорит он, держит с ним зрительный контакт еще пять секунд в полной тишине и разворачивается, шагая в сторону выхода. — Эй! — окрикивает его Чонин. — Так и оставишь меня здесь связанным? — Таким ты мне нравишься больше, — бросает Хенджин, даже не оборачиваясь. Чонин уверен, что он сказал это, приподняв уголки губ. — Как я, по-твоему, отсюда уйду? — возмущается Чонин. — И это твоя забота о потенциальном партнере? — Не строй из себя даму в беде, — Хенджин все же оборачивается, уже на полпути к выходу, на его лице и правда ухмылка. — Никто не доставал из твоего кроссовка ножик. Уверен, ты бывал в такой ситуации не раз и знаешь, что делать. Чонин действительно бывал связанным по рукам и ногам не раз. И не всегда в контексте похищения. Почему-то он уверен, что Хенджин и до этого догадался.***
Чонин быстрым шагом спускается по лестнице, толкает дверь подъезда и, натягивая на голову капюшон черной толстовки, выходит на улицу. Он не успел даже обрадоваться, что наконец пришел домой, как увидел, что рамен закончился. Можно было, конечно, доесть остатки риса, но он слишком долго ждал момент, когда снова может поесть, чтобы размениваться на что-то меньшее, чем две порции любимого острого рамена. Рамен, купленный на месяц, снова почти весь закончился за десять дней. Надо бы поменьше питаться только быстрорастворимой лапшой. Эти слова Чонин говорит себе стабильно пару раз в неделю. Но когда ты и твой сосед не любители готовки, которые еще и вспоминают о еде только тогда, когда голод уже слишком силен, чтобы ждать, то сложно отказаться от такого легкого и при этом вкусного пути. Отдав Сынмину телефон на проверку, он взял другой, чтобы позвонить Джисону, который пытался узнать все о Хван Хенджине с того момента, как о его существовании в принципе стало известно. Пока что непонятно, лучше он или хуже предыдущего господина, но хотя бы его люди в итоге помогли Чонину сначала с веревками, а затем довезли до автобусной остановки у края города. Дальше никому не нужно знать, куда бы он отправился. Но он все равно потратил на бесполезные маршруты в паре кварталах от дома пол часа, чтобы запутать тех, кто возможно мог за ним следить. Без приказа люди Хенджина и пальцем бы не пошевелили, оставив его одного, связанного и беспомощного посреди склада. Далеко не все, кто хотел с ним сотрудничать, одаривали Чонина такой роскошью. После попыток убить на месте, когда он исполнял свою часть договоренности, перспектива дойти пешком от какого-то пустыря до окраины Пусана не казалась особо ужасной. Приключение на несколько часов. Джисон берет трубку быстро. — Йенни? — в его голосе можно услышать легкое волнение. — Ты где? Как все прошло? — Джисони, — приторным голосом тянет Чонин, передразнивая. — Я уже успел зайти домой, иду в магазин. Угадай, кого я в итоге встретил. — Свою любовь? — Чонин не может сдержаться, чтобы не закатить глаза. Конечно, что еще он мог ожидать от Джисона. — Хотя, стой, это же невозможно. Ты уже давно встретил меня. Чонин шумно выдыхает прямо в динамик телефона, толсто намекая на свою раздражительность, потому что словесно на это реагировать нет сил. Иногда у него бывает настроение подыграть Джисону, но не тогда, когда он несколько часов провел связанным и голодным. Не говоря уже о том, какие сюрпризы преподнесла ему, казалось бы, точно распланированная встреча. — Нет, я встретил нового господина Осонг Па, — легким тоном говорит Чонин, когда идет в сторону круглосуточно работающего (и поэтому любимого) магазинчика. Самое главное, его держит проверенная старушка, а в самом помещении нет ни одной камеры. Это звучит безопаснее для их разговора сейчас, чем квартира, пока Сынмин еще не убедился, что на телефон не установили какой-нибудь неприятный сюрприз. Такие срочные новости не терпят того, чтобы назначать личную встречу. Чонин уверен, Хенджин скоро покажет себя, а значит, его информация в любой момент может стать бесполезной. Хоть он и не думает, что внешность Хенджина — что-то важное, но так думают другие. Как будто им это сильно поможет. — Что?! — Чонин резко убирает голову от телефона, чтобы не оглохнуть. — Серьезно? Ты не шутишь? Уж лучше это была бы шутка. Пранк за то, что той ночью Чонин сбежал сразу после того, как они закончили. Не всякое мужское эго такое выдерживает, проверено на личном опыте. — Сам не ожидал, — фыркает он. — Но они привезли меня именно в тот склад, о котором ты говорил. Да и фамильный перстень не выглядел, как попытка одурачить. — Когда Чонин увидел пятиконечную звезду на руке Хенджина, такую же, которую носил только Хван Минхек, то все попытки отрицать реальность прекратились. — И что в итоге? Хоть какие-то слухи были правдой? — резким тоном спрашивает Джисон, чуть ли не выплевывая вопросы. Чонин слышит, как, видимо, на стол падает блокнот и отскакивает колпачок ручки. — Расскажи мне все. Какой он? Заносчивый идиот, вот какой он. Но Чонин понимает, что Джисона интересует совсем