Девочка-весна

Сакуре зима не нравилась: не нравилось путаться в шарфе и выдыхать облачка пара в печально-серое небо. У неё и имя весеннее, и день рождения в марте, и весной вообще всё становится живее — а для Сакуры жизнь вокруг лишней никогда не была. Сакуре нравилось, когда иней на ветках под солнечным светом превращался в хрустальные капли воды. Зимой до поры до времени было отвратительно холодно, пока в жизни Сакуры не появилась она. Накамура Казуха даже в самый крепкий мороз жевала мятные жвачки по две штуки за раз и очаровательно прикрывала рот ладошками, когда смеялась. Эти ладошки всегда были тёплыми, и это не столько удивляло, сколько заставляло восхищаться. Казуху забавлял хруст снега под ногами, и сама она была похожа на зиму, но всегда говорила, что больше любит лето. С тех пор противного холода стало меньше. После занятий они уже не впервые возвращались домой тёмным декабрьским вечером вместе, и у каждой была на это своя причина: Сакуре нужно было согреть где-то руки, а Казуха просто жила в той же стороне, что и Сакура, и не хотела идти одна. — Ты и правда похожа на весну, — Казуха ловила снежинки тёплыми пальцами, а Сакура разглядывала её очаровательную улыбку. — А ты на что хочешь быть похожа, Зуха? — девушка нащупала в кармане мятную жвачку, которую купила лишь для того, чтобы кормить ею Казуху каждый такой вечер. — На зиму. Чтобы кто-нибудь, похожий на лето, согрел меня, — Казуха мечтательно глядела в тёмное небо, пока Сакура стряхивала снег с её тёмно-красных волос и протягивала две пластинки жвачки, — эй, Ккура-онни, ты знаешь кого-нибудь, кто похож на лето? И Сакура знала такую. И Казуха тоже знала её. Через два месяца, когда морозный январь остался позади и забрал с собой противный ветер, Сакура встретила эту девочку-лето за углом магазина на пересечении улиц. Хо Юнджин с другого факультета жила на соседней улице, не носила шапку и много-много разговаривала, казалось, за всё человечество сразу. Юнджин очень давно хотела покраситься в рыжий, и, наконец, оторвалась; снежинки блестели на её ярких волосах так же, как блестел бальзам на её губах. И руки у неё были вдвое теплее, чем у Казухи. Сакура с ней не дружила, потому что чувствовала себя неловко, находясь рядом с ней, а вот от Казухи всегда слышала одну и ту же фразу: — Она кажется замечательной, я хочу подружиться с ней, — стеснительно и восторженно молвила Казуха, когда Юнджин встречалась с ней взглядом в коридоре; и Сакура понимала это желание, потому что оно было у многих, но не разделяла его. У Юнджин тогда волосы были короче, а на дворе стояла поздняя осень и опадали с тихой печалью сухие листья. Но эти листья давно замело пушистым снегом и прижало к земле. Казуха давно дружила с Юнджин и почти светилась каждый раз, когда рассказывала о ней Сакуре. И на улице давно хозяйничал февраль, и девочка-лето целовала девочку-зиму, так сильно любимую Сакурой, за углом магазина на пересечении улиц. Февраль внезапно стал холоднее; Сакура прижималась к стене, за которой зима согревалась в объятиях лета, и вытирала слёзы. И эти слёзы точно были горячее, чем руки Юнджин. — Я люблю тебя, — Сакура хотела, чтобы Казуха говорила это ей, а не Юнджин, которая всё ещё не носит шапку и смеётся громче всех. — И я люблю тебя, Зуха. К счастью, было слишком темно, чтобы занятые на углу магазина своими чувствами люди заметили, как почти рядом с ними плачет девочка-весна. Потому что слова о том, что ей не нравится зима, были ложью. И в начале марта, когда Казуха с радостным трепетом сообщает ей, что теперь встречается с Юнджин, Сакура лишь улыбается и выбрасывает завалявшуюся в кармане пачку мятной жвачки. Сакура не любит мяту, а девочки, которая любит мяту, больше нет рядом.