Yokohama Blue

      Когда родилась его дочь, все посчитали, что автобиографические произведения Дазая перейдут к более умеренным, социально приемлемым жанрам.       Люди ожидали, что его романы станут легче — по крайней мере, на какое-то время — чтобы скормить миру ложь об идеальной семье и счастливом отце. Его семья ждала, что он вообще откажется от литературы, что было столь же глупо, сколько и мило.       Куникида умолял его хоть раз дать зрителям то, чего они хотят.       Дазай не дал.       Он продолжал говорить на свои обычные темы: о тяготах жизни, борьбе с самим собой, трусости и вездесущих мыслях о смерти. Очевидно, общество могло закрыть глаза на его многочисленные грехи и пороки, но отказ играть роль альфы-защитника казался непростительным.       Ответная реакция была громкой.       Правда заключалась в том, что Дазай Осаму всегда знал, что с ним что-то не так.       Что-то было не так с его воспитанием (хотя он потратил много сил, игнорируя своих родственников, большое вам спасибо), с его иссохшим сердцем и неспокойным умом.       Он был сломлен. Из своего детства в Аомори Дазай помнил сумасшедшую старую тётю — она совсем не была страшной для него, но её безмятежное спокойствие приводило в ужас его родного и двоюродных братьев.       Она действительно была жива, с работающими легкими, тёплой плотью и бьющимся сердцем, но только снаружи. Её глаза принадлежали мёртвой женщине.       Та пустота заговорила с ним.       Дазай привык думать, перескакивая от одного скандала к другому, и будучи вышвырнутым из университета, что он состарится точно так же, как она: живым трупом, бесцельным ублюдком.       А затем—       "Чуя купается в блокаторах запаха."       Годы спустя он, наконец, доказал всем остальным и самому себе, что был прав. Он действительно был полумёртв.       Но, возможно, нашёл какую-то цель, и это было ужасно.       — Ты прав. Симптомы, которые ты описываешь, действительно похожи на гон, — сказала Йосано по телефону с явным удивлением в голосе. — Странно.       Дазай расхаживал взад-вперёд по коридору Одасаку, прижимая мобильный телефон к уху.       Понедельник был для них вечером карри; так было с тех пор, как им исполнилось пятнадцать, когда Ода понял, что идея Дазая об "ужине" включала в себя лишь консервы и дешёвый алкоголь.       Когда его желудок сжался, Альфа был почти благодарен за то, что Йосано наконец-то перезвонила ему, пока он был не один и не поглощён одиночеством собственной квартиры.       — Это определённо гон, — согласился он.       — Хотя я вижу здесь, что тебе недавно сделали последнюю инъекцию, поэтому хочу встретиться, прежде чем мы введём тебе ещё несколько подавляющих препаратов.       Это звучало ужасно, но всё же было лучше, чем услышать, что он всё выдумал и сильно влюбился в полунезнакомца. Проведя рукой по волосам, Дазай глубоко вздохнул.       — Значит, я не сошёл с ума?       — Ты испытываешь сильный стресс, — пошла на компромисс Йосано. Чёрт. По крайней мере, это звучало как компромисс.       — Не Вам говорить, док.       — Я приму такое поведение за ещё один симптом, — выпалила она в ответ. Даже по телефону было ясно слышно её раздражение.       Дазай ущипнул себя за переносицу, сожалея о резком тоне. Его взгляд упал на семейную фотографию: Одасаку и четверо лучезарных детей, сверкающих беззубыми улыбками в камеру. Анго сделал этот снимок.       Обычно это изображение успокаивало, но сейчас оно выглядело как посторонний предмет. Что-то, принадлежащее другой жизни.       Йосано вздохнула, и он почти увидел, как докторица массирует свои виски. — Стресс, недостаток сна и несбалансированное питание могут повлиять на твои гормоны. И вполне возможно, что последняя инъекция не сработала. Возможно, бракованная партия. — Последовал звук, как будто она перебирала какие-то бумаги. — Это странно, но не так уж невозможно.       Дазай остановился как вкопанный, проводя ногой по узору красно-белого персидского ковра.       — Я командовал полузнакомым человеком, док, — проворчал он.       Он командовал Чуей, и это полностью вывело его из себя. Последствия этого жеста, стыд за то, что он не в состоянии контролировать себя, осознание того, что он не контролирует собственную колею — всё это нахлынуло на Дазая холодом и тревогой. По коже побежали мурашки.       Впрочем, докторице необязательно было это знать.       — Ты сказал, что он был ближайшим доступным омегой.       "Кажется, он мог бы быть кем-то более значимым," — прижалось к губам Дазая. Однако он солгал бы, если бы сказал, что это было в первый раз: большую часть своей взрослой жизни он боролся со своими импульсами — иногда добровольно сдаваясь, часто проигрывая им после некоего подобия внутренней борьбы.       Но с Чуей...       Там было что-то более глубокое.       Дазай не мог понять, в чём дело, но что-то плавало на поверхности. Потребность была такой бездонной, понимание таким совершенным, доверие таким ярким, что подобное казалось нелепым.       Это было похоже на то, что координаты Чуи засели в его мозгу — и теперь, куда бы он ни забрёл, Дазай чувствовал присутствие Омеги. Это вызывало у него жар, головокружение и неудовлетворённость.       Но, конечно, всё это было у него в голове. Конечно, как сказала Йосано, это был из-за стресса.       Это и обычное старое упрямство, которое началось в тот момент, когда Анго сказал, что ему не следует связываться с Чуей, и предательский разум начал противоречить советам друзей в тот момент, когда они сказали ему ничего не делать.       Поэтому Дазай покачал головой, издав уклончивый звук.       — Да, он был там и пытался дотронуться до меня, и я...       Я запаниковал.       — Дазай, такие вещи случаются. Лучшее, что ты можешь сейчас сделать — не усугублять ситуацию. — Она остановилась. — Если только мне не нужно знать больше.       Лицо Липпмана промелькнуло за веками, возвращая к тому моменту, когда он сказал, что чувствует запах Чуи, несмотря на блокаторы.       — Нет, — сказал он. — Больше ничего.       — Ты не первый, кто теряет контроль; это важная вещь, которую тебе нужно запомнить. Естественный цикл гона мог быть спровоцирован случайным присутствием омеги в жизни и нехваткой подавителя. Это не твоя вина. Но ты поступил правильно, обратившись за помощью, — ответила Йосано, стараясь, чтобы её голос звучал успокаивающе. — Ничего не произошло, и очень важно, чтобы ты не переусердствовал, но мы обязательно докопаемся до сути. Прими "Ибупрофен", если всё ещё лихорадит, и мы начнём с этого.       — Я чувствую себя дерьмово, — признался мужчина тихим голосом.       Йосано на мгновение замолчала. Затем он услышал тиканье, как будто она начала печатать.       — Я могу записать тебя на ещё один укол завтра утром, — предложила она. — Устроит?       Прежде чем его голос смог сформулировать ответ, Дазай обнаружил, что кивает в телефон. Он никогда не любил врачей, но было такое чувство, что завтрашний день не наступит достаточно быстро. Когда Йосано заставила его пообещать позвонить ей, если ещё что-нибудь случится, Дазай почти не слушал.       Больше ничего не должно было случиться.       Когда он вернулся на кухню, Одасаку стоял у разделочной доски с небольшой горой жёлтых картофельных кубиков рядом и тремя морковками под ножом. Рыжеволосый бросил взгляд через плечо, и Дазай улыбнулся. После помахал своим телефоном в качестве объяснения.       — Прости, нужно было ответить.       — Дети?       — Слава богу, нет.       — Всё в порядке?       Дазай отмахнулся от беспокойства в голосе своего лучшего друга, засовывая телефон обратно в карманы бежевых брюк и направляясь на другой конец кухни. Слишком много людей в последнее время спрашивали, в порядке ли он, и все они вели себя так, словно не верили ему, когда слышали утвердительный ответ. Ему это не нравилось.                    — В порядке, — сказал он. Возможно, и уклончиво, но Ода был не из тех, кто суёт нос не в своё дело. Честно говоря, Дазай надеялся, что его друг не спросит слишком многого.       В конце концов, он же не был болен.       Лихорадка и немного повышенная чувствительность не были редкостью для альф, постоянно подвергающихся огромному стрессу — он погуглил это. А Йосано только что подтвердила. Ему не нужно было публично объявлять о каждом чёртовом разговоре со своей врачицей.       Однако у него было предчувствие, что в последнее время Одасаку избегал задавать ему слишком много вопросов не из дружбы и доверия, а из деликатности. Как будто смерть Мичико каким-то образом надломила его, сделав ещё более разбитым, чем раньше.       И Бог знал, что Дазай был сломан. Уже очень давно.              — Итак, как дела на работе?       Издав ленивый звук, Дазай прошёл через белую кухню, не торопясь взвешивая свой ответ.       Новый редактор — Накаджима Ацуши — недавно начал работать с агентством, разбираясь с произведениями Наоми. Приближался крайний срок сдачи его первого черновика. Куникида был готов разорвать его идею на части, и Одасаку уже это знал, но Дазай всё равно сказал себе, что он может притвориться, что собирается уложиться в срок.       Он неторопливо подошёл к кухонному проходу и взял яблоко из корзины со свежими фруктами, которая стояла сверху.       — Нормально. Я как раз вовремя подготовил новый черновик. Куникида-кун в восторге.       Ода перестала резать морковь, нож замер в миллиметре над овощами. Он приподнял бровь в сторону Дазая.       Брюнет пожал плечами. По правде говоря, он даже не начал собирать воедино обрывки наполовину написанного материала и беспорядочные заметки, которые написал за неделю мозгового штурма, — и он был далёк от того, чтобы Куникиде это понравилось.       Скорее всего, наоборот.       — Я закончу вовремя, если завтра поработаю, — исправился он. Ещё одна ложь, которая напрашивалась на разоблачение. Может быть, если бы он солгал поубедительнее, Одасаку поделился бы своим секретом о том, как быть любимчиком редактора, добрым, продуктивным и соблюдать сроки, не подвергаясь преследованию.       Глухие удары лезвия о разделочную доску повторились, и Дазай закатил глаза.       Он ненавидел, когда Одасаку одним взглядом напоминал ему, что они друзья и что Дазай не должен был приукрашивать правду. Это заставляло Осаму чувствовать себя отвратительно доверчивым и не подлежащим осуждению.       Что, в свою очередь, означало, что не осталось никого, кто мог бы судить его, кроме него самого, а Дазай никогда не был добрым судьей, когда дело доходило до указания на собственные неудачи.       — Это хорошо. Ты всегда в конечном итоге предоставляешь им что-то вовремя, — сказал Одасаку. — Как поживает новый младший редактор?       — Ацуши? Хорошо. — Дазай втянул голову в плечи, перекидывая яблоко из одной руки в другую. — Он единственный спокойный человек в офисе, и он милый. — Он обдумал последствия своего признания в том, что он не возражал против способа работы Ацуши, и решил, что это не делает его мягкотелым. Во всяком случае, это делало его вполне приличным коллегой. — Он мне нравится.       Брови Одасаку скрылись за челкой.       — Тебе? Нравится кто-то на работе? — спросил мужчина.       Люди склонны сильно недооценивать силу сарказма Одасаку, но его друзья научились распознавать признаки: игривую интонацию, кривую ухмылку, то, как на правой щеке появилась мягкая ямочка. Всё это было там, под поверхностью вежливого безразличия, едва заметно. Дазай надулся.       — Одасаку, не будь хулиганом~ Рядом с Ацуши-куном невозможно капризничать.       — Это хорошо.       — Хм-м.       — Похоже, он хороший ребёнок.       — Так и есть. — Он провёл большим пальцем по яблоку, прежде чем подбросить его в воздух и поймать обратно. — Немного на взводе, но я его не виню. Куникида продолжает лаять на него.       — Тебе следует иногда приводить его в "Люпин".       Не отвечая, Дазай продолжал перебрасывать яблоко из одной руки в другую. Гладкое, кроваво-красное, прохладное под пальцами.       Теперь, когда тот заговорил о "Люпине", сосредотачиваться на каждой детали обычного фрукта было безопаснее, чем следовать за ходом мыслей Одасаку.                         Упоминание бара означало, что Одасаку продвигал две возможные темы: либо то, что подавляющему большинству людей на работе не нравилось общество Дазая и они никогда бы не выпили с ним, либо Чуя.       Он не был поклонником ни того, ни другого, поэтому продолжал играть с яблоком, позволяя звуку, с которым рыжий передвигался от разделочной доски к плите, заполнять тишину.       — Дазай?.. — Позвал Ода.       — М?       — Ты же знаешь, что рано или поздно нам придётся поговорить о том, что с тобой происходит, верно?       — Как там карри? — прощебетал он радостно вместо ответа.       Пока говорил, брюнет положил яблоко обратно в корзину для фруктов. Он отбросил мысли о Чуе и "Люпине" и, самое главное, о Чуе в "Люпине".       Ему просто хотелось забыть.       Забыть, как Чуя наклонился вперёд, касаясь его лица, очень невинно, и как часть его боролась, чтобы прыгнуть вперёд и воспользоваться этим жестом.       