***
В обеденной зале за столом из красного дерева сидели пятеро. Ивар, почти рыцарь, Эда, воспитанница фея, Лютер, юный послушник, Маэль, столетний вампир, и графиня Батори, самая смущённая из всех из-за неподобающего для приёма гостей внешнего вида. Она была в ночной рубашке и халате, в спешке наброшенном сверху, с распущенными волосами, чёрными и струящимися по плечам. Мертвецы подавали еду. Ивар благодарно, но очень неловко кивнул и поблагодарил за поставленную перед ним тарелку супа, косясь на торчащую из груди рукоять своего меча. Маэль стучал пальцами по столу. Лютер дрожал, держа руки на коленях, а Эда пила третий стакан апельсинового сока. — Что же, — начала графиня, — вы… друзья Маэля, так? Ивар кивнул, стараясь подгадать момент для извинений. — У нас компания, мам. Кружок по интересам. — Это… хорошо. Ивар, — позвала она, нарезая стейк с кровью, — как… родители? — Вы знаете моих родителей? — Нет, но я помню твою пра-пра-пра. Была на её свадьбе. Вы не… вы не едите. Не вкусно? — Нет, нет, всё замечательно! — спешно заверил Лютер и взялся за ложку. — Мы просто немного… потрясены, — ответил Ивар, последовав примеру приятеля. — О, я понимаю. Дом немного в непригодном состоянии, — графиня виновато улыбнулась. — Я сейчас занимаюсь ремонтом. — А-а-а… — Очень много хлама осталось от прежних хозяев, пришлось всё скинуть в подвал и… Ивар понимающе кивнул, хотя в голове у него будто одна из смешных ярмарочных обезьянок хлопала тарелками. — Маэль давно не приводил друзей, поэтому я ему разрешила, но, честно говоря, не думала, что это случится так скоро. Я не успела подготовить... как же там... «Сладость или гадость», так? У меня нет сладкого. — Мы просто всё делаем медленно, ма, не переживай. — Тебе стоило предупредить. — Я говорил. — Когда? — На прошлой неделе. — Неделе, милый! Но что насчёт этого дня? — Ты спала, я не хотел будить тебя. Графиня вздохнула, скорее, для молчаливого выражения досады, нежели из нужды — ей, как вампирше, дышать было не нужно. Маэль отвёл взгляд в сторону, вспомнил о стоящем перед собой стакане с кровью, разбавленной вином, и отпил немного, чтобы чем-то заполнить молчаливую паузу. Пыточные устройства не принадлежали графине, а остались от прошлых хозяев. Кровь в купели не была человеческой — над ней нерадивые слуги-мертвецы однажды освежевали свинью, а убрать забыли. Весь замок был в такой разрухе из-за того, что прожившая не одну сотню лет графиня совсем потеряла чувство времени, да и торопиться ей было некуда. Она была очаровательно рассеянной и даже разрешила привести своему «сыну» (Маэль не был родным) гостей на Хэллоуин. И он даже не понял, что между ним и остальной компанией случилась некоторая... недосказанность. Всё это укладывалось в голове с трудом, но потихоньку укладывалось. Ивар принялся есть. Суп-пюре с шампиньонами оказался волшебным. — Извините, пожалуйста, что проткнул ваших слуг, — наконец сказал он, поняв, что подходящий для извинений момент — это любой момент. — О, ничего страшного, они всё равно мертвы. Она издала смешок, а Эда очень громко хрюкнула от неожиданности. — Я могу забрать свой меч? — Ты можешь отдыхать. Потерпит, — мягко ответила Батори. — Угу, хорошо, спасибо. — Милый, я пойду приведу в себя порядок, хорошо? Извините, мне придётся отлучиться, чтобы… Ивар понимающе закивал, Эда бросила, что графиня и так выглядит красиво, Лютер только сильнее склонился над супом, едва не ткнувшись в него носом. Подождав, пока графиня уйдёт, Ивар прошипел: — Почему ты не сказал, что это твоя мать? — Я не сказал, золотко? — переспросил Маэль, хлопая ресницами. — Ты, может, научишься других слушать? Я предупреждал! — Ты не предупреждал, — с расстановкой возразил Ивар. — Лютер, он не говорил ведь? — Я не помню. Правда не помню. Извините. Суп вкусный. И мама у тебя очень красивая. — Не надо тут про мать, — недовольно отрезал Маэль. — Он говорил, — добавила Эда. — А ты почему молчала всё это время?! — прикрикнул Ивар, чувствуя себя преданным. Эда пожала плечами и простодушно ответила: — Так вы не спрашивали. Все остальные тяжело вздохнули.Без стука в чужой дом лучше не заходить
12 октября 2023 г. в 13:01
Под конец месяца Ведьмы Ивар ждал остальных на пересечении Торговой улицы и Улицы одного человека, поглядывая на наручные часы. Тень падала от гномона, указывая на шесть минут шестого; впрочем, если бы Ивар повернул кисть, то тень могла сместиться и дать его приятелям отсрочку.
