☃️
Самая отвратительная вонь для трезвого человека — запах перегара в душном помещении. Форточка не открывалась ни разу за долгую ночь, из-за чего в просторной, дорого-обставленной комнате смешалось все на свете: и зловонное амбре двух пьяных туш, и запах закончившегося пару часов назад секса. А еще воняло противными женскими духами, что-то с нотками ванили и цитруса. Чонгуку, как только его сознание вышло в реальный мир из мира сна после бухича, захотелось лечь под поезд. Мало того, что он не мог пошевелить руками и ногами, так ко всему этому, веки не открывались. Их словно клеем слепили. Ну, спасибо, что хоть дышать мог нормально. Чуть причмокнув губами, Чон почувствовал во рту дерьмо. Нет, ему, конечно, не срали в рот (хотелось верить), но такой привкус сравнить больше не с чем. Слабый, почти беззвучный стон пронесся по комнате, неистово долбя по ушам. По инерции, полуживой Чонгук повернул голову в сторону источника шума и продрал глаза, присев на постели. Перед ним лежала полностью обнаженная девушка, не прикрытая ничем. По выражению лица блондинки было ясно, что вчерашний виски неплохо так сработал не только на Чонгуке, но и на неизвестной спутнице тоже. Длинные жженные от постоянного осветления волосы разметались по подушке в некрасивом беспорядке, а красная помада с черной тушью оставили грязную картину на белоснежной наволочке. Девушка потирала глаза, еще больше размазывая не самый скромный макияж по лицу, вряд ли задумываясь о своем внешнем виде в данный момент. Чонгук прошелся взглядом по нагому телу и глаза сами припали к татуировке на щиколотке блондинки. Кинжал, вокруг которого кудрявился стебель красной розы. Безвкусица, как считал Чон. Татуировка ради татуировки, как же тупо. В следующее мгновение, переведя взгляд на себя, парень не увидел ни одного элемента одежды. Одеяла, или хотя бы пледа, он тоже не увидел. Как он уснул вообще? Чонгук был любителем «правильного» сна. Все должно быть строго по его правилам. После горячего душа он обмазывается всем, чем только можно, используя все лосьоны, которые у него имеются. Ну, кожа у парня сухая, что ж поделать. После этого Чон надевает свежую пижаму и ложится в чистую постель. И комната должна быть обязательно проветрена! Он не может уснуть в душном смрадном помещении. Еще у Чонгука есть его любимое одеяло, такое тяжелое и огромное. Мальчик любит заворачиваться в него, словно гусеница, и засыпать в уютном тепле. Своего драгоценного одеяла он нигде не видит, а потому: — Как там тебя, где мое одеяло? «Как там тебя» поворачивает голову на парня и взгляд ее становится не то что бы сильно злым, но явно недовольным. — А ты не охренел ли? Ты даже имя мое не запомнил?! И какое, к черту, одеяло? У Чонгука от звонкого писклявого голоса ощущение, что вокруг включили ультразвук и его барабанным перепонкам придет пиздец. Ему вообще казалось, что у него мозг в данный момент времени плавится и вытекает из ушей. — Че ты разоралась-то так, ты трогала мое одеяло? — Ты совсем идиот? — девушка притянула ноги к груди, усевшись в такую же позу, что и Чон, и ее ничуть не смущала ее нагота. — Какое одеяло?! Ты сам вчера все, кроме подушек в ванную кинул и сказал, что если не убрать, то за ночь провоняет, так что ищи там. У Чона чуть челюсть не отвисла. Неужели, нажравшись в дрова, он подумал о своем любимом одеяльце? Молодец, очко Чон Чонгуку за ответственность, для парня это и вправду было поводом для гордости. Не такой уж он и распиздяй, как все вокруг ему талдычат. Чон встал с постели и, чуть пошатываясь, прошел в сторону ванной комнаты. На дорогой