гордая & хмурый

— Нежная. Романова прикрывает глаза, пока мужские пальцы так уверенно зарываются в её густые, рыжие волосы. Чуть сжимают у корней, массируют кожу головы... Шаманка тихо, почти бесшумно вздыхает — отчего-то в глотке до сих пор саднит. Ком, вставший поперёк горла, мешает привычно колко отозваться в ответ. — Ранимая... «Да не ранимая я». Челюсти раздражённо смыкаются — Гецати чувствует, как женщина напрягается всем телом, но никак это не комментирует. Продолжает неторопливо наматывать локоны её волос себе на пальцы, увлечённо наблюдая за тем, как вспыхивают они лесным пожаром в отблесках уличных фонарей и фар редких машин. — Хрупкая. Марьяне стоит адских усилий сдерживаться — не говорить ничего, не разреветься снова уже здесь, наедине, показав свою слабость. Доказав грёбанному провидцу, что все его слова — чистая правда, и он легко считал её ещё до всех этих сцен в гот.зале. «Неужели настолько нехороша? настолько не заслуживаю к себе отношения хорошего? Чем я тебя, в конце-то концов, обидела? задела чем?». — ...Глупая. — спокойный, ровный, вкрадчивый голос медиума звучит слишком близко. Романова готова поклясться, что ощущает его горячее дыхание на своих веках, но глаз не открывает. — Зачем притворяешься? Она поджимает губы, с трудом заставляя себя сосредоточённо вдохнуть как можно глубже вместо резких слов и действий. — Буря в душе. — мужчина отстраняется. Марьяна чувствует, как ночной, прохладный ветер ударяет ей в лицо — теперь ничто и никто её от него не закрывает. Ну и пусть. — Гордая... Не признаешься. Не признается — и то верно. Костя читает её, как открытую книгу, с самой первой встречи, но есть ли от этого толк? Медиум медленно убирает ладонь, и шаманка предательски расслабляет до этого напряжённые мышцы. Расправляет плечи, устраивает голову поудобнее на чужих коленях. Хотел бы уйти — давно ушёл. Но сидит. Впрочем, она тоже хороша — устроилась удобно, облокотилась о него, закинула ноги на подлокотник скамейки, и совершенно не планировала с места сдвигаться. Глупость какая — он ведь просто руку и взгляд увёл. Даже ноги не дрогнули — она бы почувствовала. Но он не хотел ни подниматься, ни уходить. Может, и лучше так — молчать? никто лишнего не скажет. А энергетика приятная, рядом совсем, укрывает будто и согревает даже несмотря на близившуюся к нулю отметку на термометре. Даже несмотря на отсутствие прямых касаний и объятий. Им всегда для этого будет слишком мало и недостаточно. — Призналась бы — легче было. — задумчиво произносит Гецати, глядя куда-то в сторону. «Да что ты?». Веки женщины дрогаются; она глядит из-под них на серьёзное и отстранённое выражение лица медиума почти исподтишка. Хотя и прекрасно знает, что тот взгляд этот чувствует, но деликатно сделает вид, что совсем нет. — А сам чего хмурый такой тогда? — всё же решается подать голос. Молчать — невыносимо. Пускай и намного удобнее. — М? — мужчина плавно переводит взгляд обратно на шаманку. — От себя отвадить пытаешься. Думаешь, серьёзный такой, скупой — не видно. Холодный, грубый, отстранённый. Одинокий такой, благородный. Как волк. — Костя смотрит на неё как-то иначе. Взгляд уже не такой хмурый и злой, будто вот-вот ругать начнёт, а расстерянный чуть... не холодный — обжигающий. — Что, провидец? думаешь один в корень зришь? Я ведьма, у меня практики мрачные и темнушные. Сегодня Олега к дереву привязала, а завтра — тебя на алтаре в жертву принесу. Матушке-Природе тоже питаться надо, кровью омывать грехи. Грешный, суровый... Думаешь, шаманка-то поди и не доберётся? Гецати любит всё держать под контролем. Рядом с Марьяной этого