Он оглянулся, выискивая среди толпы знакомые лица, в очередной раз гадая про себя: неужели так сложно прийти вовремя? Ему, почти рыцарю, дисциплину привили на первом курсе академии, но вот остальные… Эда из леса носа не показывала, пока ей не стукнуло шестнадцать, Лютер настолько ушёл в монастырскую жизнь, что забыл о жизни мирской, а Маэль, создание совершенно ночное, терялся под светом солнца, как терялся зрячий во тьме.
Ивар вздохнул, недовольно бросив взгляд на человека в костюме дракона, который большой стрелкой в руках указывал на «Всё для принцесс» (ювелирная лавка), как будто тот и был повинен в опозданиях остальных.
— Ивар! Ивар, я з-з… десь!
Он поднял голову: Эда бежала вприпрыжку, размахивая рукой. Оказавшись рядом, она упёрлась в колени, чтобы отдышаться — в волосах расцветали красные камелии.
Цветы в прядях — её наследие от маменек, как Эда сама говорила. Феи украли её из колыбели шестнадцать лет назад по их ощущениям, но за то время в мире человеческом минули сотни. Она пропиталась магией иного мира так, как только способен был человек.
Её фигура была такой же тонкой, воздушной, точёной; шелковистые волосы развевались за спиной — серебристые кудри, мягкие на ощупь. Длинные, белые, будто покрытые инеем ресницы, обрамляли лиловые глаза, с любопытством исследующие всё новое — то есть, всё вокруг. Пока Эда росла с феями в их сокрытом от глаз человеческих мире, всё людское менялось до неузнаваемости.
Ивар с ней познакомился случайно, четыре привычных ему года назад в лесу. Это было позорное знакомство: Ивар свалился в овраг, в котором лежали изъеденные опарышами остатки кабаньего трупа. Он тогда, парализованный ужасом, кричал, плакал и блевал какое-то время, пока Эда не вошла в его полную омерзительности (в моменте) жизнь и не спросила: «Ты чего орёшь, будто тебя режут?» С того дня у Ивара появился новый друг и новый (единственный) страх — он не переносил насекомых.
— Маменьки кое-как отпустили! И!.. Я заблудилась! А ещё!.. Они привели одного ребёнка и попросили посидеть с ним! Я думала, больше пяти лет не займёт, а получилось, что все восемь!
— Опять?
— Ну, да. — Эда отряхнулась, поправила зелёную накидку из листьев, вырвала камелии из волос и закатала рукава сотканной из паучьей нити блузы.
— Мальчик или девочка?
— Мальчик. О, и!.. Посмотри, посмотри!
Она раскрыла наплечную сумку и показала деревянного кролика — одного из многих. Потрясла, чтобы Ивар услышал звук плещущейся внутри жидкости, и довольно улыбнулась, обнажив похожие на кроличьи белые зубы.
— Маэлю понравится, — Ивар кивнул.
— Надеюсь. Я первая?
— Ага.
— Хорошо, тогда подождём.
— Надеюсь, не восемь лет.
Эда встала рядом и принялась пальцами ног ковырять землю.
— Как учёба?
— Потерял студенческий.
— О-о… Что это?
— Пропуск.
— Теперь тебе нужен новый?
— Ага.
— А скоро ты его получишь?
— Уже подал заявку. Для его получения нужен мой портрет. Я взял тот, что писали на первом курсе — всё равно там опущено забрало.
— О-о… А что забрали?
— Да ничего.
Эда понимающе закивала, выдирая только распустившиеся в прядях ромашки. Жизнь среди фей почти сделала её саму феей — только тяги к воровству детей Эда пока не проявляла.
Лютер подошёл немногим позже. Путаясь ногами в полах длинной рясы, он боязливо пересёк оживлённую улицу, шарахаясь от каждой проезжающей мимо кареты. Оказавшись напротив, он скинул капюшон и тихо поздоровался, извиняясь за опоздание. Его рыжие волосы были осторожно убраны тонким ободком.
