Герой для героини

Маринетт сложно быть одновременно героиней и обычной школьницей. Конечно, уже не так, как в первые дни, но всё равно достаточно. Девушка до сих пор чувствовала лёгкую нерешительность. Было ощущение, что она живёт не своей жизнью. Подумать только, несколько месяцев назад она была посмешищем в школе и просто девушкой-катастрофой. Маринетт и представить себе не могла, что когда-то будет спасать целый город. Но были однако и другие проблемы. Более личного характера. Супер Кот, чтоб его. Из него, как из рога изобилия, безостановочно сыпались неуместные шутки. Но это ещё не самое страшное. Хуже только его неумелый флирт. Леди Баг прекрасно понимала, чего добивается её напарник. Но просто не могла ответить ему взаимностью. Агрест полностью занял её разум и сердце. Поэтому приходилось намекать ему, что ничего у них не выйдет. У самой Маринетт проблем не меньше. Наверное, уже весь Париж в курсе, что дочь пекаря влюблена в Эдриана Агреста. Только он до сих пор ничего не подозревает. Кто она для него? Отличный друг, не больше. И девушка видит это. Но не может ничего с собой поделать. Поэтому в один день, незадолго до Декабрьского бала, о котором говорит вся школа, Маринетт ощутила решимость пригласить объект своего воздыхания. Девушка ещё не отошла от вчерашнего признания Супер Кота. Но Маринетт была уверена, что он всё поймёт, а она почувствует себя лучше, когда Агрест согласится. Да, он определённо примет приглашение. По-другому и быть не может. Маринетт с самого утра готовила Эдриану подарок, не зная зачем. Украшала всё обёрточной бумагой, лентами и бантиками. Добавила в конце милую записку и упаковала в небольшую коробочку. Девушка, не сдержавшись, прижала её к груди и закружилась на кресле. — Только представь, Тикки, я и Эдриан будем кружится в танце! А потом… И пока Дюпен-Чен перечисляла имена их с Агрестом будущих детей, квами, лишь улыбнувшись, заснула среди обрезков бумаги на мягкой игольнице. Надеть платье от отца Эдриана было бы слишком. Поэтому девушка не стала заниматься этим, и просто купила платье в магазине. Но слегка дополнила его деталями дома. Лёгкий фатин на спине с чёрными стразиками, напоминающий крылья какого-то насекомого, как прозрачный намёк для тех, кто поймёт. Когда настал час X, Маринетт, переполненная уверенностью в успехе, в счастливых носках, отправилась к Эдриану. Искать его долго не пришлось. Девушка «случайно» столкнулась с ним в коридоре. Он, как обычно, был в наушниках, но выглядел печальнее обычного. Маринетт не обратила на это внимания. Уже ничто не могло остановить её. … Чтобы не разрыдаться на глазах у всей школы, Маринетт побежала, не глядя куда. Но слёзы всё-таки брызнули из глаз, как только она покинула коридор. Она не замечала поворотов и лестниц, которые преодолевала, не слышала громкий шёпот людей. В голове до сих пор гремели, словно колокольный звон, всего три слова: «Я люблю другую…» Чтобы отдышаться, девушка забежала в первую попавшуюся дверь. Маринетт не видела перед собой дороги, поэтому не сразу поняла, где оказалась. Просторный зал, запах пыли, она чуть не сбила тележку с книгами. Библиотека. Какая ирония. Именно здесь она впервые встретила человека, который стал для неё целым миром. И который не оставил от её сердца ничего. Слёзы душили, девушка больше не могла бежать. Поэтому она резко остановилась, прислоняясь к книжной полке. Почувствовав дрожь в ногах, вероятнее всего, от длительного бега, Маринетт неловко села и облокотилась на стеллаж спиной. Девушка подняла голову вверх, пытаясь не дать слезам скатиться по щекам. Но они всё равно лились ручьём, капая на бумажную коробку в руках. Если бы у неё сейчас были силы просто встать, она бы обязательно выкинула эту коробку в окно. В идеале, конечно сжечь, но из всех доступных вариантов были только книги. А сжигать книги Маринетт не позволяла совесть. Девушка