Мне вчера приснилось, что я сплю
С тобой в одной коробке.
У тебя на шее поводок,
А у меня верёвка.
НедРа
Гарри пребывал в полном восторге от нового приключенческого, на секундочку, автобиографического романа, известнейшего в Британии автора — Гилдероя Локхарта. Не кого-нибудь, а лауреата Букеровской премии.
Гермионе обещал, что вернёт книгу до новолуния.
Но обещание оказалось таким ненадёжным, что даже лось в лесу выглядел ответственнее.
Время истекло и было неумолимо. Луна забыла подстроиться под планы Поттера, и грозила превратиться в полную уже этой ночью.
Так они с Гермионой когда-то рассудили, что литературу читают чаще всего в тёмное время суток, если только это не выходные. И время для её возврата тоже стали исчислять фазами луны.
Произошло это после того, как напились, и Гарри, забирая очередную книгу, посмотрел в окно на диск небесного светила. «Когда вернёшь?» — услышал тихий вопрос. Ему показалось, что если скажет: «До новолуния» — времени у него будет как будто даже больше. Он сказал.
Потом протрезвел и понял, что времени так больше не появляется. Но шутка с фазами луны прочно прижилась. До такой степени, что спустя годы он ссылался на них.
Пройдя все мыслимые и немыслимые пределы приличий, яйцам Поттера теперь грозила накрутка. Учитывая, сколько фаз он плотно провёл с книгой Гила — полная тройная.
Но пока он не дошёл до Гермионы, он мог
пожить почитать ещё немного.
Фото британского гения на обложке часто оказывалось прижато к груди.
Стыдно признавать, что замусолил развороты, немного облил сердцевину (конечно же, случайно) кофе, а 499 страницу главы «Не пальцем делан» орошал слезами настолько, что слова поплыли.
Он должен был проявлять такого рода эмоции разве что у двадцатипятиметрового монумента битве за Британию на набережной Виктории: подходящее место для того, чтобы дать чувствам волю. Но вместо этого он рыдает из-за книжки! Хорошо, что не с каждой главы.
Перечитывал уже по третьему кругу, забив на домашние дела, хотя Сириус просил прибраться на кухне, когда он вернётся с работы — сегодня рано вечером.
Гарри подумал, что займётся кухней немного позже. Пока ещё не потемнело, направился в сквер, где выбрал уютное место на траве и облокотился спиной о дерево.
Открыл главу: «Ледяная ловушка для лебедей», которая привычно стиснула ему сердце. Он стал читать, как Гил спасал истощённых птиц, лишённых возможности передвигаться. Они нередко вмерзают лапками и нижними частями крыльев, когда поверхность воды схватывается от мороза прочной ледяной коркой. Некоторые просто тихо погибают.
Гил часами дробил лёд. Если птицы прятали головы под крыльями, их приходилось забирать и отогревать. Гил никого не бросал.
Гарри уже почти дочитал главу, уйдя в неё с головой, он перелистнул страницу, не поднимая головы. И тут на книгу накинулось что-что чёрное и мохнатое — совсем для него внезапно.
Какую-то секунду назад увлечённо, спокойно глядел на слова! Он не заметил быстрого приближения, а зубы уже намертво вцепились в разворот.
Сердце упало куда-то в желудок.
Поттер даже под страхом заражения бешенством руки не разжимал.
Только шокировано провожал глазами агрессивно настроенную собаку, — та рвала книгу на себя, порыкивала, пуская слюни, а потом ещё более яростно мотнула головой, — прежде, чем разжать зубы.
— Ко мне, мальчик, — Гарри поднял глаза на мужчину, полные возмущения.
— Вы это мне? — губы его едва дрогнули.
Он оглядывал типа, вышедшего всё равно, что из романов Брэма Стокера, одетого во всё чёрное, и перевёл взгляд на такого же чёрного ньюфаундленда.
— Псу. С чего бы я подзывал вас к себе!
— Прекрасно! — возмущение едва ли сошло на нет, — Только надевайте намордник своему самцу акулы… Или кем бы там ни был этот чёрный мохнатый термит, — не выдержал Гарри, вскочив с места, и ощущая себя ужасно.
— Прощу прощения за неудобство, пёс очень игривый.
Гарри опустил взгляд на ошмётки с добрую треть от всего объёма. Досталось обложке. Теперь прекрасное лицо автора покрывали собачьи слюни.
«Игривый»?
