Правило Дийкстры

      Филиппа очнулась в комнате, это она смогла определить сразу: не было ни сырого запаха, ни холода, ни каменного пола под руками. Она лежала на большой, мягкой кровати, вдалеке потрескивал камин, а рядом стоял Он. Присутствие Дийкстры Филиппа тоже почувствовала мгновенно, словно в уютную, теплую комнату просочился сквозняк. С потерей зрения все остальные чувства обострились и теперь Эйльхарт слышала, как тяжело, с легкой одышкой вздымается грудь Сигизмунда, чуяла запах пота, древесного одеколона и конской мази от больных суставов, ощущала, как по ней скользит взгляд маленьких, умных глаз.       Филиппа осторожно коснулась двимеритовой цепи. Не слишком толстая, замок маленький, но сломать не выйдет даже инструментом, а пилить придется целую вечность. Учитывая, что Филиппа больше не может рассчитывать ни на чью помощь и лишена зрения, единственный способ снять цепь — выпытать у Дийкстры ключ. Вот только сделать это не удастся: бывший любовник больше не верит ни единому ее слову, а физически в разы ее превосходит.       Послышались грузные шаги. Филиппа резко вскочила, прикрываясь руками: только сейчас она заметила, что, кроме повязки и цепи, на ее теле ничего не осталось. Эйльхарт не отличалась стеснительностью, но привыкла, что все происходит по ее инициативе и правилам. Теперь же намерения Дийкстры пугали. Она давно жила в смертельной опасности, она давно терпела боль, но никогда не думала, что окажется в настолько унизительном положении. Отринутая всеми, вычеркнутая из политики игрушка в руках бывшего любовника. Филиппа чувствовала, как жадно он рассматривает ее трясущееся тело, как смакует и упивается властью.       Раньше они шли рука об руку. Упертые, целеустремленные, умные и амбициозные политики, готовые идти по головам. Это сходство их породнило, но оно же после сделало врагами. Непримиримыми до тех пор, пока один из них не будет повержен.       Дийкстра давно хотел увидеть Филиппу такой, раздавить имперские амбиции, лишить всякого влияния, сделать значимой лишь для себя. Очень скоро Радовид будет мертв, Ложа возродится с новой главой, а со всеми тоскующими любовниками и любовницами этой шлюхи Сигизмунд разберется лично. И так мир забудет о том, что когда-то существовала Филиппа Эйльхарт, никому не будет и дела до того, что она какой год валяется в его покоях, слабая, сломанная и закованная в двимерит.       Дийкстра недобро рассмеялся: — Моя дорогая Филиппа, — протянул он, беря чародейку за вздернутый подбородок и поворачивая к себе. — Слепая, обнаженная, в ошейнике. А все еще такая гордая. Надеешься с достоинством принять муки и смерть? — Меньше слов, больше дела, Сиги, — Филиппа мотнула головой, вырываясь из рук Дийкстры. И тут же рухнула на пол от увесистой пощечины. — Я слишком долго ждал этого момента, чтобы так быстро все закончить, — он наклонился, поднимая Филиппу за косу. — Знаешь, что забавно? Сколько бы раз ты не попадала в руки врагу, всегда выходишь живой. Униженной, ослепленной, превращенной в сову, но живой, — Дийкстра аккуратно поправил повязку и пропустил вторую косу сквозь пальцы. — И теперь я понимаю, почему. Власть над тобой так опьяняет, что отказаться от нее невозможно.       Дийкстра притянул Филиппу ближе, заставляя подняться на носочки. Их лица находились так близко, что на коже ощущалось дыхание. Его — тяжелое, жаждущее. Ее — отрывистое, испуганное. Губы соприкоснулись во влажном поцелуе. Филиппа уперлась ладонями в грудь Дийкстры, но не решилась оттолкнуть. Ей понадобилось несколько секунд, прежде чем она укусила язык, проникший в рот.       Дийкстра, рыкнув, схватил Филиппу за горло и, сжимая, повалил на кровать. Эйльхарт, потеряв самообладание, инстинктивно впилась ногтями в его руку, но не смогла ослабить крепкую хватку ни на миллиметр. Изо рта вырвался хрип, лицо покраснело, Филиппа забилась, как птица пойманная в силки. Если бы Дийкстра хотел задушить ее, Эйльхарт бы давно потеряла сознание, но он не сжимал пальцы достаточно крепко. Сигизмунд наклонился к ее уху и язвительно прошептал: — До чего жалкий вид для чародейки. Бывшая советница короля теперь походит на обычную шлюху.       