Песня ветра

      Машина петляет по неровной дороге, увозя пассажиров всё дальше и дальше от города. Антон, сидящий на заднем сидении, недовольно вздыхает, когда таксист в очередной раз неосторожно налетает на кочку. Он уже готовится возмутиться и сказать что-то вроде: «Полегче, мужик, не дрова везёшь», но вовремя берёт себя в руки — он, в конце концов, полицейский, а не какое-то быдло. Хотя кого это вообще волнует, когда от качки уже натурально тошнит, а черепная коробка трещит так, что появляется желание остановить машину, — или выйти прямо на ходу — продолжив путь пешком?       Антон тяжело вздыхает, очень надеясь, что его поймут без слов. За такое вождение вообще-то можно смело закрыть на пятнадцать суток или выписать штраф. Хорошо, что на дороге, кроме них, больше нет ни одной машины. Ещё бы, кому придёт в голову тащиться в субботу за три версты от цивилизации, туда, где — Антон почти уверен — даже жизни нет?! Бросить бы эту затею к чёртовой матери, развернуть машину и поехать домой, чтобы нырнуть обратно в уютную кровать и не высовывать носа до понедельника. Но, как любит говорить Павел Алексеевич, дела сами себя не раскроют, а преступники сами себя не поймают.       Антон заглядывает в телефон, пытаясь отвлечься от невыносимой дороги — ей Богу, он чувствует себя пассажиром какого-то круизного лайнера, который несёт по разбушевавшимся волнам. Чёрт бы подрал этого маньяка, о зверствах которого пишут во всех газетах и новостных пабликах. Куда не зайди — везде новости о том, что полиция всё ещё не вышла на след Фантома. Что вообще за идиотское прозвище? Антон и в школьные годы обладал более богатой фантазией, чем эти «желтушники». Им бы только заголовок громкий написать, да свою долю денег за это отхапать.       Впрочем, так, пожалуй, живёт и думает большая часть людей — все привыкли в первую очередь заботиться о своей собственной шкуре. Оно и понятно — законы природы: либо ты, либо тебя, всегда найдётся рыба покрупнее и прочая чушь. Помнится, Эд однажды сказал, что проще поменять Планету, чем пытаться изменить людей. Антону думается, что в этом есть логика — можно вытащить человека из дерьма, но дерьмо из человека не достать. Общество давно прогнило, и это даже не вина самого общества, скорее просто тех условий, в которых приходится выживать.       Взгляд цепляет очередной заголовок: «Полиция бездействует, Фантом разгуливает на свободе, количество жертв растёт. Что это — халатность органов или неуловимость убийцы-призрака?» Антон кривится невольно. Убийца-призрак — как же прозаично это звучит. На деле же это просто очередной ублюдок, который решил, что у него есть право забирать человеческие жизни, вмешиваться в, как выразились в одной газете, баланс Вселенной и ещё не Бог весь что. Пять смертей. Пять молодых девушек. Пять сломанных судеб. И ни одной зацепки.       Июль в этом году выдался такой жаркий, что лоб Антона покрывается испариной с завидным упорством, а белая футболка, кажется, насквозь пропитывается потом. Он просит водителя открыть окна и высовывается в одно из задних почти половиной тела, глотая ртом прохладный воздух и ощущая себя какой-то счастливой псиной — главное не сожрать какое-нибудь несчастное насекомое. Хотя бело́к полезен для организма. Особенно для организма Антона, который ел последний раз примерно вчера в обед.       От мыслей о еде желудок призывно урчит, и Антон думает, что голод разгулялся ненадолго, сейчас он приедет на место преступления, увидит труп очередной несчастной девушки и аппетит тут же отобьёт. Как и сон. Антон вообще не помнит, когда в последний раз нормально спал — так, чтобы не думать до рассвета о собственной беспомощности и неспособности остановить убийцу.       Он мотает головой, отгоняя мысли. Сейчас нужно сохранять хладнокровие. С его профессией вообще нельзя быть таким жалостливым, но сердце сжимается каждый раз, когда он думает, что какая-то мразь забирает жизни у молоденьких девушек, а полиция не то что на след убийцы выйти не может — они откровенно топчутся на одном месте.       — Приехали, — оповещает водитель, резко останавливаясь напротив старого двухэтажного дома, в котором, кажется, не живут уже лет двести — настолько плачевно он выглядит: полуразрушенный деревянный забор, обвалившаяся местами крыша, обшарпанные стены, покрытые вековым мхом. Вокруг такие же старые дома, в таком же ужасном состоянии. В этом месте бы в самый раз снимать какой-нибудь второсортный фильмец про зомбиапокалипсис. — Приятного дня.       Да куда уж приятней!       — Благодарствую, — кривится Антон, желая добавить: «Но не от всего сердца», но вместо этого молча выбирается из салона. Он заходит в приложение такси на телефоне, убеждаясь, что поставил оплату по карте, а после кивает сам себе и топает ко входу в дом.       Он бы с радостью приехал сюда на личной машине, но вчера вообще-то была пятница, и это объясняет его общий помятый вид — посиделки с Эдом в баре закончились только в пять утра. Кто же знал, что тёплым субботним утром, в законный, между прочим, выходной их выдернут на очередное место преступления? Но у убийцы нет графика и ему абсолютно поровну на то, в какие дни Антон желает полежать под одеялом.       