Этот опыт со мной навсегда...

Из мрака сознания его вывел осторожный стук в дверь. Кто бы там ни был, Йен намеревался попросить того отъебаться (с присказкой "извини, пожалуйста, если не затруднит"). Поэтому он развернулся на своей детской кровати и уже было открыл рот, но увидел лицо нарушителя его тишины и, честно говоря, это был последний человек, которого он ожидал увидеть. — Привет, коллега, — Мэнди немного настороженно, но все же улыбнулась. — Коллега ли? — Йен смущенно потупил взгляд. Он едва ли отработал смену, к тому же разбил полный поднос посуды. — Или мне теперь отрабатывать до конца дней моих? — Ты не должен. Как сам захочешь. — Не должен? А как же ущерб? — Мы с девочками всегда делаем ставки, когда приходит кто-то новенький. Сколько он продержится без причинения вреда себе, другим или пекарне. Выигрыш покрывает лечение или ущерб. — Ты что ль выиграла? — его немного успокоил тот факт, что такой вот проёб был в порядке вещей. — Не я. Но таковы правила, друг мой, общак покрывает урон, — вот уж истинная Милкович. — В любом случае, я пришла сказать, что завтра тебя все ждут, если ты хочешь работать с нами. — Я не знаю, Мэнди. Обслуживать мудаков, лучезарно им улыбаясь... Не то, чтоб я презирал такой труд, просто я так долго занимался этим в своей жизни... — Так иди на кухню. Будешь помощником пекаря. — А так можно? Разве не нужно какой-то колледж хлебобулочный заканчивать? — с надеждой спросил он. Он обожал готовить, а если за это еще и платить будут... — Хлебобулочный колледж? Серьезно? Едрить ты чудик, — Мэнди звонко рассмеялась. — Нет, просто приходи, на кухне тебя всему научат. Будешь Микки булки печь, пока он не перестанет в дверной косяк пролезать. — Микки... Не думаю, что он вообще захочет меня видеть после сегодняшнего. Я такой гребанный мудак, я так обидел его, Мэндс, — сказал Йен и спрятал свое лицо в ладонях. Тяжелые слезы горячими бороздами полосовали его лицо. Последний час он только то и делал, что думал, зачем ему эта жизнь без Микки. Стоит ли пытаться встать и принять таблетки, если Микки его не ждет ни живым, ни здоровым. Что он Микки больше не нужен. Не после того, как он поступил с ним у входа в кафе. Он сам себя простить не мог, а Микки... Микки не заслуживал всего этого дерьма. Он стоил большего, он стоил целого мира, а Йен раз за разом все проёбывал. И его доверие, и его любовь. — Да, насчет Микки. Я скажу это только один раз. Еще раз причинишь боль моему брату — я отрежу твои колокольца и повешу у вас же над порогом вместо омелы, будете под ними целоваться и вспоминать свою прошлую сексуальную жизнь. — Не думаю, что у меня будет шанс проебаться еще раз. Не уверен, что он вообще хочет меня видеть. И я его понимаю, — Йен тяжело вздохнул. — Ну, если ты́ хочешь его увидеть, то тебе стоит поспешить спуститься, он как раз собирался уходить, когда я поднялась. — Микки здесь?! — завопил Йен и одним рывком встал с кровати, чуть не отправив в полет сидевшую на краю подругу. Он рванул к лестнице, не имея в голове даже ничтожного плана. Мик-ки, Мик-ки, Мик-ки... — то ли сердца стук, то ли ноги по ступеням лестницы отбивают. На кухне собралась вся его семья, даже Карл с Алексом здесь. Вот только Микки нет. Йен обвел взглядом всю комнату и увидел того уже у задней двери, спешащего убраться. Из этой комнаты, из этого дома и из жизни Йена, видимо. Вот только хуй он угадал. — Микки!!! — упреждающе крикнул Йен. — Не кипятись, чувак, я уже ухожу. Дам я тебе твое пространство, просто таблетки принес, — сказал Микки и схватился за ручку