Пёс повернулся к нему своей мохнатой задницей, от которой Гарри отвернулся.
Настроение было испорчено. Книгу можно выбросить в ближайшую урну, а для Гермионы купить аналогичную замену, после чего ей — «понять и простить», что авторского автографа, который она так ценила, в ней не окажется. Гарри уже увидел: псина его прокусила. Чернила теперь плывут, как в море корабли, и вовсе не по его вине.
Гарри не был на презентации, а Гермиона с таким волнением рассказывала, как стояла целый час в очереди на автограф легенды. Он не живёт в Лондоне, Гил вообще не задерживается на одном месте.
Девушка просила вернуть в таком же состоянии. Обычно Гарри так и делал — возвращал без всяких курьёзов, а с этой всё пошло наперекосяк.
Мало того, что он, как известно, задержался! Теперь ему даже возвращать нечего.
Какое «понять и простить». Гарри просто не сносить теперь головы…
Это верно точно так же, как и то, что сегодня ночью будет полнолуние.
Автограф в ней был самым ценным.
— Давайте я вам компенсирую стоимость книги. Хоть трёхкратно.
Гарри, видимо, выглядел так грустно, будто это была не книга, а последнее семейное фото родителей — хрупкое золото, самое блестящее из возможных.
— Вы не сможете, — поднял поникший взгляд на господина, волосы которого трепал ветер.
Может быть, он всего этого не хотел. Важно лишь то, что он — хозяин бешеной развязной собаки, которой Гарри уже мысленно сказал своё не менее бешеное «спасибо».
— Это почему же? — удивился мужчина, приподняв брови.
Глаза Гарри сверкнули.
— Потому что не сможете, — зло сказал он, и рванул переднюю часть обложки, думая о том, что, может, и покусанный, но всё же, автограф, спасёт.
Не тут-то было: дурацкая картонка решила порваться совсем не так, как задумывал. Гарри смотрел, как ровно по центру подписи теперь пролегает безобразная линия срыва.
«Мне точно пиздец», — он прикрыл глаза, пошёл к ближайшей урне в пяти метрах и бросил книгу, решив, что домой возвращаться бессмысленно, — нужно пойти в магазин, взять новую, и готовиться, что подруга ему врежет.
Может, не скоро заметит. Или лучше сразу ей признаться?
Если что, он может выпрыгнуть из её окна второго этажа, когда оставит девственно чистую копию. Даже не поранится.
Гарри остановился. Вот что за день: он забыл возле дерева алый шарф с небольшой первой буквой его имени на нём — подарок от мамы Рона, которая все вязанные вещи делала неповторимыми. Точно такой же ему нигде не достать! Хоть бы с ним ничего…
Он развернулся.
«… не случилось», — уныло закончил Гарри.
Собака топталась по шарфу так, будто он был её лежанкой, а потом грызанула, и побежала за дерево.
Гарри ошарашенно смотрел, как шарф его на глазах распускается — алая нитка зацепилась за сучок и коряво наматывается вокруг дерева по… третьему кругу.
Псина шарф из зубов так и не выпускает.
— Мордред, я грязные лапы тебе оторву! Мордред, кому сказал?
Гарри глупо моргнул. Он сомневался, что с ним больше ничего не случится сегодня.
Может быть, стоит свернуть на Чаринг-Кросс, в надеждах добраться до пятиэтажного книжного Foyles, где наверняка обнаружится издание Локхарта, как его тут же переедет автобус.
Нападёт маньяк, или какой-нибудь эксгебиционист вдруг распахнёт перед ним пальто, что с Гарри уже случилось разок, а заодно и прокомментирует: «Веселее, мальчик. Ты очень грустный».
Господи. Жить в Сохо так опасно.
— Мистер, я надеюсь, вы великодушно извините меня за этот… инцидент.
Гарри оторопел. Что? Молодая версия Дракулы просит прощения за свою псину?
— Морди обычно так себя не ведёт. Он очень воспитанный мальчик.
Да вы что! Если это — воспитанное поведение, то Гарри боится представить, как Морди поведёт себя, если разозлить.
— Морди даже не мой… — услышал он.
Гарри какое-то мгновение хотелось съязвить по поводу тайны происхождения имени «Морди». Он, взглянув, как пёс погнал голубя, почти смирился, что эта акула в тёмной шубке азартна.