не это. — Блондин с длинными волосами, но они не доходят до плеч, чуть выше меня, стройный, ровный нос, пухлые губы, — перечисляет Чонин, на автомате проверяя через отражение витрин, что происходит позади него. Все чисто. Он толкает дверь в магазин, затем на ходу берет корзинку и по хорошо знакомому маршруту сразу направляется к полке с раменом. — Из опознавательных черт у него только родинка под глазом. — То, что у него не темные волосы уже достаточный опознавательный признак, — в голосе Джисона слышится открытый интерес. — Думаю, он скоро вернётся к естественному цвету, когда решит заявить о себе, — говорит Чонин, складывая пачки с раменом в корзинку. — Да, пока это, наверное, как раз для отвлечения, — задумчиво тянет Джисон. — Татуировок не видел? Чонин почти роняет стеклянную бутылку с лимонадом, который решил тоже взять, потому что перед глазами вспыхивает воспоминание того, как он покрывает шею Хенджина поцелуями в темно-красном освещении туалета того клуба, где они встретились, чтобы он отдал краденые документы. Опускаясь ниже, он тогда успел расстегнуть только одну пуговицу, когда его отвлекли руки, поднявшие подбородок, а затем и губы, накрывшие его собственные. Тогда он думал, что это горячо, но сейчас уверен, что Хенджин его специально отвлек. Чонин еле сдерживает цокание в негодовании. Он его провел. — Одежда была вся закрытая, — цедит Чонин, не обращая внимания, какой звук издает стекло при не самом нежном столкновении с дном корзинки. — Ничего не было видно. — И какова твоя оценка? — игривым тоном спрашивает Джисон. Конечно, он не мог не спросить. Чонин ждал этот вопрос и был заранее готов. — Восемь, — бросает он, подходя к кассе. На самом деле, восемь с половиной, хотя еще вчера он бы сказал девять, но лучше об этом не говорить. Правдивый ответ надломит эго Джисона, а он им еще нужен. Да и шутки его иногда неплохие. — Восемь?! Как? Это же больше, чем у меня, — Чонин уверен, что он в этот момент привычно надул губы. Вообще-то, это была глупая идея Джисона начать оценивать внешность парней, потому что ему было скучно сидеть с ним в клубе и ждать заказчика, так что теперь пусть не жалуется. — Добавь мне один балл за дружбу, и мы с твоим Хенджином будем на равных. — Во-первых, я бы за это только отнял балл, — хмыкает Чонин, ставя корзинку на ленту, из-за чего приходится зажать телефон между головой и плечом, чтобы начать доставать продукты. — Во-вторых, никакой он не мой. — Не буду скрывать, я уже представляю, сколько денег мне отвалят за описание внешности нового господина, — довольно тянет Джисон. — Ты сегодня сделал меня в разы богаче, Чонин-а. — Не за просто так. — Конечно-конечно. Так, а что в итоге он тебе предложил? Ради чего вас выискивали все это время? — Сказал, что ему нужна моя помощь в их клановых разборках, — отворачивает голову в сторону и понижает голос Чонин, все еще стоя на кассе в ожидании, когда мужчина перед ним расплатится. — С Хянкум Па. — Не рановато ли? — удивленно говорит Джисон. — Неужели все так плохо? Он же еще даже в своем клане не до конца навел порядок. Чонин неосознанно кивает головой на каждую мысль Джисона. Он тоже об этом думал. Либо Хенджин из-за неопытности и юности не очень понимает ситуацию и хочет громко заявить о себе. Такого молодого господина уважать сложно, если он не докажет свою значимость жестокостью и силой. А без уважения не будет и доверия, особенно у заказчиков. Либо все гораздо хуже, и Хенджин сильно не договаривает об уроне, который им успели нанести за последние месяцы. А может, и то и другое сразу. Эти два момента для него пока сильно перевешивают в сторону потенциального отказа. Последнее, что ему нужно — неадекватно оценивающий ситуацию заказчик с комплексом бога. Чонин хоть и наверняка младше Хенджина, но уже по опыту знает, с кем не стоит иметь дело. Иногда это на уровне инстинктов. Ему просто не нравится человек, и, хотя он не может объяснить рационально почему, все равно отказывает. Парочка экспериментов, когда он пошел против этого чувства, привели не к лучшим последствиям, так что теперь он доверяет своему чутью. Удивительно, но от Хенджина такого ощудения неправильности нет. Может, дело в том, что здесь его чувства смешаны с его глупой ошибкой, совершенной четыре месяца назад. В этот раз он бы тогда относился к ним более скептически. — Дело не только в этих слухах про попытки отжать часть рынка, — все еще тихо объясняет он в телефон, приложенный к плечу, пока кассир пробивает ему продукты, а он их складывает в пакет. — Он сказал, что, возможно, может появиться новый вид товара. И мне нужно выяснить, так ли это. — Что? — удивленным тоном произносит Джисон. — Это… этого не было уже очень давно. — Поэтому я и не особо верю, что это правда, если честно, — отвечает Чонин, доставая из кармана купюры, чтобы расплатиться. Он еще с утра планировал попозже зайти в магазин, поэтому и взял наличку. Смешно, что ее не отобрали даже