двери. Нет, нет и нет! Боженька не зря дал рыжему Галлагеру длинные ноги, благодаря им он в три шага добрался до задней двери и хлопнул по ней ладонью, захлопывая суку у Милковича под носом. — Что за... — сказал Микки и развернулся, но договорить ему не дали крепкие руки, обвившие его кольцом в клетку объятий. Прям ни вздохнуть. — Не отпущу! Никогда, слышишь?! Не отпущу... — кричал Йен и сжимал в тисках крепче. — Не совсем здорово́, а у него ведь единственного здесь психолог есть, — бубнила Дебби. — Тшш, — заткнула ее рядом стоящая Фиона и ткнула локтем под ребра. — Йен, слушай, у меня, кажется, ребро треснуло, — попытался Микки. Результата не было. — И кислород заканчивается. Йен немного ослабил хватку, а потом вовсе переместил обе ладони на грудь Микки и посмотрел ему в глаза. Небесно-голубой. Цвет, который вернул его к жизни. Жалкого, никчемного, рыжего долбоеба, проебавшегося, безработного, биполярного. Цвет, который показал ему, что его тоже можно любить. И любил. — Йен, слушай... — начал Микки, только Йен не дал ему закончить. Если Микки собирается сказать ему, что все кончено, то он не хочет этого слышать. Он готов просить, готов умолять. Поэтому он не дает Микки закончить предложение, а просто падает перед ним на колени, утыкаясь лицом в низ его живота и пачкает слезами его застиранную футболку. — Йен, вставай же, Йен, — говорит Микки и тянет его за предплечья вверх. Вот только тот качает головой и сильней обхватывает брюнета руками. Микки ничего не оставалось, как спуститься на колени рядом с ним. — Ты называешь меня солнечным, но ты — единственный свет в моей жизни, — говорит Йен, вытирая о собственное плечо сопливый нос. — Ахуеть теперь, — бубнит Дебби. — Ауч! — на еще один толчок от Фионы. — Пожалуйста, Микки, пожалуйста. Я не буду говорить, что не смогу без тебя, хотя мое сердце считает именно так. Я смогу. Жалко, бессмысленно, но смогу. Но я хочу с тобой. Я выбираю тебя, сознательно и перед всеми нашими близкими, я выбираю тебя с сегодня и на всю оставшуюся жизнь. Только ты, Микки. Он знает, что Мара бы гордилась его словами, но не уверен, что этого достаточно.

**********

Микки не знает, как реагировать на эти слова. Это следствие опыта нездоровых отношений с Нэдом, это признак начала маниакального эпизода или все это такая же правда, как та, которую он чувствует сам. Все, что он знает, это то, что впервые сделал глубокий вдох с тех пор, как оставил Йена у входа в кафе-пекарню. — Я здесь, я никуда не ухожу, Солнечный, — сказал Микки. — Мне нужны мои таблетки, — сказал Йен. Ага, таблетки. Микки взял Йена за руку, переплетая их пальцы, поднялся сам и помог встать Йену. Они прошли в кухню и уселись за стол. Оба, кажется, потерялись в своих мыслях, но инстинктивно прижимались друг к другу, ни на секунду не разрывая контакт. Фиона с Мэнди накрыли на стол, Лиам дал Йену таблетки и стакан воды. Йен молчал. Микки тоже. Он боялся. Боялся отдаться полностью этим словам у порога. Если это эпизод, если Йен передумает, если Йен пожалеет о них... Микки не уверен, что сможет собрать себя снова, разодранный в клочья несбывшимися, невозможными в принципе ожиданиями. Он боится, понятно? Ему страшно, ему пиздец как страшно. Как можно его любить? Нет, ладно, Йен любит его, Микки ему верит. Но разве он может быть "единственным светом" для кого, кто ну... Йен. Жалкий, никчемный, проебавшийся, грязный, пользованный. Такие, как Йен, не для таких, как Микки. Йен это поймет, рано или поздно. Шум голосов и хохота за столом вдруг прервал откашлявшийся Йен. — Я сказал