Забыть озадаченные лица Липпмана и Анго, когда первый сказал, что Чуя использует блокаторы запахов. По какой-то причине с Дазаем они просто не сработали. Это … это казалось неправильным. Это как возможность видеть сквозь чью-то одежду без их согласия.       Он подошёл к Оде, сцепив руки за спиной, и заглянул внутрь горшка. Морковь и нарезанный картофель плавали в булькающем соусе. Пахло потрясающе, но Дазаю казалось, что он глотает песок.       Ода наморщил нос, тёмно-синие глаза изучали лицо Дазая, пока он перемешивал овощи в кастрюле деревянной ложкой.       — Почему ты избегаешь этой темы?       — Почему ты хочешь заставить меня говорить на эту тему, Одасаку? — вместо этого он завыл. Они знали друг друга много лет, и Дазай никогда не терял мальчишеской остроты, когда жаловался. Всякий раз, оглядывался назад, можно было увидеть, как Одасаку и Анго повзрослели, а он остался обычным паталогическим неудачником.       Только паталогическим неудачником с ещё несколькими шрамами, тяжёлым эмоциональным багажом и парой щенков.       — Потому что это явно тебя беспокоит.       — Меня ничего не беспокоит, — сказал Осаму.       Продолжая помешивать, Одасаку бросил на него «ты-думаешь-я-тупой?» взгляд.       — Чуя-кун.       Ах, здесь ничего не происходит.       — Мне сказали, что я должен держаться подальше, — тихо подметил Дазай, стараясь не показаться слишком раздражённым тем фактом, что его допрашивают из-за чего-то, чего он старается не делать. — Поэтому я держусь подальше.       — Я подумал, ты мог… что-то сделать.       Дазай состроил лицо, будто чуть не задохнулся. Вау. Одасаку думал, что он пошёл за спинами своих друзей, чтобы перепихнуться. Разговор об ударе в спину.       — Почему?       — Анго рассказал нам, что произошло. Липпман-кун думает, что хорошо, что Чуя-кун не знает, но ты чувствуешь его запах? — Дазай застенчиво кивнул, теребя край рубашки.       — Не то, чтобы я знал об этом.       Ода поднял бровь. — Но это так, и сейчас я услышал, как ты разговаривал с Йосано-сенсеем. Ты никогда не звонишь ей, Дазай, если в этом нет необходимости.       Дазай вздрогнул.       "Если только мы с Анго не заставим тебя обратиться за помощью" — было бы более реалистичным аргументом. Тем не менее, он ценил то, что Одасаку всё же проявил к нему проблеск милосердия, как будто он не был совсем ребёнком, даже после того, как пропустил через мясорубку.       — Я знаю, — пробормотал мужчина, нервно дёргая бинты на запястье.       — Я не хочу спрашивать, но с тобой всё хорошо?       Я повсюду вижу свою мёртвую жену.       Другая моя бывшая жена — стерва.       У меня ни разу в жизни ничего не было в порядке. Я устал. Я чувствую себя так, словно рыжеволосый Чиби, которого я едва знаю, вызывает у меня гон. Такое чувство, словно он сжал мне кулак в груди и вырвал сердце.       Так что нет, со мной не всё хорошо.       Эти ответы промелькнули в его голове один за другим, и все они были одинаково правдивы. Дазай отмахнулся от каждого.       — В последнее время я не очень хорошо себя чувствую.       — Насколько плохо?       — Ощущаю приближение колеи, но завтра зайду в клинику, чтобы сделать новую инъекцию, — сказал он, делая вид, что не замечает, как слабый запах тревоги начал наполнять кухню. Он определённо не сочетался с острым карри Одасаку.       Рука Оды напряглась вокруг ложки, костяшки пальцев побелели, а его пытливое выражение лица превратилось в угрюмое. Острая, угловатая челюсть сомкнулась, напряглась, и брюнет почти мог видеть, как шестерёнки поворачиваются в его голове.       — Разве тебе недавно не ввели супрессивные препараты?       Дазай пожал плечами, свободно засунув руки в карманы брюк. Он схватил телефон, надеясь, что твёрдый пластик сможет заземлить. Йосано знала об этом, и сказала, что можно сделать ещё одну.       — Месяц назад, плюс-минус. Йосано-сенсей сказала, что, возможно, последняя инъекция была из бракованной партии.       Глаза Одасаку потемнели, синий цвет превратился почти в чёрный.       Они, казалось, впились в кожу Дазая, чтобы прочитать его — и это заставило брюнета задрожать, вспоминая прошлое.       День инцидента теперь напоминал лихорадочный сон: радио, играющее «Highway to Hell» на полную громкость, телефонный звонок, мост. Ощущение пустоты в животе, когда машина погрузилась в воду. Всё смешалось, размылось.       Однако последствия по-прежнему витали над ним, как демоны. В тот день Дазай попал в больницу почти трупом и вышел из её дверей наркоманом. Он вздрогнул, запирая воспоминания прежде, чем они смогут оккупировать разум.       — Будь осторожен, — сказал Ода.       Дазай молча кивнул. — Я не хотел пугать Чую, — сказал он.       Рыжий серьёзно кивнул. — Я знаю. — Он пробормотал — Я знаю, и он тоже это знает, но... Дазай?       Вот оно.       Он собирался сказать это, и Дазай приготовился к правде, которую не хотел слышать.       — Мы видим, как ты на него смотришь.       Дазай покусал щеку. — Я не—       — Дай мне закончить, — прервал его Ода, подняв руку. — Я не слепой, и я горжусь тем, что ты пытаешься быть внимательным. Но как ты думаешь, сколько времени пройдёт, прежде чем Чуя-кун заметит? — Дазай прикусил нижнюю губу. "Немного", — хотел он сказать. Ода опустил голову. — Ты подумал о том, что она может сделать, если обнаружит что происходит, и начнёт ревновать?       Дазай облизал губы.       Хацуйо даже не было в Токио, но Одасаку был прав, когда сказал, что она может доставлять неудобства. Тем не менее, отмахнулся от вопроса. Он не имел никакой власти над Хацуйо, не собирался каким-либо образом преследовать Чую и продолжать этот разговор.       — Должен ли я поставить рис на плиту? — вместо этого спросил он.       К удивлению, Одасаку согласился.       Дазаю обычно запрещали посещать кухню и 99% её запасов из-за таланта плавить или ломать посуду, но рыжий был занят карри, и Дазаю нужно было найти чем заняться своим рукам.       На этот раз друг дал ему инструкции по использованию рисоварки — милой вещицы, которую он недавно купил после того, как Дазай неохотно расплавил старую. Та зачирикала, когда брюнет нажал кнопку «Старт», и брюнет подпрыгнул от этого звука.       Ему нужно было успокоиться.       Йосано согласилась, что с ним что-то не так, значит, он не сумасшедший или опасный, просто не повезло.       Но всё было в порядке .       Он получит новую дозу, и тело перестанет капризничать, перестанет зацикливаться на запахе, которого даже не знает.       А если его бывшая жена когда-нибудь начнёт ревновать к другу — что ж, это была проблема для завтрашнего Дазая.