Раньше они были гораздо короче, потому что строгие родители Лютера контролировали его поведение и внешний вид вплоть до того, что во взрослом возрасте он не имел права выбирать одежду и причёску. Как стукнуло пятнадцать, Лютер решительно ушёл в церковь, поблагодарив всех за воспитание и убедив, что вера в Бога ему дороже семьи и Родины. Его родители тогда подняли всех на уши, даже бегали к матери и отцу Ивара с просьбами повлиять на сына («Вы ведь с детства дружите, может быть, он тебя послушает!»)
Ивар кивал на это, обещал помочь, а после ничего Лютеру, сменившему шёлк да бархат своих прошлых нарядов на послушническую холщовую робу, не говорил.
— Всё отмолил? — уточнил Ивар.
— Переписывал манускрипты, полол мандрагору. Может, зайдём в «МакМаршал»?
— Фу-у, не люблю быстрые харчи, — скривилась Эда, покрываясь тёрном.
— Я не успел ужин взять.
— Я взял. — Ивар похлопал по сумке. — Ты же просто идти не хочешь, да? Мы договорились.
Лютер печально вздохнул, касаясь эмблемы ордена на груди, как делал всегда в моменты особенного волнения. Он был худощавым, тщедушным мальчишкой с вздёрнутым носом и вечно обеспокоенным, почти несчастным выражением на лице. Из тех, кто выглядел как жертва и во многом был жертвой. Рыжий, с серыми глазами часто на мокром месте и тонкими, чаще капризно изогнутыми губами, Лютер легко становился объектом насмешек, и ещё в детстве прятался за спину Ивара.
— Лучше бы меня в катапульту посадили.
— Не переживай. Я при оружии. — Ивар похлопал по мечу на бедре.
— Этот тоже куплен в «Мечах короля Артура»?
— Ну, да.
— Прошлый, мне помнится, и недели не продержался. Думаешь, против вампиров справится?
— А у кого ещё покупать? Монополия же.
— Мог бы отправить голубя мне, — Эда нахмурилась. — Мои маменьки ведь постоянно общаются с Владычицей озера.
— Мне стоило выкрасть Дюрандаль, — кусая ноготь, посетовал Лютер.
— По-моему, это грех, — с сомнением ответил Ивар.
— Ради благого дела не грех. Pater noster, qui es in caelis! Sanctificetur nomen tuum, adveniat regnum tuum…
— А ты мог бы… не молиться рядом со мной?
Все обернулись на мягкий голос Маэля, и Эда вскрикнула, когда увидела, что он горел — огонь плясал на плечах и на светлых волосах. Она и Лютер бросились тушить: Эда взмахивала плащом, а Лютер наскоро откупорил флягу и облил Маэля водой.
Святой водой, отчего он загорелся весь. Ивар присоединился к тушению, и совместными усилиями всех троих огонь сошёл на нет — последние языки пламени Маэль манерными взмахами сбил с плеч. Плащ сгорел, обуглилось золото вышивки на чёрном камзоле. Благо, солнце уже скрылось за горизонтом, и лучи его страшили не так сильно, как боголюбие Лютера.
Маэль, как и Эда, был не от мира сего: в компании всё поровну, два человека, две нечисти. Он, вампир, проспал последние двести (от разговора к разговору эта цифра менялась: иногда сто, иногда пятьсот, иногда четыреста девятьсот девяносто девять) лет, и хотел проспать ещё больше в своём гробу с множеством почтовых марок и надписью «Отправить! На Фиджи! Или на любой другой курорт!», но остальные трое нашли его в руинах одного заброшенного замка и случайно разбудили.
Маэль, жеманный, тонкий, полный высокомерия, сначала Ивару не понравился, но эта неприязнь продержалась до первой совместной пьянки (она же чуть не кончилась непреднамеренным убийством). Маэль никогда не напивался, потому что алкоголь не усваивал; но что насчёт крови человека, который напился? Казалось, что это имело смысл, поэтому одним днём Ивар глушил пиво, а Маэль не отцеплялся от его шеи под дружные: «До дна! До дна!», — которые звучали от толпы в таверне.
Потом Маэль сидел в госпитале по правую руку от Ивара, с усердием просил прощения за случившееся — за то, что увлёкся и за то, что у него не получается заплакать, хотя он горюет так сильно, что немного порыдать лишним бы не было, но у него просто не получается. Издержки бытия живым мертвецом. Ивар лежал на кровати с диагнозом «малокровие» и думал, как ему отрабатывать в рыцарской академии все пропущенные занятия, озадаченный ещё и тем, что малокровие ему предлагали лечить кровопусканием.
