Узурпатор

      Колокола Собора Барбатоса издавали последний траурный звон перед великим падением Мондштадта. В этих краях либо сохранится свобода, либо воцарится новая куда более жестокая диктатура. Увы, третьего не дано, ставки поставлены на один-единственный решающий бой, который способен переломить ход всего штурма вражеского отребья, лавиной нахлынувшие город. Пока рыцари Ордо Фавониус героически отбивали все нападки иритилльских воинов, в Соборе внезапно воцарилась оглушительная тишина в перерывах между стуками язычка о стенки колоколов. Внутри была кладбищенская атмосфера: скамьи, на которых недавно сидели прихожане, разбросаны тут и там, будучи разломанные в труху, а монашки, призванные оберегать молебное место, лежали мёртвыми телами вдоль центрального нефа аж до органа. Виновник всей этой жестокости терпеливо дожидался особого человека, придавливая большой, но худой стопой болезненно-серого оттенка кряхтящую Барбару. Она еле-еле выдерживала весь вес вторженца, была на грани потери воздуха, однако прибытие нужного человека наконец дало надежду в глазах измученного пастора.       — Сестра… — прошипела Барбара, вытягивая руку в сторону выхода, словно бы желая оттолкнуть прибывшего магистра прочь. — У-Уходи…       — Твоя никчёмная сестра заставила меня скучать, — презрительно сказал вторженец своим глухим, но громким и грозным голосом, пнув беднягу от себя к боковой стене храма. — Всё-таки родственники так неравны по талантам.       Джинн закрыла основные двери и немного прошла вглубь крайне медленным шагом. Кровь, везде алая кровь, отпечатавшиеся после резни на белых каменных колоннах, на полированном полу, на разбившихся скамейках; мёртвые сёстры с агоническими взглядами, как бы провожающие магистра в генеральный бой; раненая Барбара, которую пнули в сторону, как вещь или раба — трудно сохранять спокойствие, держать себя под контролем, когда прямо на глазах старый мир рушился с небывалой скоростью. И повинен в этом злосчастный лидер-вторженец понтифик Саливан, хвастающийся своей величавой омерзительностью. Дряхлое тело с аристократично ровной спиной пряталось под покровом старого частично порванного белого облачения, а его лицо словно исчезло: на его месте была либо маска, либо прежние человеческие черты затмились паутиной из древесных корней, скрывая всякий признак чувствующего существа. Его древесная корона намекала на и так логичную роль — роль узурпатора, захватчика власти и непревзойдённого диктатора, смотрящего на слабых с гордым презрением. Именно он нанёс на Мондштадт смуту, именно он отправил орды иритилльских монстров на улицы города с намерением уничтожить последний оплот свободы. Это натуральная тварь, которая стояла в храме с такой наглостью, что, казалось, от него распространялась вся гниль его мира.       — Действующий магистр Ордо Фавониус Джинн Гуннхильдр, — заявил о своей осведомлённости Саливан. — Я ждал этого момента. Для полной победы недостаточно только отрубленная голова здешнего лидера, висящая на руках вашей богомерзкой статуи.       — Этому не бывать, — огрызнулась Джинн, остановившись на половине центрального нефа. — Я положу конец твоей попытки разрушить мой мир.       — Последователям свободы не одолеть холодную, как сталь, действительность, а именно я говорю о вашей тотальной слабости. Вы неспособны противостоять угрозам чуть более сложных, чем нашествие безмозглых аборигенов. Или творящиеся на улицах Мондштадта не подтверждает мои слова?       