По территории, поросшей сорняками и высокой травой, ограждённой всё тем же косым забором, снуют сотрудники полиции. Вокруг натянута лента оцепления, где-то на заднем дворе ходит пара сотрудников с собакой, похоже, в поисках улик. На улице уже неделю такая засуха, что следы преступника вряд ли можно найти, а даже если они и были, их давно затоптали. На подъездной дорожке стоят ещё две машины, кроме пары полицейских и скорой, — одна из них принадлежит подполковнику Добровольскому Павлу Алексеевичу, а хозяин второй Антону не известен, возможно кто-то из местных. За домом нет ничего, кроме густого леса, кроны которого уходят высоко в голубой небосвод, и Антон невольно думает, каково это — жить в таком месте, когда смотришь в окно, а видишь только непроглядный лес.       Должно быть, жутко.       — Капитан Шастун, — представляется Антон, показывая удостоверение молодому сержанту, служащему, по всей видимости, в местном отделении. Удивительно, что тут вообще кто-то живёт и работает — глушь глушью, вокруг только лес, а по соседству — дикие белки.       — Проходите, — сержант уступает ему дорогу. У него такой вид, будто ему опостылела не только эта работа, но и вся его жизнь. Хотя пухлые розовые щёки и общее плотное телосложение говорят о том, что от недосыпа и недостатка пищи он не страдает. Вряд ли в местах как это у полицейских много работы. Не служба, а одно удовольствие. Сиди себе в участке, пей кофе, разгадывай кроссворды и уплетай пончики с утра до вечера.       Антон здоровается с остальными коллегами, которые тут же переключают внимание с работы на него, вдыхает поглубже и толкает дверь, заранее зная, что за ней не ждёт ничего хорошего. Та со скрипом ползёт в сторону, впуская его в крохотную тёмную прихожую. В доме людей ещё больше. В тесной гостиной стоит подполковник Добровольский, — что странно, потому что обычно он редко ездит на места преступлений самолично — общаясь с какой-то молодой девушкой, одетой не по форме, но, судя по всему, тоже местной. Дальше, у входа в кухню, стоит судмедэксперт Дима, а рядом с ним Эд, который, в отличие от Антона, после вчерашней пьянки выглядит как огурчик.       Внутри дом оказывается не лучше, чем снаружи: те же обшарпанные стены, отклеивающиеся обои, граффити в некоторых местах, сырость на потолке, плесень и затхлый запах. Мебель будто из прошлого века. Всё вообще выглядит так, будто дом когда-то просто бросили, не став даже забирать личные вещи.       Антон ёжится. Дом с приведениями в «Американской истории ужасов», которую он смотрел на прошлых выходных, выглядел намного приятнее. Атмосфера вокруг так давит, что появляется желание закурить, но он гонит его подальше — сначала работа, потом всё остальное.       — Здарова, Шаст, — кивает Эд, отвлекаясь от разговора с Димой, улыбаясь приветливо и протягивая Антону татуированную руку. Он вообще весь сплошь покрыт наколками, и девственная, нетронутая чернилами кожа Антона каждый раз нервно покрывается мурашками: он с детства терпеть не может уколы, а тут добровольно позволять кому-то протыкать себя — нет уж, увольте. — Как доехал?       Чёрт бы подрал этого Эда с его вечным позитивным настроем на жизнь. У него девиз: «Не всё так плохо, а если плохо — похуй». Кажется, если ему скажут, что на землю летит астероид и им осталось жить примерно десять минут, Эд пожмёт плечами, натянет эту свою кривоватую улыбку и выдаст что-то ободряюще-глупое в его привычном стиле.       — Тебе как, коротко или с матом? — усмехается Антон, оттягивая ворот футболки. В доме ещё душнее, чем на улице. От жары и тошнотворного запаха — то ли в само́м доме так смердит, то ли это исходит от трупа — не спасают даже открытые сотрудниками органов окна.       — Выглядишь так, будто тебя в багажнике сюда везли, — замечает Дима, тоже пожимая протянутую Антоном ладонь.       — Это не далеко от правды, в такси такая тряска была — по мне точно асфальтоукладчиком проехали, — вздыхает Антон. — Что у нас тут?       Он ещё раз оглядывается по сторонам и проходит вглубь кухни, где на полу лежит молодая девушка, как обычно, в одежде — этот псих их никогда не насилует. Убивает ради убийства? По её бледной, чуть посиневшей коже Антон предполагает, что с момента смерти прошли минимум сутки. Ещё бы, в таком месте удивительно, что труп вообще обнаружили. Он опускается на корточки, в попытке рассмотреть получше: на шее след от укола, на губах застывшая после припадка пена, глаза закатаны и открыты так, что видно только белки́.       Кажется, снова яд.       — Всё как всегда, — Дима разводит руками. — Молодая студентка, возраст, предположительно, девятнадцать-двадцать лет. Явных следов насилия нет. Примерное время смерти — вчера в обед. Причина: остановка сердца, думаю, её, как и остальных жертв, накачали цианидом. Точнее скажу после вскрытия. Но могу поспорить, что это дело рук нашего парня.       Действительно, всё как всегда. Маньяк похищает девушек из общежитий учебных заведений, а через сутки-двое их находят мёртвыми с запредельным количеством цианида в крови. Антон смотрит на девушку, а у самого сердце сжимается. Молодая, красивая, могла бы прожить хорошую жизнь, но какой-то урод решил всё за неё. Больше всего в этой ситуации бесит то, что они даже мотива не понимают. Жертвы между собой никак не связаны, никаких общих интересов, никаких пересечений, даже внешность всегда разная.       — Да тут и спорить не надо, — вздыхает Эд, присаживаясь рядом с Антоном на корточки. — Почерк тот же. Это точно Фантом.       Антон морщится, как от зубной боли.       — Прекратите называть его так! — резковато прости он. — Это просто очередной больной ублюдок, возомнивший себя Богом, блять! Чтоб его черти подрали, сукин сын, — он трёт руками виски, в попытке унять гнев. — Были заявления о пропаже? Личность жертвы уже установили?       — Мы работаем над этим, — кивает Эд. — Личность пока не установили, документов, как и в остальных случаях, при ней не было. Егор отправил запрос нашим ребятам в участок, но, предварительно, заявлений не было, девочку никто не искал. Может, конечно, не спохватились ещё. Или у неё близких не было, и спохватываться некому, — он качает головой, снова осматривая жертву. — Красивая. Была…       — Кто нашёл тело? — спрашивает Антон, игнорируя наблюдение товарища о красоте девушки. Он старается вообще не думать о таком. Не думать о том, что у погибших есть близкие люди, что кому-то нужно будет сообщать об их смерти, что, убивая их, маньяк рушит ещё и жизни тех, кто их любил. У каждого в этом грёбанном мире есть хоть кто-то, кто его любит и кому его смерть нанесёт неизгладимую рану.       — Местный сторож. Он у них тут за порядком следит, чтобы шпана по заброшкам не лазила, район же перестраивать хотят, облагораживать. Местные говорят, что его выкупил какой-то богатый хер с горы, теперь сделать его «уютным и безопасным местом для всей семьи» будет затруднительно, — Эд встаёт на ноги, похоже, решив, что смотреть ему больше не на что. Антон поднимается следом — они тут действительно ничего больше не увидят. — Сторож делал утренний обход и наткнулся на неё, — он указывает рукой на труп девушки, — позвонил в местное отделение. Они прибыли на место и связались с нашим отделом, Добровольский меня из постели выдернул и тебе сказал позвонить. Честно говоря, Шаст, я не знаю, что должен тут увидеть. У меня даже версий никаких нет. Чувствую себя бесполезным куском дерьма.              — Мы все себя именно так и чувствуем, — Антон хлопает его по плечу. — Улики? — с надеждой в голосе спрашивает он, впрочем, не сильно веря в положительный ответ.       — А сам как думаешь? — Дима качает головой, поправляя очки. — Ни свидетелей, ни отпечатков, ни других биологических следов. Это действительно какой-то призрак, а не человек.       — Ага. Леший, блять, — Антон закатывает глаза.       Он в эти бредни про убийцу-невидимку никогда не верил, считая веру в такое полным абсурдом, но с каждым новым убийством всё больше думает о том, что байки из склепа могут оказаться не байками вовсе. Да, пожалуй, пора съездить в отпуск, а лучше к доктору — он такими темпами скоро в Бабайку и Ктулху поверит, а там и до комнаты с мягкими стенами, смирительной рубашкой и трёхразовым питанием препаратами недалеко. Сейчас бы в двадцать семь лет в дурдом на ПМЖ переехать из-за какого-то чокнутого психопата-убийцы. Хотя, если быть честным, их маньяк явно не подходит под описание «психопат-убийца». Нет. Он не псих, в нём нет свойственной таким людям жестокости и импульсивности. Каждое убийство выверенно до мелочей, всё продуманно и исполнено слишком чётко — он не совершает ошибок, не принимает необдуманных решений и не действует без плана.       Антон морщится:       — Пять трупов и ни одной, сука, улики. Как такое возможно вообще?       — Знаешь, я тут подумал, — Дима чешет в затылке, — а что, если подруга прошлой жертвы была права?       — Ты о чём? — уточняет Антон.       — Да я про то, что она Паше тогда сказала. Помнишь, мы думали, что жертв могут связывать общие знакомства? Что если эта… как звали ту девушку? — Дима смотрит на Эда.       — Ира, — подсказывает тот.       — Да, Ира, — Дима кивает. — Что, если она права была, насчёт какой-то секты? Вдруг все жертвы могли состоять в какой-то группе… — он разводит руками. — Я не знаю. Вы проверяли, нет ли у них каких общих секций или, быть может, они ходили в кружок, вроде анонимных алкоголиков?       — Мы с Егором отрабатывали эту версию, — отвечает Эд. — К сожалению, ничего, что могло бы их связывать. Никаких групп анонимных алкоголиков, наркоманов и прочего — никто из жертв даже за употреблением замечен не был. Все друзья и родственники, как один, говорят, что девушки пили, как все мы, но точно не злоупотребляли. Учились хорошо, проблем почти не было, семьи среднестатистические. А эта Ира просто надумала себе версию с тем, что её подружка попала в какую-то секту, сама в неё поверила и нам мозги запудрила. Если бы что-то такое было, копы бы нашли хоть какие-то зацепки. Но у нас уже несколько жмуриков и ни капли продвижения.       — Копы, жмурики, — кривится Антон. — Следи, блять, за словами.       — А чо я? — Эд строит виноватое лицо.       — Ничо, — передразнивает Антон. — Заебало всё.       — Товарищ капитан, а Вам не говорили, что вы очень много сквернословите? — раздаётся за спиной, и Антона аж на месте подбрасывает. Он оборачивается и натыкается взглядом на молодого человека, одетого в белую рубашку и чёрные брюки в обтяжку. — Здравья желаю. Или как там у вас говорят?       — К пустой голове руку не прикладывают, Попов, — строго отрезает Антон, когда собеседник шутовски отдаёт честь. — Эд, — он оборачивается к другу, — какого хуя он тут делает, и почему вообще посторонние люди на месте преступления?       