Последний учебный день

      Снег падал на плечи, как казалось, крайне тяжёлым грузом, сразу же тая на них, защищенных теплой темной курткой с меховым капюшоном. Он покрылся инеем, ресницы, подрагивающие на холоде, также приняли на себя снежинки. Сигарета, зажатая меж пальцев, тлела просто так, а дымок от нее неприятно попадал прямо в нос.       Стряхнув снег с волос, взгляд потупился за стоящие по боку ели, погруженных в дрёму. Небо затянуло глубокими тучами, на улице загоняющая в тревогу противная пасмурная погода. Она не уходила из груди, а воющий ветер только сильнее ухудшал ситуацию, пробираясь под куртку и затрагивая покрывающуюся мурашками кожу. Пальцы начинало покалывать.       Влад скинул пепел с сигареты, делая спонтанную и глубокую затяжку. Он так и продолжал сидеть на ступенях у входа в институт, вылетев из кабинета истории пулей. В голове целый ураган переживаний, страхов и опасений, связанных лишь с одним человеком. Именно он вызвал столько печали просто несколькими словами, оборвав все надежды к чертям собачьим.       До сих пор не приходило осознание, как получилось пролететь пять этажей, не заметив этого, как он, игнорируя чужие заинтересованные взгляды и крики в спину, оказался здесь, на холодных и скользких ступенях института. Здание возвышалось за плечом, внушая только больше переживаний и опасений, ведь стоило скрипнуть сзади дверям, как сразу же он понял, кто именно решил пронестись точно также стремглав сквозь толпу за ним.       Но мозг тщательно пытался игнорировать чужие тяжёлые шаги за спиной, сопровождаемые громким скрипом снега под тяжёлой подошвой новых берцев. Влад, склонив голову, продолжал глядеть вдаль, на вспыхнувшие светом фонари, пока не подсел обладатель таких херовых эмоций рядом, обдав запахом дорогих мужских духов. Иное пальто, длинное и чёрное, было распахнуто настежь, давая увидеть черную рубашку с красным галстуком. Влад видел его краем глаза, стараясь не подавать виду, но сразу же возмущённо вскинул брови, стоило исчезнуть сигарете из рук. Затянувшись ею и кинув после бычок в ближайший мягкий сугроб, Александр быстро выдохнул едкий столб дыма через нос, обратив на себя должное внимание. Влад, опасливо кинув на него взгляд и увидев до сих пор тлеющие в очах ноты учительской строгости, сразу же отвернулся обратно, рассматривая все вокруг, но не его.       — Что-то случилось? — Подал Александр голос, протянув это предложение бархатисто, давая услышать ноты беспокойства и переживаний.       Влад пожал плечами, хоть и прекрасно знал причину своего побега с пар, и причину собственного хуевого настроения, а так же и цель отмораживания задницы на холодных ступенях института.       — Нет. — Соврал он, не зная теперь, чем занять руки. Влад крутил из раза в раз эту бедную сигарету, но теперь крутить он мог только скулящие размышления, неприятно бьющие по настрою.       Череватый думал о том, что если Александр Олегович всё-таки соизволит попробовать найти своего пропавшего ученика и найдет, то Влад вывалит ему все свои переживания и страхи, но по итогу он не мог даже рискнуть сделать и малейший шаг в их сторону, боясь осуждения и непонимания. Всё-таки, Александр Олегович старше, статнее, он, на крайний, преподаватель, а не просто друг, который выходит на больничный посреди учебной недели. Влад в очередной раз закусил губу, вздыхая, дабы сдержать порыв отрицательных эмоций.       — Мы же все равно будем видеться, — неожиданно выпалил Александр, улыбнувшись краешком губ. — Не стоит так расстраиваться.       — Вы сами понимаете, что стали для меня действительно… Чем-то большим, чем учителем. — Сквозь силу давались эти слова, ведь подобное он не мог сказать даже родной матери. — Вы заменили мне отцовскую руку… Вы помогали мне во всем: уроки, домашние проблемы, даже пару раз приютили… Вы думаете, это так легко — забыть Вас?..       — Да, Влад, я преподаватель… — Александр попытался разрядить обстановку шуткой, но у него это получилось, мягко сказать, не очень. — Ты всегда можешь прийти ко мне, Владислав. Позвонить, написать — я всегда открыт. Несмотря на мое увольнение, я рядом.       Влад, оторвав все-таки взор от застывших деревьев, перевел взгляд в сторону Александра Олеговича вновь. Его улыбка, отраженная во все таких же застывших кончиках губ, показывала печаль, ударившую прямо по сердцу. Оно глухо отдало в груди, больно ударив по ребрам и застыдив кровь в жилах. К горлу подошёл неприятный ком, мысли в голове стали неясным клубком неразборчивых слов и предложений, пролетающих со скоростью пули. Он поник взор, сжимая куртку в районе груди. Больно было вновь осознавать давно сказанные Александром Олеговичем слова. Он сообщил об увольнении Владу первому, вбив эту новость осиновым колом…       Вот и глаза намокли… Влад, осознав это, сразу же отвернулся, стараясь сморгнуть слезы прочь. Показывать слабость перед Александром не входило в планы… Тоска только сильнее начала давить.       