В одном он прав бесспорно — это в том, что бои, происходящие на улицах города, подкрепляют его мнение довольно крепким аргументом. К сожалению, Ордо Фавониус позволил врагу напасть на земли Свободы, позволил пробить ворота города и проникнуть заразой в улочки, развращая некогда мирные уютные дома жестокостью и хаосом. Власть магистра Джинн оказалась слишком слабой, чтобы противостоять такому грозному врагу. Наверняка истинный магистр, Варка, справился бы с угрозой ещё на подступах к городу, не вынуждая жителей срочно эвакуироваться в Ли Юэ. Джинн глодала совесть, давила ответственность за провал, однако это всё не заставляло её бояться или отступать — совершенно нет. Она переполнена уверенностью в целесообразности лично убить понтифика, остановить его, пока не стало слишком поздно. Время исправлять свои ошибки, спасти выживших рыцарей от неминуемой смерти. Поэтому она встала в ровную рыцарскую стойку, материализовала меч Фавония и подняла его перед собой, звучно выдохнув перед грядущим боем.       — Как прискорбно, что твоё глупое упрямство заставляет совершать такие глупости, — понтифик взмахнул своими мечами. — Сдайся ты мне, я бы дал тебе шанс выжить и послужить истинной идеологии.       — Ты за кого меня считаешь? Я готова умереть за свою Родину. Спешу расстроить: сегодня этого не случится, ибо мой клинок сразит тебя раз и навсегда раньше, чем ты провернёшь очередную жестокость к моему народу.       — Посмотрим, сколько ты выдержишь.       Его клинки отдалённо расшатывали уверенность Джинн в собственных силах. Почему? Они словно олицетворяли опасность: один меч — двуручный с толстым клинком, по которому «текло» неугасаемое яростное пламя, а второй меч — тонкий и элегантный, светящийся лунным светом от гарды до острия. Их он держал свободно в двух руках, хотя размеры, мягко говоря, позволяли легко разрезать Джинн пополам одним махом. Саливан также занял стойку, направив огненный меч к противоположному левому плечу, а лунный в сторону правой ноги. Эдакие дуэлянты смотрели друг на друга, словно отдавая честь перед ожесточённым боем. Понятно дело, что честью здесь не пахло, но тягучее ожидание в полной тишине заводило магистра пылким боевым духом, расположенный конкретно к этой схватке, пока не зазвенели колокола. Сестра-звонарь непреднамеренно ознаменовала начало, и Джинн, и Саливан схлестнулись мечами.       Огненный клинок, оставляя жгучий след, резал воздух своей скоростью, желая настигнуть Джинн и сразить, но девушка ловко и своевременно уклонялась от каждой атаки перекатами и перебежками, порой не брезгуя акробатическими приёмами при поддержке анемо-стихии. Момент — и укол магистра пришёлся в бок понтифика, правда он был заблокирован лунного меча с последующей контратакой огненным. Джинн понимала, что в силе явно уступала, потому бегала вокруг противника, уклонялась от атак и изредка проверяла Саливана на способность защищаться в совершенно разных ситуациях. «Знакомство» проходило недолго, так как узурпатор подловил девушку во время переката и долом огненного клинка запустил девушку в короткий полёт, которая в последний момент защитила себя встречным анемо-ударом. «Пробовать противника на вкус не вариант», — расстроено заключила Джинн, согнувшись в коленях для предстоящего рывка.       Атака в лоб. Чудом перепрыгнув молниеносный взмах правого меча, Джинн парировала последующий удар левого клинка, чтобы впоследствии острием чуточку прорезать бок понтифика. Впрочем, изначально надежды на авангардную атаку не было, потому что основной результат нечто подобного — быстро зайти за спину, чтобы уколом проткнуть поясницу Саливана. Не тут-то было: он ударил огненным мечом, как только можно повернувшись торсом, сохранил себя от едкого манёвра оппонентки, а затем отпрыгнул в сторону на добрые пять-восемь метров.       — Строгое следование правилу фехтования, — вслух анализировал понтифик, — движение усилено магией воздуха, но в большинстве своём всё предельно предсказуемо.       