итальянской керамической плитке лежало его необъятное одеялище, аккуратно сложенное на шесть раз, не меньше, а на нем красовалась его личная любимая подушка. На всей этой «башне» сидел его плюшевый медведь. Пару лет назад он выиграл его в автомате с игрушками спустя двадцать семь неудачных попыток, с тех пор они были неразлучными друзьями. Подхватив свои богатства в руки, все еще с голой жопой, Чонгук прошел обратно в спальню. — Иди первая в душ, я потом, — ну, все-таки он джентльмен, дамы вперед. Без споров, лишь закатив глаза, девушка гордой походкой прошла в ванную комнату, по пути собирая с пола нижнее белье. — Пиздец, отец придушит, — выдохнул Чонгук. Как по щелчку пальцев, дверь в комнату с грохотом открылась и в душное помещение бесцеремонно вошла женщина средних лет. Она как обычно была одета в строгий костюм, в этот раз темно-серого цвета. Выкрашенные в холодный блонд волосы струились по узким плечам аккуратными завитками. Лицо не выражало ничего, кроме явного негодования. Снова единственный сыночка нажрался в стельку и заявился домой в три часа ночи, удерживая податливую девушку за талию. В ночной тишине были слышны пошлые звуки поцелуев и сбившегося развязного дыхания. Но, как и всегда, ни она сама, ни отец буйного подростка не пошли разбираться с сыном посреди сего процесса. Оставили десерт на утро, так сказать. — Мама! — юноша прикрыл несчастным плюшевым мишкой самое дорогое, что у него имелось, и посмотрел на мать ошарашенным взглядом. — Выйди, я не одет! — Я твоя мать, ты меня там ничем не удивишь, — женщина махнула рукой на раздраженного парня. — Чонгук, отец ждет в кабинете, — изогнутые в недовольстве выкрашенные в розовую матовую помаду губу сжались в тонкую полоску, — и он очень зол. Очень. Чтобы через пятнадцать минут был там, тебя ждет серьезный разговор. — Что, опять лишит меня денег на сутки? Или запрет дома? Так вот передай ему, что не поможет, — парень выглядел забавно, держа медведя на уровне члена, и дуя губы. — Я не стану плясать под его дудку, мне плевать… — Чонгук! Ты даже представить себе не можешь, как он устал от твоих выкидонов, и в этот раз, уж поверь мне, все гораздо серьезнее, ты перешел все границы. — Мать прошла ближе к Чону и, обхватив острый подбородок юноши тонкими пальцами, посмотрела точно ему в глаза. — Ты пропустил важный прием, от которого зависело очень и очень многое, и вместо него нажрался со своими дружками. Снова. Еще и дом весь разбудил со своей…дамой. Чего ты добиваешься? Ты хочешь нас в могилу свести? Ну вот и подоспели любимые манипуляции. Мать Чонгука, конечно, была в разы мягче отца. Сравнивая с ним, ее можно было назвать сердобольным человеком, но при всем при этом, она никогда не решалась перечить мужу, каждый раз оставаясь на его стороне, даже когда мужчина очевидно был неправ. Чонгуку было тяжело — он один, а их двое. Двое на одного — нечестно, поэтому мальчишка и играл грязно. Не слушал старших от слова совсем, ему было до лампочки на их способы «воспитания», ему было откровенно насрать на каждодневные недовольства и наказания, которые в основном заключались в ограничении бюджета студента. О да, Чонгук был студентом, в свои девятнадцать он учился на первом курсе на факультете бизнес-управления. Ну, на самом деле, учился — слишком громкое слово. За него платили, а в университете он последний раз появился в первый учебный день. На этом его силы и всяческое желание иссякли. И не сказать, что Чонгук глупый мажористый пацан без каких-либо моральных принципов, совсем нет. Просто это дерьмо, которое заключается в том, чтобы в