тогда, когда обсматривали его всего. Тот серьезный на вид мужчина просто вытащил деньги, обсмотрел каждую купюру и засунул все обратно в задний карман его джинс. — И ты ему отказал? — спрашивает Джисон. — Нет. Сказал, что подумаю, — отвечает Чонин, выходя из магазина с пакетом, полным рамена и газировки. Не терпится поесть. — Надо сначала обсудить с Мини, а потом уже решать. Хотел рассказать тебе новости первым. Может, ты можешь узнать об этом всем побольше? В течение ближайших трех дней. У меня столько на размышления. Именно поэтому Джисону надо было рассказать первым. Времени не так уж и много. Чонин глубоко вздыхает, наконец-то приближаясь к своей многоэтажке, которая сейчас в свете низкого солнца выглядит еще теплее и роднее, чем обычно. Надо остановить мысли и отдохнуть, потому что в его состоянии ничего продуктивного от обдумываний не будет точно. Сначала душ, еда и полежать в кровати пару часов, а потом все остальное. — Я посмотрю, что смогу сделать. Если что-то найду, сразу позвоню, — говорит Джисон. Один из двух еще живых людей, обещаниям которых Чонин верит. — Спасибо за новости, ты отлично поработал, — его тон смягчается. — Так что отдохни хорошенько. Уверен, у тебя сегодня был тяжелый день. У Чонина ощущение, что прошли уже сутки с разговора с Хенджином, хотя на деле прошло около пары часов. Не говоря уже о том, что сегодняшнее утро ощущается так, будто оно было неделю назад, а сейчас только время ужина. — Я уже жду лифт, — говорит он, пока смотрит, как меняются цифры на экранчике над железной дверью. — Позвони, даже если ничего не найдешь, хорошо? — Конечно, — заверяет Джисон. — Пока, Йенни. — Пока, Джи, — отнимает от уха телефон Чонин и заходит в кабинку лифта, прикрывая глаза.***
Обычно светло-серую комнату сейчас можно спутать с оранжевой. Лучи осеннего заката проникают на кухню, отскакивают от светлых поверхностей мебели и добавляют еще больше теплого света маленькому пространству. Если долго смотреть в окно, то можно увидеть редких птиц, черным пятном пролетающих по градиенту из розового, оранжевого и пурпурного цвета. Само солнце не видно, но иногда оно отражается в окне многоэтажного дома напротив, заставляя прищурить глаза от резкого света. Окно открыто, и поэтому слышен шум машин, проезжающих по дороге, а еще можно услышать разговоры проходящих мимо людей, если они будут говорить достаточно громко. Высокий этаж не позволит разобрать детали слов, но это приятное дополнение к транспорту, которое добавляет чуть больше жизни происходящему. Как будто ты сейчас стоишь там, на улице, и границ между кухней и миром вовне не существует. — Чонин-а, — мягко зовет мама, из-за чего он теперь смотрит не на переливы неба, а на ее красивое лицо, что возвращает его обратно на их кухню, — ешь, пока не остыло. Он неловко улыбается и берется за рис с двойным энтузиазмом. Сегодня выходной, но мама снова работала. Хотя бы она пришла до захода солнца, а не как по будням. Чонин видит, что линии вокруг глаз, носа и губ стали более резкими и глубокими, делая лицо более изможденным. Хочется убрать их, потому что ему не нравится, когда мама выглядит так устало. Он старается радовать ее своими успехами в школе, а еще прибирается по дому. Пару раз хотелось даже что-то приготовить, но в итоге пришлось в ускоренном режиме убирать кухню, чтобы не расстроить ее еще больше. Не потому что она бы на него накричала, этого она никогда не делает, а потому что не хочется доставлять ей лишних хлопот. Субин звал его гулять. Сейчас последние теплые деньки, когда они могут побыть вместе вне стен школы, еще не загруженные школьными обязанностями. Скоро световой день станет еще короче, и тогда он не сможет веселиться с ним также долго, как летом. Он отказал. Мама сказала, что это воскресенье они могут провести вместе, сходить в парк, а она даже прокатится с ним на аттракционах. Они уже были готовы выходить из дома, когда ей позвонили, и она сказала, что срочно нужна на работе. Иногда Чонин думает, что не хочет работать, потому что тогда у него не будет даже одного дня для отдыха. И как взрослые с этим живут? Правда, наблюдая за старшеклассниками, ему кажется, что тот период жизни, когда у тебя нет полноценных выходных начинается сразу после средней школы. У Чонина еще есть много лет в запасе до того, как он узнает, так ли это, потому что пока он только в младшей школе. Так что он просидел дома весь день, читая книгу. Теперь же засмотрелся на небо, хотя стоило больше внимания уделить маме, которая пришла всего лишь час назад, и сразу стала готовить им ужин. Чайная ложка какого-то горького чувства рассыпается в его груди множеством мелких гранул. — Очень вкусно, спасибо, мам, — во все зубы улыбается он, когда тарелка становится пустой. Мама любит, когда он улыбается, поэтому Чонину хочется делать это как можно чаще. Сейчас снова сработало, потому что она приподнимает уголки губ, а выражение ее лица становится более мягким, как