Сославшись на очевидную попытку надавить психологически, Джинн побежала в атаку. Новые уклонения, новые попытки зайти в неудобные места, пытаясь пробить защиту понтифика при банальном неудобстве блокировать те или иные уколы, правда в один момент понтифик обогнул девушку перебежкой и на секунду-другую скрестил мечи по направлению клинков вниз. Джинн нутром почувствовала грядущую лавину, оттого настороженно попятилась назад, тем загнав себя в ловушку. Саливан начал яростно размахивать своими мечами в серии атак, не давая ни перерывов, ни окон для парирования или обдумывания для уклона. Как итог, длинная неуклонная атака заставила девушку блокировать последние удары, перед этим еле-еле вильнув головой в сторону, когда волшебный меч просвистел уколом рядом. Плохо было то, что разница в силе просто катастрофическая, следовательно, в конце серии магистр знатно отбила руку и улетела к своей сестре, прокатившись по полу, как сарделька. К сожалению, безумное действие в виде блокировки огненного меча в серии оставило несколько ожогов на руках, подпалив маленькие участки одежды, таким образом оставив чувство боли на весь бой.       Кряхтя и кашляя, девушка вовремя поднялась на ноги, когда рывком уже приближался Саливан. И тут случилось ещё более неприятное: сзади Джинн лежала бессознательная Барбара, из-за чего той пришлось встретить выпад лунным мечом очередным блоком. Она устояла на ногах, даже окутала меч Фавония анемо-стихией и подавила ужасающую мощь выпада, однако держать блок, когда превосходящий в размерах противник грубо давил клинком, было слишком трудно.       — Какая очевидная слабость, — естественно заметил Саливан, словно ухмыляясь. — Готова умереть за Родину, но не готова пожертвовать другими ради Родины. Что за альтруистские побуждения, действующий магистр Джинн? Неужели ты не можешь смириться, что для достижения целей рано или поздно потребуется гибель твоих соратников, м-м-м?       Ей нечего было ответить, да и не могла она, шипя в попытках выдержать давление на блок.       — Слабо, очень слабо, — понтифик наплевал на правила дуэли, хоть Джинн и не рассчитывала на них, и он пнул магистра в бок, заставив отшатнуться и отойти в сторону. Теперь острие магического меча плотно прилегало к горлу Барбары, пока Саливан продолжал гнобить магистра: — Ты именуешь себя лидером, но не готова идти на риск, жертвуя. Скажи мне на милость, честь рыцаря, воспитание Варки или глупый характер поспособствовал этому?       — Не смей её трогать, она не участвует в бою, — процедила Джинн, стоя на месте, лишь бы не провоцировать.       — А то что? Убьёшь меня? Обидишься и заплачешь?       — Не смей. Трогать. Её, — магистр вышла из себя: её лицо наполнено яростью по отношению к Саливану, она сильно-пресильно сжимала рукоять меча и уже мечтала продырявить безликую голову противника.       — Теперь твой настрой стоит моего внимания, — добивался этого понтифик. — Если снова уйдёшь в дебри якобы правильного, справедливого и доброго рыцаря, я тебя убью.       Это не наставническое предупреждение, а чистая угроза, благодаря которой Саливан заявил о серьёзности сего боя. Неужели до этого Джинн не вела себя достаточно, чтобы противник считал её достойной? В чем истинный смысл его слов? А не уловка ли это? Магистр явно не понимала этого узурпатора. Тем не менее, он не стал трогать пастора, отойдя в центральный неф. Следовательно, бой продолжился, только теперь куда менее осторожный. Саливан не мог похвастаться какой-то заумной техникой владения мечами, однако он компенсировал нехватку знаний воистину молниеносными и грубыми ударами, которые иногда шли ровным строем на протяжении трёх и более минут. Джинн пыталась сыграть на ловкости и умении фехтовать, как твердила буква учебника, максимизировала свои усилия в работе мозга, а на деле ничего не работало. Саливан слишком резкий и сильный, летает по собору, как ужаленный, не брезгует длинными сериями и крайне редко ставит блок. Казалось бы, противопоставить такому стилю есть что…       — Ты не сражаешься, а защищаешь сестру, — Саливан пронзил Джинн точным утверждением. — Как разочаровывает.       