Long nights, daydreams Sugar and smoke rings, I’ve been a fool But strawberries and cigarettes always taste like you
Аромат клубничных сигарет сводит сума, наполняя легкие каким-то, слишком сладким, послевкусием. Чонгук это послевкусие ненавидит. Чимин слишком сильно в него влюблен. - Вся моя жизнь буквально пропитана клубникой. И тобой. Чимин не знает точно, верит ли до конца. Но чувствут, как вновь разбегаются мурашки от мягкого касания кончиками пальцев. - Как считаешь, когда-нибудь мы сможем это закончить? Чонгук замирает, вновь ощущая тот самый холод внутри. - Неужели мы каждый раз должны обсуждать это, Чимин? Старший молчит, разглядывая лицо напротив. Сколько уже лет прошло? Кажется, шесть. Их первая встреча в пабе до сих пор как что-то слишком важное. Личное. Они еще тогда пообещали друг другу, что это все только на одну ночь. Ночь длиною в жизнь. Чонгук заканчивал последний курс архитектурного, готовясь ко взрослой жизни, а Чимин уже как год работал в весьма популярном бренде, ассистентом дизайнера - ювелира. Он уже тогда мечтал о своей линейке украшений, а потому легко делился своими планами с новым знакомым. Им тогда казалось, что одна ночь ничего не будет значить, а потому, каждый с легкостью согласился провести ее с совершенно для себя незнакомым человеком. - Сколько раз мы уже пытались? - Чимин поджимает ноги, облокачиваясь подбородком на острые колени. Не отвечает, продолжая молча изучать красивое лицо Чонгука. - Ты же знаешь, как мне больно от этих вопросов. Я не хочу. Не смогу без тебя. Ты уже однажды оставил меня. И мы оба знаем, что из этого ничего не вышло. Почему ты все еще боишься? Я столько лет здесь, рядом с тобой. Но ты все равно ощущаешься, словно все началось только вчера. - Ты знаешь, что я не смогу. Я сломан сам и сломаю тебя, если навсегда впущу в свою жизнь. - А, может, я хочу быть поломан тобой? Меня это не пугает. Жизнь без тебя пугает гораздо больше. Чимин не отвечает, молча прикуривая очередную сигарету. Он каждую их новую встречу обещает себе, что вот сегодня, сейчас, закончит все это. А потом снова отправляет сообщение, в котором всего два слова: «жду тебя». - Это какие-то болезненные отношения. Как зависимость. Это нельзя назвать чем-то нормальным, Чонгук. - Особенно когда ты разрушаешь то, что я строю, словно намеренно увеличивая пропасть между нами. И это в очередной раз оказывается правдой. Старший все так же в тишине тушит клубничную сигарету в пепельнице, притягивая после брюнета к себе. Целует медленно, тягуче, словно у них впереди - целая вечность. - Думаешь, сможешь забыть все, что пережил из-за меня? - Чимину будто нравится вот так его сейчас мучить. Чонгук прикусывает губу, откидывая голову назад, давая больше пространства для поцелуев. - Неужели тебе не хочется чего-то нормального? С человеком, который сможет принадлежать всецело только тебе? - Я всегда буду желать только тебя. Мне этого хватит. Кажется, Чимину так сильно это нравится, что он вновь позволяет Чонгуку подмять свое тело под себя, становясь податливым. В сотый раз признается себе, как сильно боится всех этих чувств, а, значит, сегодня точно поставит точку. Окончательно и бесповоротно. Поцелуи, горячие, страстные, но полные любви, перемешиваются с горечью воспоминаний, когда Чимин отдал всего себя тому, кого любил всем своим существом. И от кого остались теперь лишь шрамы. Чонгук целует каждый из них, касаясь кончиками пальцев, словно ничего прекрасней не видел. Осторожно, неспешно, разводит его ноги, проходясь поцелуями по внутренней стороне, неторопливо оглаживая руками бедра, хотя и знает, что Чимин давно готов его принять. Но