Тройная отрава

Подозрительный запах Саша почувствовал с порога, и настроение, и без того пребывавшее где-то в районе отметки «ниже плинтуса», стремительно пробурилось сквозь пол и четыре этажа до самого подвала, а оттуда постаралось уйти куда-то в район первого круга ада. Саша тяжело вздохнул, бросил на пол истекающий водой и вряд ли уже пригодный к починке зонт, обреченно наклонился и принялся расшнуровывать ботинки. Лило на улице как из ведра, и в ближайшее время этот ужас заканчиваться не планировал. Выглянувший из кухни Рома обозрел картину маслом, особое внимание уделив натекшей с зонта луже, и укоризненно поинтересовался: −Можно было его хотя бы за дверью бросить? −Можно было кисель не варить? – взъерошился в ответ Саша. Раздраженно вышагнув из ботинок, он стянул с себя мокрые насквозь носки, потом принялся расстегивать совершенно отсыревшее пальто, едва не вырвав декоративную застежку. Рома промолчал и удалился обратно в кухню, откуда и шел мерзкий запах горячего киселя. Ворча сквозь зубы, Саша закинул пальто на вешалку, прошлепал босиком в комнату, расстегивая на ходу такие же мокрые, как и все остальное, джинсы. На спинке компьютерного кресла висели его домашние штаны и кофта, которых утром там совершенно точно не было. Явно пришедший на полдня раньше Рома приготовил. От этого мимолетного, но заботливого жеста обычно становилось легче на душе, но промокшему и продрогшему Саше сегодня хотелось злиться на весь мир. Кисель еще этот чертов. Тьфу, глаза бы не видели и нос не нюхал. В обнимку с домашними вещами Саша все так же босиком ушел в ванную, включил воду погорячее и с лязганьем захлопнул стеклянную дверцу кабины. Из душа хлынул крутой кипяток, и Саша впервые за весь этот длинный дурацкий день облегченно вздохнул, расслабляясь и подставляясь под тугие струи. Он не очень помнил, сколько так простоял. Очнулся только, осознав, что еще пять минут, и он доварится до кондиции полностью готового к употреблению некоего зверя с усами и клешнями. Хорошо хоть, отопление дали. Не нужно вылезать из-под горячего душа в холодную квартиру. У двери ванной стояли тапки, которых там, опять же, не было. Саша фыркнул, сунув в них ноги, но твердо решил никакого снисхождения не проявлять. Отвратительный запах киселя и не думал выветриваться. Более того, сидевший на кухне Ромка невозмутимо пил эту гадость из ведерной кружки. Саша мстительно проигнорировал закипевший и выключившийся чайник и полез в шкаф. На торжественно грохнутую в центр стола двухлитровую коробку сока Рома уставился, как веган на шашлык. Перевел возмущенный взгляд на Сашу. −Что, вредничать, так до конца? – спросил он, делая большой глоток киселя. −А в чем дело-то? – наигранно удивился Саша. – Ты пьешь свое, я свое. Разделение вкусов, так сказать. −Поужинал бы лучше. – пробормотал Рома. – Зря я полдня у плиты, как Золушка, стоял? −Золушка. – сквозь зубы пробурчал Саша, потянувшись за высоким прозрачным стаканом. – Баба Яга ты, а не Золушка. Наварил этого зелья. Вся еда им, наверно, пропахла. −Все понятно. – проговорил себе под нос Рома. – Назло бабушке отморожу уши. Этот выпад Саша оставил без внимания. Уселся, наконец, за стол и величественно, как на светском приеме, налил себе морковного сока. Рома торопливо спрятался за кружкой. Овощные соки он ненавидел так же сильно, как Саша пресловутый кисель. Пили в молчании. Саша думал, что от ужина он, пожалуй, отбрыкался зря. Одной выжатой морковкой точно сыт не будешь. Но теперь уж следовало стоять на своем до конца. Рома бросал на него короткие пристальные взгляды и так же медленно и торжественно употреблял кисель. Господи, да кто в здравом уме эту розовую гадость вообще пьет? −Что