Сказки черных и глухих лесов

Под ногами хрустели сосновые иголки и ломались ветки, которым не повезло находиться слишком близко к земле, а те, что были повыше, больно царапали лицо; влажный воздух крал дыхание; неверный свет луны и звезд больше путал, чем освещал дорогу — или ее отсутствие. Чаща была практически непроходимая. Сириус находился на грани. Следующий шаг отозвался болью в колене от долгой ходьбы, и парень споткнулся, влетел прямо в незаметную взгляду паутину и разорвал ее, тонкие нити запутались в волосах. Он чертыхнулся и остановился. Ты не можешь аппарировать, прозвучал в который раз громовой голос Аластора в ушах. Они учуют магию, и тебе конец, не успеешь палочку вытащить. Сириус мысленно закатил глаза на аврора, принявшись снова пробираться вперед сквозь деревья. Это было глупо, он весь состоял из магии, рано или поздно его и так учуют. И, может статься, не только из-за того, что он волшебник. Он телепортировался в незнакомый, окруженный мрачным высоким лесом городок поздним вечером. Огни фонарей еще светили, редкие прохожие бросали на него хмурые взгляды, словно чувствовали в нем чужака. Оно и неудивительно: в таком маленьком городе люди, должно быть, знали друг друга в лицо. Пройдясь по улицам, Сириус свернул в лес; и пробирался в нужное место уже, вероятно, больше часа. Его дело было простое — по крайней мере, на словах: по последним данным, полученным от местных обеспокоенных жителей-волшебников, не вовлеченных в активные военные действия, в глубинах этого леса пряталась стая оборотней, и Сириусу нужно было выяснить, так ли это на самом деле. В последнее время часто их информация оказывалась ложной, сплошные слухи и ни одного подтверждения; либо же, как считал Грюм, оборотни просто уходили до того, как их успевали обнаружить. Сначала посылали отряды, потом группы из трех-четырех человек. Отправить Сириуса Аластор решил как будто неожиданно — Джеймс имел неосторожность часами ранее, пока они сидели за не соответствующим настроению собрания чаем в доме Поттеров-старших, слишком громко задать риторический вопрос Лили, когда речь зашла о стае оборотней: думаешь, Римус с ними? И разговоры в комнате вдруг затихли, взгляды обратились к Джеймсу, пока тот неловко кусал губы и смотрел вниз. Отправим Блэка, довольно скоро разрезал повисшую тишину голос Грюма. Если ваш друг Люпин — или бывший друг — с ними, это может сработать. Джеймс оторвал глаза от столешницы и одними губами произнес обращенное к Сириусу извини. Сириус тут же ляпнул: почему я? Грюм только пристально посмотрел на него своими глазами-щелочками, не показывая никаких эмоций. Ты действительно хочешь, чтобы я произнес это вслух? Сердце Сириуса пропустило удар, но он не подал виду, только отрывисто кивнул и больше не задавал вопросов. Шепотки начали разноситься из разных углов стола, но их быстро прервал Дамблдор, переключая внимание собравшихся на другие проблемы. Несмотря на легкую панику при мысли, что он может увидеть того, о ком старался не думать последние три года, Сириус не хотел, чтобы его вылазка оказалась бесплодной; они действительно много времени потратили впустую, выискивая оборотней, и когда-то же этому должен был прийти конец, а еще он чувствовал, что натурально расплачется от усталости и боли в ногах, если его усилия окажутся бесполезны. Спустя еще несколько ударов веток по лицу, Сириус остановился и попытался понять, где он находится, найти хоть какой-нибудь намек на то, что место обитаемо. Но вокруг были все те же труднопроходимые заросли, тусклый мрак и жуткая тишина, прерываемая только шорохами ночных зверей и его собственными неуклюжими шагами. Он вытащил из-под кофты компас — магловский — и сверился с ним. Ускоренный курс от Лили по использованию этой штуки немного взорвал ему мозг, но принес-таки свои плоды. Римус бы гордился, пронеслась мысль в голове, и мной, и Лили. Сириус убрал компас обратно и продолжил путь. Голова сама собой поднялась к небу, чтобы посмотреть на полную только на треть луну. Когда-то он знал ее ближе, чем родного брата, а