Эд на это только разводит руками, мол, а мне-то откуда знать? Вообще-то прекрасная жизненная позиция: «Я — не я, и рожа не моя». На лице так и написан вопрос, о том, какого чёрта он вообще должен это знать. И правда, он же тут не для того, чтобы за посторонними следить — для этого есть другие люди. Они с Димой переглядываются и молча возвращаются к работе, видимо, решая не участвовать в надвигающимся «увлекательном» разговоре. Подполковник, который до этого разговаривал с девушкой, выходит на улицу вместе с ещё парой сотрудников.       Они специально это всё?       Антон провожает их взглядом и снова смотрит на предмет своего недавнего вопроса. Тот сканирует его пронзительными голубыми глазами, заправляя спадающую на лоб чёрную чёлку назад, и улыбается приторно-натянуто. Они знакомы уже пару лет. Арсений Попов — частный детектив, которого обычно нанимают пострадавшие или их родственники для проведения частного расследования. Вот только в этом деле к нему никто не обращался, он сам постоянно заявляется на места преступлений, ещё и советы пытается давать.       — Во-первых, я сам могу за себя ответить, — фыркает Арсений, вздёргивая забавный, будто с откушенным кончиком, нос кверху. — А во-вторых, я не посторонний. Я…       — Не посторонний, говоришь? — перебивает Антон, сощуривая глаза. — Ты мне вот скажи, Арсений, тебе что, спокойно не живётся? Сидел бы у себя в кабинете, бумажки перебирал, да помогал дамочкам мужей в изменах уличать. Чего тебя в мокруху-то тянет, Шерлок Холмс, недоделанный?       — В таком случае, если уж я Шерлок, то Вы отныне мой доктор Ватсон, — нагло усмехается тот. — И да, что-то я не припомню, чтобы мы с Вами переходили на «ты», товарищ капитан.       Антон зависает на какое-то время. Сам не понимает, что выбило его из колеи больше: этот надменный тон, приторная вычурность в голосе или само заявление. Если бы на месте Арсения был кто-то другой, то давно бы схлопотал промеж глаз за такую наглость. Но Арсению можно. Эти постоянные перепалки уже вошли в привычку.       А ещё Антон в который раз отмечает, что Арсений слишком красив, для такой работы. Ему бы больше подошло быть актёром или какой-нибудь моделью, но точно не детективом, гоняющимся за убийцами и разглядывающим трупы, вместо потягивания чашечки утреннего кофе, сидя где-нибудь в красивом месте. И нет, они не враги и уж тем более не конкуренты, потому Антон может без зазрения совести думать об Арсении в таком ключе — всегда приятно смотреть на красивых людей, а если этот человек ещё и в твоём вкусе…       Ладно, Антон почти готов признать, что Арсений ему нравится. Со всеми этими своими манерами и желанием показать себя лучше других. Даже с этим пренебрежительным взглядом, которым он всегда смотрит. Антону иногда кажется, что Арсений смотрит так именно на него.       Что он ему сделал?       Да и как детектив он действительно хорош, возможно, даже слишком — хорош до скрежета зубов. Хотя Антон видел его в деле всего пару раз, обычно они не пересекаются, если не считать этого дела. А вот половина их отделения Арсения терпеть не может. Да и кто вообще любит выскочек? Тем более в полиции: тут каждый рискует шкурой и не спит ночами, раскрывая дела за жалкие копейки, которые кто-то называет зарплатой. А такие как Арсений зарабатывают кучу денег просто за то, что ищут чьих-то кошек.       Но Антон в полицию не за деньгами пошёл. У него с детства слишком обострённое чувство справедливости и комплекс спасателя. С таким букетом личностных данных у него было два пути: либо пойти по стопам матери и стать психологом, сидеть в тёплом кабинете и выслушивать о проблемах людей, либо стать следователем и каждый день возиться с трупами, убийцами и разными психопатами.       Выбор же очевиден, не правда ли?       — Что ты имеешь ввиду? — уточняет Антон, встряхивая головой, отчего кудрявая светлая чёлка падает на глаза. — Блять, — зачёсывая её назад, ворчит он, несвоевременно думая о том, что пора бы подстричь волосы.       — Поговорите с Вашим подполковником, товарищ капитан, он Вам всё расскажет, — улыбается Арсений, как раз когда Павел Алексеевич возвращается в дом. — А вот, кстати, и он.       — А, Шастун! Приветствую, — мужчина подходит к ним, протягивая Антону руку для приветствия. — Знаю, что место не подходящее, — он кивает на труп, который медики уже грузят на носилки, — но вы всё равно уже встретились. В общем, рад представить тебе твоего нового напарника, который будет помогать с этим расследованием.       — А? — тупо переспрашивает Антон.       — Б! — передразнивает Павел Алексеевич. — Ты не выспался что ли? Чего потерянный такой? Или опять на бутылку налёг?       Антон слышит тихий смешок Арсения, и уши отчего-то наливаются кровью. Давайте, Павел Алексеевич, расскажите постороннему человеку ещё пару фактов из моего прошлого, чего уж там, думает он, можно ещё погромче сказать, чтобы все услышали.       Оборачиваясь к Арсению, он смиряет его строгим взглядом и снова смотрит на подполковника. Очень хочет возразить и разразиться гневной тирадой о том, что не нужен ему никакой напарник, тем более в лице этого выскочки, но вовремя понимает, что это бесполезно: приказы Павла Алексеевича в их отделе не обсуждаются. Если это вообще его приказ, а не кого-то свыше.       — Извините, да, я немного не выспался, — Антон натягивает на лицо улыбку. — Я Вас понял, введу Арсения в курс дела, как только мы будем в участке. Ещё распоряжения будут?       — Зайди ко мне в кабинет сегодня, поговорим, — это тоже можно считать приказом, потому Антону остаётся только кивнуть и смотреть на удалющуюся спину Павла Алексеевича.       