***

      Кому: Чуе       // Мне жаль.       Дазай лежал на спине в гостевой комнате Одасаку, когда, наконец, набрался смелости, чтобы извиниться.       В комнате повсюду были слабые следы присутствия Альфы, это ощущалось в каждом углу и на каждом предмете мебели. Дазай выглядел как ребёнок в одежде, которую одолжил ему Одасаку. Они облегали его гибкую фигуру, были слишком велики для него, но с ними он чувствовал себя в безопасности.       Для разнообразия, в доме своего лучшего друга, в этих стенах, которые больше походили на дом, чем собственная квартира, тело Дазая не кипело изнутри, и его кишки не скручивались.       Он проигнорировал уведомления о двадцати пропущенных звонках, которые высветились в верхней части экрана: все от Хацуйо. И это только за последний час. Он избегал их, надеясь, что в конце концов она устанет.       У неё, Хацуйо, был талант чувствовать, когда нужно оставить в покое. В такие моменты она начинала приставать, учуяв его слабость за много миль; однако кнопка "отклонить" была замечательным изобретением человечества.       Нет, он разберётся с этой сумасшедшей сучкой в другой раз; сейчас его волновал Чуя.       Альфа уставился на экран, задаваясь вопросом, ответит ли Чуя вообще. Хотя, возможно, он спал. Возможно, он был с Альбатросом или с кем-то ещё.       Может быть, он был с Флагами. Или—       Телефон зажужжал в его руках. Ошеломленный Дазай чуть не уронил предмет себе на лицо.       От: Чуи       // всё в порядке, не волнуйся       И затем, мгновение спустя:       // тебе уже лучше?       Дазай поморщился.       Ему стало лучше? По правде говоря, нет. Ещё нет. Но с ним всё будет нормально после того, как он увидит Йосано и разберётся с этой глупой проблемой.       Он напечатал "да" и остановился.       "Это нехорошо", — написал он, — "прости, что командовал тобой."       Он стёр это, сказав себе, что будет лучше, если никто не вспомнит об этом камне преткновения между ними.       Кому: Чуе       // да. Я у Одасаку, на всякий случай, но со мной всё хорошо. Спасибо.       // Я не хотел тебя пугать.       От: Чуи       // это был несчастный случай, да? Не волнуйся об этом       // кстати, тебе понадобится больше усилий, чтобы вывести "меня" из себя, пхпхпх       Дурацкие прозвища, ставлю красное вино в ебучий холодильник. Ты похож на чудака, который кладёт хлопья перед молоком.       Кому: Чуе       // ОГО. Чиби не любит прозвища?       Чуя:       // а кто, блядь, их любит????       Дазай улыбнулся. Он начал замечать это, читая стихи, которые присылал ему Чуя, но у Омеги была эта сила, эта грубая выразительность, которая просачивалась в мельчайшие детали и делала его голос чистым. Это делало поэзию парня мощной — как будто его душа вливалась в слова без фильтра, — но это работало и в текстовых сообщениях.       Если бы Дазай закрыл глаза, смог бы услышать голос Чуи в этой переписке.       Громкий, чёткий, живой.       Кому: Чуе       // Просто ответь.       От: Чуи       // да, мне не нравятся дерьмовые прозвища       // бля       // это не было вызовом       Кому: Чуе       // Как скажешь, Слизняк.       От: Чуи       // КАКОГО ХУЯ, ТЫ, МУДАК?!       Дазай постучал по идентификатору номера с мягкой, отсутствующей улыбкой и напечатал "Слизняк" вместо имени асептического контакта. Он добавил эмодзи с улиткой, но улыбка увяла, когда большой палец завис над эмодзи с пламенем.       Никто никогда не воспламенял его тело и разум так, как это сделал Чуя. Ни у кого никогда не было такой власти над ним; Дазай никогда не позволял им этого. Но для Чуи... для Чуи, по какой-то глупой причине он отдал бы всё.       Медленно Альфа заставил себя сохранить новое имя и закрыть вкладку.       "Слизняк."       Глупое — дерьмовое, как сказал бы Чуя, — прозвище. Звучало просто идеально.       Кому: Слизняку       // Спокойной ночи, Чиби.