будущем унаследовать дело отца — совсем не то, чем хочет заниматься молодой парень. Но родителям всегда было наплевать на то, чего хотел Чонгук на самом деле, наплевать и сейчас. — Ну как ты так можешь говорить, матушка, я просто забыл, — Чонгук состроил максимально неправдоподобно жалобное выражение лица, донося до матери, что вертел он ее угрозы на том, что надежно прикрывал плюшевый мишка. Еще и губы отквасил. — Ты клоун, Чон Чонгук, ясно тебе? — Ну, тут уж как воспитали, матушка. Лицо парня в миг стало серьезным. Как же ему надоел этот театр одного актера. Он не помнил, когда мама в последний раз его обнимала и говорила, что любит его. Не помнит, когда они в последний раз завтракали все вместе, не поругавшись. Возможно, Чонгук действительно сам устраивал этот цирк за столом, но все это — лишь защитная реакция молодого парня, ведь ни отец, ни мать, не упустят ни одной возможности упрекнуть Чонгука за что угодно. Будь то очередная неделя пропусков в университете, или же пробор на голове не с той стороны. Каждый шаг юноши подвергался критике. Женщина резко отдернула руку от лица мальчишки, больно оттолкнув его от себя, что тот был вынужден мотнуть головой в сторону, двигая нижней челюстью. — Так и знай, что я тебя защищать не стану, отец тебя в порошок сотрет, — часто задышав заговорила женщина. — И выгони свою шалаву из нашего дома, не хватало, чтобы тут вши забегали. — Как будто ты когда-то вставала на мою сторону, — смешок. — А ты заслуживал? Скажи мне, своими поступками ты заслуживал, чтобы я защищала тебя? — Я твой сын. — Да, безалаберный и бестолковый, вот какой ты сын. Чонгук не был сентиментальным или каким-то там плаксой, но слышать такие слова от родной матери было как минимум неприятно, и как максимум до боли в груди обидно. Но лицо терять нельзя, нельзя показывать своей слабости перед этой женщиной. — Выйди из моей комнаты, я хочу переодеться. Женщина тяжело вздохнула и, развернувшись на высоких каблуках, из-за чего она казалась выше Чонгука, прошла к двери. Повернув ручку, она посмотрела на сына. — Я все жду, что ты вырастешь и станешь серьезным и ответственным человеком, но ты все продолжаешь идти наперекор, — сквозь зубы она продолжила, — неужели так сложно не быть идиотом? Чонгук молчал и сжимал пальцы на плюшевой обивке медведя в кулаке. Хотелось расхерачить добрую половину комнаты от злости и обиды. Не получив ответа, женщина вышла из спальни сына, громко хлопнув дверью.***
Приняв душ после своей ночной пассии, перед этим тщательно отмыв его хлоркой, Чонгук надел первую попавшуюся домашнюю одежду и вышел в коридор. Блондинка ушла пять минут назад, не удосужившись и попрощаться. Может, потому что Гук сказал ей валить нахрен, когда та начала лезть к парню, разнеженная после душа, а может, потому что она не реагировала ни на какие слова и Чонгук, распсиховавшись, взял ее одежду (читайте купальник) и выкинул в окно. Бестия с жжеными волосами чуть не удушила мальца, сбегая по бесконечным ступенькам на первый этаж в одном нижнем белье. Благо зима в Корее теплая, а то отморозила бы себе что-нибудь. Как бы сильно Чонгук не ненавидел разговоры с отцом, сейчас он понимал, что избежать в этот раз его точно не получится. Он знатно проебался прошлым вечером, намеренно пропуская важный ужин с партнерами компании отца. До идеала отточенная картинка порядочных семей играла немалую роль в бизнесе, в чем единственный сыночка подвел родителей уже в который раз. Чон ненавидел лицемерие этих мешков с деньгами. Они только и делали вид, что их дети — распрекрасные будущие наследники их хваленых