Я брожу по застекленной веранде и периодически прикладываюсь к электронной сигарете. Это единственное место, настолько близкое к свободе, где мне разрешено бывать, и единственное, где нам с Олегом можно курить. Ибо «нечего в доме смолить, от вашего дыма адская вонь стоит». Дундук. Хорошо, что Волков вернулся, и больше не нужно беспокоиться о том, что его великовозрастный ребенок окочурится. Хотелось бы, чтоб проблемы с чьей-то жаждой меня замочить решились так же быстро, но увы, не все и сразу. Разумовский над этим работает. Иногда мне кажется, что он просто положил болт на мое существование и занимается своими делами.
Впрочем, злость на него немного поутихла. Засранец подкупил меня красками, да. Плюс ко всему, вместо постоянной чудесной мечты врезать ему сапогом по наглой рыжей морде в голову вползла другая мыслишка. Я ведь видела эту самую наглую рыжую морду и знаю, что он жив. Уточнение: знаю, что жив опасный преступник, который должен отбывать пожизненный срок. А теперь вопрос на миллион долларов: какова вероятность того, что псих даст мне уйти живой? Я почти паникую, но потом убеждаю себя, что если б он все равно собирался меня убить, то зачем возиться? Мог бы сделать это гораздо раньше.
И так по кругу. Подобные мысли радости не прибавляют, только с ума сводят. У нас тут уже есть один двинутый, и он не потерпит конкуренции.
Я кладу электронку на низкий плетеный столик и сажусь на кушетку из того же набора. Единственное, на что можно надеяться, — Олег. Я продолжаю верить, что он не станет прописывать мне билет в иной мир, а также не даст это сделать своему дружку. Очень глупая надежда, знаю, но так хочется думать, что Волков нормальный. Ну не сможет ведь человек, который тратит свои свободные вечера на просмотр дурацких турецких сериалов со мной, просто взять и перерезать беззащитной девушке горло.
Да сможет, конечно, понятное дело.
В очередной раз отогнав от себя дурные мысли, я берусь за скетчбук и карандаши, а потом оглядываюсь в поисках жертвы. Вдохновение своим присутствием в последнее время не балует, что не удивительно. Где брать впечатления? На свой страх и риск вломиться к Разумовскому в серверную и слушать, как он тихо матерится, когда у него что-то не получается? Да, то, что нужно. И нет, я не делала это специально, просто занесла ему завтрак. Еще до возвращения Олега. И опять нет, чувство вины ни при чем. Просто хотелось быть уверенной, что Разумовский дотянет до приезда Волкова.
Я примечаю на дереве напротив окна большую мрачную ворону, которая недобро поглядывает на окружающим мир. Ну, я думаю, что недобро, ей-то, наверно, фиолетово. Пересев на кушетку возле окна, рассматриваю птицу получше. Когда Олег в первый раз вывел меня сюда покурить, я пошутила про снайперов и стекла. Волков совершенно серьезно заверил, что они пуленепробиваемые, как и во всем особняке. Разумовский поменял окна почти сразу, как поселился здесь. Что ж, хвала его паранойе, хоть покурить можно спокойно.
Ворона спустя минуту решает, что ей этот особняк нужен точно так же, как и мне, и благополучно улетает. Я бы с удовольствием повторила ее маневр, но могу только разбить лоб об бронестекло. Птица мне уже не нужна, поскольку набросок в голове готов, осталось только перенести его на бумагу. Орнитологию можно и в поисковике изучить. Я нахожу несколько достаточно хороших фотографий, сохраняю и иногда на них посматриваю. Ворона на моем рисунке собирается стать красноглазой и зловещей, распространяющей вокруг себя тьму и хаос.
Под стать Разумовскому, ага.
Увлеченная процессом, я не сразу замечаю, что на веранде появляется кто-то еще. Старательно вырисовывая второе крыло адской птицы, останавливаюсь только тогда, когда на меня падает тень. Тряхнув головой, чтобы откинуть волосы со лба, смотрю вверх и обнаруживаю Разумовского. Либо сам решил все-таки размять ноги, либо Волков за шкирку вытащил его из-за компов и отправил пройтись хотя бы по дому.
— Вышел на променад? — предполагаю, потому что он продолжает просто стоят надо мной и молчать.
Разумовский не отвечает, и только тут я замечаю, что его взгляд прикован к моему рисунку. Какой-то очень уж пристальный взгляд и не очень здоровый. Может, это, конечно, мои придирки, но все равно становится не по себе.
— Сергей? — пробую позвать я.
— Кто тебе рассказал? — хрипло спрашивает он.
— Что?..