— Теперь можно идти, — сказал Ивар.
Он сделал первые шаги в сторону холма Сотни плачущих дев, где высился над остальным городом замок Эржебет. Зловещий, царапающий небо остроконечными башнями, покосившийся, тысячи лет назад брошенный всеми. В него все четверо и условились пойти в канун Дня всех святых с намерением отыскать в стенах призраков прошлого (или только пощекотать нервишки).
Их кружок по интересам каждую неделю должен был выбираться куда-то в таинственное место, но получалось, что собираться им удавалось раз в месяц. В прошлом они зашли в поместье Синей Бороды, ожидая увидеть страшное и разрушенное место, но, оказалось, там уже давно было битком набито туристами: нынче стал популярен тру-крайм. Летом они посетили холм с ведьминской могилой и нашли саму ведьму: она исценировала свою смерть и спряталась в лесной глуши, на одном из пеньков оставив засечки, складывающиеся в просьбу оставлять юмористические миниатюры на этом самом пне. Сказала, что ей надоели глупые запросы. Ещё весной, в первую их вылазку, они собирались посетить замок Влада Цепеша, он же Дракула, но Маэль сказал, что был там. Когда к нему все подсели с расспросами, он невпечатлëнно ответил, что шторы можно было выбрать и получше.
В общем, на страшные истории им катастрофически не везло. До этого дня.
Холм и замок то мелькали перед глазами на фоне тёмных туч, то прятались за высокими колокольнями. Неизменным ориентиром оставалась пепельная луна, оформившаяся, набирающая силу. Ивар шёл впереди, как подобало будущему рыцарю, Лютер семенил вторым, Эда вприпрыжку следовала за ними, а Маэль замыкал цепочку. Эда повернулась к нему, вспомнив о подарках, и подала одного из деревянных кроликов.
— Будешь?
— Что это?
— Попробуй. Смотри, вот та-ак, — она надавила на хвост и пасть кролика приоткрылась. — Держи.
Маэль с сомнениями обнюхал кролика, и сразу восторженно воскликнул, учуяв запах крови.
— Отсюда можно пить?
— Да-да. Свежачок.
— Там кроличья? — он не дождался ответа и припал к деревянной мордочке, наклоняя фигурку и запрокидывая голову. — М-м-м! Ты хорошо придумала.
— Я такая. — Волосы Эды покрылись тюльпанами. — Можно ещё сделать маленьких человечков.
— Нет, человеческая лучше, когда свежая.
— Ты ведь не пьëшь её? — шагнув в сторону, уточнил Лютер.
— Да, давно не пью.
— Вот и славненько, — он нервно хихикнул, слова не приняв на веру.
Ближе к Торговому тракту дорога становилась всё шире, позволяя идти плечом к плечу. Каменная кладка сменилась землёй, мягкой, размытой то тут, то там от осенних ливней; запах пожухлой, сырой травы смешивался с вечерним свежим воздухом, и к ним присоединялись цветущие в волосах Эды незабудки, камелии, лаванда и ветреницы. Из всех четверых Эда одна шла босиком от привычки чувствовать землю-мать, что питала её и фей. Тяжёлые латные сапоги Ивара оставляли глубокие следы. Лютер носил тканевую мягкую обувь, в которой шаги были едва слышны. Маэль предпочитал каблуки.
— Я передумал. Мне страшно. Давайте вернёмся. Хотя бы за мечом.
— Перестань, нежный ты мой, — Маэль подхватил Лютера под локоть. — Дыши глубже, созерцай природу, потрогай траву. Мы забежим и убежим — делов-то?
— Это замок Кровавой графини! Что мы собираемся там искать? Изящный способ умереть?
— Мы просто немного повеселимся, — Маэль в улыбке обнажил острые клыки. — Может, мы найдём там… ну, гостеприимство?
— Историю! Магию! — Эда похлопала от восторга.
— Чудовищ. Мне нужно заработать баллы до экзамена, — сосредоточенно добавил Ивар.
— Ты мог бы, — заметил Маэль, — зарабатывать их в другом месте, а не приходить с оружием в чужой дом.
Они прошли по деревянному мосту над высохшим рвом, поднялись на крутой холм и остановились перед разрушенными стенами. От арки главных ворот остались две опоры по обе стороны: с них смотрели чёрными глазами-бусинами два ворона. Их, оперённых вестников смерти, собралась дюжина на гнилой, покосившейся виселице с четырьмя петлями, покачивающимися на ветру.