знала, что будет, если дать волю негативным эмоциям. В Париже такое не проходит бесследно. Поэтому она очень старалась сдержать слёзы, с ужасом ожидая чёрную бабочку. Но пока не выходило. Пока получалось только обессилено сидеть у полки, словно тряпичная кукла, которую выбросили. И реветь. Маринетт впервые ощущала такую слабость и пустоту внутри. Она чувствовала себя ужасно глупой и наивной. Ну конечно, на что она рассчитывала? Кто она вообще без маски? Просто неловкая глупышка, сходящая с ума по самой известной модели Парижа. Было очень больно. И, должно быть, Супер Кот вчера ощущал тоже самое. Откуда ей знать. Опасения оказались напрасны. Никаких бабочек в помещении не появлялось. Наверное, потому что поток слёз прекратился. Теперь девушка издавала лишь тихие всхлипы и изредка зажмуривалась. Она не успокоилась, нет. Прост потихоньку смирилась. Маринетт услышала лёгкую и совсем тихую мелодию. Она раздавалась из глубины читального зала и отражалась эхом от книжных полок. Хотя назвать это мелодией сложно, до девушки долетали лишь нескладные обрывки, отдельные струнные аккорды. Видно, кто-то настраивал гитару. Забыв вытереть лицо от слёз, девушка медленно пошла к источнику звука. Она уже точно знала, кого увидит там. И почему-то эта мысль успокаивала. Девушка прошла несколько стеллажей, прошла столы с лампами и увидела в самом конце библиотеки сидящего на полу человека. Маринетт ускорила шаг и почти побежала к нему. — Лука! — излишне радостно воскликнула девушка. Парень, который сидел с закрытыми глазами и крутил колки гитары, вдруг взглянул на девушку. Он улыбнулся своей солнечной улыбкой, и Маринетт стало так спокойно, что она молча приземлилась напротив парня. Все проблемы медленно теряли важность и масштаб. — Маринетт.. — тепло произнёс он. — Привет, — слабо улыбнулась девушка. Лука отметил печальное и даже тревожное настроение Маринетт, но пока ничего не спрашивал. — Ты тут репетируешь? — спросила она, только чтобы снова не заплакать. Глупый вопрос, но что поделать. — Да.. Сюда редко кто-то заходит. — за исключением одного человека, которого Маринетт не хотелось видеть впервые в жизни. И даже одна мысль о том, что Эдриан может зайти сюда, бросала в дрожь. — И, к тому же, здесь потрясающая акустика. Он по-прежнему улыбался, но потом присмотрелся к лицу девушки, заметил сверкающие капли на ресницах и щеках. Улыбка исчезла. Лука не хотел, чтобы ей стало ещё хуже. Но ему необходимо было знать, что случилось. С его губ сам собой слетел вопрос: –Ты плакала? Маринетт вздрогнула от очень неприятного дежавю. А может, оттого, что парень нежно провёл рукой по её щеке, стирая остаток недавней печали. Отвечать было бессмысленно. Он и сам всё понял по её растерянному взгляду, упавшему вниз. Дюпен-Чен хотела что-то сказать, но боялась снова заплакать. Хотя сказать надо было много чего. Рассказать всё, что на душе. Чтобы Лука потом превратил это в музыку и залечил ею все раны. В нём идеально сочетались дар психолога и гитариста, создавая что-то невообразимое. Лука мог успокоить одним своим присутствием. Казалось, что воздух вокруг пронизывает незримая мелодия, исходящая от него. И все слышали эту мелодию. Но никто не признавался. Маринетт смотрела по сторонам, скользила взглядом по книгам, но избегала зрительного контакта с гитаристом. А он, в свою очередь, не спускал глаз с заплаканного лица девушки. У него всегда была слегка печальная улыбка, когда он смотрел на девушку и видел все её неудачные попытки сблизиться с Эдрианом. Но сегодня не было и этого выражения лица. Только тихая скорбь и сочувствие. Будто это ему только что отказали в чувствах. (В каком-то смысле, так оно и есть). Маринетт поднял взгляд на парня и почувствовала поступающий к горлу ком. Как же ей не хотелось, чтобы снова лились слёзы. Она бы рассказала ему всё, что сейчас чувствует, но Лука уже обо всём знает сам. Девушку