— Кто тебе рассказал?!
Вот теперь Разумовский не просто спрашивает, а уже кричит. Резко шагнув вперед, он выхватывает из моих рук скетчбук, я же вскакиваю и, едва не запнувшись о столик, быстро отхожу от Сергея как можно дальше. Проблема в том, что место, где мне вздумалось рисовать, находится почти в углу, и деваться особо некуда. Путь к выходу перекрывает Разумовский, который полубезумным взглядом пялится на мое творение. Плохо, очень и очень плохо. Я же ничего даже не делала, а все равно умудрилась вывести из равновесия опасного психопата!
— Сергей, — опять зову его, но он лишь качает головой. — Послушай, давай мы…
— Кто тебе рассказал? — в третий раз спрашивает Разумовский и тут же швыряет скетчбук куда-то в сторону.
Я прижимаюсь задницей к подоконнику и очень жалею, что стекла не разбить. Особенно, когда мужчина сдвигается с места, ибо делает он это в мою сторону! Я практически забиваюсь в угол веранды и поднимаю перед собой руки в знак капитуляции, пытаюсь как-то достучаться до него, но все бесполезно. Он хватает меня за запястье и в ярости кричит, что я не должна была знать, а потом тут же обвиняет в каком-то заговоре и несет полнейший бред, сжимая руку все сильнее. Мне так страшно, что я и сопротивляться-то толком не могу, сердце буквально в пятки ушло, парализовав все остальное. Я отлично знаю, на что способен этот человек, и сейчас он пребывает в крайне паршивом настроении, судя по всему.
Все заканчивается тогда, когда кто-то возникает рядом с нами, и на плечо Разумовского опускается твердая рука, а спокойный, но строгий голос говорит:
— Серый, остынь.
Тот смотрит на Олега и начинает обвинять уже его. Волков тяжело вздыхает, берет Сергея за предплечье и, видимо, давит на какую-то болевую точку, потому что мое запястье тут же освобождается. Не теряя времени он отталкивает Разумовского к другому окну и бросает мне:
— Ася, иди к себе.
Я бы и с радостью, да только ноги не слушаются, подгибаются. Олег оборачивается и уже громче говорит:
— Иди, Ася.
Мелко киваю и кое-как заставляю себя двигаться и выскользнуть из угла. Сергей что-то сбивчиво объясняет Волкову и выглядит абсолютно невменяемым, но хотя бы не пытается выбраться из захвата. Последнее, что я слышу перед тем, как окончательно уйти с веранды, это жесткое:
— Приди в себя, Серый. Там просто рисунок.
Чем дальше я отхожу от места действия, тем быстрее начинаю перебирать ногами. Добравшись до лестницы, уже почти бегу, поднимаюсь, крепко держась за перила. Заскочив в комнату, захлопываю дверь и поворачиваю защелку. Отступаю на пару шагов. Только сейчас понимаю, почему замок не сняли после моего заселения. Оба могут легко открыть его, и все равно он дает крошечное чувство безопасности. Я продолжаю пятиться, пока не дохожу до кровати. Забираюсь на нее и отползаю к спинке, прижимаю колени к груди. Меня трясет до сих пор. Случись подобное с другим человеком, реакция, наверно, была бы поспокойнее, но это же Разумовский!
Я утыкаюсь взглядом в одну точку и сосредотачиваюсь на дыхании, пытаюсь успокоиться. С момента моего появления здесь все было относительно нормально, никто на меня не кидался. Я даже расслабилась немного, допускала мысль, что Сергей способен держать себя в руках. Может, на таблетках каких-то сидит. Что могло его так сильно завести? Не понимаю.
Спустя какое-то время у меня все-таки получается успокоиться. До сих пор не по себе, но хотя бы не трясет и не хочется глупо разреветься от страха. Я сажусь ровнее, вытягиваю ноги, потому что спина уже затекла. Выходить из комнаты пока что нет никакого желания. Я категорически не хочу наткнуться на этого психа, поэтому ложусь прямо поверх одеяла и смотрю в стенку. Позвонить бы кому-то из родных или друзей и попросить вытащить меня отсюда, но этого, конечно, нельзя делать. Ни за что не подвергну их опасности.
Меня будит стук в дверь. Похоже, я все-таки умудряюсь задремать и теперь осоловело моргаю и привстаю на локтях. Звук повторяется, и слышится голос Волкова. Прокашлявшись, говорю, что уже иду, и действительно сползаю с кровати и тащусь открывать. Нужно будет потом поблагодарить Олега за тактичность, ведь он мог и не церемониться особо. Я открываю дверь и отступаю, чтобы пропустить его. Волков заходит не один, а в компании чашки ароматного чая и тарелки с бутербродами.