Лютер юркнул за спину Ивара, за него спрятался Маэль, и только Эда чуть выступила вперёд, с любопытством морща острый нос.
— Пахнет гнилью.
— Мёртвая лошадь в твоих волосах, дорогая, — Маэль вырвал геликодицерос. — Фу-у.
— Ох! Мои любимые.
Один из воронов гаркнул и остальные подхватили. Они поднялись одновременно, живой тучей — тысячи перьев, десятки глаз, — заслоняя звёзды и луну, тёмную ночь превращая в мрак без конца и края.
В самом высоком окне донжона загорелся свет, прогоняя тьму, но вселяя пробирающий до костей ужас.
— Sub tuum praesidium confugimus, sancta Dei Genetrix. Nostras deprecationes ne despicias in necessitatibus…
— Лютер! Лютер, обожди! — Эда похлопала по загоревшейся макушке Маэля.
— Что же, бояться нечего. Источник света у нас есть. Оружие тоже. Пошлите, нечего здесь морозиться.
Ивар, как полагалось человеку, получающему светское образование, вновь вышел вперёд, ведя за собой «крестьян кривозубых». Маэль, впрочем, был образован, как подобало вампиру — у него было слишком много времени для развития ума, — но не показывал этого. Лёгкий на подъём, предпочитающий добрую шутку серьёзности даже в неудачный для этого момент. Знакомство с ним Ивару, суровому и лишённому чувства юмора, когда-то пошло на пользу, но в этот раз они все оказались перед замком Эржебет из-за Маэля, который и предложил осмотреть его.
Замок встретил их почерневшим от времени каменным фасадом, запахом сырости и глухим стуком в стороне — ветер качал переломленную балку в конюшне, и та билась о другую. Тук. Тук. Тук. Тук. У Лютера волосы встали дыбом на затылке. Он коснулся эмблемы.
— Мы могли хотя бы пойти днём… — пискнул он.
Ивар жестом указал Маэлю на тяжёлую двойную дверь. Они схватились за латунные кольца-молотки, торчавшие из пастей мышей, и потянули одновременно. Заскрипели годами нетронутые петли. Двери распахнулись, открывая тёмное нутро замка, в которое Эда нырнула без всякого промедления.
— Эй! — воскликнул Ивар.
— Бусинка! — окликнул её Маэль.
— Эда! — испуганно вскрикнул Лютер.
— Да ладно, вам, бросьте… — только успела сказать она, сделавшая ещё шаг вперёд.
И тут же провалилась. Треснул пол, и Эда пропала — в воздухе остались кружить лепестки хризантем.
Маэль прыгнул следом. Ивар, чуть опешив, начал спускаться.
— Нет, нет, нам туда нельзя!.. — Лютер опустился на колени и опасливо склонился над дырой.
— Помолись, — скомандовал Ивар.
— Что?
— Помолись. Громко!
Лютер сложил руки у груди и дрожащим голосом обратился к Богу. Его голос отражался от стен подвала, в котором появился слабый огонёк. Чем дольше звучала молитва, тем сильнее разгоралось пламя.
— Серьёзно? Вот что ты имел ввиду, когда говорил о том, что источник света у нас есть? — возмущённо закричал Маэль.
— А что тебе не нравится?
— Это некрасиво! Это не… неэтично! Я обращусь во Всемирное общество по защите вампиров! Между прочим, мы — исчезающий вид! Меня нельзя использовать как ходячий факел!
Ивар, не обращая внимания на его выкрики, пригляделся к стенам подвала и заприметил выступы по правую сторону. Он кивнул на них.
— Поймайте Лютера. Я пойду за ним.
Он осторожно помог Лютеру спуститься. Снизу придержала Эда — Маэль не мог, он был занят, он горел. Ивар следом оказался рядом с ними.
— Нам стоило взять верёвку, — с досадой заметил он, виня себя в том, что не подготовился ко всем возможным вариантам событий.
— Брось, золотко. Никто не мог этого предсказать.
— Вообще-то, я могла, — добавила Эда, протягивая ещё одного кролика-с-кровью. — Просто вы не просили об этом.
Остальные одновременно тяжело вздохнули. Ивар достал из сумки факел, поднёс его к пока ещё горящему Маэлю и огляделся.