всегда поражали его проницательность и понимание. Захотелось обнять его, крепко и отчаянно, как будто после этого всё окажется просто плохим сном и закончится, а печаль уйдёт в никуда. Лука, видимо, научился читать мысли (а, может, всегда умел). Потому что в эту же секунду Маринетт почувствовала тепло чужого тела и руки на талии, спине. Стало действительно легче. Она даже прикрыла глаза, слушая только размеренное дыхание. Молчание не казалось им неловким или натянутым. Иногда оно необходимо. Когда весь остальной мир оглушает тебя, то единственное, что хочется услышать — это тишину. Однажды Лука сказал ей, что задыхается среди толпы людей. И Маринетт теперь его прекрасно понимает. Такое обилие звуков и суета просто сводят с ума. Его слова до сих пор звучат в голове и кажутся очень подходящими: «Знаешь, музыканты тоже умеют ценить тишину…» Прошло минут десять. Уже предполагая, кто именно виноват в состоянии Маринетт, Лука серьёзно произнёс: — Просто знай, тот, кто заставил тебя плакать, не стоит ни единой твоей слезы. Девушка задумалась об этом, хотя очень не хотела. А в голове, совершенно незаметно для Маринетт, разрушался идеальный образ, в который она была влюблена. Она стала понимать, насколько быстро любовь может превратиться во влюблённость, а после и вовсе испариться, выветриться из головы. Это тяжело признавать. Словно покидаешь длинный и чудесный сон, открываешь глаза, просыпаешься. И ей было ужасно жаль, будто вместе с этой влюблённостью исчезает частица её души. Она считала это настоящим предательством. При этом не беря во внимание, что первой предала вовсе не она. И ощущать, как угасают чувства, приобретая оттенок непонятной злости, а после безразличия, было так же горько. Девушка не привыкла разочаровываться в людях. Особенно в тех, которые кажутся идеальными. Но может, ей наконец-то выпал шанс раскрыть глаза пошире и увидеть того, кто всегда был рядом? Может, пора отпустить того, кому она безразлична? Ведь нельзя заставить человека полюбить. Тогда зачем пытаться? Лука понимал это всегда. Маринетт поняла только сейчас. И вдруг увидела всё то, что происходило буквально у неё под носом. Лука был рядом всегда. С самой первой минуты и до сих пор. Да, именно он спас её. Спас девушку, которая спасает Париж. Не Эдриан, не Супер Кот. Лука — вот, кто всегда был её опорой и поддержкой, хотя и понимал, что не сможет стать для неё больше, чем другом. Он искренне хотел, чтобы она была счастлива. Чувство чего-то потерянного стало постепенно угасать. Заменяясь резкой привязанностью к гитаристу. Маринетт больше не хотела освобождаться от объятий. Она хотела вечно просидеть здесь в таком положении. И уже без разницы, что там сказал Эдриан. И уже неважно, что было. В данную секунду Маринетт чувствовала что-то очень похожее на счастье. Пустота медленно заполнялась теплом объятий. Внутри, на месте разбитого сердца, словно загорелось маленькое солнце. И приобрело черты гитариста с бирюзовыми волосами. Маринетт закрыла глаза плотнее и, кажется, совсем успокоилась. Но она всё не могла простить себе мысль, что Лука — запасной вариант. Хотя где-то в глубине сознания понимала это. Она бы очень не хотела, чтобы парень считал так же. Девушка пообещала себе, что сможет полюбить его. Как только окончательно забудет Эдриана. Уже любит, если задуматься. Считая необходимым убедить в этом Лука, Маринетт нескладно попыталась донести свои мысли: — Я..