Антон вздыхает глубоко, и к горлу подступает ком тошноты, потому он кидает на Арсения ещё один взгляд и быстро топает к выходу из дома — нужно покурить и подышать свежим воздухом.       Выйдя на улицу, Антон осматривается вокруг. Тело убитой, помещённое в чёрный мешок, уже погрузили в машину скорой помощи, Дима и его парни собираются уезжать, как и другие сотрудники во главе с подполковником. Эд стоит чуть в стороне, разговаривая со своим напарником, Егором. Солнце всё ещё шпарит так, что хочется спрятаться в тенёк, в чём собственно Антон себе не отказывает, оставаясь под козырьком, на ступеньках дома, не внушающим особого доверия — того и гляди рухнет прямо на голову. Он выуживает из кармана пачку сигарет, достаёт одну из них и, прикурив, затягивается горьким дымом.       Тошнота не отступает, но зато в голове немного проясняется. Отлично, у него теперь есть напарник. Антон даже думать сейчас не хочет о том, что этот напарник не кто иной, как Арсений, мать его, Попов. Да его же в отделе за это засмеют! Неужели Павел Алексеевич — или кто там этим занимался — не смог найти кандидата лучше Арсения? Да с кем угодно было бы проще работать, чем с ним. Он ещё в первые полчаса доведёт Антона до ручки — в этом даже сомневаться не стоит.       — У Вас такое лицо, будто я лично сделал Вам что-то плохое, — замечает Арсений, оказавшись рядом с ним, и Антон невольно вздрагивает. Ну вот, уже началось! — Чтобы Вы знали, товарищ капитан, я тоже не в восторге от этой новости. Меня наняли родственники погибших девушек, и я точно не планировал работать с бестолочами из Вашего отдела. Но потом мне позвонили из министерства и сказали, что я должен с полицией сотрудничать. А так как это дело ведёте Вы, они, видимо, решили, что объединить нас — отличная идея.       — С каких пор частный детектив подчиняется министерству внутренних дел? — усмехается Антон, пропуская всё остальное мимо ушей: если Арсения и его выпады игнорировать, то ему надоест пытаться задеть колким словом.       — Ни с каких, — вздыхает Арсений, — но когда тебе приказывают такие шишки, как глава министерства, приходится соглашаться, не находите?       — Ладно, — Антон делает ещё одну затяжку. — Поехали в отделение, там поговорим. Правда я без колёс сегодня, поэтому придётся ждать такси, если, конечно, ты сам не за рулём.       — Я не вожу машину, — Арсений указывает на парковку. — Можно попросить кого-то из Ваших коллег нас подвезти.       Антон окидывает территорию скептичным взглядом и понимает, что ехать не с кем. Эд сам приехал на такси, местные сотрудники вряд ли согласятся их подбросить, машина скорой битком, не подполковника же просить — от одной только мысли об этом передёргивает. Он вздыхает, выкидывает сигарету, притаптывая её мысом кроссовка, достаёт из кармана телефон и быстро заказывает такси. После смотрит на Арсения:       — Поедем на такси, — заключает он и топает к выходу с территории, не дожидаясь ответа собеседника.

***

      Антон выходит из кабинета подполковника сразу после долгого и нудного разговора о том, для чего ему в деле понадобится помощь Арсения и почему стоит засунуть, дословно, «язык в жопу, Шастун, и пойти уже работать над делом, а не сидеть и ныть о том, что тебя что-то не устраивает». Что ж, предельно ясно и чётко, надо признать. В принципе Антон на другое и не рассчитывал, у Павла Алексеевича на всё один ответ: «потому что я так сказал». И не поспоришь ведь, потому что своё ментальное здоровье и спокойствие важнее, чем глупые споры с начальством.       Честно говоря, на счёт собственной менталки Антон не особо уверен: это ещё поспорить можно, что хуже — испортить отношения с Павлом Алексеевичем или работать с Арсением. В том, что они обязательно поругаются в первые же полчаса, Антон даже не сомневается. У них иначе просто не бывает: Арсений снова начнёт язвить, он попытается ответить, слово за слово — и вот они уже смотрят друг на друга волком. Обычно, правда, такие вот перепалки ни к чему не приводят, но раньше они и не работали вместе, а теперь придётся мало того что работать, так ещё и делить один кабинет.       Антон идёт по коридору участка, обдумывая всё это и умоляя себя сделать всё, чтобы избежать всех этих «разборок». Может, ему просто не обращать внимания на Арсения? Вдруг ему надоест играть в детектива и он сам соскочит с дела?       Да, конечно, убежит вприпрыжку, мечтай.       Он оглядывается вокруг, цепляя взглядом знакомый женский силуэт, и, улыбнувшись, направляется к сотруднице, которая сидит за небольшой стойкой на входе. Вообще Катя работает у них в архиве, но, похоже, дежурный снова куда-то смотался и попросил его подменить. Когда-нибудь Антон обязательно даст всем грандиозный нагоняй за такое отношение к работе. Повадились, видите ли, прохлаждаться.       Девушка, увидев его, тоже расплывается в дружеской улыбке.       — Привет, Катюш, — салютует Антон. — Расскажешь мне что-нибудь хорошего?       — Привет, а может, сначала ты? — она кивает на дверь кабинета Антона.       Тот вздыхает, трёт переносицу и думает, как теперь оправдываться перед коллегами за то, что буквально вчера они всем отделом тихо посмеивались над Арсением, а теперь он сидит и мнёт булки у него в кабинете.       — Всё совсем хреново, да? Отказаться никак?       — Нет. Я только что от Добровольского, он сам не в восторге, но поделать ничего не может — приказ сверху. Наорал на меня, чтобы я сопли не распускал, — Антон разводит руками. — Он вообще злой сегодня как чёрт.       — Можно подумать, Паша в другие дни добрый, — усмехается Катя. — Что думаешь с этим делать? — снова кивок в сторону кабинета.       — Без понятия.       — Только не психуй, ладно?       — Ты же меня знаешь.       Катя кивает:       — Да, а ещё я знаю Арсения, потому и прошу не психовать.       Не то чтобы Антон имеет что-то против частных детективов и в целом тех, кто предпочитает заниматься независимыми расследованиями, просто он считает, что если уж и делать мир лучше, то делать это по правилам. А такие как Арсений не умеют играть по правилам, для них нет понятия этики и морали, они готовы идти по чужим головам, чтобы достичь успеха. И всё бы ничего — каждый выживает и крутится как может, но Арсений ведь постоянно путается у них под ногами. Сидел бы спокойно на своей территории, слова бы ему никто не сказал.       Антон видел Арсения в деле всего пару раз, и оба раза тот приходил, сопоставлял факты, которые уже были у полиции, и, сделав умное лицо, давал ответы на очевидные вопросы с таким видом, точно открыл тайны Вселенной или нашёл убийцу Кеннеди. Ладно, оба раза он действительно оказывался прав и указывал на преступника без ошибок, но это можно списать на чистое везение — новичкам ведь всегда везёт. Кажется, Антон даже слышал, что Арсений даёт консультации полицейским, но явно не в их отделе и участке.       — Позов заходил, принёс это, — Катя смотрит на Антона крайне сочувственно и протягивает папку с документами. — Он ждал тебя, а потом сказал, что у него очень много дел и попросил передать. Вскрытие он пока не проводил, потому что дознания ещё не было, но кое-что он узнал, там анализ крови, как я поняла, и ещё по мелочи. Егор и Эд установили личность девушки и узнали адрес, я в папку вложила.       — Спасибо, Катюш, — улыбается Антон, пролистывая бумаги. — С родственниками связались, не знаешь?       — Насколько я понимаю, Выграновский и Булаткин снова доблестно решили переложить всю ответственность на тебя и свалили по тихой грусти на какое-то другое дело, — Катя вздыхает. Ну кто бы сомневался? Конечно, парни решили, что всё дерьмо должен расхлёбывать их непосредственный начальник. — Тебе бы отдохнуть пару тройку дней, выглядишь крайне уставшим.       — Да какой тут отдых? У меня маньяк по городу бегает, и новый напарник воздух в кабинете поглощает, и я, признаюсь, даже не знаю, кто хуже: Фантом или Арсений.       — Я напоминаю: не психуй.       — Я спокоен как удав, — Антон задумывается и добавляет: — Как удав на грани нервного срыва.       — Держи, — девушка ставит на стойку картонный стаканчик, от которого исходит пар, — взяла тебе кофе. Знаю, что ты его не особо жалуешь, но тебе бы хоть откуда-то энергию черпать, скоро с ног валиться начнёшь. Вроде ещё горячий.       — Господи, ты святая, клянусь! — сияет Антон, а Катя на это звонко смеётся. — Спасибо ещё раз. Пойду пообщаюсь со своим новым напарником, прости Господи.       Антон берёт папку подмышку, стаканчик — в руку и топает дальше по коридору. Сегодня выходной, и это объясняет то, почему в участке так тихо — все нормальные люди отдыхают, не считая тех, кто сегодня на дежурстве. Ну, и доблестного следственного отдела, который из-за очередного убийства вынужден трудиться в поте лица.       — Вы долго. Разговор прошёл не очень? — спрашивает Арсений, стоит Антону только перешагнуть порог своего кабинета. Он сидит на его рабочем столе, будто специально выбирал из трёх именно этот, закинув ногу на ногу так вальяжно-грациозно, точно он не в полицейском участке, а как минимум в ночном клубе. И этот его пофигизм выводит пуще прочего — тут люди умирают, а ему хоть бы что.       Антон осматривает его с ног до головы, задерживая взгляд на стройных, обтянутых чёрными джинсами ногах, и вздыхает. Разговаривать совсем не хочется, обсуждать детали дела — тоже. Более того, он уверен, что Арсений и сам всё прекрасно знает — не первый день крутится рядом, постоянно пытаясь вынюхать подробности. Рад, наверное до усрачки, что теперь может совать нос на официальной основе.       Оторвав взгляд от Арсения, Антон смотрит на два других стола — Эда и Егора можно не ждать в ближайшее время, а это значит, что никто не спасёт его от общества нового напарника.       — С чего начнём? — спрашивает Арсений, спрыгивая со стола и разминая плечи. — Кстати, где мой рабочий стол?       — Нигде, — бормочет Антон, — или у тебя в кабинете. Или где ты там работаешь? Тут, как видишь, всего три стола, и все они заняты. Тебе придётся сидеть вон там, — он указывает на небольшой кожаный диван, — и не мешать мне и моим ребятам работать, по возможности.       — Знаете что? — Арсений аж краснеет от возмущения.       — Что? — устало спрашивает Антон. — Послушай, Арсений, я понимаю, что тебе нравится строить из себя мистера детектива и всё такое, но у меня нет на это времени. Я не стал протестовать против нашего объединения, но это не значит, что я буду визжать от восторга. Пока мы тут разговариваем, возможно, где-то умирает ещё одна невинная девушка.       Арсений горделиво вздёргивает подбородок.       — Может, тогда заткнётесь и начнёте работать?       — Слушай ты, думаешь ты такой крутой? — Антон подходит ближе, буквально дыша собеседнику в лицо — они почти одного роста, разве что Арсений ниже на несколько сантиметров. Но даже эта незначительная разница заставляет чувствовать себя увереннее. Он вообще привык, что почти всегда возвышается над людьми со своими почти двумя метрами. Впрочем, у них в отделе все высоченные как на подбор. — Поверь, я видел действительно крутых ребят, которые рисковали собой и даже отдавали жизни за наше дело, и ты явно не один из них. Ты никогда не пожертвуешь собой ради другого и не прикроешь напарника от пули, потому что такие как ты думают только о себе. Ты не герой и не пытайся строить его из себя, я тебя насквозь вижу.       — Такие как я? — Арсений вскидывает тёмные брови. — Да что Вы вообще обо мне знаете? Да, Вы правы. Я не стану жертвовать собой и прикрывать Вас от пули, я лучше просто не буду допускать того, чтобы появилась такая необходимость. В этом и есть разница между нами: Вы думаете, что Ваша работа — это способность приносить себя в жертву, а я думаю, что это умение находить выходы из ситуаций с наименьшими потерями, в том числе для себя самого. Ваша грубая сила не сто́ит ничего, если хоть изредка не включать мозги. Похоже, это Вы думаете, что самый крутой, Антон Андреевич, но вся Ваша крутизна ломается на том, что Вы уже год топчетесь на месте и не можете поймать маньяка. Может, если бы Вы не были таким бесполезным, меня бы не попросили помочь? Не задумывались об этом? И поверьте, я тоже не в восторге от того, что мне придётся работать с Вами и Вашими парнями, но я не перехожу на личности и не пытаюсь Вас оскорбить. Так что засуньте свою браваду куда подальше и начните уже делать, а не говорить. А свой характер оставьте для кого-нибудь другого, меня Вы не напугаете. Я Вас тоже насквозь вижу. Вижу, что Вам страшно и Вы в отчаянии, иначе бы не стояли сейчас, выслушивая всё это, а просто заткнули меня, — он говорит всё это почти на одном дыхании, потому в конце монолога рвано вдыхает. — А теперь я спрошу ещё раз: с чего мы начнём?       Антон смотрит на него с минуту, то открывая, то закрывая рот. Отлично, его только что очень профессионально и грамотно, что называется, осадили. И он даже не знает, обижаться ему, разозлиться ещё сильнее или пожать Арсению руку за то, что каждым своим словом попал в самую точку — Антон и правда бесполезный, раз столько времени топчется на одном месте. Он и правда напуган. Напуган тем, что не может найти ни одной зацепки, тем, что ещё немного и ему пора будет обращаться к специалисту, потому что, кажется, такими темпами у него точно поедет крыша. Напуган тем, что убийца каждый раз водит его за нос, не позволяя приблизиться к себе ни на шаг. Напуган собственной беспомощностью. Напуган смертями, которые не получается остановить. Всё это каждый день высасывает из него соки — ещё немного и от него ничего не останется. А Фантом будто висит за ним тёмной тенью, знает каждый его ход, знает его мысли, знает, как его переиграть.       Он вздыхает, отходит на пару шагов назад и протягивает Арсению папку, которую передала Катя.       — Ты прав, извини, — говорит он. — Я не хотел быть грубым и ругаться с тобой, просто…       — Просто Вы устали, я понимаю, — кивает Арсений, забирая папку из его рук. — Но впредь постарайтесь не наезжать на людей, а просто разговаривать. Это очень полезно для налаживания коммуникации в обществе, знаете ли.       — Я не хотел тебя обидеть, не знаю, что на меня нашло сегодня.       — Вы меня не обидели, Антон. Мне даже нравятся наши словесные перепалки. С Вами… не скучно, — Арсений улыбается уголком губ, просматривая документы в папке и присаживаясь на угол дивана. — Полегче стало?       — Да.       — Хорошо. Можем обсудить дело?       — Дима пока не проводил вскрытие, но подтвердил, что жертву накачали тем же препаратом, что и предыдущих, — поясняет Антон, чувствуя маленький укол стыда за этот идиотский спор. И правда, что на него нашло? Кажется, это Арсений на него так влияет, потому что обычно он себе такого не позволяет, но, похоже, два года взаимных подколов не прошли даром.       — Цианид? — уточняет Арсений.       — Он самый.       — Значит, убийца точно наш Фантом.       — Да тут и гадать не надо было, — Антон кивает. — Ребята установили личность погибшей. Из родственников у неё только отец, живёт на окраине города, нужно съездить к нему, поговорить. Ему ещё не сообщили о смерти дочери, — он опирается бёдрами на свой стол. — Сообщал когда-нибудь родственникам плохие новости? Я это больше всего ненавижу.       — Не сообщал, но слышал неоднократно, — Арсений говорит это быстро и тут же замолкает. Смотрит на Антона внимательно, будто даже слегка напугано, и быстро переводит тему: — А что насчёт версий? Как я понимаю, у Вас даже подозреваемых нет.       — Нет, — Антон сканирует собеседника внимательным взглядом, пытаясь прочитать эмоции, но потом встряхивает головой и решает не заострять внимание на сказанном. Все кого-то да теряли, тут нет ничего необычного. Правда, когда человек просто умирает, к родственникам не приходит полиция, а значит у Арсения было что-то серьёзное. Но лезть в это сейчас нет никакого желания: прошлое Арсения — дело самого Арсения. Главное, чтобы расследованию это не мешало, а так вообще плевать, что у него там было в прошлом.       — Дерьмово, — Арсений опускается на диван, всё ещё листая папку. — Я тоже ничего путного не нашёл. Честно говоря, мне начинает казаться, что наш убийца и правда какой-то призрак.       — Понимаю, — Антон усмехается — сам же только сегодня об этом думал. — Я порой думаю, что мне пора сходить к доктору, потому что так и до клиники недалеко. Этот ебучий Фантом вообще не оставляет следов, кроме препарата в крови. У жертв ничего общего, кроме возраста, пола и того, что все они студентки… Я пытался найти хотя бы общих знакомых — ничего…       — Так ведь не бывает, не может же он выбирать жертв рандомно, должно быть хоть что-то общее: интересы, общие мероприятия… — задумчиво говорит Арсений. — Позволите мне просмотреть остальные дела?       — Конечно, — Антон указывает на стопку папок на столе Егора. — Если что-то найдёшь, сообщи мне, будь добр, — он берёт со стола стакан, делает пару глотков уже остывшего кофе и кивает на дверь. — Мне нужно съездить к отцу погибшей. Ты со мной или останешься читать дела?       — Я с Вами. Почитаю, когда вернёмся, — Арсений поднимается с места.       Они выходят из кабинета, Антон по пути просит Катю передать Егору и Эду, что он уехал и вернётся вечером или, скорее всего, уже завтра утром. Ловит на себе чуть косые взгляды, когда коллеги видят его в компании нового напарника, но пытается не обращать на это внимания. К недовольству окружающих он давно привык — с его профессиональным умением влипать в неприятности, он давно уже смирился со всеми хихиканьями и перешёптываниями за спиной. Плевать. Зато у него раскрываемость выше, чем у остальных в отделе.       Антон останавливается на крыльце, достаёт из кармана сигареты и, выудив одну, закуривает. Протягивает пачку Арсению, предлагая, но тот отрицательно мотает головой. Никотин всегда помогает немного успокоиться, а сейчас это как нельзя кстати, потому что ехать разговаривать с отцом, который потерял единственного ребёнка, не хочется совсем. Даже представить сложно, что чувствуют в такие моменты убитые горем родители. Он и сам терял близких, но его отец тоже был полицейским, и его смерть во время очередного расследования не была потрясением — скорее закономерным исходом, учитывая взрывной характер и любовь лезть на ражон.       Он осматривается вокруг, на улице всё ещё жарко, по тропинкам, за территорией участка гуляют люди, в окнах домов напротив горит свет, по дороге ездят машины — город живёт, дышит, существует несмотря на все ужасы, которые порой происходят. У каждого своя жизнь и своя история, чья-то ещё не написана, а чья-то оборвалась так быстро и бессмысленно.       — Можно личный вопрос? — внезапно спрашивает Арсений, вырывая его из мыслей.       — Если я скажу «нет», ты же всё равно спросишь, да?       — Почему Вы меня так невзлюбили? — Антон ожидал чего угодно, но точно не этого вопроса.       — Я не… — он вздыхает, скручивая сигарету о крышку урны. — Тебе показалось.       — Да ну?       — Ага. Просто… у нас все считают, что ты обычная выскочка, которая не способна ни на что, кроме понтов и поиска сбежавших кошек.       — Вы тоже так считаете?       Антон задумывается.       А правда, считает ли он так?       — Нет, я так не думаю, — отвечает честно, спустя недолгую паузу. — Пойдём. Такси приехало.       — А почему Вы не на своей машине? — снова спрашивает Арсений, догоняя его у ворот.       — Много вопросов задаёшь, — замечает Антон.       — Трудно ответить? — Арсений останавливается, склоняя голову на бок и глядя так, будто может в душу заглянуть. — Это потому что Вы алкоголик?       — Что? Я не алкоголик!       — Ваш подполковник сказал…       — Да я не… — Антон дышит через ноздри и зло шипит, когда Арсений начинает закатываться от смеха. У него на щеках появляются забавные ямочки, а вокруг глаз морщинки-лучики. — Очень смешно! Садись в машину, — он первым забирается на заднее сидение в такси, дожидается пока усядется Арсений, а после кивает водителю, что можно ехать. — У меня был период в жизни, когда я злоупотреблял алкоголем, — всё же рассказывает, хотя сам не до конца понимает зачем. — У меня тогда отец умер, и я… сорвался, короче. Но всё это в прошлом, сейчас я не пью. То есть пью, конечно, но не… так…       Арсений смотрит на него неотрывно, а Антон улыбается криво и отворачивается к окну, наблюдая за пролетающим за ним городом. Им ехать примерно полтора часа, и это при условии, что повезёт и в центре не окажется пробок — Москва постоянно стоит в часы пик. Не город, а сплошная бесконечная пробка. Надо бы попросить водителя включить музыку, потому что говорить им, кажется, больше особо не о чем. Можно, конечно, обсудить детали дела, но желания, откровенно говоря, нет — по крайней мере точно не сейчас.       — Извините, — шёпотом говорит Арсений, — мне жаль. И за то, что в кабинете сказал, извините. Это было лишним.       — Слушай, — Антон оборачивается к нему. — Давай на «ты», а? Мне уши режет это твоё «Антон Андреевич», «Товарищ капитан», «Вы». Я, между прочим, младше тебя.       Арсений по-лисьи сощуривает глаза:              — Эй, всего на пару лет, — наигранно-возмущённо пыхтит он. — Это вообще-то низко — тыкать человека в его возраст.       Антон смеётся:       — Извините, ваше графство, я совсем не хотел задеть ваши старческие чувства.       — Козёл, — Арсений тоже хихикает, пихая его рукой в плечо. — А теперь заткнись и дай мне немного подумать.       Антон качает головой. Что-то ему подсказывает, что работа с Арсением окажется куда более интересной, чем он предполагал.