Подтверждая свои слова, Саливан замахнулся огненным мечом сверху и со всей силы ударил по земле. Столь долгий удар дал достаточно времени, чтобы уклониться в бок… по левое плечо от противника. Из-за суматохи в голове девушка позабыла, что Саливан вообще-то с двумя мечами. Момент — и магистр, еле успев поставить блок, врезалась спиной о колонну и упала. Понтифик беспощаден: он вновь атаковал, почти разрубил девушку, но та в последний момент сделала кувырок в сторону, судорожно отошла назад и слегка сгорбилась. После недавнего полёта до колонны девушка умудрилась получить скользящий удар магического меча от блока девушки, в результате чего горизонтально вдоль живота красовался не слабый порез. Увидев собственную кровь, уверенность пошатнулась ещё сильнее.       В этот раз понтифик промолчал, не стал снова гнобить Джинн, хотя в голове та сама себя пропесочила, виня чуть ли не во всех ошибках до, сейчас и после. «Чёртов манипулятор», — рявкнула про себя девушка, понимая, что голова забита совершенно другими вещами, а не боем. Нужно что-то делать! В противном случае её ожидает смерть, ничуть не геройская, а жестокая, бесцеремонная и позорная. Защищаясь от опасных атак Саливана, на тонком минуя длинные выпады, с особыми трудностями переживая серии ударов, Джинн поняла, что далее следовать строгому тактическому правилу ведения боя было нельзя.       — Джинн, твоему усердию нет аналога, — говорил Варка однажды, — а уму и подавно. Ты строго следуешь правилам, включая ведение боя, поэтому послушай меня: забудь о правилах в битве с сильным врагом, потому что он их, скорее всего, не примет. Ты должна сражаться настолько интуитивно, что любой закон жизни воина придёт сам по себе. Рыцари полны чести и благородства, но кто сказал, что противник такой же?       «А вы вовремя, магистр Варка», — с улыбкой на лице вспоминала Джинн, отступив на достаточно большое расстояние от противника. — «Мой враг плевать хотел на правила, тогда зачем я следую канонам? Я должна относиться к бою более серьёзно, это не простая дружеская дуэль. Здесь нет уважения, нет благочестия и тем более пощады. Здесь погибнет либо я, либо он».       Её обучали как хорошего рыцаря, она и была им всё это время. Казалось, что важные истины по типу поддержки необходимой стойки и строго ограниченного стиля ударов мечом имели свой смысл, когда держишь себя в узде и чувствуешь границы дозволенного. К счастью, она вспомнила истинный смысл этих канонов: выжить, когда реальный бой может тебя убить. Те или иные правила помогут Джинн в тех или иных ситуациях, структурируют само ведение битвы, но никто не говорил, что они универсальны и требовали исполнения всегда и везде. Джинн стало как-то даже легче, едва она увидела свою ошибку. Выдохнув тяжёлый горячий воздух, девушка снова заняла стойку. Вокруг неё начала скапливаться бирюзовая анемо-сила, ветряными потоками окружая девушку до момента, когда девушка повернула меч гардой параллельно плечам. Как итог, Одуванчиковый бриз покрыл территорию вокруг Джинн элементальной силой, в пределах которой частенько витали семена одуванчика. Мало того, что она исцелилась, дык к тому же очутилась в своей тарелке, когда Саливан, игнорируя анемо-потуги девушки, рванул в атаку. Несмотря на ошеломительную скорость атак противника, Джинн атаковывала в лоб, стала крайне часто рисковать и пытаться задеть врага одним-другим ударом. Однажды, когда понтифик повторил мощный удар сверху, она без инстинкта самосохранения пробежала по долу огненного меча и прыгнула прямо на него, забив на начавшиеся мах волшебного клинка. Успела! Успела и глубоко порезала правое плечо, при этом отпрыгнув от него же назад.       