будто стирает ей лет пять жизни. — Хочешь добавку? — Нет, я наелся. Чонин вскакивает со стула, берет два стакана с полотенца, где сушится посуда, достает из холодильника большую бутылку шоколадного молока и, стараясь не расплескать все по кухонному столу, на котором они готовят, наливает его в стаканы. Они с мамой любят выпить сладкого молока после еды. Увлеченный процессом, Чонин не замечает, что в комнате уже гораздо темнее. Теплый оранжевый свет сменился на тусклый синий. Почему-то, он не увидел этого, когда наливал молоко в первый стакан, но сейчас, когда он делает это со вторым, света так мало, что задача не разлить жидкость становится трудно выполнимой. Так не пойдет. Он подходит к двери, рядом с которой переключатель, и теперь комната заполнена жестким искусственным белым светом с желтизной. Почему мама ничего не сказала? Даже звуки машин не слышно, хотя вечером их только больше. Чонин быстро оборачивается и видит, что их белые кафельные плиты приобрели еще один цвет — алый. Его немного, всего несколько капель. На кухне теперь не только он с мамой, но добавился еще и третий человек, облаченный во все черное. Видны только его глаза из узкой щелочки плотной темной одежды. В его руке пистолет, и Чонин клянется, что видит дым из дула, которое до сих пор направлено на грудь его мамы. Ее карие глаза смотрят в потолок, потеряв привычную теплоту, а темные длинные волосы как будто потеряли весь свой блеск в одно мгновение. Как он не услышал выстрел? Сейчас в комнате только звук его бешено стучащего сердца. Он не знает, сколько смотрит так на самую страшную картину в его жизни. Чонин парализован и не может сделать и шага, чтобы хотя бы подбежать к маме и проверить, правда ли она мертва. Переводя взгляд на человека рядом с ней, он теряет способность дышать, потому что теперь он узнает его. Платиновые пряди Хван Хенджина насмешливо похожи на нимб даже при резком кухонном освещении. Он смотрит на Чонина в упор. Кажется, что его темные глаза хотят его уничтожить. Когда проходит еще несколько секунд, и тишина в комнате все еще заполнена только стуком одного детского сердца о грудную клетку, Хенджин поднимает пистолет, целясь именно в этот орган, и, так и не сказав ни слова, стреляет.***
Чонин уверен, что сейчас умрет. Он хватает ртом воздух в попытке отдышаться. Ощущение, будто он вынырнул из-под толщи воды, которая все же успела заполнить его внутренности. Грудь то сильно сжимается, то расслабляется на пару мгновений, чтобы снова отрубить доступ к кислороду. Он еле как сжимает дрожащую руку в кулак, бьет себя по солнечному сплетению, но получается так слабо, что не помогает ни на йоту. Кажется, что дуло все еще направлено на него, что сейчас Хенджин откроет дверь в его комнату и выстрелит, и теперь он точно будет убит. Темнота комнаты пугает. Если он не может видеть вокруг, то опасность может появиться рядом в любой момент. Чонин заставляет себя на дрожащих ногах подняться с постели и пытается как можно быстрее дойти до ванной. В коридоре тоже ничего не видно, но ему надо всего лишь сделать около четырех шагов по прямой. Открывая дверь, он включает свет. Чонин думал, что тогда страх перестанет держать его грудь в жесткой хватке, но нет. Кто-то может выйти из коридора, где все еще нет света, и убить его в эту же секунду. Сейчас он легкая добыча, потому что картинка перед ним размытая, как будто зрение понизилось на несколько диоптрий. Кажется, это из-за того, что он плачет. Вслушиваясь, чтобы понять, нет ли рядом чужих шагов, Чонин понимает, что он точно рыдает, если судить по звукам, доносящимся из его рта. Он опирается одной дрожащей рукой о раковину, а второй включает холодную воду, чтобы смыть слезы, затопившие все лицо. Надо прочистить зрение, так будет понятнее. Ощущение, будто все тело горит как при температуре под сорок. Прохлада воды немного помогает, но это краткосрочный эффект. Сжимая глаза изо всех сил, Чонин хочет выдавить все слезы, чтобы их больше не было. Кто-то может подойти из-за спины. У него может быть нож. Его можно ударить, а Чонин не сможет защитить себя. И это точно произойдет прямо сейчас. В этом он уверен так же, как в собственном имени. Надо успокоиться. Тогда, возможно, он сможет дать отпор. Чонин вспоминает, что нужно делать. Усиленно концентрируясь на шуме льющейся из-под крана воды, он задерживает дыхание, отсчитывает четыре секунды и медленно выдыхает, снова отсчитывая от одного до четырех, только чтобы повторить задержку и также медленно вдохнуть под счет. Пока получается плохо. Приходится делать резкие вдохи или выдохи из-за нового громкого всхлипа. Он не может полностью контролировать свое тело. Слезы все еще льются, в груди все еще ощущение чего-то кислого, протухшего и жгучего. Такое же ощущение и в животе. Неосознанно раскачиваясь вперед назад с небольшой амплитудой, Чонин пытается привести себя в чувства. Кожа пропитана потом, который ощущается как липкий слой