случилось-то? – негромко спросил Ромка, отставив кружку. – Кроме ливня и киселя? Саша открыл было рот, набирая воздуха для пространной тирады, и вдруг так же стремительно сдулся. А в самом деле, что такого случилось за день? Да ничего особенного. Пара мелких неурядиц в театре, битком забитое метро, промоченные ноги, вывернувшийся наизнанку от порыва ветра зонт. Ничего такого, чтобы сидеть и рычать на Рому. Вместо ответа Саша махнул рукой, поднялся со стула и шагнул к раковине – мыть стакан. Обнявшие поперек пояса теплые руки неожиданностью не стали. Как и прикосновение губ к загривку, под собранными в узел волосами. −Целоваться даже не думай. – отставляя стакан на сушилку, предостерег Саша. – Я кисель ни в каком виде не уважаю. −Ладно, не буду. – как-то чересчур покладисто отозвался Рома. Развернуть себя за плечи Саша позволил, но ладонь предостерегающе выставил. Рома насмешливо сверкнул карими глазами и одним движением стек на колени, ведя ладонями Саше по бедрам и утягивая вниз и так едва державшиеся на нетугой резинке штаны вместе с трусами. −Ага, грязно играете, Роман Убайдуллаевич. – проговорил Саша, опираясь ладонями о край раковины. −Разве с тобой можно честно? – парировал Рома и, подтверждая собственные слова, широко провел языком по бедру, совершенно не там, где стоило бы. Саша зашипел сквозь зубы, мимоходом жалея, что эта зараза недавно опять коротко подстриглась, и теперь его даже за волосы не схватишь. Только и оставалось, что вцепляться в холодную раковину и крепче сжимать зубы, пока Ромка издевательски скользил короткими крепкими поцелуями по низу живота, тазовым костям, бедрам, совершенно обходя вниманием заинтересовавшийся происходящим член. В другое время Саша за такое издевательство сцапал бы его за плечи, поднимая на ноги, укусил, куда достал – за шею там или за ухо – и утащил в спальню. Но сейчас вдруг стало как-то все равно. Голова сама собой запрокинулась. Руки еще крепче стиснули металлический край раковины. Бедра зато дрогнули, слабо подаваясь вперед. Взгляд Ромы на своем лице Саша почувствовал почти как настоящее прикосновение, но глаза так и не открыл. Зато Рома, кажется, что-то все-таки разглядел, потому что теплые широкие ладони огладили бедра, а член обволокло мягким влажным жаром. Саша едва слышно застонал, но страшным усилием удержал себя на месте. Рома двигался сам, то и дело мягкими поглаживаниями ладоней унимая мелкую дрожь, с которой Саша никак не мог справиться. Глаза под опущенными веками обожгло слезами, и стон все-таки прорвался. Едва слышный, задушенный. Ромкина ладонь накрыла Сашину руку, заставив разжать мертвую хватку и переплести судорожно сведенные пальцы с его, Ромиными. Вторая рука у Ромки была занята – то оглаживала основание, размазывая слюну вперемежку со смазкой, то перекатывала потяжелевшие яйца. Оргазмом накрыло как-то сразу и вдруг, заставив прогнуться в пояснице и приложиться о чертову раковину. Саша открыл глаза, смаргивая горячую пелену все-таки выступивших слез и потянул все еще не отпустившего его руку Ромку вверх. Коснулся большим пальцем свободной руки влажных припухших губ, потом надавил на затылок, не давая отвернуться, и все-таки поцеловал. −Что, кисель больше не смущает? – в губы ему прошептал чуть отстранившийся Рома, облизывая еще больше засаднившие от грубоватого поцелуя губы. −Какая же ты язва. – хмыкнул в ответ Саша. – Или отрава. Тройная. −Я отрава? – возмутился Ромка. – А кто после этой морковной гадости целоваться лезет? −Виноват. – усмехнулся Саша, прижимаясь губами к смуглой щеке. – Исправлюсь. Только давай уже в кровати. −Кто еще давать будет. – пробурчал Ромка, но утащить себя в спальню все-таки позволил и даже довольно улыбнулся.