никогда не получается. Тишина длится слишком долго — Романова уже не ждёт ответа, смотрит сквозь пожелтевшую листву на тусклый свет фонаря. — Уже добралась. — хрипловато выдаёт наконец медиум. С уст ведьмы срывается тихий смешок — губы расплываются в лёгкой усмешке. — Смеёшься? — он будто ждёт объяснений. — Смешной ты. — лишь произносит шаманка, и улица снова погружается в тишину. Не считая типичного городского шума — дорога, ветер, светофоры, чьи-то далёкие шаги, лай собаки. Проходит ещё несколько особо долгих минут — они тянутся, словно вечность, прежде чем Марьяна вдруг приподнимается на своём месте, резво разворачиваясь. Спуская ноги на землю, принимает вертикальное положение и садится, чуть отодвигаясь (показательно) от мужчины в сторону. — Прости, если обидел. — Ага. — отвечает быстро, совсем не желая слушать продолжения. Останавливая, показывая это, пока не стало слишком поздно. Гецати, так любящий всё держать под контролем и совершенно ничего не держащий под ним рядом с этой женщиной, вдруг осекается и замолкает, покорно принимая её правила. Учтиво уважая её пожелания, сохраняя личные границы... которые, казалось, уже давно пошли по швам. Оба делали вид, что нет. — Знаешь, нет. — Марьяна поднимается, расправляя складки на одежде. Костя смотрит на неё снизу вверх с интересом, не вставая. — Не обидел. На дураков не обижаются. — Как мило... и как по-взрослому, Марьяна. — медиум говорит это не зло, скорее с насмешкой, качает головой раздосадованно да отводит взгляд вновь. — Слёзы горькие ещё по тебе лить. Стоишь ты слёз этих, а, герой аланский? они стоят дорого. Провидец ничего не отвечает. Слова ведьмины утопают в новом порыве ветра, заглушая последнее, что рвалось наружу — но так и не было произнесено вслух. Романова и впрямь чувствовала себя маленькой, глупой и хрупкой. А ещё очень-очень наивной. Но в этом она, конечно, никому не признается. Костя поднимается неспешно, пока шаманка оледеневшими пальцами добирается до телефона, чтобы вызвать себе такси. На женские плечи ложится широкая кожанка. Романова вздрагивает, но через плечо не оборачивается. Впрочем, от куртки не отказывается — и всё-таки одной ментальной и энергетической связи было недостаточно, чтобы согреть физически. Да душа и та простужена. — Не стою. И потому ты их не лей. — его ладонь, широкая и тёплая, ложится поверх плеча — похлопывает ободряюще, а потом, чуть задержавшись, сжимаются пальцы, вызывая табун мурашек по коже. Дрожащие пальцы упёрто нажимают зелёную кнопку вызова. — Увидимся? — слышится за спиною приглушённый голос чуть позже. Руки его уже давно спрятаны в карманы. Марьяна молча стягивает с себя чужую вещь и суёт тому обратно — Гецати едва успевает подхватить, чтобы та не упала в грязную лужу под ногами. — Конечно, увидимся. — шаманка пересекается взглядами с провидцем лишь на мгновение, но взгляд этот колкий и цепкий, будоражит изнутри странной стихией. — У нас съёмки на следующей неделе, вообще-то. — заканчивает она, уже не глядя, и разворачивается в сторону. Машина должна подъехать за угол — для этого Романовой нужно намотать круг, обходя здание. Идеально ровная осанка скрывается из виду, сливаясь с тёмным переулком. Костя не признается, что у него на душе буря и цунами. Промокнет под дождём, так и не накинув обратно на плечи куртку — продолжая глядеть ведьме вслед до последнего. И, может быть, чуточку дольше. Марьяна глухо усмехнётся себе под нос, шмыгнёт, на секундочку опустив гордо поднятую голову вниз — и на щеках солёные слёзы смешаются с холодным, осенним дождём, хотя никакой алан не герой. И совсем этих слёз не стоит.