Выход был — арка чуть ниже человеческого роста. Низкая для взрослых, но подходящая группе подростков. В туннеле горестно завывал ветер. Под ногами было мягко от деревянной трухи: здесь стояли, предположил Маэль, деревянные колья для незваных гостей, со временем сгнившие.
Ивар прислушался, ожидая писки крыс.
— Музыка, — прошептал он. — Маэль, ты слышишь?..
— За вандализм с поджогом, нарушением прав личности и частной собственности я с тобой не разговариваю, — отозвался он, демонстративно отойдя в сторону.
Ивар вздохнул и направился вперёд. Выбора у них не было — если ранее сложностью казалось добраться и зайти в замок, то теперь волновало, как из него выбираться.
Через два десятка шагов музыку услышали все. Они увидели в конце комнатку, освещённую лунным светом, исчерченным тенями от решётки над головой. В центре на каменном пьедестале лежала музыкальная шкатулка: Маэль потянулся к ней и одёрнул руку, шипя.
— Серебро.
— Ой, моя! Это моё! — Эда торопливо схватила её.
— Зачем это здесь? Зачем здесь проход?.. — спросил Лютер.
— Убирать трупы.
В другом конце комнаты находилась ещё одна дверь.
— Она ведёт наружу, я думаю. Или хотя бы наверх.
За ней в самом деле оказалась каменная лестница. Ступени закругленные, с выемками от протёкшей по ним за всё время воды и от шагов прошедших здесь людей. Они открыли ещё одну наверху.
— О-о… пытошная, — с придыханием сказала Эда, оглядываясь.
В зале под потолком висели клетки, в которые без труда влез бы человек. Ближе к центру стояли дыбы — деревянное ложе с крупными валиками, обхваченными верёвками. На столе рядом беспорядочно лежали клещи, клеймо нескольких видов, пилы, ножницы для отрезания языка, двузубчатая вилка еретика, гвозди, квадратная клетка для крыс и груша. Эда вцепилась в последнее и покрутила рычажок: железные лепестки раскрылись, а она восторженно охнула.
— Это как цветочек!
— Отдай, — Ивар забрал у неё пыточный инструмент и кинул к остальным.
Чуть поодаль «железная дева» с раскрытыми дверями будто приглашала залезть внутрь. Эда это и сделала, ещё и прогнулась в пояснице, манерно положив ладонь на пояс.
— Маэль, нарисуй меня вот так! Нет, стой… вот так, — она прислонилась к краю «девы», откинула голову назад, томно прикрыла глаза. — А может лучше…
— Я забыл альбом. Вылезай оттуда, пожалуйста, — Маэль раскинул руки в стороны, и Эда ребячески бросилась в его объятия.
— Отсюда есть выход? — поинтересовался Лютер, замерший от ужаса.
Они пригляделись к стенам. Ни намёка на дверь.
— Мы здесь замурованы, да? — он всхлипнул.
— Не торопись. Не… Ощупайте стены. Может, здесь есть замаскированный рычаг или какой-то кирпич откроет вход. — Ивар взялся за более пристальное исследование стен.
Эда запрыгивала на держатели факелов на стенах сначала с намерением найти проход, потом — веселья ради. Она раскачивалась на них, посмеиваясь. Лютер тоже ощупывал кирпичи, но с большей внимательностью, чем торопящийся Ивар: это помогало отвлечься и не видеть пыточных инструментов. Маэль, не зная, куда себя деть, оглядывался, выискивая ещё зацепки.
В холодном подвале пыточной постепенно становилось всё более душно и жарко. Время шло.
— У вас есть что-нибудь?
— Нет, золотко. Эда?
— Ихи-хи. Не!
— Мы все умрём здесь…
— Ещё есть идеи?
— Совсем нет, — удручённо ответил Маэль.
— Давайте перекусим? — предложила Эда.
Они смахнули пыточные инструменты со стола. Ивар достал еду, взятую ещё из дома — индейка в апельсиновом соусе, которую они с Лютером поделили на двоих. Маэль пил из кролика, а Эда ложкой ела нектар, орехи и пила собранную росу.
Ещё одно исследование прошло без энтузиазма и вымотало сильнее. Ивар, напряжённый, как до предела натянутая струна, не оставил это дело и после того, как все решили, что никакого результата это не даст.
Эда, сев на край стола, разглядывала музыкальную шкатулку. Она откинула крышку, и после первых нот комнату встряхнуло.
— Что ты сделала? Эда!
Ивар бросился к ней, окрылённый надеждой, и от испуга Эда выронила шкатулку. Упав на пол, она рассыпалась — маленькие серебряные шестерни рассыпались кто куда.