теперь не мог даже примерно сказать, в какой фазе она была, если не смотрел специально. Как только внимание начало рассеиваться на совершенно ненужные мысли, Сириус собрался ущипнуть себя побольнее, но отвлекающий маневр ему не понадобился: кто-то явственно прошмыгнул у него за спиной, и от неожиданности он запутался в ногах, запнулся за что-то и упал. У него не было времени даже вскрикнуть — деревья позади снова зашевелились, и Сириус резко повернул голову на звук. Никого не было видно, но инстинкт самосохранения заставил его подняться и ускориться, почти до бега. Так его неожиданно выбросило на открытую местность, которая ощущалась чужеродно после темных, дремучих лабиринтов, будто этот кусок земли взяли из другого леса и вставили сюда по чистой случайности. И свет луны и звезд здесь был яснее. Но картинка не становилась разборчивее — все словно окутал морок, и Сириусу впервые за время пути сделалось не по себе. Он вышел на центр поляны, подальше от деревьев, под луч луны, будто тот мог защитить его, и огляделся. Все слишком тихо и неподвижно, словно ничего и не было. Сириус знал, что это обманчивое ощущение. Когда ничего так и не произошло, пока он стоял там, словно кролик перед удавом, он понял, что с ним играют. Или запугивают. Смотря, в каком настроении они находились. Рука привычно сжала древко волшебной палочки, спрятанной в рукаве куртки. Пришли Патронуса в то же мгновение, как что-то заметишь, на этот раз в голове прозвучал равномерный голос Дамблдора. Используй зеркало, если сможешь, последовал за ним обеспокоенный голос Джеймса, мы аппарируем к тебе сразу же. И не то чтобы Сириус был настолько эксцентричен или безумен, как ему приписывали малознакомые люди, или хотел погеройствовать, но он не торопился ни отправлять Патронуса, ни доставать зеркало, служащее средством связи между ним и Джеймсом курса с пятого. Хотя, возможно, это было немного безумно; скорее, безответственно. Он просто понял, что не может этого сделать, не удостоверившись кое в чем. Что-то снова прошмыгнуло со скоростью извлекаемого из палочки заклинания, но уже с двух сторон. Сириус не двигался. Где-то сбоку раздался глухой, настоящий рык. Потом задвигалось прямо перед ним, скрытое деревьями. Раздались смешки, и еще. Все вокруг начало оживать, бег и издевательский смех, шорох листвы и травы окружил его, заточил в ловушку. Голова немного закружилась от этих звуков и движения, но Сириус старался оставаться хладнокровным и сосредоточенным посреди этого театра, словно в рое чертей, а не в пристанище оборотней. Это выматывало и в то же время заставляло кровь холодеть. Сириус не был трусом, но они знали, что делали. Рука крепче стиснула палочку. Движение и шум вокруг не прекращались, а Сириус, стараясь охватить взглядом как можно больше, вдруг понял, что настоящей его проблемой было то, что он не мог определиться, готовиться ему аппарировать или защищаться. — Ну, хватит с него, — раздался насмешливый, но в то же время твердый приказывающий голос позади него, и все закончилось. Сириус закрыл глаза, медленно выдыхая. Одновременно дрожь ужаса и предвкушения пробежала по напряженному позвоночнику. Это он. Затем Сириус открыл глаза и увидел, как из леса выходят двое неизвестных: угрюмый парень и на контрасте с ним откровенно веселящаяся девушка, наматывающая прядь длинных соломенных волос на палец. Следом, чуть левее от них, показался подросток, совсем еще мальчишка; его голова была обрита, и дикий взгляд вкупе с ней придавали ему угрожающий вид. Сбоку вышел еще кто-то, но Сириус не стал поворачивать голову, чтобы посмотреть. Все самое интересное находилось у него за спиной. Он затылком почувствовал знакомый прожигающий взгляд, шеей — тепло чужого тела, хотя не был уверен, что не нафантазировал себе это. — Оставьте нас. — Уверен? — спросила девушка, которая только что широко и издевательски улыбалась Сириусу, а теперь с искренним волнением смотрела куда-то над ним. — Да. Он не причинит вреда. — Выглядит напуганным, но далеко не безобидным, — скептически оглядел его угрюмый