К сожалению, назвать это серьёзным уроном не получалось, ибо держал он правый меч также крепко. Одно хорошо: голова Джинн не была ничем забита, оттого чувствовать ход боя она могла куда лучше. Конечно, переживания насчёт Барбары не утихали, но если понтифик занят, то и угрозы к ней никакой нет, верно? Так или иначе, дальнейший бой казался более чем равным. Саливан летал по собору, Джинн неслась следом; понтифик проделывал опасные серии атак, магистр отвечала тем же; узурпатор пропускал удар за ударом, Рыцарь Одуванчик отлетала от принятых в блок взмахов его мечей — на каждом этапе этого боя можно было скопытиться тут же, но сильно везло и Джинн, и Саливану. Скорее всего, именно нечто подобного желал противник. Бой, где сухой факт умений и навыков бился о сухой факт других умений и навыков. Просто и понятно, без капли научного подхода, трепетного внимания и тактических раздумий. Убей или будешь убитым.       Пять минут неутихающей схватки — это слишком много. По колоннам проходили следы после грубых ударов Саливана, ветер Джинн сформировал внутри здания какой-то холодный сквозняк без имения открытых щелей. Вскоре магистр пошла на куда более рискованную авантюру: она попыталась пересилить мощь атаки понтифика Клинком ветра. Огненный меч остановился в полуметре от головы девушки, остановившись впоследствии контакта с ветряными потоками, плотно скапливаясь вокруг меча Джинн так, чтобы «закрепить» сторонние объекты рядом с магистром в подвешенном состоянии. Пламя меча не резонировало с воздухом Джинн, да и не это нужно на самом деле. Потребовалось немало сил, чтобы контролировать сей процесс, когда понтифик давил чуть ли не своим весом на ветер, из-за чего необходимо было повысить скорость накопления энергии. Пол покрылся маленькими царапинами, ветер сильно всполошил волосы девы, а облачение понтифика развевалось как при штормовом предупреждении. Вскоре момент истины настал: Джинн вытянула меч вперёд и ударила всей энергией по Саливану, тем самым разбив всю мощь понтифика и отбив огненный меч в сторону. Потеряв твёрдость стойки, да вообще равновесие, Саливан позволил ей воткнуть клинок в живот. Он сдавленно простонал и на миг застыл.       «С такой раной ты долго не протянешь», — обрадовалась девушка, прокручивая клинок в животе ради увеличения раны.       Однако он внезапно попытался прибить зазнавшуюся Джинн волшебным мечом. Повезло: вовремя отошла в сторону. Правда, довольно сильный удар эфесом огненного меча ненадолго ошеломил её, а последующий пинок стопой запустил в непродолжительный полёт прямо в окно собора. Вылетев на улицу, Джинн свалилась на землю в окружении острых осколков стекла. Чёрные плотные тучи затмили небо, середина дня ничем не напоминала о себе, солнце не могло пробиться сквозь подобную завесу и хоть немного разбавить гнетущую отчаянную атмосферу, нависшую над городом. Отдалённо были слышны крики сражающихся рыцарей Фавония, где-то полыхал яростный пожар, что-то даже рушилось… Обстановка, мягко говоря, не очень, и теперь она давила на боевой дух девушки, с трудом поддерживаемый ранее в соборе. Колокола продолжали звенеть, пока бушующий ветер забивал последние гвозди в крышку гроба хоть какого-то спокойствия. Каждый аспект находится в возбуждённом состоянии, словно сегодня решалась не только судьба города и народа, но и судьба всего континента. Действительно пугающее ощущение.       Поднявшись на ноги, Джинн приготовилась к продолжению схватки. Противник не заставил себя ждать, но она никак не ожидала, что он так свободно вылетит из собора… на крыльях? Понтифик птицей рванул к Джинн, атаковал сверху и вынудил пятиться к площади. У него выросли крылья! Точнее, подобие их, ибо «оперение» — это сборище плотных древесных веток, которые теоретически не могут поднять понтифика в воздухе. Однако есть то, что есть, и он мог взлетать на пять-десять метров вверх, не чувствуя проблем.       «Если я выйду на площадь, будет достаточно пространства для манёвров», — решила та, уже планируя забежать за угол собора, ибо осталось всего-то три-четыре шага.       