***

      — Доброе утро, засранец.       Дазай резко проснулся, вскакивая.       Он проснулся в своей постели, в залитой солнцем гостевой комнате Одасаку, и увидел, что Чуя лежит рядом с ним. Он приподнялся на локте, одной рукой поддерживая голову и зарывшись в растрепанную каштановую массу своих волос. Казалось, он смотрел на Дазая — как будто знал о них какой-то секрет — и Альфа... Альфа не знал, как к этому относиться.       Но голубые глаза Чуи, всё ещё припухшие ото сна, заблестели, а на губах рыжего появилась нежная улыбка, и он был прекрасен в утреннем свете.       Дазай чуть не подавился воздухом.       — Что?!       Чуя озадаченно моргнул. — Одасаку впустил меня, — просто сказал он вместо объяснения. Брови Дазая нахмурились. — Разве ты не помнишь?       Дазай нахмурился.       Нет. Он не помнил. Единственное, что он помнил это, как отправил сообщение Чуе, но после? После ничего.       Что было странно, потому что он не был настолько пьян, когда ложился спать. И запах Чуи — тот самый запах, который даже не должен был чувствоваться — давил на него. Окружая его. Побуждая его.       — Не помню, — признался он.       Чуя должен был объяснить. Честно говоря, Дазай ожидал от него этого, учитывая, что рыжеволосый был в его постели в довольно откровенном нижнем белье и абсолютно ни в чём больше.       Вместо этого Омега захихикал. Он наклонился к Дазаю, сокращая расстояние между ними — его губы приблизились, его запах наполнил ноздри Альфы. Дазай отпрыгнул назад прежде, чем их рты успели соприкоснуться, глаза резко открылись.       Если он не оттолкнул Чую, то только из-за страха перед тем, что может произойти, если он прикоснется к Омеге.       — Чуя, нет.       Рыжий нахмурился, после чего выпрямился и придвинулся ближе.       — Не командуй мной, — проворчал Омега, постукивая указательным пальцем по нижней губе Дазая. — Меня не пугают твои маленькие альфа-трюки, но это не значит, что ты можешь злоупотреблять ими.       Дазай сглотнул. — Прости.       Чуя одарил его ухмылкой, которая дала Альфе понять, что он прощён. Затем рыжий пошевелился.       Это было не быстро, но разум Дазая всё ещё пытался поверить в происходящее, когда Чуя навалился на него и оседлал бедра с дерзкой, победоносной улыбкой. Единственное, на что Дазай мог настроиться, был скрип матраса под их весом. Дазай предположил, что ему следовало убрать Омегу. Он предположил, что должен был что-то сказать.       Вместо этого он лежал, прижавшись спиной к матрасу, и хорошо знакомое тепло быстро разливалось у него в паху. Чуя посмотрел на него сверху, и мужчина вытаращил глаза в ответ, оказавшись тупо беспомощным от смеси удивления и вожделения.       Что бы Чуя ни удумал сделать, по спине у Дазая пробежал холодок.       Казалось, он зациклился на том, чего не мог понять.       Почему?       Почему Чуя вообще оказался в доме Одасаку, почему был в его чёртовой постели?       Почему он был в его нижнем белье?       Когда его руки вопреки здравому смыслу нашли путь к подтянутым бёдрам рыжеволосого, задержавшись на коже, даже не осмеливаясь прикоснуться к ней, Дазай издал низкий горловой звук. Хотя, казалось, Чуе это понравилось.       — Я же говорил тебе, что могу помочь, Дазай. Я знаю, что делаю. — Его указательный палец чертил бесформенные узоры на забинтованной груди Дазая. Его грудная клетка вздымалась и опускалась под пальцем Чуи, и рыжеволосый, казалось, был очарован этим движением. — Только не смотри на меня так, пожалуйста? Как будто я ставлю тебя в неудобное положение.       Дазаю потребовалось всё самообладание, чтобы не издать смешок. — Но ты делаешь именно это, Чиби.       — С тобой не весело.       — Извини, разве со мной не всегда весело? — ответил он слегка дрогнувшим голосом.       Как Чуя мог помочь, когда сам был причиной кое-какой неисправности в его теле? Он рационально понимал, что Омега не может быть спусковым крючком для его гона, но всё равно не мог избавиться от ощущения, что это так.       Дазай заёрзал, притягивая рыжеволосого ближе. Бёдра Чуи задвигались над ним, медленно скользя по промежности.       Его тело оживало от трения, от восхитительной тяжести Омеги на нём. Он нуждался в этом. Он ненавидел это.       — Не будь ублюдком сейчас. — Рыжий ухмыльнулся, хотя в словах не было огня. — Просто наслаждайся моментом, хорошо? — пробормотал тот, прижимаясь задницей к животу Дазая, его бёдра восхитительно прижимались к бёдрам Альфы. Он уже чувствовал, как что-то скользкое пропитывает тонкие трусы Омеги, стекает с его ягодиц и пропитывает ткань насквозь. Он тихо застонал, когда Чуя продолжал тереться задницей о его твердеющий член.       — Чуя, я не могу, — умолял он.       Я не могу так с тобой поступить. Ты заслуживаешь гораздо большего, чем запутаться в этой паутине. Чуя прищурился, когда в его голубых глазах промелькнула грусть.       — Но это кажется правильным, не так ли? — Он прошептал. — Как будто так и должно быть.       Боже, так и было.       Дазай издал сдавленный стон, откидывая голову на подушку. Его руки нашли задницу Чуи и сжали.       — Ты хочешь этого. Я хочу этого. — Чуя сморщился, глядя на него сверху, прижимая руки к животу. Тыльной стороной ладони он коснулся края боксеров Дазая, и тот моргнул, а в груди взревел инстинкт альфы. — Неужели то, что мы уступим, действительно будет так неправильно?       — Чуя—       — Только один раз, прежде чем ты выберешься из колеи, — взмолился рыжеволосый.       Затем он поглотил рот Дазая в поцелуе, но Альфа мог лишь частично сосредоточиться на этом, потому что парень продолжал бессмысленно раскачиваться над его эрекцией.       Выгнув спину, чтобы почувствовать всё, Дазай поднял руку и нащупал одну из ягодиц Чуи, подушечки его пальцев впились в кожу так сильно, что должны были оставить синяки. Рыжий мяукнул и засунул большой палец в боксеры Дазая, начиная стягивать их вниз.       Он поднял глаза, убирая ткань в сторону, и на его лице появилась игривая ухмылка. Его глаза были сияющими, голубыми и дерзкими. Потому что Чуя, возможно, и был по-своему хрупок, но он не боялся Дазая.       От одного только вида этого у Дазая перехватило дыхание.       — Ты уверен? — спросил Альфа.       Его голос был сдавленным и таким нуждающимся, он разрывался между желанием сопротивляться и желанием взять Омегу.       Хотя, почему он вообще сопротивлялся? Потому что его друзья отговорили его от этого? Из-за того, что могут подумать другие?       Чуя не был ангелом, чтобы пачкать его своими грязными руками.       Чуя хотел его.       Каждый мускул в теле рыжеволосого умолял трахнуть его.       Итак, Дазай схватил Чую за бёдра и сильным толчком в живот повалил рыжеволосого на кровать, меняя их положение. Чуя тихо заскулил от удивления этой внезапной переменой, по-прежнему ярко улыбаясь и покусывая губы в игривом предвкушении — пахнущий солнцем и желанием. Сладкий аромат его лосьона ударил Дазаю в голову, вызывая головокружение.       Это разрушило слабый контроль, который Дазай имел над своими гормонами.       Когда он наклонился, чтобы жадно схватить губы Омеги, он мельком увидел огненно-рыжие волосы, разметавшиеся по белым простыням; как огонь, как нимб. Вожделение бурлило в его груди, сдавливая сердце, добавляя настойчивости равномерным толчкам бёдер.       И, когда он освободился от клетки своего нижнего белья, Дазай поклялся, что будет связывать Омегу узлом, пока тот не потеряет сознание. Пока тот не закричит в экстазе и не выкрикнет его имя. Поклялся, что он—       Дазай проснулся в гостевой комнате Одасаку с пропитанными потом бинтами и сердцем, колотящимся где-то в горле. Его взгляд метнулся на другую сторону кровати. Там было пусто. Ни Чуи, ни омеги, кусающего губы, ни запаха, кроме освежающего аромата кондиционера для ткани.       Трясущимися пальцами Альфа потёр глаза.       Дерьмо.       Неужели он сейчас настолько отчаялся, серьёзно?       Что ж. Он никогда не был святым, но эротические сны о чиби-поэте с красивыми глазами установили новый рекорд.       Конечно, Чуя был одним из очень немногих омег, с которыми общался Дазай. Вероятно, за исключением Хацуйо, он был единственным привлекательным. Конечно, он постоянно был в мыслях Дазая в течение нескольких дней. Конечно, "он мне не нравится" и "низкорослые чибисы даже не в моем вкусе" были откровенной ложью, но... но Чуя был для него никем.       Чибикко даже не настолько ему нравился. Он определённо не нравился ему так сильно, чтобы испортить ему жизнь.       Так ли это?       Был ли у него вообще выбор?       "Впрочем, это всего лишь эротический сон," — пытался думать Альфа. "У тебя их было около тысячи о других людях, и тебе было плевать. Помнишь тот случай с медсестрой? Это было дико. Секс по телефону; поздравляю, имей в виду, ты действительно можешь быть креативным.       Но это не означало, что у тебя были чувства к медсестре, которую ты видел лишь однажды. И это не значит, что у тебя сейчас есть чувства к Чуе.       Не заставляй это звучать так, будто это означает что-то более глубокое или что-то в этом роде; почему это должно быть так?"       Он просто был опасно возбуждён. Как сказала Йосано, Чуя случайно оказался там, заполнив его разум и готовый к тому, что его неохотно используют для снятия стресса. "Наше подсознание творит странные вещи" и прочая фигня.       Фрейд определённо согласился бы и с этим; Дазай был человеком, у которого были грязные мысли, которые невозможно было контролировать, чем он эпатировал окружающих. Ему не о чем было беспокоиться.       "Тем не менее, это кажется правильным, не так ли?"       Нет. Теперь, когда сон медленно угасал с наступлением утра, проскальзывая сквозь щели бодрствующего мозга Дазая, он отчётливо ощущался неправильным.       Это казалось случайным и неуважительным.       Теперь, рассуждая здраво, Дазай понимал, что он просто одержим единственным новым симпатичном личиком в поле зрения. Боже, его разум был отвратителен. Никогда ещё так не хотелось увидеть Йосано и сделать укол.       Он просто хотел вернуть себе хоть какой-то блядский контроль над собственным телом.       Когда он откинулся на подушку и сделал глубокий вдох, он по-прежнему чувствовал призрачное ощущение Чуи на своём телу под бинтами. Под его кожей.