парень. И тут, как вспышка, Римус оказался прямо перед Сириусом, загораживая вид на все остальное, закрывая его от света луны. — Я и не говорил, что он безобидный, — ухмыльнулся Римус, показывая зубы, не отводя пристального взгляда с лица Сириуса. — Я сказал, что он не причинит вреда. Спустя несколько переглядываний оборотни нехотя, но все же покинули их, растворившись в темноте. Снова все затихло. И остались только они вдвоем. — Привет, — первый произнес Римус, уже мягче и без ухмылки. Сириус не нашел в себе сил на большее, чем кивок. В следующий момент он уже покорно шел следом, не спрашивая, куда. Это была их первая встреча с того дня, когда Римус оставил Мародеров после окончания учебы в Хогвартсе и присоединился к стае, и Сириус если и представлял момент, когда они увидятся снова, то никогда не был в этих сценариях в роли молчаливого последователя. Он придумывал целые монологи, которые с запалом и со всей честностью высказал бы ему. Или же, наоборот, представлял, как проигнорирует его, одарив лишь надменным поверхностным взглядом. Но дело было в том, что Сириус всегда тянулся к Римусу, как магнит. Никто не мог помыкать им так, как Римус, никто не усмирял его горделивую натуру так легко, как он. Сириус не знал, был ли Римус в курсе, какую власть имеет над ним. Даже спустя три года отчуждения и неизвестности. — Надеюсь, мы не сильно тебя напугали, — сказал Римус, не оборачиваясь, не сбавляя шага. — Случались вещи и пострашнее, — ответил Сириус, смотря на его широкую спину. Римус хмыкнул. — Ты понимаешь, что они бы напали, если бы меня не было рядом? — Мне нужно поблагодарить тебя? — Сириус с радостью нашел в себе немного сарказма для Римуса. — Все, что тебе нужно, это не соглашаться на каждую миссию вашего Ордена. Ты здесь в качестве посланца доброй воли или мстителя? — Ни то, ни другое. Люди в Ордене не настолько глупы. — Да? — Римус наконец остановился, повернулся к нему и выгнул бровь. — Тогда то, что ты, понимая, среди кого оказался, застыл истуканом на той поляне, не было совершенно глупой выходкой? Сириус нахмурился. Он попытался отыскать в себе злость, язвительность и остатки гордости, чтобы ответить ему. Но не смог, и вместо достойного ответа просто опустил плечи и произнес на выдохе, подтверждая слова Римуса о глупости: — Я хотел узнать, будешь ли ты среди них. Что-то неуловимо поменялось во взгляде Римуса, и Сириус мог бы сказать, что именно, но сказывалось время разлуки, а Римус уже отвернулся. Раньше Сириус читал его с машинальной легкостью, мог определить, о чем тот думает, просто по наклону головы. Но, оказывается, любой навык без должной практики пропадает. Словно пальцы, что годами не держали гриф гитары, а потом словно закостенели и не могли больше переключаться с одного аккорда на другой так же плавно, Сириус с разочарованием понял, что больше не обладает былой проницательностью в отношении Римуса. — Пришли, — нарушил тишину Римус и сел на выпирающие из земли корни высоких сосен. И только теперь Сириус обратил внимание на место, в которое Римус его привел. Они находились на возвышенности, сплошь усеянной сухими иголками, а под ними расстилался густой лес. Темные деревья сливались в одну непроглядную чащу, но между кронами можно было увидеть переливающуюся под звездами речную гладь. Корни, как пауки, разрывали землю в том месте, где был Римус, и казалось, будто сосны вот-вот обрушатся, лишившись почвы, но все-таки стояли крепко. Сириус коснулся одного из корней ладонью, а потом запрыгнул и сел рядом, оперся спиной о ствол дерева и поставил одну ногу перед собой. С низа поднимался смаривающий туман, приковывая к себе взгляд, и оба парня какое-то время молчали и смотрели на него. Сириус почти позволил себе проникнуться этим спокойствием, пока не вспомнил, что им больше не семнадцать, и они не на опушке Запретного леса, нарушают комендантский час. Несмотря на ранний октябрь, погода стояла слишком уж холодная для осени. Сириус натянул рукава кофты пониже, пряча заледеневшие пальцы, и откинулся на грудь Римуса, который привычным