Случилась непредвиденная ситуация, характерная для битвы: в боковую башню собора влетел горящий гигантский камень, запущенный требушетом иритилльской армии. Урона оказалось достаточно, чтобы вся крыша начала рушится и большими кусками падать на землю, причём туда, где стояла сама Джинн. Пришлось маневрировать на грани жизни и смерти, минуя падающие препятствия раз за разом. Это позволило Саливану подло атаковать. Непонятно, как она выжила, ровно также непонятно, когда успела поставить блок. Ясно точно: полёт, переместивший девушку на площадь за спину статуи Архонта, был ошеломительным. Стоило ей очутиться на грязной каменной кладке, магистр почувствовала резкую острую боль в правой руке, такую сильную, что та громко закричала. Держась на одном рыцарском самообладании, та крепко встала на ноги и глянула на правую руку. Сломана в районе плечевой кости, согнута назад чуть ли не под девяносто градусов, только чудом не образовав открытый перелом. В глазах всё заплыло, стоять и просто стерпеть такую травму практически невозможно, но ей важно сохранить рассудок, чтобы исцелиться. Меч валялся рядом, поэтому та быстро схватила его левой рукой и встала было в стойку, но взлетевший понтифик пикированием сбил девушку с ног. Она, лёжа, попыталась удержать клинок в руке, однако Саливан не давал поблажек, оттого наступил на левую кисть ногой, силой расслабив хватку.       — Никчёмно, слишком никчёмно, — гордился понтифик, наблюдая за кричащей девушкой. — Это конец.       На глаза подступили слёзы, выдерживать уже не было сил. Она не могла подняться и нормально ответить своему противнику. Правая рука ужасно сломана, левая рука повреждена в районе кисти — что же делать? Более того, узурпатор, отбросив её меч в сторону, стал давить ногой на само тело Джинн, явно намереваясь переломать все пары рёбер. Сдавленные крики не прекращались, в порыве боли девушка ощущала, что могла потерять сознание. Многие говорили, что при смерти вся жизнь пролетала перед глазами, но в случае Джинн в голове въелось одно чувство: ответственность. Она всех подвела, проиграла понтифику и позволила ему бесчинствовать в городе. Представляя лица недавно счастливых жителей, всё ещё живых рыцарей, безмятежных, но компетентных капитанов Ордо Фавониус, девушка не могла отпустить многотонные сожаления, возникшие внутри. Она погибнет самым слабым магистром в истории…       Вдруг она почувствовала внезапное облегчение и нет, не из-за смерти. Ей стало неожиданно… не больно? Более того, где-то внутри, в душе, сожаление заменилось певучим спокойствием, которое мотивировало девушку открыть глаза и посмотреть на надавливающего на её тело Саливана. Прилив сил заставил Джинн интуитивно собрать анемо-стихию в кулаке, чтобы запустить её в ногу понтифика. Сработало! Элементальная энергия срезонировала с другой стихией, начав Рассеивание, тем ненадолго сбила понтифика с равновесия. Таким образом та вырвалась из-под стопы, перекатилась по земле в сторону и ловко поднялась на ноги. Правая рука целёхонькая, никакая травма более не напоминала о себе, а хорошо знакомые певучие нотки внутри сподвигло девушку посмотреть на вход в собор. Она увидела Барбару, упирающуюся о дверь с вытянутой рукой, перед которой левитировала книга. Ей самой было ужасно тяжело, но благодаря использованию своей силы та была в сознании, смогла исцелить магистра и дать возможность срезонировать стихиям.       Разъярённый Саливан махнул магическим мечом в сторону пастора, к которой тут же полетела магическая волна. Ей пришлось спрятаться внутри здания, дабы избежать атаки, которая с лёгкостью проломила дверь и даже каменный проём. Так как он отвлёкся, Джинн нагло пробежала под носом понтифика, перекатом успела взять свой меч и встала в стойку, готовясь к новой фазе боя.       — Исцеление твоей сестры лишь отсрочило твою смерть, — заверял словно бы себя Саливан. — В следующий раз я тянуть не буду.       — Следующего раза не будет.       Впервые уверенность магистра выглядела солиднее напыщенной гордости узурпатора. Это ли не знак надежды?       — Посмотрим, — прошипел тот и встал в стойку, походившую на стойку Джинн.       