вязкой жижи, как будто он упал в чан с жирным супом. Надо зайти в душ и смыть с себя это. Может, тогда станет легче. По привычке выкручивая кран до уровня, когда вода на пару градусов выше комфортной теплой температуры, Чонин стоит в кабинке душа в спальных шортах и просто хочет, чтобы поток воды смыл с него все чувства. Убежденность в неминуемой смерти постепенно отступает, но в груди все равно гадко. В теле такая слабость, что он садится на пол, и снова начинает дышать по квадрату. Это единственное, что помогает. Стоило догадаться, что его накроет после всего, что вывалилось за день, поэтому на беспробудную спокойную ночь можно было и не рассчитывать. Обычно он не помнит свои сны и только этому рад. С тех пор, как мама погибла, во снах к нему приходит только она. И всегда их встречи заканчиваются одинаковой невыносимой болью. Конечно, это снова случилось, когда Хенджин продержал его связанным и без полного доступа к кислороду несколько часов, когда он вообще появился и когда он напомнил ему о том, что Чонин предпочитает не вспоминать, но что все равно преследует его в виде, как минимум, чувства скорби каждый день уже семь лет. Он не часто позволяет себе думать о том солнечном осеннем дне, когда посреди урока к ним зашел классный руководитель и попросил пройти с ним. Чонин тогда так испугался, что сделал что-то плохое, и лучше бы это и правда было причиной, из-за которой его вызвали. Пока он перебирал в уме все варианты, где он по незнанию мог нарушить правила, они дошли до одной из скамеек снаружи школы. Именно так, сидя на ней, ощущая легкий теплый ветер и прищуривая глаза от солнца, он узнал, что стал сиротой. Часами позже в голову пришла мысль, что он видел маму сегодня утром в последний раз, и что у него больше нет возможности посмотреть в ее добрые глаза хотя бы еще разочек. Всего один. Может, другие бы поспорили насчет доброты глаз судьи окружного суда Пусана. Особенно те, кто был хотя бы раз на заседаниях, которые она вела. Как раз во время одного из таких здание суда и взорвалось. Ему много раз тогда говорили, что это ужасная случайность. Случайность, которая привела к смертям десятков людей, в том числе, его единственного близкого человека. В голове Чонина просто не укладывалось, как такое может быть. Как человек может жить обычной жизнью, делать привычные дела, а в следующую секунду перестать существовать, не сказав даже пару слов на прощание. Расследование быстро закрыли, списав все на безответственного сотрудника, который сам признался, что виноват в несоблюдении правил безопасности и некорректном обслуживании газовой системы. Обычная человеческая халатность. Пак Суджин — так звали человека, из-за которого Чонин потерял маму. Его быстро забрали в детский дом, который стал для него такой же тюрьмой, как и для Суджина та камера, в которую его посадили пожизненно. Чонин считал, что это несправедливо. Почему он должен страдать из-за ошибок чужого человека? Почему он должен плакать каждый день как минимум час в подушку, ходить с камнем, от которого теперь никогда не избавиться, на сердце, потому что мертвые не возвращаются с того света? Почему он должен жить в комнате с еще тремя людьми и не может жить хотя бы один в их родном доме? Почему он теперь должен есть пресный рис вместо жареного с овощами, который делала его мама? Он злился, но у него не было энергии на это из-за высасывающего все силы чувства утраты и скорби. Да и дело быстро разрешилось. Раньше яркий и всегда улыбающийся, в детском доме Чонин получил прозвище “дохляк”. Пацаны говорили, что им не нравится смотреть на него, потому что у них появляется ощущение, что рядом с ними сидит труп, который почему-то умеет воспроизводить базовые человеческие движения. Не говоря о том, что Чонин болел гораздо чаще остальных. Он никогда не обращал на это внимания, потому что привык с детства, а потом уже к тринадцати годам иммунитет смог окрепнуть благодаря всем тем витаминам, таблеткам, здоровой еде и обязательным физическим упражнениям каждый день, к которым приучила его мама. Но все ее старания быстро стали напрасными, когда Чонин из-за нехватки еды, которую он не мог положить себе в рот, снова стал тем слабым ребенком из раннего детства. Все было не настолько сильно запущенно, но достаточно в сравнении с другими детьми, чтобы изолятор стал чуть ли не его второй комнатой. Воспитатели пытались ему помочь, но Чонин не хотел этого. Он ничего не хотел. Жизнь казалась такой бессмысленной, что перспектива спать большую часть дня звучала неплохо. Тогда на помощь ему пришел Сынмин. Не то чтобы он сделал это специально. Вообще-то, у него тогда была противоположная цель. — Какой же ты жалкий. Чонин в очередной раз молча смотрел в потолок, и Сынмина это бесило. Раньше он мог хотя бы ненадолго побыть один в комнате, но с новеньким об этой роскоши пришлось забыть. Ему жизненно необходимо изолироваться от людей хотя бы на пару часов за три дня. Тем