Чонгуку очень нравится вот так неспешно любить его, словно давая им двоим еще больше времени. А Чимину просто нравится, что вопреки всему, он вот уже долгих шесть лет пытается сбежать от всех этих невероятных ощущений, что растекаются по венам, когда брюнет рядом. Их секс, казалось бы, давно должен был стать чем-то привычным, но всякий раз он поднимался запредельно-высоко от тех эмоций, что испытывал с Чонгуком. Ему бы откинуть страхи и просто доверить себя кареглазому, вот только внутренний голос все еще нашептывает, что как только он сдастся, все повторится вновь: и боль, и обида, и страдания. И шрамы. Шрамы, которые больше никогда не затянутся. - Я люблю тебя, - шепчет брюнет, осторожно входя в него, и Чимин кричит про себя «я тоже», но в ответ лишь сильнее прижимает того к себе, словно бы желая срастись и кожей. Они неспешно двигаются навстречу друг другу, заведомо зная, как нравится другому, но не борясь за лидерство. А лишь даря наслаждение. Чимин выгибается, позволяя Чонгуку войти глубже, что срывает сладкий стон из уст кареглазого, вызывая мурашки по коже. - Хочу сверху, - шепчет игриво, и Чонгук вновь сдается, осторожно перекатываясь на спину и утягивая Чимина за собой. Знает, что сейчас не будет нежно или медленно, но все равно позволяет ему сделать так, как хочется - грубо, с жадностью, до упора, до криков. Сжимать чужие пальцы в своих, кричать до хрипоты, насаживая свое тело на чонгуков член и замирая ненадолго, словно дразня. И чувствовать, как приближается тот самый момент, после которого миллионы других галактик и на долю не будут такими же яркими, как те эмоции, что каждый раз Чимин с ним испытывал. А утром оставить после себя лишь смятые простыни и ключи от той самой квартиры, в которой вот уже долгих шесть лет он отдавал себя всего Чонгуку, но так и не смог сказать о главном.***
Осенний дождь, навевая тоску, что и без того одиночеством поселилась в душе, нещадно лупит по окнам, отдаваясь отголосками такого нужного имени. Чимин снова курит, не в силах отпустить привычку, годами спасавшую его в такие моменты. Он долгих три месяца обещал себе, что все закончилось. Что больше никого и никогда. Что Чонгук больше не тот, к кому он должен бежать в моменты острой нехватки желания жить. Но внутри, от чего-то, так сильно по брюнету тоскуется, что, кажется, он и есть сама жизнь. И Чимину уже не стыдно признаваться себе в этой слабости, докуривая очередную клубничную сигарету, что так сильно звучит отголосками прошлого. Если сейчас он придет к нему, то должен откинуть чертов страх и навсегда остаться в его жизни. Либо оставить его за чертой и больше никогда не позволять себе ломать. Его. Себя. Он знает, где работает брюнет, знает, во сколько он выходит на обед, в какое кафе идет, и каким маршрутом добирается до дома. Ведь уже целую неделю наблюдает за ним, не решаясь показать свое присутствие. Сегодня же что-то щелкает внутри, словно самая важная деталь его организма, наконец, ломается без Чонгука. И вот он долгих три часа ждет под дождем возле огромного здания, чтобы, наконец, отпустить все страхи и позволить себе дышать. - Чонгук, - губы едва шевелятся, уставшие от холода осенней непогоды. Оба замирают, встречаясь взглядами. В глубине карих глаз - холод и пустота. «Я все же сломал тебя, мальчик мой» - проносится в голове, а с губ срывается заветное «прости», и Чимин отворачивается, готовый сорваться на бег, когда ощущает крепкую хватку, что не позволяет ему это сделать. Чонгук обнимает со спины, втягивая аромат таких ненавистных клубничных сигарет. - Я больше не отпущу тебя. - Не отпускай, - шепчет , обхватывая пальчиками любимые руки. .