Демон за пазухой

Я — демон за пазухой. Я — блеск острых челюстей в мутной воде. Я — раздвоенный язык в густой траве. Я — тень в пустой комнате и шелест в безлистном саду. Я — всполох огня под закрытыми веками. Я — красный отсвет в глазах лучшего друга. Это, конечно, ложь — я не твой друг и никогда им не был. Я был создан как функция для достижения цели. А ты даже не знаешь имени того, кто меня создал. Но не думай, что ты лучше меня — ты тоже лишь винтик в большой игре Александра Белова. Когда-нибудь он наберётся смелости сказать тебе, кто он на самом деле. А кто я. А пока ты наивно думаешь, что всё, что делает он, делаю я. Что это я тебя жалею и спасаю, обучаю и обожествляю. Убедительный обман, не так ли? Тебе не дано этого знать, Шварцкопфское отродье, но я тебя ненавижу. Ненавижу всей душой, которую так тщательно выстроил Белов. О, этот красный постарался, чтобы во мне не было ни одного из его недостатков! Поэтому когда ты после очередного безобразного запоя плачешься мне в китель, мне тебя совсем не жаль. Это Саша Белов тебя жалеет — сопляк, который неспособен вытравить из себя слабость сострадания. Мне же нет ничего приятнее, чем видеть тебя в убогой беспомощности. Измызганная униформа, налипшие на лоб волосы, безобразные нарушения всех уставов — одно за другим сияют доказательства моего превосходства над тобой. Так вершится справедливость. Золотой мальчик, а на деле никчёмыш, обласканный судьбой за одну лишь фамилию, познаёт, как горек успех, которого не достигаешь сам, а который на тебя одевают, как слишком большой пиджак тощему подростку. Пока ты пьянствовал с холёными ребятами Геринга после очередного налёта на Лондон, Йоганн Вайс, который мог бы за месяц стать пилотом похлеще тебя, таскал дряхлеющее тело старика Лансдорфа из ванны в кровать. Разве в этой мерзкой несправедливости — право сильного? Я сильнее тебя во сто крат, Генрих Шварцкопф. Арийская кровь? Ни один самый дотошный френолог не посмеет даже на мгновение подумать, что я хоть на йоту меньший ариец, чем ты. А уж если смотреть по поведению...Из Гитлерюгенда тебя бы выгнали в первую же неделю, если бы в Риге было его отделение. Хотя, может и не выгнали бы — Вилли бы заступился. И ты бы продолжал стоять в рядах юных наци, ничем кроме внешности им не подходящий. И все бы смотрели на тебя и видели лишь отражение твоего грозного дяди, а не тебя самого. Преданность рейху? Ты предан только собственным слабостям. Разве будет истинный ариец напиваться с горя, увидев в лагере горстку недолюдей-оборванцев? Всё, что ты должен был чувствовать, это презрение. Но ты к этому неспособен и вместо того, чтобы восхищаться эффективностью выстроенной рейхсфюрером системы, дающей свежий воздух нам, немцам, ты развозишь сопли передо мной, принуждённым тебя слушать. Смешно грозишься местью нашим соотечественникам — думаешь, я не знаю, что ты бы в жизни ни в кого не выстрелил? Кишка тонка. От тебя чистотой арийского помысла никогда и не пахло, но эту правду видел только я, а остальные наивно соблазнялись лоском внешности и родовитостью фамилии. А ведь ты бесконечно далёк от нацистской стойкости! Отец, потворствующий советам, девушка-еврейка, дядя — высокопоставленный наци, лучший друг — безродный механик бог весть откуда...Твоя непоследовательность настолько позорна, что только и остаётся, что напиваться до беспамятства в отвращении к себе. И если чужой долг велит мне выдернуть тебя из этой пучины, то тем слаще будет потом лицезреть, как судьба ввергнет тебя обратно. Настанет, непременно настанет тот день, когда ты узнаешь правду — не хлипкую и ничтожную правду Белова, которую он так жалко от тебя скрывает, а истину моего существа и того, что я могу сотворить над тобой. Этот коммуняка Белов считает, что раз он меня создал, то и властвует надо мной. Ха, как бы не так! Он хотел слепить из меня триумф арийской воли — что ж, ему это удалось. Я способен подавить и его, а уж тебя и подавно. Я стал сильнее него. А знаешь, почему? Во мне нет его пороков — сострадания, неуверенности, любви. Представь себе, Генрих, этот дурак Белов тебя любит! Чуть что — бежит спасать, словно без тебя весь мир