Ветклиника мегаполиса непривычно огромна. Она путает лабиринтами бесконечных коридоров и путей, которые друг от друга словно не отличаются. В сером однообразии пестрят яркие многоместные сидушки и белые двери. А душный воздух курсирует меж лопастей больших вертушек на потолке.
— Мы здесь.
Санни молча замирает. Он смотрит на отца, на лице которого привычное равнодушие, на дверь: такую же, как и все другие, но за которой, как говорят, находятся лучшие специалисты. И плюхается на крайнюю сидушку. Отец садится через одно место: неподалёку, но и не близко. Он недовольно хмурится: ему не нравится идея торчать вдали от дома вторые сутки, но ради Мари, которой выпал шанс исполнить свою мечту, он жертвует своими делами.
Время в коридоре вытягивается безнадёжной дрёмой.
Взгляд сонно мылится и плывёт туда-сюда, ведь Санни легонько раскачивается вперёд-назад, как маятник. Он на мгновение думает о том, что место между ним и отцом пустует, и что на нём должна быть Мари. И дёргается, когда осознаёт в очередной раз, что она понятия не имеет о том, что Мяво пришлось везти посреди ночи в эту стрёмную серость.
— Не дёргайся, — сонливость добивает раздражённый голос отца. — Голова от тебя кругом.
После этого Санни старается сидеть не двигаясь. Внутри него что-то томительно дрожит и подначивает лишний раз шевельнуться. Но долго терпеть не приходится. Дверь спасительно открывается. Из неё льётся медицинское зловоние.
— О, вы тут, — выглядывает синяя девушка. Цвет кожи в её силуэте приходится только на шею, линию глаз и тонкую плешь меж рукавами халата и перчатками. — Проходите.
Отец встаёт, Санни поднимается следом, ведь думает, что в этот раз он обязан пойти вместе с ним. Отец реагирует индифферентно: они подходят к дверному проему, и Санни чувствует, как из врачебной комнаты несёт едким запахом боли. Отец настойчиво подталкивает его вперёд, и дверь за ними захлопывается резко и бескомпромиссно.
Голова Мяво торчит маленьким чёрным комком из-под синей салфетки. Её лапы растянуты по сторонам и привязаны к сверкающему столу. Она будто распята под сосветием тройной лампы.
Санни хочется сбежать обратно в серость коридора. Но его удерживают на месте страх, жалость и странный интерес. За что с ней так?
Мужчина-врач резко скрывает Мяво за ширмой и смотрит на отца укоризненно.
— Предупредили бы, что в этот раз с ребёнком. В прошлый раз вы приходили один.
На мужчине синяя, как салфетка, накидка, похожая на дождевик. Из-под неё торчат белый воротник медицинского халата-пиджака и чёрный галстук. Широкое лицо закрывает маска, а голову — шапка, смятая по центру. Её уголки острятся, будто кошачьи уши.
— Мяво… — начинает он. — С ней...
И смотрит на отца. Потом на Санни. После косится назад, словно глядит сквозь ширму. Потом снова переключается на отца, и снова на Санни. Тянет время перед вердиктом.
— Плохо, — произносит он единственное слово.
Санни сглатывает тяжёлый ком в горле. Что… плохо?
— Насколько?
— Очень плохо. Не буду томить: лучше её умертвить. Сделать эвтаназию.
Отец тяжело вздыхает.
— Допрыгалась… Это, видимо, карма. Весь дом извела, бешеная. Теперь помирает. Вот Мари весть будет после концерта…
Молчание стелется гнетущей дымкой. Ширма скрывает краски, но силуэт кошачьей головы темнится через синюю ткань. Человеческая же тень — одна из нескольких, крутит в руке остриё. За что?..
— Мы проведём операцию. Нужно лишь ваше письменное согласие.
Санни с ужасом делает шаг назад. В последнее время Мяво плохо себя вела. Кричала по ночам, будто от боли, пряталась и цапала, когда к ней лезли. Неужели из-за этого её?..
— Пап… Может не над…
— Помолчи, — резко перебивает отец. Санни умолкает и сжимается, будто наказывать будут не Мяво, а его самого. — Вы его получите. Нечего томить. Только дайте нам бумаги, и…
Санни дальше не слушает. Он отступает на шаг в сторону. И замечает, что тень ширмы отсекает от кошачьей головы половину. Остекленевший глаз, единственный видимый, покрыт зелёной плёнкой мази.
Распятая Мяво не может пошевелится.
***
Мари возвращается домой в радостном расположении духа. Она с восторгом рассказывает о концерте и делится впечатлениями. Мама добавляет комментариев, отец слушает их трёп и смеётся. Всё это выглядит как беззаботная идиллия.
Санни молчит на протяжении всего разговора. Он морщится на лампочку, и в чёрном слепящем бельме видит маленький комок шерсти. Рука сама тянется к нему, но лишь развеивает тёплый пар от супа.
— А где Мяво? — внезапно звучит вопрос. Мари не сразу понимает, почему ей не отвечают. Она перестёт улыбаться, когда видит опечаленные лица родителей. Санни вспоминает прошлое мгновение, когда все веселились, и у него кружится голова. Он вскакивает из-за стола, чуть не падая. Мчится в свою комнату, забирается за кровать, и обхватывает руками колени.
Уже очевидно, что Мяво никто не наказывал. Уже очевидно, что он не заметил, когда она заболела. В груди жжётся чёрствый огонёк: Санни начинает плакать и всё сидит, покачиваясь вперёд-назад.
Проходит время. Слышится тихий стук дерева: шаги. Открытая дверь легонько гремит тройным ударом. Мари стоит в проёме и вымученно улыбается в поддержку.
От этой улыбки Санни ещё отчётливей ощущает, что подвёл её.
***
Очередная дверь ведёт в клетку: бескрайний чёрный мир, уже привычно сшитый, наконец встречает гранёными стенами.
В комнате нет дверей или окон. Зато есть Дворецкий. У него тело делового человека в смокинге, но голова непропорционально огромная и кошачья. Он приветствует высоким шипящим голосом:
— Мяво была очень…
оч-чень плохой.
Чёрные стены отвечают тяжёлым отзвуком эхо. Из потолочной бездны в комнату хлещет жёлтая полоса света. Омори ступает к Дворецкому и берёт у него ключ от
следующей двери. Он оборачивается в поисках путеводных красных рук, но находит только стол с Мяво.
Мяво смотрит остекленевшими, но живыми глазами. Мяво не может пошевелиться, ведь она прикована металлической перекладиной. Мяво хочет кричать, но не в состоянии издать ни звука.
— Мяво была очень…
оч-чень плохой, — повторяет Дворецкий. — Ты должен её наказать.
Омори берёт скальпель в руки и видит в блеске отражения свои чернильные глаза. Он беззвучно обращается к истинному создателю Чёрного Пространства.
— Хочешь вскрыть Мяво?
Ответа не следует. Эта комната — одна из старейших. Она меняет свой вид от раза к разу, ведь в ней клином сочленяются сразу несколько воспоминаний. Но неизменным остаётся одно: все они ведут к одному чувству. Тому, из-за которого появилось
Нечто.
В конце концов, Мяво — это кошка Мари.