корпораций, которые так яро хотят присутствовать на этих вонючих позолоченных вечерах. Чонгук же каждые выходные видит каждого из этих мажориков под кайфом в элитных клубах Сеула. Кто-то из них зачастую почти что трахает девушек на барной стойке, а кого-то наоборот собирается трахнуть какой-то зажравшийся, потный, и до мерзкого отвратительный богатый хрен с обвисшим членом. А на следующий день эти мальчики и девочки подлизывают каждому партнеру их родителей, играя святош. Вот так и живут эти золотые детки. Красота, да и только. Чонгук тоже не святой, но он хотя бы не подхалим. Девушки в его постели оказываются не чаще пары раз в месяц, чаще всего бывая там из-за убитого в хлам трезвого состояния Чона. И каждый раз эти девушки предупреждены о том, что утром их пошлют на три буквы. Юноша терпеть не мог с кем-то делить постель, ему было лучше одному. Он представить не может такого человека, который смог бы быть с ним в настолько доверительных и теплых отношениях, чтобы засыпать и просыпаться рядом каждый день. Таких не существует. Чонгук обречен на вечное одиночество. Чонгук уже несколько минут стоял у отца под дверью, все не решаясь зайти в кабинет. Знает же, что сейчас начнется ор выше гор и настроение станет еще хуже. У Чонгука уж точно. Ему хоть и не в новинку все это, но постоянно слышать какой ты никчемный сын — занятие не из приятных. Постучав три раза по дереву, Чонгук услышал слабое «входи» и нажал на ручку. Показательно расслабив тело, Гук прошел вперед и уселся перед большим столом отца, за которым последний сидел и что-то вычитывал в очередном документе, сильно напрягая усыпанные морщинками глаза. — Звал? Старший Чон поднял глаза и движением одной руки снял с носа очки с тонкими дужками. — Звал, Чонгук, — отец сложил перед собой руки в замок и посмотрел на сына, чуть улыбаясь, — как прошел вчерашний вечер? Хорошо повеселился? У Чонгука нутро чуяло, что что-то было не так. Почему его вечно недовольный и мрачный отец сейчас сидит и так добродушно улыбается после того, что Чонгук натворил? Либо тот разыгрывает спектакль и сейчас достанет из-под стола деревянную палку, которой отхреначит сына по первое число, либо надвигается что-то еще хуже, чем физический абьюз. Отец, к слову, никогда Чонгука не бил. Поэтому у пацана сжалась пятая точка. — Нормально, — нервно сглотнув ответил Чонгук. — Я рад, что ты хорошо проводишь время, — отец усмехнулся, а у Чонгука лицо стало таким сложным, словно его попросили по-быстрому решить проблему мирового кризиса, — ну, на последок. Ну все, его сейчас зарежут прямо тут и скормят бездомным собакам. А голову, как трофей, повесят в гостиной. Доигрался, Чонгук, молодец, держи конфетку. — О чем ты? — Сын, я постоянно кричу на тебя, изо дня в день пытаюсь достучаться до твоего внутреннего «я», чтобы ты взял себя в руки и начал жить как взрослый и самостоятельный человек, но, судя по всему, я так долго ошибался, — мужчина откинулся в кресле и немного покрутился на нем из стороны в сторону. — Знаешь, я ведь желаю лучшего для тебя, всегда желал. — Что ты несешь? Ты хоть помнишь дату моего рождения? Зачем ты строишь из себя отца, которым ты никогда не был? Чтобы что? Чтобы вывести меня на чувство вины? Ха! Подавись, не получишь, ясно? Раньше надо было думать, когда мне самому это было нужно. Чонгук на выдохе произнес короткую речь, которая как капелька огня разожгла целый пожар в глазах старшего. Чонгук удовлетворительно ухмыльнулся, потому что именно этого он и добивался. Но, на удивление девятнадцатилетнего подростка, мужчина лишь пожал плечами и снова