Как оказалось, ради того, чтобы сформировать перед собой прозрачную теневую копию себя. Теперь Саливана два.       — Пора закончить схватку, действующий магистр Джинн.       Подобный трюк сильно усложнил задачу, повысил градус боя до предела, намекая, что дальше только смерть. Джинн приготовилась к самому худшему моменту в её жизни, ибо наступал самый переломный этап боя. Они снова смотрели друг на друга, как дуэлянты перед началом, проверяли свой боевой запал и готовились к неизбежному. С неба упала первая дождевая капля, после вторая, третья, а затем яростно хлынул ливень, вертикальной стеной орошая тейватскую поверхность. Крыши зданий загремели бесперебойным хаотичным стуком, на площади быстро разрастались немаленькие лужи, к лицу магистра прилипли мокрые волосы недавней чёлки — самое время, чтобы прекратить конфликт и разойтись по домам.       Внезапно к Собору прибежали пятеро рыцарей понтифика — высоких скелетоподобных существ с длинными красивыми волосами и серебряными лёгкими доспехами. Твари с искусно сделанными саблями выпили слишком много крови у рыцарей Фавония, чтобы Джинн не смотрела на них, как на монстров. За худощавыми телами скрывалось небывало холодное стремление убивать, приправленное назойливым мастерством. И к большому несчастью, они оказались здесь, на площади, так не вовремя.       — Убить пастора в Соборе! — приказал понтифик.       Те, естественно, послушно рванули внутрь здания. Джинн было хотела побежать следом, позабыв о оппоненте, но буквально за ними рванула сама Розария, вся наполненная адреналином и готовая сносить головы врагу.       — Я займусь ими! — громко крикнула та, прекрасно понимая важность всей битвы.       И всё же, даже сквозь ужасающий ливень магистр заметила несколько «подбитое» состояние монахини. Она, наверное, ранена либо сильно устала. Против пятерых матёрых воинов ей долго не выдержать, только Ветер ей поможет.       «Нужно поторопиться и решить исход боя», — погнала себя Джинн, грозно глянув на Саливана.       Клон как бы опережал действие самого Саливана, хотя наносимый урон дублировался без каких-либо потерь. Следовательно, Джинн приходилось уклоняться от двух одинаковых атак подряд, вследствие чего потребность чувствовать всю схватку каждым сантиметром тела стояла особенно остро. Но это неважно, когда девушка была готова рубить горы ради последнего этапа боя. Она забивала на всякую осторожность и обменивалась с противником ударами, скользила мечом с его клинками, звенела металлом вследствие столкновений, пыталась бегать по площади, словно никакой сырости не было. В небе била длинная яркая гроза, мимолётно освещая мондштадтские полыхающие жестокостью просторы, а колокольный звон ничуть не хотел прекращать свою молебную траурную песню — отдельная похвала звонарю. Благодаря ливню девушка могла применять элементальную реакцию рассеивания, нанося повышенный урон, оттого Саливан кряхтел, как старый дед. Вскоре дуэлянты начали бродить по площади с таким размахом, что огненный меч понтифика изредка даже рубил арочную дугу вокруг статуи, с лёгкостью снося колонны, а Джинн поднимала в воздух клочки газона чуть дальше уже у самих границ площади. Однако, сколько бы схватка не длилась, точку надо было поставить. Пара встала прямо перед статуей ради финального манёвра. За спиной Джинн расстилался родной сражающийся город, и, как ни странно, наличие Родины за собой неимоверно её радовало. Она слышала, что её товарищи продолжали биться, понимала, что она не одна.       «Вперёд, Джинн!»       