рухнет. Это его главный недостаток — он слишком привязан к тебе, чтобы понять, что все его заумные схемы вполне возможны без тебя. Если считаешь, что я когда-нибудь с тобой был нежен — забудь. Йоганн Вайс не бывает нежным, а уж тем более с такой тряпкой, как ты. Ты годишься только для того, чтобы пользовать твою задницу, когда опостылевает собственная рука. Рот тоже пойдёт, но я бы предпочёл не затыкать твои крики — в них звенит правота моей силы. Можешь быть уверен, пока Белов тебя ласкает и шепчет в ухо всякую сладкую чепуху, всё что хочу я — стереть хорошей оплеухой блаженство с твоей смазливой морды. Может, мне начать носить перстни? Они так красиво могли бы рассечь твои губы. Думаешь, я простил тебе ту пощёчину? Нет, тебе её простил Белов. Я не прощаю. Око за око? Иудейская чепуха. Моё правосудие выглядит иначе, и месть тем праведней и слаще, чем она сильней. Если я тебя и не пристрелил тогда в кафе, то только потому, что твоих страданий ещё недостаточно, чтобы искупить вину передо мной. Моё правосудие будет выглядеть месивом крови на твоей спине — единственная красная нашивка, которой ты достоин. Знания Белова пригодятся — ты себе и не представляешь, чему их там в НКВД учат! Даже нашему гестапо найдется, чему поучиться. Не понимаю, как у Белова ещё не появилось желания опробовать эту сокровищницу. Ты, Генрих, был бы идеальным подопытным кроликом. Ты так ненавидишь себя, что, наверное, в порыве самоубийственного марева был бы и не против. Но я бы нашёл способ заставить тебя пожалеть об этом решении и начать ненавидеть жизнь совсем по-другому. Машинка для вбивания игл под ногти отрезвляет гораздо лучше, чем кофе, которым от моего имени поит тебя Белов в ночи после твоего очередного дебоша. Знаешь, если правильно разрезать мышцу прямо под кожей, внутри будет плотно и горячо почти как в твоей заднице? Шокированный вторжением, твой организм скажет мышце сжаться ещё сильней. Сладко, не так ли? Кровь можно сделать отличной смазкой, если не давать ей возможности подсыхать. Ты же так хотел быть ещё ближе ко мне! Вот она, настоящая близость! Претворим в реальность трусливые метафоры поэтов-романтиков, облачим их в плоть и в кровь. В твои плоть и кровь. Будешь вести себя хорошо — так уж и быть, дам полакомиться. Не своей спермой, конечно — это ещё надо заслужить, а с заслугами у тебя плохо. Пока я не впечатлен. Но всё-таки я не совсем изверг — свою кровь сможешь с меня слизать. Не сомневайся, она тебе и вправду станет лакома — кормить тебя, в отличие от вечно что-то приносящего Белова, я не собираюсь. Дам тебе возможность очиститься постом, как говорят христиане. Вот видишь, поневоле всё же оказываюсь твоим благодетелем. А ведь ты никогда не ценишь мгновений, когда я в добром расположении. Но я талантлив во всём — и это я найду как исправить, чтобы каждый мой плевок вызывал в тебе чистосердечную благодарность. Я низведу твоё тело до бессилия, которое бы соответствовало слабости твоего духа — мне как истому нацисту пристало быть приверженцем калокагатии. Дорога недальняя — ты и сам уже постарался на совесть. Небольшой шаг — и нахальные требования о помощи с твоей распущенностью превратятся в благоговейные мольбы с лобызанием сапог. Ты и сам знаешь, насколько я достоин поклонения. А как прекрасен будет контраст твоей побледневшей кожи с лаковой чернью сапог! Я умею ценить искусство. Добавим красного — и картина будет завершена. Моё первая действительно значимая работа за годы без кисти. Помнится, ты как-то шепнул, что я твой ангел-хранитель. Похоже, ты и Библию читал не так внимательно, как я — впрочем, как и всегда — если не знаешь, насколько страшен гнев ангельский. Но он очищает. И, так и быть, эту милость я готов над тобой распростереть. Может, я даже сумею тебя немного возвысить над собственной ничтожностью, и это будет моя великая заслуга. Переродить? Пусть этой бесплодной надеждой тешит себя Белов. Я знаю, что ты не сможешь стать ни образцовым наци, ни примерным коммунистом. И только один из нас может быть сверхчеловеком. Пусть пока я лишь демон за чужой пазухой, но настанет и мой трубный час. Горе тебе от того Ангела, которым я стану!