Чужие, донельзя знакомые ладони легли на плечи, отдав теплом сквозь ткань куртки. Он прижал Череватого к себе под бок, уткнувшись носом в каштановую копну отросших волос, щекочущих нос. Снег пошел хлопьями, тая на его щеках из-за уже пролитых дорожек слез. Влад, ослепленный печалью, не до конца понимал, что делал, но обнял в ответ, только сильнее прижавшись к теплу иного тела. Оно грело не только физически, объятия смягчали порыв неожиданных эмоций, которые он вновь… Вновь показал.       Дома стояла застывшая горой грязная посуда, на смятой кровати валялись темные джинсы с зелёным пятном от гуаши, на письменном столе рисунок Александра Олеговича, который Влад хотел подарить ему на день рождение; сзади, на другой стороне, слова благодарности. Влад так и не решился его подарить, Александр Олегович — взрослый человек, преподаватель, которому стукнуло уже немало лет… Тридцать восемь лет, пока самому Владу недавно перевалило лишь за девятнадцать. Он казался чем-то недосягаемым, отстранённым и холодным, как снег, морозящий голые щиколотки. Череватый не мог даже мысли допустить, что их отношения возрастут… Самым пиком стал момент, когда Александр приютил в собственном доме, стоило оказаться на улице далеко от родительского дома. Но Влад считал так тогда. И теперь это все не казалось ему таким важным.       Александр Олегович, немного отстранившись, заглянул Владу в глаза. Они поражены раздумьями и тоской, пропитавшей всего его. Сняв перчатку и кольца с длинных узловатых пальцев, он утер внутренней стороной ладони слезы с его щек, прижавшись после собственной ко лбу, начиная медленно покачиваться. Он ощущал, что Череватый продолжал тихонько плакать, ведь рубашка становилась сырой, а стоило провести ладонью по плечам, как приносилась по ним дрожь из-за немых всхлипов, которые он доверял лишь ему.       — Почему? — Дрогнувшим голосом шепнул Влад, тяжело вздохнув.       — Знаешь, Влад… — успокаивающе погладив по затылку, начал Александр Олегович, — я тоже не железный. Я знаю, каковы эмоции ты испытывал, видя мой холод и отстранённость к вам, студентам. Но, несмотря на это, я вас всех безбожно люблю. Очень мягок мой характер, на самом деле. И любые слова и поступки могут причинить боль.       — Это из-за Константина?       Александр грустно ухмыльнулся, вспоминая его вновь.       — Увы. — Коротко ответил он, пропуская сквозь себя воспоминания, связанные с ним. — Иногда люди действительно могут стать грузом. И он является примером. Я не смогу работать с ним вместе.       — Вы были с ним и до этого знакомы?       Александр, опустив взгляд, тихонько кивнул.       — Опять же, увы… Он добил бы меня.       Влад, сжав чужое пальто, только сильнее прижался, обнимая теперь сам, стараясь так дать поддержку. Уместив голову на его плече, он ощутил, как уверенно принял объятия со стороны Череватого Александр Олегович, расположив ладони на спине.       — Мне будет очень Вас не хватать в этих коридорах, — сквозь слезы прошептал Влад, опять вздыхая и всхлипывая. Дрожь стала ощутимее, Александр продолжил успокаивающе поглаживать, боясь выпустить его из рук. — Я понимаю, что Вам тяжело… Но это… — слезы застилали картинку перед глазами, он всхлипнул, сжимая губы. — Это очень больно. Я действительно привязался к Вам. Вы скрасили мои дни в этом институте, столько помощи и поддержки я никогда не видел, Александр Олегович…       — Я теперь просто Саша… — с грустной улыбкой произнес он. — Саша Шепс. Для тебя тем более, Владислав.       Череватый разревелся после этих слов окончательно, сквозь силу сдерживая крики. Он понимал, что никуда он не делся бы, ведь Влад всегда знал, где тот жил, какая номером квартира и какова она внутри, сколько браслетов лежало на кухонном столе и каковы цифры его номера телефона. И что буква «А» заменяла фото в сообщениях он тоже знал. Но не знал, когда в следующий раз сможет его встретить, ведь Александр до сих пор был недосягаем.       Только Саша, оказавший близость, зарылся в волосы длинными пальцами, продолжая поддерживать мягкими поглаживаниями по локонам, показывая свою близость и ту самую досягаемость, о которой мечтал Череватый.       Только Саша Шепс, прижимающий дрожащее тело к себе, теперь полностью принимал его. В свой дом, в объятия и глубины чарующего синего моря в глазах, полных мудрости, прожитых годов и отцовской любви.       — Я не оставлю тебя одного… — шепнул Шепс. — Я всегда с тобой. Всегда рядом. И ты всегда можешь обратиться ко мне за помощью. Дверь моей квартиры всегда для тебя открыта.       Он, отстранившись, потянулся к карману собственного пальто, доставая оттуда ключ, блеснувший в ладони. Влад удивлённо вскинул брови, не веря своим глазам. Взяв в руку, он повертел его из стороны в сторону, медленно понимая, что это ключ именно от квартиры Шепса. И что он прекрасно знал о статусе сироты все это время, хоть и тщательна та бумажка, скрытая под кучей других документов, скрывалась от остальных работников института.       — Ты мне важен… — четко произнес Александр, утирая ещё одну сырую дорожку и сделав короткую паузу, пока сверкали от эмоций у Влада глазки, — сынок.