более, Сынмину не жаль Чонина. Они все здесь потеряли родителей или никогда их не знали, но все живут дальше. — Ты знаешь, что пока ты тут строишь из себя несчастного, семья того убийцы улетела из Кореи и живет себе припеваючи? — Ты знаешь, что врунам раньше отрезали языки? — лениво отвечает Чонин. — Я не вру! — вскакивает с постели Сынмин и подходит к кровати Чонина, смотря на него сверху. — Я прочитал это в интернете. — Веришь всему, что пишут в интернете? Кто из нас еще жалкий? — Я умею проверять информацию на правдивость. Сынмин щурит глаза. Ему кажется, что получается грозно, но когда Чонин переводит на него взгляд, то не сдерживает фырканье. — Докажи. У них есть отдельные часы, когда можно воспользоваться компьютером. Техники немного, поэтому записываться надо сильно заранее, а потом еще и молиться, чтобы к тебе не подошел кто-нибудь посильнее и постарше и не применил свой авторитет или кулаки, забирая место себе. Сынмина не трогают, хотя физическими данными, с помощью которых можно дать отпор, он похвастаться не может. Зато он достаточно наблюдательный, чтобы знать чужие секреты, и получать с их помощью то, что хочет: спокойствие и тишину. Только с Чонином пока так не выходит, потому что он только и делает, что лежит в изоляторе или в их комнате на четверых. Не за что зацепиться. Через пару дней после разговора Сынмин тащит их двоих к компьютеру. Он не знает, зачем вообще так старается, но унылое лицо дохляка отравляет всю атмосферу их комнаты, и ему надоело это терпеть. Сынмин уверен, что прав. Сначала он просто хотел прочитать про произошедшее, потому что ему нравится знать все и обо всем, а взрыв судебного здания потряс весь Пусан. Долгая жизнь в детском доме научила его не доверять людям и тому, что они говорят. Правда всегда в действиях. И когда виновник сам пришел и сдался полиции, из-за чего дело закрыли, так по сути и не успев даже начать расследовать, Сынмин насторожился. Звучит слишком складно. Что-то здесь не так. Поиски заняли у него дольше обычного, но в итоге он нашел ответ. В конце очередной просматриваемой статьи всего лишь одна строчка о том, что семья заключенного уехала из Кореи, чтобы начать новую жизнь. Автор наверняка предполагал, что это из-за невозможности жить, когда вокруг все знают, кто твой муж и отец, а значит, в лучшем случае косые взгляды осуждения будут преследовать везде, хотя ты не виновен в трагедии. Но людям же все равно. Звучало убедительно, только если бы ранее он не прочитал, что семья заключенного далеко не из богатых, что у них три ребенка и что его жена только родила четвертого, из-за чего не могла работать какое-то время раньше. Это все, по идее автора, должно было быть достаточно отягощающим фактором, чтобы срок смягчили. Сынмин иногда поражался тупости других людей. Как бы это могло помочь, когда детям нечего будет есть уже завтра, а матери придется взять сразу несколько подработок? Но это не важно. Важно то, что откуда-то у них появились билеты на самолет аж до Америки, а еще достаточно денег, чтобы начать новую жизнь в другой, причем недешевой стране, что само по себе странно, не говоря о том, что совсем не богатой семье не дали бы так быстро и просто иммигрировать. Тогда все встало на свои места. Чонин слушал Сынмина и впервые за долгое время чувствовал, что в его груди появляется что-то иное. Что-то, что не похоже на многолетнюю мерзлоту. Льды таяли, как будто их взяли и начали обжигать огнеметом, только вместо воды из них лился яд. Он наполнял его сердце настолько неприятным ощущением, что хотелось закричать, несмотря на людей рядом. Невероятно, как быстро Чонин поверил, что никакой утечки не было. Пара слов Сынмина о том, что в тот день судили двух членов мафии, которых долго пытались поймать, и в его голове больше никогда не мелькала мысль, что его мама погибла случайно. После все говорили, что дохляка как будто подменили. Вместо расфокусированного, всегда бледного и болезненно худого Чонина появился кто-то другой. Он набрал только часть сброшенного веса, потому что еда все еще была отстойной, а кто говорил иначе, просто никогда не пробовал другого. Он быстро вспомнил все упражнения, которые делал по утрам, стал выходить на свежий воздух и постепенно возвращал себе привычный облик, потому что ему самому было страшно от отражения в зеркале, когда он наконец в него посмотрелся спустя четыре месяца. Маме бы не понравилось. Все потому что тогда у Чонина появилась простая цель, которая определила его дальнейшую жизнь: сначала найти, а потом отомстить тому, кто забрал у него самого родного и близкого человека. И сейчас, успокоившись достаточно, чтобы слезы остановились, а дыхание перестало быть рваным, он продолжает сидеть на полу душевой кабинки и думает о том, что теперь у него появился реальный шанс сделать все на несколько лет раньше, чем он планировал даже в наилучшем из вариантов. Осталось понять, готов ли он из-за этой соблазнительной перспективы сотрудничать с кланом, членов которого его мама должна была судить в свой последний день жизни.***