— Ты не спускалась к ужину, — говорит он, поставив свою ношу на тумбочку.
— Заснула, — тихо признаюсь и закрываю дверь, снова запираю ее.
Олег это действие никак не комментирует, молча присаживается на край кровати. Я присоединяюсь к нему, подобрав под себя ноги. Вопросов уйма, и мне с трудом удается выцепить хотя бы один внятный:
— Что это было?
Волков тяжело вздыхает и опирается руками на колени, сцепив пальцы в замок.
— Он немного сорвался, — говорит мужчина, не глядя на меня.
— Немного? — уточняю я. — Это немного? Здорово, просто отлично. Но я же ничего не сделала ему!
— Рисунок, — коротко поясняет Олег.
— Да там же всего лишь долбанная птица! Подожди, у него что, орнитофобия или что-то вроде?
— Что-то вроде. Скажем так: птицы пробуждают не лучшие воспоминания в нем. И… Ася, он просто сильно испугался, поэтому сорвался вот так.
— Но я ведь даже не специально, — зачем-то бормочу, взяв с тумбочки кружку. — Я не хотела.
Олег кивает и похлопывает меня по плечу.
— Мы знаем. Серый знает, и ему очень стыдно за то, что случилось.
Ага, конечно. Проще в Деда Мороза поверить.
Я делаю глоток крепкого чая и молчу, потому что не знаю, о чем говорить. Самого опасного преступника страны триггерит от птиц. Класс. Полиции надо бы просто прислать ему клетку с попугайчиками, и все, маньяк обезврежен. Ладно, не смешно, согласна. Нет ничего веселого в фобиях, они не на пустом месте возникают. Может, его гусь в детстве напугал. Что? Серьезно, вы их видели вообще? Адские твари.
— О чем он говорил? — спрашиваю, посмотрев на Олега. — Он подумал, что я специально нарисовала птицу, чтобы поиздеваться?
— Нет, — качает головой Волков. — Не совсем. Я… Ася, я не вправе рассказывать об этом, прости.
Да понятное дело, что он не станет вываливать абы кому тайны своего друга. Я бы тоже так не сделала. Постукивая ногтями по чашке, размышляю. Значит, дело в триггере, просто все сошлось. Это не отменяет того, что я сильно испугалась, однако хотя бы дает Разумовскому поблажку в моих глазах. Он все еще чокнутый маньяк, но бросился на меня не из простой злости. Усмехнувшись, отпиваю еще чая. Оправдывание преступника, м-м-м. Десять стокгольмских синдромов из десяти.
— Это касается всех птиц? — решаю уточнить я. — Или только ворон?
— Ворон и всех похожих.
— Понятно.
Волков сидит со мной еще пару минут, запоздало интересуется, в порядке ли я, а потом уходит, напомнив, что у нас еще несколько серий осталось, если вдруг мне захочется спуститься. Я закрываю дверь за ним на защелку и возвращаюсь на кровать. Думаю. И думаю, думаю, думаю. Расправившись в бутербродами и чаем, беру мобильник и лезу в поисковик. То, что нужно, нахожу довольно быстро. Возвращаться на веранду за тем скетчбуком нет сейчас никакого желания, поэтому вытаскиваю из коробки новый и принимаюсь за работу. В процессе пару раз меня пробирает чуть ли не истерический хохот. Это нервное.
Готовый рисунок я фотографирую, открываю мессенджер и нахожу контакт, которого еще недавно в моем телефоне не было. Собственно, я его и не сохраняла по своей воле. Помедлив, все-таки отправляю снимок. Ответ приходит очень быстро:
«Что это?»
Усмехнувшись, набираю:
«Исполинский козодой»
«И зачем?»
«Ну смешной ведь»
»......»
«Немного»
«Загугли. На тебя похож, когда… Когда всегда»
«По доброте душевной я сделаю вид, что этого сообщения не было»
Ну да, уж чего-чего, а доброты душевной в нем тонны. Я верчу в руках телефон и думаю, на кой черт мне вообще это надо было. Моей вины в произошедшем нет, так чего ради я срисовывала упоротую птицу полтора часа? Похоже, безумие заразно. Попрощавшись со здравым смыслом, печатаю:
«Эй. Я не специально там, внизу»
Ответ приходит еще быстрее, чем в начале:
«Я знаю, Ася. Я тоже»
«Забыли, ладно?»
Я решаю, что на этом мы и закончим, но через полминуты снова раздается оповещение. Открыв, читаю:
«Почему именно козодой?»
Улыбнувшись, набираю ответ.