ровно то, что хотел сказать, — сказал он и повернулся к Микки лицом. Его любимый изумрудный. Любимый. Изумрудный. — Ты о чем? — переспросил Микки. — С сегодняшнего дня и на всю оставшуюся жизнь, Микки. Мы должны пожениться. — Зачем? — Микки, честно говоря, совсем терялся в событиях сегодняшнего дня. — Ну, — Йен, видимо, ожидал какого угодно ответа, только не этого. — Чтоб и в горе, и в радости... — Я, как бы, и так собирался, — сказал Микки и шмыгнул носом, дурацкая нервная привычка. — Чтоб объявить всему миру, что мы принадлежим только друг другу, — Йен начал заметно нервничать и его ладонь, все еще лежащая в ладони Микки, стала заметно влажной. — Наши миры сейчас сидят за этим столом и они в курсе, я думаю, — Микки надеялся, что эта шутка вызовет смешок хоть у кого-нибудь из присутствующих, а то эта тишина уже перепонки рвала. Никто не засмеялся. — Так ты не... — начал было Йен, тяжело сглатывая, но договорить ему не дал раздавшийся в дверь стук. Лиам, как младший, пошел открывать, а все остальные начали вдруг переглядываться. Дерьмо было странным. Единственные люди, для которых дверь Галлагеров была открыта, уже были внутри. Не считая Кева и Ви, конечно, но они уже год живут с матерью Ви в другом штате. Лиам вернулся и сел на свой стул, а у стола остался стоять какой-то костюм. При галстуке и дипломате. Для Южной стороны это не предвещало ничего хорошего. — Добрый день! Меня зовут Эд Волнрак. Мне нужно поговорить с Йеном Галлагером. — Это я, — тут же отозвался Микки, выпрямляясь на стуле и пытаясь закрыть собой настоящего Йена Галлагера. И вот именно сейчас все захихикали. Серьезно, блять? — Простите, сэр, не думаю, что именно Вы Йе... — Что бы там ни было — это я. Он не при чем. Где подписать? Костюм обвел взглядом всех присутствующих и его глаза остановились на Дебби, у которой на коленях сидела малышка Фрэнни. — Такая красивая... — прошептал он, не отводя глаз от двух рыженьких. — А Вы миссис? — Мисс, я не замужем, — сказал Дебби. На полученную информацию костюм счастливо улыбнулся. — Эй, эй, Ромео, что по мне? — вернул его внимание Микки. — Явку с повинной дадите подписать? — Все нормально, Мик, — сказал Йен и поднялся со своего места. Он хотел пройти вперед и предложить рукопожатие гостю, вот только Микки держал его ладонь стальной хваткой. — Да, здравствуйте, это я Йен Галлагер. — Оу, отлично, я здесь по поручению адвоката мистера Лорака. — Кого? — спросила вдруг Мэнди. — Тот терапевт, что выписывал Йену рогипнол, я тебе рассказывал, — прошептал ей Карл. — Да, именно его, — подтвердил костюм. — Мистер Лорак приносит Вам свои письменные извинения и... — В жопу их, — сказал Микки, но костюм продолжил. — И предлагает Вам заключить договор о неразглашении во избежание судебных разбирательств. С выплатой достойной компенсации, естественно, — закончил тот и снова посмотрел в сторону Дебби, улыбаясь двум рыженьким. — Подождите, — поднялась Фиона и заговорила первой на правах старшей, — если Йен возьмет деньги, то ублюдку вообще ничего не будет? — Он уже пожизненно лишен медицинской лицензии. К тому же, пострадавших сторон столько, что Лорак разорил свои счета и заложил имущество, пытаясь избежать суда. — Зачем? — спросил Лиам. — Чтоб не сесть, — ответил ему Лип. — Так и есть. В общем, если суда не будет, то не удивляйтесь, что через год он будет косить у вас газон за 5 долларов в час. Такие люди абсолютно не приспособлены к жизни, а мистер Лорак банкрот, которому до конца жизни запрещено вести практику. — На Южной стороне нет газонов, чувак, — вставил