— Тебе нужно перекрасить волосы, — первое, что говорит Чан, когда машина, в которую они только что сели, отъезжает от ресторана. — Я думал о красном цвете. — Это было бы эффектно, — решает подыграть он, смотря в окно на сменяющие друг друга цветные огни вечернего Пусана. — Новость о том, что новый господин Осонг Па выглядит как помидор быстро бы разнеслась по городу. Нашим конкурентам бы понравилось. Хенджин не сдерживает смех. — Неправда, я бы выглядел сексуально. И даже угрожающе, — задумчиво добавляет он, смотря вверх, как бы представляя себя с новой прической. Чан невольно думает о том, что Хенджин прав. Если бы кто и смог выглядеть не как посмешище или трудный подросток даже с яркими красными волосами, то это он. — И все же, — говорит Чан, понижая голос в надежде, что его друг перестанет отшучиваться на не раз поднятую тему. — И все же, мы продлили договор, несмотря на мои ужасные волосы, — Хенджин копирует его, добавляя в голос больше твердости, намекая, что продолжать разговор на эту тему он не хочет. Жаль, что Бан Чан — чуть ли не единственный человек, на которого ему сложно подействовать, чтобы запугать. Так происходит, когда кто-то хорошо знает тебя больше десяти лет и помнит еще худощавым ребенком, который не знал, как наносить классические удары. — Я просто не понимаю, зачем ты усложняешь себе жизнь, когда полно других проблем. Он правда не понимает. Да, Хенджин молодец, что смог убедить одного из постоянных заказчиков, что с ними стоит продолжать сотрудничество. Два часа переговоров в ресторане, который сегодня вечером обслуживал только их, и они разошлись, пожав руки. Но он все это время стоял рядом и мог наблюдать, каким взглядом смотрят на Хенджина, как его оценивают. Сначала он вообще был уверен, что их ждёт отказ, потому что мужчина пожилых лет, с которым им нужно было договориться, первые минуты сидел, поджав губы. По мере того, как Хенджин говорил с ним, скепсис в глазах сменялся интересом, а под конец встречи в его взгляде была удовлетворенность вместе с уважением. Сначала Чан думал, что блонд его друга — на первое время, пока он не принял на себя обязанности господина. Когда же он не вернулся к темному цвету даже после смерти отца, пришлось впервые поднять вопрос, на который Хенджин каждый раз отвечал иначе. Что еще больше убедило его, что ни один ответ не является правдой. По крайней мере, не полной. “Кто-то должен привнести новизны в наше консервативное дело” “Считай это эффектом неожиданности” “Пусть думают, что отец ошибся во мне. Так даже приятнее, когда они понимают, что тебя стоит воспринимать всерьез” Зная Хенджина, на подробный честный ответ рассчитывать не стоит. Чан старается быть понимающим и напоминает себе, что его другу всю жизнь приходилось скрывать правду о себе и это уже что-то вроде въевшейся под кожу привычки, которая автоматически вылезает рядом с любым человеком. Ему всегда было интересно, каким Хенджин становится, когда оказывается наедине с собой. Иногда хочется, чтобы друг был менее упрямым, и мог чуть больше открыться ему. Опять же, на это рассчитывать не стоит. Как минимум, потому что Хенджин снова свел тему на нет. У Чана нет настроения, чтобы продолжать, потому что необычный для их деятельности цвет волос пока не мешал слишком сильно. Может, ему стоит успокоиться и довериться, что его, теперь уже, господин знает, что делает. Пока что сложно лавировать между ролью друга, который может высказывать неудобное мнение, и ролью подчиненного, который должен знать, когда это не его дело и когда стоит закрыть рот. Он только учится щупать эту грань. И раз снова не вышло, то время перейти к другому интересующему его вопросу. Они скоро доедут, и тогда не будет спокойной обстановки, где можно поговорить так, чтобы Хенджин не сказал, что занят, или куда-то ушел. В двигающемся на приличной скорости Mercedes-Benz S-Class такой возможности нет. — Тот воришка еще не ответил? — поворачивает голову Чан, чтобы посмотреть на друга. Он надеется, что Хенджину уже давно отказали, а он просто решил ему не говорить. — Скоро ответит. — Уже прошло почти три дня. — Я и не ждал, что он напишет раньше, — хмыкает Хенджин. — Уверен, если бы я дал ему неделю, он бы тянул до последнего, — он поворачивается к другу, приподнимая одну бровь. — Только чтобы я ждал его. Чан шумно выдыхает. — Мне все еще не нравится идея привлекать кого-то со стороны. Честно говоря, ему вообще не нравится идея лезть в дела другого клана, пока они не навели порядок и не установили лояльность в собственном. Но ситуация такая, что у них нет возможности спокойно завершить одно дело, а потом приступить к другому. Он понимал, что так будет, и был готов, что со сменой власти, как минимум, первые пару лет будет только хаос. Стоит решить один вопрос, как на его месте появятся три новых. Все равно