— Нет! О… Ты сломал её!
— Ты её выронила!
— П-по-подожди… — Лютер встрял между ними. — Музыка? Здесь секретная дверь, которую открывает музыка?
— И шкатулка… это ключ! — поддержал Маэль сначала просияв, но в следующую секунду сконфуженно добавил: — Но… как нам теперь её сыграть? Кто-то может её починить?
— Я не уверена, но… у меня есть с собой инструментик.
— Какой?
Эда пожала плечами — всё человеческое от неё было так далеко, а потому название она благополучно забыла. Лютер попросил показать, и она кивнула, переворачивая свою зачарованную сумку. На пол посыпались: сухой паёк, книги, колье из янтаря, деньги, платье. Ивар потянул всех в сторону, когда следом с грохотом упал сундук. Ленты для волос, малахитовые сапожки, камни, кусок руды, кирка, гном (он ударился головой об пол, вскочил на ноги и, сыпя бранными словами, убежал в коридор, из которого все пришли), свитки с нотами, корзинка, кусок хлеба, кусок хлеба побольше, очень большой кусок хлеба, часы, рыцарский шлем (очень старый), черепашка, волчий череп, тыква, голова Безголового всадника (укатилась в угол) и…
Эда потрясла сумку с усердием и наконец на полу оказался портатив.
— О!
— Зачем ты таскаешь всё это с собой, милая? В смысле, почему не чистишь сумку?
— Её надо чистить? Так она же бездонная!
Лютер поднял портатив.
— Ты сможешь? — с опаской уточнил Ивар.
— Я каждый день запоминаю с десяток молитв и трактатов, — будто оправдываясь ответил он. — Конечно.
Он сел на сундук, устроил портатив на колено и коснулся клавиш. Те самые ноты слились в нежную мелодию. Комнату встряхнуло ещё раз, второй, а после столп пыли поднялся в воздух и кусок стены начал опускаться.
Эда порывисто поцеловала Лютера в обе щеки.
— Ты и твоя феминная память — просто дар небес!
— Феноменальная, — прошептал Лютер, поправляя. — Это «феноменальная» память.
— Идёмте, идёмте! — позвала она, вприпрыжку направившись к выходу.
Поднявшись по следующей лестнице, они оказались в ванной. Посреди стояла украшенная белая снаружи, но покрытая внутри коричневой коркой купель. Маэль принюхался и отметил: «Кровь».
— Здесь она… купалась в… — Лютер не договорил, опускаясь на пол, но Эда поймала его до того, как он упал. — Бо-оже…
У стены стоял туалет с множеством сосудов разных форм, цветов и размеров. От них шёл запах ароматических масел, некоторые оставались всё ещё закупорены. Из ванной комнаты Ивар повёл всех в коридор. В конце его развевались рваные шторы, прикрывающие разбитое окно.
— Куда теперь, капитан? — прошептал Маэль.
— Надо найти тронный зал. Или спальню.
— Не надо, может?
— А может без «может»?
— Кто что может? — похлопала глазами Эда.
— Никто ничего не может, — раздражённо ответил Ивар.
— Это мы-то ничего не можем? — Маэль вскинул брови.
— Может, перестанете? — слабым голосом спросил Лютер, приходя в себя.
— Ну, нет уж, капитан сказал, что может и без может, а сам не может…
— Хватит! — прикрикнул Ивар.
Его голос эхом пронёсся по коридору. Послышались шаги — все замолчали. Сначала из-за угла раздалось мычание, а после свет факела упал на волочащего ноги мертвеца, идущего к ним. Лопнувший глаз стекал по щеке белёсой массой, а кожа и мышцы в некоторых местах сгнили, обнажая желтоватые кости.
Эда вскрикнула первая и побежала. Лютер бросился за ней, плача на ходу. Ивар схватился за меч, но одумался, когда увидел упавших на потрёпанный, пыльный ковёр личинок — его затошнило, и он счёл разумным побежать за остальными, бросив в сторону мертвеца факел. Маэль, чуть погодя, направился следом.
Они не смотрели, куда бежали, и боялись остановиться, увидеть то худое лицо с фиолетово-зелёной кожей, которая плотно обтягивала череп, и чёрный провал глазницы, и покосившийся рот, и походку восставшего из могилы мертвеца.
Крики разносились по всему замку. После Эда выдохлась первая, резко остановилась: в неё врезался Лютер, их обоих уронил не успевший вовремя затормозить Ивар.