Тихий шорох падающих багряных листьев разбавлял собачью возню и паническое «кру-кру» голубя, который, возможно, вспоминал, как когда-то спокойно курлыкал.
И пока Гарри сочувствовал ещё и ему, уловил стук сапог совсем рядом. Глухие металлические удары от соприкосновения с асфальтом слышались всё отчётливее. К ним приблизился ещё один человек.
— Север, ты чего тут застрял, а? Я же не просил гнать Мордреда к чертям на кулички. Нам нужно в Мэйфэр успеть за полчаса, только купил газету, а вас и след простыл.
Стоял в белом пальто, красивый. На нём были тёмные очки Вайфареры.
— Да вот, малыш побежал в сквер…
«Малыш?» — опять подумал Гарри, глядя на здоровенную собаку, которая высунула язык и теперь ластилась к господину с белыми волосами в ботинки.
— И нанёс ущерб мистеру…
Гарри недовольно поднял на него взгляд.
Книгу цапнули, шарф похерили, осталось ещё слушать причитания о том, как им «жаль». Вот по лицу новопришедшего абсолютно видно, что если ему и становится жаль, то уж точно не по поводу случайных незнакомых людей.
От пережаренного бекона. От не вовремя поданного теннисного мячика на корте. От перенесённого времени у парикмахера — может быть.
Его надменное, но не такое суровое лицо, как у молодой версии Дракулы, об этом явственно говорило.
— Как жаль, мистер…
Гарри про себя фыркнул.
— А не всё ли равно! — окинул он взглядом шарф в последний раз, — покойся с миром.
— Север, ты слышал? Глаза меня не обманывают, молодой человек действительно разговаривает с предметом одежды или он это моему Мордреду?
— Люц, лучше заткнись. Твоя собака и так дел натворила.
Гарри вскинул голову.
— Псина! — в сердцах сказал он.
— Псина? Да он родовитый, и уж точно дороже всего твоего тряпья! Купишь новый шарф, — холодно произнёс «Люц», пошарил в карманах, выудил банкноту и бросил на асфальт 100 фунтов.
— Люциус, — закатил глаза «Север».
Гарри с презрением посмотрел на обоих, и понял, что испытывает даже больше симпатии к собаке, та хотя бы была импульсивным животным, всего лишь.
Северус с немного растерянным видом вздохнул, достал визитку и протянул её Гарри.
— Мистер, я прошу прощения за своего… друга. У него точно был тяжёлый день.
Да, Люциус? — многозначительно добавил он, — Надеюсь, вы не будете звонить в полицию. Лучше позвоните мне, обсудим, как компенсировать ущерб, когда все мы остынем. Я готов сейчас, но вы, вижу, нет.
Длинные пальцы всё ещё держали карточку, на которой Гарри разглядел «Северус Снейп».
— Я же говорил, что вы не сможете, сэр.
Мужчина перед ним моргнул, и Гарри зацепился взглядом за такие тёмные глаза, которых никогда в жизни не видел. В руках родственника Влада Цепеша как-будто не хватало заострённого кола.
— Север, кажется, молодой человек уже получил на орехи, а если гордый, и ему ничего не надо, так давайте уже разойдёмся, и дело с концом.
Гарри побледнел, отступая. Ничего не взял, визитку тоже. Резко развернулся и бросился быстрым шагом прочь от них.
— Мистер!
Очередное обращение пропало втуне.
Мысленно послав их к чёрту: готического принца, напыщенного павлина и «малыша» Морди, помчался в книжный.
Гарри всё бесило. День не должен быть таким: полным стресса, уничтоженных вещей, пренебрежительных унижений от незнакомца, и всё ещё неубранной кухни.
Он потратил в книжном едва не целый час. Ему больше ста лет, а размеры полок — больше шести километров.
Наконец-то он оказался у отдела приключенческих романов.
Гарри с трепетом выудил последний экземпляр от Гилдероя Локхарта, нежно огладил вензеля с именем. Не то, чтобы Гарри занимался подобным сознательно, но пережитое происшествие будто лишило его чего-то дорогого.
Гарри так восхищался его подвигами, что поставил на одну ступень с Ливингстоном, Черчиллем и Тэтчер, настолько мистер Локхарт его впечатлял.
Утерянный автограф было жаль до глубины души. Вскоре будет жаль и Гермионе.
Гарри двинулся на кассу, приложил карту к терминалу, и, с немного более спокойной душой, направился домой — стоять раком, драя духовку и полы.