Шлюхи… их побывало немало в этой комнате, хоть бывший граф и брезговал девушками легкого поведения. Каждый раз на месте очередной несчастной, получившей тройную ставку и вынужденной терпеть все мучения, Дийкстра представлял Филиппу. Стоило лишь выбрать темноволосую, стройную девочку, прищурить глаза, чтобы картинка стала нечеткой, и воображение само дорисовывало черты, которые так хорошо отпечатались в памяти. И тогда удары Дийкстры становились сильнее, а взгляд безумнее.       Сигизмунд отпустил Филиппу лишь для того, чтобы снять одежду. Эйльхарт откашлялась, судорожно втянула воздух и завертела головой, пытаясь по звукам определить местоположение Дийкстры. Сквозь шорох одежды и треск застежек слышался его нервный голос: — Вот что неясно: раз уж ты решила в поисках помощи пробежаться по обиженным бывшим любовникам, почему не обратилась ко мне? Почему твой выбор пал на какого-то мелкого чародея, который свою-то шкуру не смог уберечь от охотников? — Неужели я слышу ревность, Сиги? — усмехнулась Филиппа. — Ведешь себя, как обиженный мальчишка. Если так жаждал встречи со мной, мог бы просто послать букет и бутылку хорошего вина.       Дийкстра ударил кулаком в живот, заставляя Филиппу вновь зайтись кашлем, затем залепил увесистую пощечину. — Если бы я жаждал встречи с тобой, — процедил он. — Вытащил бы тебя еще из ковирской темницы и не позволил бы ослепить.       Это была наглая, отчаянная ложь, позор для шпиона. Он помнил, как изводился, не спал ночи напролет, узнав об ее аресте. Но разве мог что-то сделать, сам находясь в бегах, в Зеррикании? Филиппа никак не прокомментировала, но, Дийкстра был уверен, раскусила в два счета. Это злило еще сильнее. — Тем не менее, верно, Филь, это ревность.       Эйльхарт хотела сказать что-то еще, но Дийкстра зажал ей рот и схватил за горло. Вошел грубо, в один толчок, совсем не учитывая чудовищную разницу в габаритах. Филиппа пискнула в его ладонь, сжала простыню от боли. Хаотичные толчки сбивали, взбивали мысли, смешивая их в чудной коктейль из любви и ненависти. — Моя дорогая Филь… — тяжело дыша, шептал Дийкстра на ухо. — Гребанная ты падаль… — шипел, прижимаясь к ней ближе. — Любовь моя…       Длинные, изящные пальцы коснулись его спины, подушечками пальцев очертили шею, нежно погладили ключицы. Мурашки пробежали как рябь по растревоженной водной глади. От удивления Дийкстра слегка ослабил хватку. — Сиги… — прошептала Филиппа. — Ты всегда был слишком нетерпелив. С твоими габаритами нужно быть очень аккуратным. Иначе можно… — Плевать я хотел на твое состояние! — взревел Дийкстра. — На колени. Живее.       Он скинул Филиппу на ковер у кровати. Та, не растерявшись, выполнила приказ, чем только сильнее разозлила. Когда же она, наконец, потеряет самообладание? — Так-то лучше, — сквозь зубы прошипел Дийкстра, наблюдая, как Филиппа ощупывает его ноги, тычется, словно новорожденный котенок.       Не дожидаясь новых команд, Эйльхарт обхватила член рукой и дразняще поцеловала головку. С удовольствием услышала судорожный вдох. Рука Дийкстры легла на ее затылок, требовательно притягивая ближе. Филиппа обхватила его член губами, медленно спускаясь ниже, поглаживая бедра, умело лаская языком. Дийкстра надавил сильнее, заставляя заглотить на полную длину. — До чего ты хороша… — тяжело дыша, протянул он. — Просто создана, чтобы быть подо мной. Если бы еще не твой дрянной характер…       Очередные возмущения Дийкстры утонули в стоне. Сигизмунд подхватила Филиппу, сажая к себе на колени. Говорят, идеальная женская грудь должна помещаться в мужскую ладонь. Руки Дийкстры легко покрывали ягодицы Филиппы. Он поднимал ее в воздух, словно та ничего не весила. Казалось, в такой позе поддерживать темп ему даже проще, чем двигаясь самостоятельно. Филиппа опустила руки на его огромные плечи и прижалась к теплой груди. Он не услышал тихие всхлипы, которые, Филиппа была уверена, совсем не к лицу чародейке.