Л.И.М.Б.

В наушниках у неё играла музыка. Громкая, тяжёлая. Играла так, что слышали почти все в автобусе. Сама она — девочка-подросток — флегматично провожала взглядом проплывающие мимо фонарные столбы и ме-е-едленно стекающие по стеклу дождевые капли. Словно гепард, способный не менять положения своего тела несколько часов подряд, всю поездку она провела неподвижно, оставив на соседнем сидении свой полупустой рюкзак. Женщине средних лет, сидевшей на одиночном кресле напротив, это было совсем не на руку. Она устало придерживала тяжёлую сумку и пакет с продуктами, пытаясь игнорировать раздражающие её слух шумы. Можно было попросить соседку поменяться местами или сделать потише, на худой конец — пересесть, но она была слишком измотана, чтобы что-то предпринимать. Уставившись в одну точку, эта женщина пыталась вспомнить, не забыла ли она на кассе свою скидочную карту. Пожилой мужчина, сидящий чуть поодаль, поглядывал в сторону подростка с явным осуждением. Если бы эта невоспитанная девчонка хоть ненадолго оторвалась от окна, он бы сказал ей всё... Могла бы и убрать свои вещи с соседнего кресла! А это подобие музыки, которое слышно за километр — как она ещё не оглохла?! Пожёвывая сухие губы и то и дело поправляя очки, старик изредка переводил взгляд на свою газету, но уже больше получаса ничего нового в ней не читал. Девочка же не думала ни о чём. Автобус, в котором находились все трое, был для них если не отдельным мирком, то междумирьем, лимбом — местом, где никогда ничего не происходило. Как астронавты, занимающие свои криогенные капсулы, уставшие пассажиры разбрелись по креслам с психоделической обивкой и зависли на горизонте событий. Кто-то слушал музыку, кто-то читал, кто-то смотрел в окно — и все они перемещались из одной точки в другую сквозь пространство и время. Но в этот раз что-то изменилось. Автобус с тремя пассажирами въехал в тоннель, через который пролегал его привычный маршрут. Тоннель был недлинным, и буквально через несколько секунд должен был закончиться, но этого не последовало. Автобус всё ехал и ехал в темноте, разгоняемой пунктирами желтоватых ламп. Первым насторожился старик. Зная эту местность вдоль и поперёк, он был уверен, что такого длинного участка подземной дороги попросту не существует. Следом девочка, глядевшая в окно, поняла, что пейзаж не меняется уже слишком долго, и сплошной чёрный за бортом уже давно должен был смениться привычным видом спального района. От удивления она даже сняла наушники и поставила музыку на паузу; заозиравшись, встретилась растерянным взглядом со стариком. Женщина с сидения напротив уловила её движение и заметила, что раздражающий звук прервался. Увидев, что девочка смотрит в окно в явном замешательстве, она тоже посмотрела туда, уже более осмысленно, и сразу обратилась к остальным пассажирам. — Слушайте, это же восьмерка? Мы разве не должны были выехать?.. — Должны были... Сейчас посмотрю по навигатору, где мы. — Я живу в этом районе семьдесят лет, нет здесь таких длинных туннелей! И по картам ты ничего не найдешь, связь тут не ловит. Девочка покопалась в своем смартфоне. — И правда, нет сигнала. С десяток секунд они сидели в тишине. Женщина и старик, нахмурившись, смотрели в окно, когда девочка снова заговорила. — Ой, а хотите, поменяемся? — Что? Чем? — Не поняла её женщина, сидевшая напротив. — Ну, у вас сумка и пакет на коленях, а пол здесь грязный... — Девочка указала себе под ноги, на тонкий слой сероватой жижи. — А... Да, конечно, спасибо. Так устала, что сама бы не попросила. Они обменялись понимающими улыбками, а затем — и местами, с опаской поглядывая на черноту за окнами и на всякий случай придерживаясь за поручни. Старик нахмурился еще сильнее и, что-то проворчав больше для приличия, уткнулся в газету. — Может, у водителя спросить? — Предложила было женщина, наконец освободив руки, но тут случилось нечто ещё более необъяснимое. Не успела троица машинально перевести взгляд вперёд, на дверь кабины, над которой висела табличка с красной трафаретной надписью «автобус следует без кондуктора», как темноту за окнами прорезали цветные полосы. Одновременно со всех сторон донеслись негромкие звуки, в сочетании похожие на непривычную человеческому уху мелодию, и мерцающие линии разных цветов заплясали под неё, переплетаясь на стенках тоннеля и скручиваясь подобно цепочкам ДНК. Вскоре к плавным звукам и линиям добавились более ритмичные акценты, напоминающие струнный оркестр, и то растущие, то убывающие волны разных цветов. Через неопределенный промежуток времени к музыке добавился голос, поражающий своей амплитудой. Слов было не разобрать, но, даже если они и были, язык был незнаком всем троим. Голосу на стенах тоннеля соответствовала белая прерывистая полоса — она выглядела и вела себя намного менее предсказуемо, чем все остальные. Старик снял очки и протёр глаза, явно не веря своему зрению. Мягкое шипение, сопровождающее песню, напомнило ему звучание граммофона. В сплетении линий он видел, как его родители медленно переступают по ковру в гостиной, пока в странной