выдавил улыбку. Чонгук вообще перестал понимать происходящее. — Чонгук, дурь в твоей башке еще даже не приготовилась выходить, мне надоело, что ты ведешь себя как последний ублюдок по отношению к своим родным людям, — а слова то могут делать больно, подумалось Чону, — я с тобой не справляюсь, мать тоже, но мы не можем от тебя отказаться, это ведь будет неправильно. Поэтому, отправишься к человеку, который возьмет тебя в узду, может, хоть под суровым гнетом и неимением под рукой алкоголя и сигарет ты встанешь на путь истинный. Чонгук аж рот приоткрыл от подобного заявления. А еще он все так же продолжал ничего не понимать. Отец сбрендил? — У тебя что, старость подкралась незаметно, и ты начал говорить загадками? Я не понимаю тебя. Старший мужчина встал и оперся руками об стол, смотря сыну в глаза. Чонгуку сегодня все норовят посмотреть прямо в них. — Помнишь своего любимого дядю, Гук-и? — Чего? — Юнги, забыл, что ли? — усмешка. — Допустим, помню. — Я решил устроить тебе замечательный отпуск, сынок, — отец обошел стол и встал перед Чонгуком, складывая руки на груди, ему и вправду было весело. — Отпуск, полный гребаной физической работы на ферме в горной деревне Швейцарии, как тебе идейка, а? Лицо отца вмиг стало серьезным, что показало то, что все, что было перед этим — глупая актерская игра, и не более. — Ты из ума выжил? О чем ты говоришь? — теперь была очередь Чонгука усмехаться, отец явно шутил, он же не идиот, чтобы совершать такое. — Я закрываю глаза на то, что ты постоянно мне грубишь и ни во что не ставишь ни меня, ни мать, не ограничиваю твои гулянки по мере возможности и пытаюсь быть понимающим, ты ведь молодой и все… — Да что ты несешь! — Чонгук поднялся со стула, да так, что тот упал, и посмотрел отцу в лицо. — Ты никогда и не пытался меня понимать, ты меня никогда в жизни не слушал! Тебе просто насрать на то, чего хочу я! Все, что ты делаешь, это периодически блокируешь мои счета и выносишь мне мозг в целях воспитания, на этом твои великие дела отца заканчиваются! — Боже, как же ты любишь драматизировать, снова ведешь себя как тупая девка, черт подери, возьми себя в руки! Ты — гребаный мужчина, хватит истерики закатывать! — отец начал повышать голос, отчего у Чонгука кровь в жилах стала горячее на пару градусов. Если бы хоть кто-то знал, как сильно Чонгук ненавидел эту фразу. Отец всегда намекал на что-то непонятное, но на что, мальчик не понимал никогда. — Я и веду себя как мужчина, чего ты от меня хочешь?! — То, что ты периодически трахаешь всяких девок из вонючих клубов еще не означает, что ты мужчина. — А кого мне трахать? Мужиков?! Мощный удар ладонью по щеке не заставил себя ждать. У Чонгука перед глазами звезды появились от резко обжигающей боли. В этот же самый момент из-за криков на весь дом, в кабинет зашла мать Чонгука. Увидев, что тот держался за щеку, она все же прошла мимо сына и встала за спину мужа. — Чтоб я таких шуток больше не слышал, уяснил? — мужчина пошевелил запястьем, приводя его в норму, все-таки, удар был не слабым, что аж самому больно стало. — Сегодня вечером ты поедешь в Инчхон, оттуда ты летишь до Парижа и пересаживаешься на рейс до Цюриха. Там тебя встретят и увезут к Юнги. С ним я уже договорился, работой он тебя, уж поверь мне, обеспечит. Собери теплые вещи, уже середина ноября, в горах будет холодно. Разговор окончен. Пошел вон из моего кабинета. Чонгук пребывал в каком-то трансе, он мало что понял из всего, что сказал ему отец, но из того, что он все же услышал, мальчику было ясно, что ничего хорошего можно не ждать. Чонгук был в западне.☃️