что пытаться победить гидру, в которую сейчас превратилась вся его жизнь. — Чан-и, мы же закрыли сделку, — напоминает ему Хенджин с ноткой усталости. — Не будь таким недовольным. Понятно, что после долгих переговоров последнее, что хочется Хенджину — это спорить. Но ему придется выслушать еще один раз все опасения Чана, потому что время теперь поджимает, значит, стоит напомнить еще один раз. Вряд ли это что-то изменит, но он не может этого не сделать. — Он легко может предать тебя или перейти на другую сторону. Ты его совсем не знаешь. — Я знаю достаточно, — ровным тоном говорит Хенджин, искоса смотря на Чана, и забрасывает ногу на ногу. — Он хорош в своем деле, деньги для него не главный мотиватор, он не любит сотрудничать с кланами… — Вот именно, — перебивает Чан. — Как тебе вообще в голову пришло искать того, кто еще и против кланов? — он изгибает брови, недовольным тоном голоса показывая, насколько он считает эту идею, мягко говоря, нерабочей. Чан все еще не рад тому, что Хенджин не сказал ему об этом парне раньше. Он узнал о затее нанять кого-то, чтобы проверить слухи о новом наркотике, который якобы готовит Хянкум Па, достаточно неприятным способом. Хенджин тогда сказал, что уходит максимум на пол часа на личную встречу и Чану не нужно ехать с ним. Когда он потом никак не мог дозвониться другу, а прошел час, мозг сразу представил худшие варианты того, каким образом Хенджин убит кем-то из другого клана или даже из их собственного. Прихватив еще шесть парней, которых Чан тренировал лично и в которых был уверен, он сорвался к месту встречи, выжимая из машины далеко больше разрешенной скорости. Ему было тогда плевать. Он обещал отцу Хенджина и дал клятву своему другу, что будет верно служить ему и всегда будет готов защитить и прийти на помощь. Если бы оказалось, что он провалил свою миссию спустя каких-то пару месяцев, вряд ли бы он себя смог потом простить. Доехав до места, Чан передумал. Ему хотелось лично придушить Хенджина, который стоял немного помятый и с засосами на шее неподалеку от двери в клуб, который держал их клан. Он вышел из машины, громко и совсем не нежно закрыл дверь, быстро дошел до друга, выхватил почти докуренную сигарету из его губ и кинул на землю. Чан тогда даже не успел открыть рот, чтобы сказать, что ему пришлось пережить за те пятнадцать минут, что он ехал, как его перебили. — Я нашел того, кто поможет нам с этими придурками, — сказал довольный Хенджин, даже не расстроившись потере своего никотина. Так он и узнал, что его друг сошел с ума, решив нанять чужого парня, да еще и не принесшего клятву верности Осонг Па, для продвижения в одной из важнейших проблем, с обилием которых столкнулся их клан с того момента, как заболел Хван Минхек. Чан слегка качает головой из стороны в стороны, вспоминая об этом. — Мог бы взять кого-то из наших. — Наших? — фыркает Хенджин. — Ты имеешь ввиду людей, которые были лояльны отцу десятилетиями и все равно перешли к ним? — с каждым словом он повышает тон голоса, а потом выдыхает и говорит более спокойным тоном. — Чистка будет длиться месяцы, за которые у нас отберут еще больше рынка. — Поэтому, конечно, лучше взять кого-то с улицы. — Я доверяю его мотивам достаточно, чтобы рискнуть, — уверенным тоном говорит Хенджин, смотря Чану прямо в глаза. — Именно из-за его неприязни я могу быть уверен, что он не перейдет к Хянкум Па, а это главное. — Хенджин поворачивает голову обратно к окну и раздраженно добавляет. — Если предаст меня — лично убью. Чану очень хочется верить, что так и будет. Хочется, чтобы Хенджин не ошибся в своем выборе. Но перед глазами алые пятна на шее Хенджина, припухлость на его губах и та степень расслабленности, которая бывает у него не часто, особенно, в последнее время. И хотя он знает, что его друг совсем не тот, кто привязывается к людям за пару встреч, одна из которых закончилась перепихоном в клубе. Дело не в этом, а в том, что ему все равно не нравится то, что произошло между этими двумя. У Чана всегда было четкое разделение между людьми, с которыми он работает, и всеми остальными. Хенджин стал недавним исключением. И он всем сердцем надеется, что другу просто нужно было снять накопившийся стресс. Как будто он не мог кого-то заказать. Хотя Чан не знает его предпочтения и не видел того парня. От этих мыслей ему все равно не легче, а в груди все еще застрял тот скользкий червячок, который пробрался туда с момента, как Чан примчался к Хенджину и узнал о его задумке. В любом случае, если что-то пойдет не так, Чан возьмет это дело на себя. Не в первый раз пачкать руки. В тишине бесшумно двигающейся машины вибрация уведомления звучит, как внезапный выстрел в голову. Хенджин достает телефон из кармана пиджака и смотрит на яркий экран. — Говорил же тебе, — он изгибает губы в подобии веселья. — Вот и долгожданный ответ. Хенджин поворачивает экран телефона к Чану, чтобы тот смог прочитать сообщение: “Я готов встретиться”.