Джинн быстро сократила расстояние, вложила анемо-силу в свой прыжок, тем самым подлетела в воздух на метров пять, чтобы одним резким рывком разрезать шею клона. Необходимо было действовать за секунды, пока понтифик не ответил! После прыжка она успела соприкоснуться стопами с поверхностью статуи, дабы вновь своей элементальной силой оттолкнуться от поверхности. Нет, для атаки ей недостаточно ловкости и физических возможностей, но для хорошего длинного сальто обратно к переду противника — более чем. Казалось, она едва не сломала ноги, но справилась, минуя тотчас среагированный взмах огненного меча по статуи. Он явно хотел подловить девушку, прочитав после удара, но не получилось. Выигранное окно позволило клинком проделать рану на торсе понтифика и отойти на безопасное расстояние перед последующим ответом. Вмиг она ощутила прекрасную возможность для победы. Атаки стали опаснее именно у неё, а не у грозного Саливана. Пойманный кураж вынудил девушку с заряженной стихией побежать в новую авангардную атаку. Чтобы пробиться к телу понтифика, пришлось быстро схлёстываться с его мечами, получая ожоги, разрезы по телу острием, тупые удары по конечностям, однако она смогла парировать волшебный меч ценой глубокой раны вдоль своего левого плеча. Стерпев боль, девушка сначала прорезала всю его правую руку от огненного меча до плеча, забралась на его тело, как паук или таракан, воткнула меч в лопатку, чтобы грубо встать на лезвие и кулаком ударить по затылку, предварительно зарядив кулак Клинком ветра. Недолгое ошеломление позволило ей сесть на плечи Саливана, акробатически вытянуться назад, чтобы вынуть собственный клинок, а дальше направить острие в сторону виска.       Время словно замерло. Она совершила невозможное и опередила скорость и грубость понтифика своей резвостью и наглостью. Для такого и шёл весь этот бой. Тяжёлый, жестокий, на грани смерти, но в результате успешный. Джинн нанесла катастрофический урон, вонзив клинок в череп Саливана на сквозь в висок к виску, поставила эту самую точку не только их дуэли, но и всего сражения в Мондштадте. Без лидера свора агрессивно настроенных тварей — не более, чем плохо организованная толпа, не имеющая ни цели, ни мотивации.       Джинн спрыгнула с падающего понтифика и от бессилия сразу сама свалилась в лужу, едва не выронив оружие. Она ртом пыталась восстановить дыхание, прийти в себя после столько адреналина и риска, совладать с собой, не теряя сознание или здравый рассудок. В глазах так плыло, что серые краски города с редкими проблесками городского пожара сливались вместе, не показывая более ничего. Холодный ливень немел всё тело, а слух будто закупорился нечто плотным и не очень удобным. Кажется, ей более не встать. Но так только казалось, ибо требовалось ещё разбить остатки армии Иритилла. С тяжестью всего тела упираясь о воткнутый клинок, девушка не увидела мёртвого Саливана. Мурашки пробежались по спине, ошарашенный взгляд не мог найти недавно убитого узурпатора.       «Не может быть…»       Но его в самом деле нигде не было. А следом, едва успокоившись, она увидела пламя, зависшее в воздухе. Столь могущественное, но компактное — помещалось в руках — что даже не верилось в его существование. Джинн не понимала, что это на самом деле, но почему-то чувствовала на задворках сознания ауру понтифика. Это явление как-то связано с ним… Стоило ей сделать шаг ближе к неизвестному, девушка начала падать.       «Как я устала… Но я не могу… Рано расслабляться, впереди столько работы…»       — Джинн! — окликнул её знакомый женский голос.       Вскоре магистр почувствовала нечто твёрдое, но горячее и куда более приятное, чем каменная кладка площади. Оказывается, её удержала Розария, будучи сама вся дрожащая и вялая. Со спины Джинн обнимала плачущая Барбара, уткнувшись щекой в плечо.       — Я так рада, что ты жива! Я думала, я думала… я боялась… — пастор не могла подобрать слов в порыве переживаний, больше отдавая предпочтение счастливому рёву.       — Надеюсь, это конец, — прошептала Розария, шипя от боли.       «Тебе тоже досталось… Но мы не закончили! Нам…»       — Магистр Джинн! — новый голос. Мужской, молодой. Вокруг неё столпился небольшой отряд рыцарей Фавония. Голос самого старшего по званию среди них оповестил крайне приятную весть:       — Мы их тесним, слышите? Мы гоним их из города!