коробочке с рупором крутится пластинка. Затем уже он и его друзья устраивают скромные студенческие посиделки под аккомпанемент патефона, и наконец — он со своей женой и маленьким сыном впервые включает новёхонькую радиолу. Сейчас место радиолы в их квартире занимает современный музыкальный центр, у сына подрастают две дочери, а младшая будто совсем не снимает свои наушники — и, хотя их вкусы во многом не сходятся, страсть к музыке у них общая. Вся семья считает, что меломания у внучки от деда. Старик непроизвольно глянул в сторону незнакомой девочки-подростка и мысленно попросил у неё прощения за ворчливость. В уголках его глаз выступили слёзы, которые он поспешно вытер носовым платком. Когда он снова покосился в сторону окна, видения исчезли, но тепло, вызванное воспоминаниями, никуда не делось из его груди. Женщина смотрела на буйство красок за стеклом и думала, что так, наверное, выглядит свет в конце тоннеля. С той лишь разницей, что тоннель всё никак не заканчивается, а свет разливается по всей его длине. Она думала, что, наверное, умирает. А как ещё можно было объяснить происходящее? Может, они попали в аварию и уже давно не дышат, а может, вознеслись на небеса посреди осеннего вечера. В танце цветных полос она видела ангелов, несущих в ладонях свет, такой яркий, что от него расходились переливающиеся лучи. Ангелы пели, их хор был прекраснее всего, что она когда-либо слышала. А один из поющих вдруг посмотрел на неё и протянул руку. «Пойдём с нами, — говорил его взгляд, — ты так устала от этого мира, тебе пора отдохнуть...» Женщина хотела уже протянуть руку в ответ, но вдруг вспомнила, что кроме продуктов везёт домой корм для своего наверняка голодного кота. И вообще, на этой неделе девочки из отдела зовут её в театр, а друг, которого она знает с первого курса экономического, внезапно позвал на свидание. И она ему до сих пор не ответила. Встряхнув головой в попытке сбросить наваждение, женщина увидела за окном обычные цветные полосы. Никаких ангелов. Она вдруг преисполнилась решимости согласиться на предложение друга, а ещё — взять выходной на работе, чтобы наконец-то как следует выспаться. Девочка наблюдала творящееся за стеклом широко раскрыв глаза. Волны на стенах тоннеля напомнили ей спектрограмму — такие же волны танцевали под музыку в её плеере. Она предполагала, что всё это — какой-то инопланетный эксперимент или наркоманский трип, и автобус просто накачали галлюциногенным газом, но не могла оторвать взгляда. Зелёные человечки прыгали перед её лицом, напоминая детский мультик, и девочка улыбалась им. Как давно она последний раз улыбалась? Вроде бы она улыбнулась женщине напротив несколько минут назад. Но до этого... Сложно сказать. Девочка присмотрелась к человечкам и вдруг узнала в них персонажей своих детских рисунков. Простой синестезией, вызываемой психотропными веществами, это было уже не объяснить. Чем сильнее она всматривалась в их черты, тем сильнее они казались ей нарисованными масляной пастелью; линии становились всё менее ровными, будто проведёнными рукой маленького ребёнка, но сюжеты становились всё разнообразнее, а цвета — всё ярче. Когда она последний раз рисовала?.. Ей же так нравилось в детстве, так почему она больше этого не делает? Переведя взгляд на свой рюкзак, девочка вспомнила, что который месяц таскает с собой нераспакованные карандаши. Надо будет сегодня вечером их опробовать. И начать наконец заполнять тот красивущий альбом, подаренный ей на день рождения пару лет назад. Снова посмотрев в окно, девочка уже не увидела смешных зеленых человечков. Под негромкие возгласы троих зрителей линии вдруг угасли, музыка затихла, и автобус выехал на свет фонарей. Девочка не сразу взяла телефон, чтобы посмотреть, куда они приехали, но когда она это сделала, то увидела, что автобус едва миновал короткий тоннель, который был здесь всегда. — Всё нормально. — Ответила она женщине и старику на их незаданный вопрос. — Мы следуем по маршруту. Остаток пути все проехали молча, думая о своём, и каждый вышел на своей остановке. Провожая взглядом старика, доехавшего до конечной, водитель улыбнулся зеркалу заднего вида. Скоро по всему городу пойдёт слух о необычном автобусе, курсирующем по маршруту №8, и ему придётся сменить автопарк, но каждый раз он радуется, чувствуя, как что-то меняется в каждом из его пассажиров. Технология Личностной Интроспективной Мистической Биовизуализации — сокращённо, Л.И.М.Б — всё-таки экспериментальная, проект засекречен, но первые плоды их работа уже приносит. Единственное, что смущало и самого водителя, и его коллег из исследовательского центра — никто не понимал, как именно она работает. То есть, как ему объяснял руководитель группы, понимание было, но оно было крайне субъективно, и взгляды двух специалистов никогда не совпадали. При том ни один из них нельзя было назвать ошибочным — как и чудодейственные видения каждого пассажира в тоннеле, они просто были разными. Водителю нравилось думать, что правы были абсолютно все. И это касалось не только экспериментальной технологии.