Маэль прибежал после — на каблуках бег давался с трудом.
— Вы куда рванули?
— Т-т-та-та-там!.. — задыхаясь, пытался заговорить Лютер.
— И что? Ты только этого испугался? Вы этого испугались? Да он едва плёлся!
— Где мы? — спросил Ивар, слезая с приятелей.
Теперь они находились в холле. Широкая лестница тянулась кверху, делилась на две уходящие в разные стороны, ведя к коридорам-балконам. Со всех сторон смотрели изображённые на портретах. Ивару показалось, что взгляды их были вполне осознанными, надменными, пугающими, голодными.
— Помните окно сверху? Я, кажется, знаю, как туда добраться отсюда, — сказал Ивар, вспоминая занятия по управлению замком.
Хоть у него и не было пока своего, но родители обещали преждевременно дать одну из своих резиденций на лето под его полный контроль при условии, что он закончит год с хорошими оценками. Ивар усердно учился и пройденное повторял каждый день, заранее готовясь к итоговым экзаменам.
— Ну, веди, — бросил Маэль, помогая подняться Эде и поправляя растрепавшиеся волосы Лютера.
Ивар повёл всех на второй этаж. С опаской они прошли по коридору, где встретились с очередной развилкой. По левую сторону показались двое — уже знакомый живой мертвец и половина второго. Пальцами, которые представляли из себя лишь кости фаланг, он цеплялся за ковёр и подтягивался. Сначала Ивар жестом приказал всем оставаться на месте, желая спокойно осмотреться и найти выход из ситуации, но в момент второй мертвец вдруг согнул руки и стал гораздо быстрее передвигаться на локтях. Тук-тук-тук-тук-тук. Острые кости об пол. Его проломленный череп в свете факела.
Ивар схватил Лютера, тот вцепился в Эду, а Эда потянула за собой Маэля, и такой цепочкой они нашли винтовую лестницу, по которой снова побежали наверх. У первой ступени Ивар остановился, всех толкнул вперёд, подгоняя, а сам взялся за меч. Второй мертвец появился быстрее, чем Ивар ожидал.
Он не должен был бежать изначально. Перехватив рукоять в скользких от пота ладонях, Ивар сделал выпад — мертвец необычайно быстро увернулся и вцепился в щиколотку худой рукой. Ещё один удар, и пальцы ослабели, отрезанную кисть отбросило в сторону. Она вскочила, отдельно от остального тела, и на пальцах, как паук, направилась в сторону Ивара.
В двери показался и ходячий мертвец. Ивар набрал в грудь побольше воздуха. Руки дрожали, но крепко сжимались пальцы на рукояти меча. Он подождал, пока оба приблизятся, и неловким, но быстрым ударом вогнал лезвие так, что гарда вжалась в грудь ходячего мертвеца. С яростным криком Ивар навалился на него, роняя на второго — и обе нежити оказались нанизаны на меч, как бабочки на иглы.
Они трепыхались, не способные что-либо сделать. Руку Ивар поймал и выбросил в окно, с омерзением кривясь. Не размениваясь на наслаждение триумфом, он поднялся следом. Наверху Эда положила ладони на его покрытые холодным потом и красные щёки.
— После этого тебе сразу должны выдать этот твой арестант.
— Аттестат. — Ивар посмотрел на Лютера. — Дюрандаль не пригодился.
— Слава бо…
Маэль спешно закрыл ему рот ладонью.
Они все обратили внимание на последнюю дверь той самой комнаты, из которой горел свет. Он и сейчас проникал сквозь щели. Хозяйка замка, графиня Эржебет Батори, мурлыкала мелодию из шкатулки чарующим голосом.
Безоружные, вымотанные, напуганные они гадали, стоило ли открывать её и встречаться с одним из самых тёмных зол в истории человечества — с кровавой графиней. Ко всеобщему удивлению Лютер положил ладонь на ручку.
— Нам следует идти до конца, так?
Остальные кивнули.
Их ослепил золотистый свет каминного огня и в оцепенение ввело убранство комнаты. Алый атлас выглядел совсем новым. Туалетный столик из белого дерева будто только вышел из-под руки мастера. На роскошной кровати с балдахином черноволосая Эржебет расчёсывала волосы. Она обратила внимание на гостей не сразу. Только когда Маэль вышел вперёд и прокашлялся.
— Маэль?
— Привет, мам. Я с друзьями. Ну, в гости их хотел привести, помнишь?