Микки. — Будет, — ответил костюм. — Если возьмете чек. — Сколько там? — вмешался Лип. — Ну, так как ущерб, нанесенный мистеру Галлгеру, оказался чуть ли не самым тяжелым во всем деле, учитывая тяжесть препаратов и их длительное применение... — он протянул чек Йену, но Лип его перехватил. — Уоу, братишка! — присвистнул он, округляя и без того безумные глаза. — Сколько там? — завопили все хором. — Тебе хватит оплатить обучение вплоть до магистратуры, — сказал Лип и Йену пришлось сесть, чтоб не потерять сознание. — Еще и на пряники для Микки останется. Спустя полчаса бумажной волокиты, договор был подписан и костюм ушел, оставив Дебби визитку с личном номером, которую та приняла. Лип объявил, что отправляется в магазин за выпивкой, потому что это все нужно отпраздновать. Йен пошел с ним, так как нужна будет помощь с пакетами, а он виновник торжества, как никак. Микки пошел третьим. Потому что Йен отказался выпускать его ладонь. Как только они вышли за дверь, Микки отправил Липа вперед, а сам остался с рыжим на крыльце. Он стоял на две ступени выше и мог смотреть ровно в изумрудные глаза. — Я же обещал, что все будет хорошо, — сказал Микки и вгляделся в полумраке в любимое лицо. — Так неожиданно, волнуюсь немного, — сказал Йен и улыбнулся полной улыбкой. — У тебя все получится. Вот выучишься, станешь важным человеком и забудешь Южную сторону и меня вместе с ней, как страшный сон, — сказал Микки шепотом, но Йен вдруг посмотрел на него так, будто Микки орал во все горло — оглушенно и агрессивно. — Никогда, слышишь? Никогда не говори больше так? Даже думать не смей! — зло сказал Йен и потянул Микки за руку вниз по лестнице. Лип ходил быстро, так что нагнать его сразу не удалось. Особенно тяжело было Микки, потому что на один шаг Йена он делал два своих и еле поспевал. В какой-то момент он заметил, что у него развязался шнурок. Поэтому он попытался высвободить ладонь из хватки Йена, чтоб остановиться и зашнуровать ботинок. Но Йен лишь крепче сжал. — Йен, Йен, постой, у меня шнурок развязался, — тараторил Микки. Галлагер остановился, развернулся к Микки и сел перед ним на корточки, так что Микки второй раз за этот вечер смог посмотреть на него сверху вниз. Йен закончил и поднял на него глаза. И всё. Вот и всё. Микки смотрел на его веснушки, о которых когда-то мечтал, зарываясь подбородком в свое пуховое одеяло и на рыжие волосы, отражающие свет уличного фонаря, которые делали его таким солнечным. Он любил его до боли в груди. Любил так, что кто-то бы посчитал их связь нездоровой созависимостью. И что, если так? Разве мы не все с ебанцой? Разве сможет Микки его когда-нибудь отпустить? Ни-ху-я. Так какого черта...? — Ты уверен? — спросил он. Йен поднялся на ноги и снова потянулся к ладони Микки. Так, наверное, теперь будет всегда. Он никогда не выпустит его ладонь надолго. Дай Бог. — В чем? — спросил Йен. — Во мне? Что я вот такой тебе нужен? — спросил Микки и облизал губы, боясь и ожидая слова, которые решат судьбу его сердца до последнего аритмичного удара. — Только ты. С сегодня и навсегда, — серьезно сказал Йен. — Не пожалеешь? — спросил Микки и улыбнулся, потому что. Потому что. — Я дам тебе шанс длиною в жизнь, чтоб заставить меня, — улыбнулся Йен. — Тогда окажи мне честь, Йен Галлагер, стань моим мужем. Поцелуй, которым Йен сбил его с ног, можно считать заключением сделки. Голодный, жадный, поглощающий, собственнический. Поцелуй двух любовников, решивших стать мужьями перед близкими и перед Богом. У них был выбор. Они выбрали друг друга. С сегодня и навсегда.