я не хочу, чтобы ты считал себя нужным только в такие моменты. Ты нужен мне…всегда. Он только кивнул. А с его лица не сходила улыбка. Объятия стали крепче, и Лука хотел бы прямо сейчас рассказать девушке о своих чувствах. Но он лучше всех знал, что действия и особенно музыка могут сказать больше, чем слова. Поэтому парень неторопливо выпустил Маринетт из объятий и быстро взял гитару, чтобы она не успела ничего себе надумать. Девушка понимающие улыбнулась, хоть и вздрогнула слегка от внезапного холода. Она с интересом начала наблюдать за длинными пальцами, лежащими на струнах. — Сыграть тебе что-нибудь? — спрашивает Лука и не дожидаясь ответа, начинает тихую, плавную мелодию Эта мелодия удивительно точно выражает эмоции Маринетт. Просто волшебство какое-то. Ей больше не хочется плакать. Только закрыть глаза и раствориться в моменте, в музыке. Его пальцы невероятно плавно и красиво скользили вдоль струн. Выглядело по истине завораживающе. Маринетт не в силах была оторвать от него взгляд. Да и не видела в этом смысла. Она позволила себе просто любоваться тем, как его руки создают музыку, как на его безмятежном лице сияет самая прекрасная в мире улыбка. Почему она замечает это всё в нём лишь сейчас? Агрест слишком долго был в её жизни, заполняя собой всё пространство. Но он в прошлом. Это она уже точно решила. Маринетт подозревала, что Лука чувствует себя просто временным увлечением. И всё равно никуда не уходит, ничего не говорит, хотя терпеть такое отношение — явно не лучшая практика. Как-то всё очень противоречиво. А Лука всё-таки здесь. Единственный, кто рядом, когда она плачет. Маринетт не сказала больше ни слова. У неё родилась безумная идея. Она быстро встала на ноги, и очень бодро, для человека с недавно разбитым сердцем, потянула за руку парня. Лука уже закончил свою мелодию, поэтому тоже поднялся и перекинул гитару через плечо. Девушка загадочно, но очень счастливо улыбалась. Гитарист точно знал, что на любую её просьбу или идею сейчас он не посмеет сказать нет. — Сбежим через чёрный ход? — с энтузиазмом и лёгкой надеждой в глазах спросила Маринетт. Лука усмехнулся. Довольно безобидно, хотя и непривычно для такой, как она. — Почему нет? — Ответил парень и взял её ладонь в свою. Первое желание Лука, когда он заметил её слёзы, было увести девушку куда-угодно, но главное — подальше. Но он бы ни за что не сделал это без её согласия. Поэтому нынешняя возможность не могла не радовать. Маринетт нужно развеяться. Гитарист уверен, что невзирая на внешнюю лёгкость и веселье, девушка всё ещё эмоционально раздавлена. Он поможет ей справиться с этим. Склеит каждый кусочек расколотого сердца и не позволит больше никому навредить ей. — Я всегда мечтала сбежать с уроков. — призналась Маринетт и убрала прядь волос за ухо. — Я знаю, куда нам. За мной — она быстро побежала через всю библиотеку. Лука еле успевал за девушкой. Эдриан Агрест сейчас на уроке физики, слушает скучные лекции. А она на свободе, смеётся и ловит ветер, бежит по мосту, держит за руку парня с бирюзовыми волосами. Лука останавливает её посреди моста, недалеко от мсье Андре, который уже заприметил их и, хитро улыбаясь, начал готовить фирменное мороженое. Гитарист держит девушку за плечи, всматривается в её голубые глаза, отражающие закат, и впервые не знает, с чего начать. Нужно ли вообще сейчас что-то говорить? Или просто не портить настолько идеальный момент? Маринетт едва дышит, не зная точно, что сейчас произойдёт. Она так сильно не переживала даже в тот самый момент, когда стояла перед Эдрианом с этой дурацкой коробкой, которая теперь где-то на дне Сены. Парень очень хотел бы сейчас поцеловать её, чтобы не подбирать слова, и сказать этим действием всё, что у него на сердце. Но прояснить кое-что всё же надо. Между ними и так было слишком много вопросов и противоречий. Он решил, что пора наконец поставить точку. — Маринетт… — сказал парень, боковым зрением заметив вафельный рожок с мятным, черничным и голубым шариком мороженого. Коротко вздохнув и прикрыв глаза, гитарист переместил руки ей на талию. Подался вперёд. И, оставив на её губах лёгкий, почти не ощутимый поцелуй, прошептал фразу, которая прозвучала для Маринетт самым громким звуком. И весь остальной мир резко замолк. А в голове гремели, словно колокольный звон всего три слова: «Я люблю тебя…»