***

      Чуя напрягся, когда увидел, как Дазай входит в "Люпин" вместе с Одой: его чёрное пальто и бледная кожа контрастировали с более светлым плащом другого альфы. После их последних сообщений Дазай отсутствовал почти неделю, и Чуе пришлось работать с теми крохами информации, которые он смог выудить из Оды и Анго.       По правде говоря, рыжеволосый не ожидал увидеть его так скоро, без предупреждения.       Однако Дазай казался расслабленным, когда наклонил голову, приветствуя бармена, прежде чем подойти к Анго, Чуе и Липпману за их столиком.       Липпман скорчил гримасу в его сторону, но Дазай втянул голову в плечи и ничего не сказал. Когда Чуя осторожно спросил, как тот себя чувствует, Альфа просто пожал плечами, как будто ситуация с гоном вообще того не волновала. Хуже всего, мужчина вёл себя так, как будто между ними никогда ничего не происходило.       "Это выбило меня из колеи," — сказал он и улыбнулся. — "Но всё в порядке, сейчас я чувствую себя намного лучше."       Теперь Чуя не был точно уверен в том, насколько тяжёлым может быть гон, но Дазай, похоже, был не в настроении для необоснованного допроса.       Он проглотил тысячу вопросов: почему ты сейчас не выглядишь лучше? Почему ты написал мне? Почему ты благодарил меня за заботу так, будто никто никогда не заботился о тебе раньше вот так, всю ночь напролёт? — Он изо всех сил старался принимать активное участие в разговоре.       Однако, когда Ода заговорил о своих детях, Чуя воспринял это как намёк подойти к стойке под предлогом пополнения запасов Мерло. Он заказал ещё один бокал и остался сидеть, разделяя молчание с барменом.       У Оды Сакуноске не было собственных детей, но были сироты, которых он воспитывал как родных.       Некоторые люди осуждали подобную практику, особенно когда кто-то брал к себе детей, которым ещё не проявили свой вторичный пол, но правда заключалась в том, что Одасаку был порядочным человеком. Его сердце болело от невозможности помочь тем, кому повезло меньше.       Если статус богатого альфа-самца мог пригодиться для помощи, он не видел в этом ничего плохого.       И всё же от этой темы у Чуи по коже побежали мурашки. Он молча потягивал вино, избегая разговора и надеясь, что никто не втянет его обратно.       Он никогда не хотел детей, вот и всё.       Может быть, однажды он найдёт кого-нибудь, кто заставит его захотеть завести детей, остепениться, изменить своё мнение. Может быть.       Однако до тех пор…       — Ты задумался.       Чуя вздрогнул, его хватка на бокале с вином стала жёсткой, когда тело дрогнуло. Он ослабил руку, прежде чем успел уронить бокал, но сдавленного звука, который он издал, было достаточно, чтобы заставить Дазая хихикнуть.       — Прости. Я не хотел тебя напугать.       Брови Омеги поползли вверх. — Ты меня не напугал.       — Лжец, — сказал Дазай с улыбкой на губах. Довольной, как будто он гордился своим маленьким трюком. Это была интимная улыбка, которая проникала сквозь множество масок этого человека, и Чуя подозревал, что это, возможно, было редкое зрелище.       Рыжий закатил глаза, когда Дазай сел на пустой стул рядом с ним. Удивительно, но у него не было с собой стакана.       — Отлично, ок? Ты победил. Я отключился.       Дазай ухмыльнулся. — Одасаку настолько скучный, что ты решил сбежать?       Чуя колебался, касаясь губами края бокала, обдумывая вежливый ответ.       — Нет. Ну, да. Я имею в виду, это не его вина, — сказал он ровным голосом. — Я не понимаю Оду-сана и как он может хотеть детей. Не знаю. — Он пожал плечами. Думаю, просто не понимаю, потому что не хочу детей.       Дазай промычал. Казалось, он был удовлетворён ответом, или, по крайней мере, так понял Чуя по тому, как наклонилась голова собеседника.       — Я тоже.       "У тебя уже двое детей", — хотел сказать Чуя.       Двое детей, две бывшие жены и стойкий идеал никогда не полагаться на связанного партнёра.       Чем больше Чуя пытался разобраться, тем больше подобный образ жизни казался довольно печальным.       Но он также предположил, что таким альфам, как Дазай, было легко заводить детей в обществе, которое ожидало, что омеги и беты разберутся с ними до наступления дееспособности и правоспособности. Завязывание кого-то узлом, должно быть, казалось им довольно безобидным действием — актом доминирования.              Он прикусил язык и заглушил ржавый привкус крови вином.       Чуя даже представить себе не мог Дазая с двумя детьми. Альфа не походил на человека, который ценит время, проведённое с кем-либо, не способным обсуждать литературу, смерть и хороший алкоголь.       Это, как правило, влекло за собой, по крайней мере, получение диплома о среднем образовании.       — Я просто... Могу думать только о том, что Ода-сан делает это, потому что может, — попытался объяснить Чуя, с ужасом осознавая, что продолжает путаться в собственных словах. — Все любят нянчиться с детьми и представлять их в своём будущем, пока твой классный руководитель не посоветует найти себе альфу и завести детей, потому что именно в этом заключается твой природный талант. — Он чувствовал на себе взгляд Дазая: ту смесь любопытства и превосходства, которая была частью его обаяния. Иногда, однако, это вызывало у Чуи желание ударить его прямо в лицо; сегодня был один из таких случаев. — Прости. Дело в том, что если я... ну, знаешь, вляпаюсь в это в некотором смысле, то разбираться с этим дерьмом придётся самому. Мне пришлось бы уйти из университета. Для меня это отстой.       Дазай покачал головой.       — Да, у нас действительно всё проще, — сказал он. Простой ответ, отстранённый. Несмотря ни на что, несмотря на отсутствие сочувствия, Чуя оценил сухую искренность комментария.       — Я знаю, что Ода-сан делает это из благих побуждений, — настаивал Чуя.       — Но никто не навязывал ему это, как ты и сказал.       Чёрт, наверное, сейчас в нём говорили алкоголь и горечь. И к тому же сам разговор был несправедливым. Один альфа извлекал максимум пользы из своего положения, помогая детям и давая им будущее, а Чуя противодействовал ему, пытаясь поднять тему привилегий.       Должно быть, он звучал как полный мудак.       — Ты говоришь, что это несправедливо. И ты прав. — Слабая улыбка тронула его губы. — Знаешь, я был с официанткой в ночь похорон моей жены.       Чуя напрягся, его глаза в тот же момент нашли взгляд Дазая.       Невозможно было перепутать сожаление в голосе Дазая с любовью. В этом комментарии было много стыда, но ни грамма любви.       — Это не...       — Это ещё не всё. Я вижусь со своими детьми раз в несколько недель — даже реже, если смогу с этим справиться. Они всегда жили с моими родителями, и никто не просил меня жертвовать своей жизнью ради них. — Его губы дрогнули, безрадостная улыбка не сходила с лица. Боже, он выглядел так, словно вот-вот рассыпется в прах. — Значит, ты прав. У нас есть привилегия, и это приятно, но у некоторые из нас их быть не должно.       — ...       — Просто я думаю... Одасаку делает этот выбор лёгким, когда речь идёт обо всём, кроме, — продолжил мужчина. — Он хороший человек, Чуя. Я — нет.       Это тихо слетело с его губ, как будто Дазай на самом деле не собирался делиться таким количеством информации, и это неприятно резануло по мягкому фону джазовой музыки "Люпина". Глаза Чуи сузились.       — Зачем кому-либо так говорить?       — Потому что это правда, — сказал Дазай. Однако, казалось, он пожалел о своих словах, как только они слетели с губ. "Вот", — было написано у него на лице,— "всё кончено." — Извини за безответную искренность. Ты пыталась что-то сказать, и я хотел поддержать диалог, — сказал он, явно пытаясь отступить на безопасную территорию.       Но Чуя не собирался отступать.       Он бросил взгляд на столик их друзей, но его рука переместилась ближе к Дазаю по липкой поверхности стойки.       — Ты неплохой человек. Всё всегда гораздо сложнее, — сказал он.       — Да ну? — спросил Дазай.       Чуя нахмурился. — Я веду себя как придурок, в то время как Ода говорит о спасении сирот. Ты совершил какое-то сомнительное дерьмо. Ну и что? — "Может быть", —подумал он, — "мы заслуживаем друг друга". — Есть много способов выразить боль. Даже если люди их не одобряют.       Дазай застопорился, и Чуя хотел схватить его за руку и — Боже, Омега хотел бы, чтобы у него просто хватило смелости попытаться взять Дазая за руку и покончить с этим. Часть его умоляла признать то магнитное поле, ту гравитацию, которые притягивали их друг к другу.       С того момента он навсегда запомнил, как резко отступил Дазай, когда он попытался прикоснуться к нему за пределами "Люпина". Запомнил ощущение, когда не мог контролировать своё тело под командованием Альфы.       — Но это не значит, что ты недостойный.       Медленно, Дазай кивнул сам себе.       Почему это было похоже на долгожданное отпущение грехов?       Воспользовавшись преимуществом расстояния между стульями, Дазай качнулся в сторону и опустил голову на плечо Чуи.       Чуя на секунду застыл, тёплая волна удивления пробежала по телу, но он не оттолкнул Дазая. Просто вздохнул и пробормотал что-то о том, что Дазай "слишком высок для того, чтобы такая поза была удобной", но не отстранился.       Если Анго или Одасаку видели, они тоже не остановили их.       Бог не стёр их в порошок.       Ни один призрак из прошлого не материализовался из воздуха.       И ткань мира не рухнула, когда щека Дазая коснулась плеча Чуи, а их запахи смешались вместе, и они почувствовали, что разблокировали что-то.       Дазай тихо вздохнул. — А как насчет Одасаку? Как ты думаешь, детям нужна омега? — он спросил.       Чуя сглотнул, пытаясь придумать хороший ответ, несмотря на смятение, бушевавшее в его груди.       Он бросил взгляд в сторону, пытаясь уловить что-то в выражении лица Дазая, но со своего места всё, что он мог видеть, это копну взъерошенных тёмных волос и форму носа.       Рыжеволосый всегда хотел поцеловать Дазая — это было как само собой разумеющееся, когда Альфа так выглядел, но сейчас мужчине нужны были объятия. Он выглядел как ребёнок под дождём, и это разбило сердце Чуи.       Ему хотелось заключить этого человека в объятия, успокоить и стереть весь страх, таящийся на дне этих настороженных янтарных глаз.       — Я думаю, им нужны неравнодушные люди, — медленно произнес парень.       — Хм.       — Ода-сан молодец, серьёзно. — Он улыбнулся сам себе, поднося бокал с вином ко рту. Теперь, когда они с Дазаем снова разговаривали, оно казалось вкуснее. — Моя сестрёнка говорит, что детей нужно любить, к чёрту вторичный пол воспитателя. Всё остальное — чушь собачья.       — Хм, — ответил Дазай почти мечтательно. У Чуи было предчувствие, что тот отмежевывается от разговора; это предчувствие превратилось в уверенность со следующим комментарием Альфы. — Значит, у тебя есть сестра.       Чуя промычал, ставя бокал и с радостью принимая попытку сменить тему. — Да, она детский психолог, — сказал он. — Но не надо на меня так давить, а, говнюк? В отличие от Оды-сан, у меня нет терпения к твоим перепадам настроения.       Дазай тихо фыркнул.       — Всё в порядке. Присутствие Чуи рядом несколько помогает.       Чуя слегка втянул щёки глубоких вдохом, взвешивая возможные значения этих слов.       — Не привыкай к этому, — пробормотал он, его рука зарылась в волосы Дазая. Нежно. Нервы Альфы растаяли от этого прикосновения, и он почувствовал себя как масло под рукой Чуи.       Медленно, спустя мгновение, Дазай поднял голову и выпрямился.       — ... Хочешь ещё, Чиби?       Чуя вздрогнул.       На какой-то безумный момент он подумал, что Дазай говорит о детях.       Что вообще не имело смысла, но в тот момент, когда его разум установил связь, Чуя обнаружил, что заблокирован там, его мозг отказывается двигаться дальше. Вопрос чуть не вылетел изо рта, когда он понял, что мужчина указывает на пустой бокал.       Чуя одобрительно склонил голову набок. Попытался выровнять дыхание, стараясь не выглядеть слишком удивленным.       — Ты пытаешься напоить меня, дерьмовый Дазай?       Дазай смущенно ухмыльнулся. — Такого карлика, как ты? Это не займёт много времени.       — Что?!       Дазай рассмеялся.       — Оставайся там, — сказал тот, элегантно соскальзывая с табурета и поднимаясь на ноги. — Мерло, верно?       Чуя кивнул. На мгновение он чуть не упустил невероятный, маленький, умопомрачительный факт, что Дазай запомнил его заказ.       Он знал, что ему заказать.       Он знал, как его расположить к себе.       Может быть, это вообще ничего не значило, но грудь Чуи горела, а его улыбка растянулась.       И пока его глаза следили за Дазаем, наблюдая, как мужчина заказывает им ещё по порции, он позволил себе надеяться, надеяться, надеяться.

***

      “Это Дазай. Я недоступен, я потерял свой телефон или мне не хочется отвечать. Оставляйте сообщение или нет, мне на самом деле плевать.”       Бип.       “Осаму. Привет. Это я, Хацуйо. Снова.       Боюсь, мне придётся обратиться к тебе за помощью. У Юмено были кое-какие незапланированные расходы, ты же знаешь, какие дети, и... И тебе всё равно. Конечно.       Просто… помоги нам, ладно? Мы же не хотим заставлять меня рассказывать людям о том, что ты сделал, не так ли? Как ты пренебрегаешь своей семьёй.       Я не боюсь выступать публично. Ты знаешь, что это не так. Я…       Я люблю тебя. Люблю, Осаму, и ты это знаешь. Но посмотри, к чему ты меня вынуждаешь.       Перестань избегать моих звонков.”