жестом сразу обхватил его своими длинными руками. Стало теплее — Сириус не знал, от ощущения теплого тела ли за его спиной или от чего-то еще, глубоко в сердце. Небо над их головами чистое, яркое, звездное. Как-то так ощущает себя и Сириус. — Давай наложу согревающие чары, если ты еще не надумал возвращаться, — к голосу над его ухом тоже хочется прижаться. — Нет, — Сириус совсем не желает двигаться, чтобы не нарушать магию вокруг них. Он не знает, что именно за чувство с недавних пор начало охватывать его с головы до ног, когда они оставались с Римусом наедине. Это была эйфория, но и спокойствие, как будто никаких бед не существует. Это были сплошные вопросы, но и ответы, которые можно было получить, только лишь повнимательнее заглянув в глаза. Раньше Сириус много времени проводил с Джеймсом: они стояли в паре на уроках зельеварения, вместе придумывали шалости, ходили на тренировки по Квиддичу, болтали за пологом кровати, пока остальные мальчики в спальне видели десятый сон, слонялись по коридорам в часы безделья. Он пропустил момент, когда вместо Джеймса его время почти безраздельно занял Римус; может, это случилось, когда Поттер стал пропадать на свиданиях с Лили, а может, Поттер просто отсеялся, когда сам Сириус стал пропадать... ну, просто с Римусом. Это был «что первично — материя или сознание» вопрос. Сириус и Римус стали неразлучны, как когда-то Сириус и Джеймс, но это не было заменой и не ощущалось одинаково, все произошло так плавно для каждого из них. Только Питер, бывало, бросал на Сириуса и Римуса испытующие взгляды, пока не отвлекался на что-нибудь другое. А потом Римус ушел. И от Сириуса словно часть тела оторвали. Тогда он понял, что значили для него их тихие ночи и переглядывания украдкой в гостиной. Но было уже слишком поздно. — Я хочу быть со стаей. Хочу наконец почувствовать себя своим. — А нас тебе недостаточно?! — Сириус сорвался на крик. — Неужели за столько лет мы с парнями так и не смогли доказать тебе, что ты такой же, как и остальные, что ты не чужой? — Ты не понимаешь. — Если бы Сириус не знал Римуса, то подумал бы, что тот собирается расплакаться, настолько несчастным он выглядел. — Я очень ценю ваши попытки, правда, и я привязался к вам и к девчонкам, вы мои лучшие друзья. Но мне нужна семья. Попытки. — Мы — твоя семья. — Сириус... Я должен быть на их стороне в этой войне. — На их стороне... — голос быстро перешел на шепот. — Что ты, нахрен, имеешь в виду? — То, что я оборотень, и мое место рядом с такими же, как я. — Но оборотни переходят на сторону Волдеморта. — Не все. Я знаю одну стаю. Сириус опешил и неверяще уставился на него. Когда Римус успел узнать о какой-то стае? — Ты скрывал от нас, что водишься с оборотнями? — Не хотел беспокоить. И вот так. Они стояли друг напротив друга, словно незнакомцы. С этого момента Сириус понял, что никто не знает Римуса Люпина на самом деле. Ничего не сказав, Сириус ушел в спальню, чтобы всю оставшуюся неделю до поезда в Лондон игнорировать Римуса, пока другие делали вид, что все в порядке, что решение их Лунатика вполне здравое. Сириуса это ужасно злило. Он и сейчас не до конца понимал, не мог сказать, что Римус поступил правильно. Но Римус поступил так, как посчитал нужным, и Сириусу понадобилось три года, чтобы заглушить отчаяние и тоску глубоко внутри, спрятать даже от самого себя и попытаться посмотреть на ситуацию с точки зрения Римуса, а не своей, безнадежно эгоистичной, безнадежно влюбленной. Сириус поднял глаза на Римуса и подумал, что ему, наверное, правда было здесь лучше. Он выглядел таким свободным, таким живым, таким... другим. От него исходила потрясающая энергетика дикого зверя, в хорошем смысле. Старый Лунатик был спокойный, как глубокая вода, мягкий, как его свитера, загадочный, как луна. И это все еще было с ним, но появилось и другое, более взвинченное, более яркое, что-то, что могло принадлежать Сириусу или Джеймсу. Лунатик, что сидел сейчас рядом с ним, был частью леса, самой природы во всем ее многообразии. Он был словно порыв ветра, вспышка молнии, крик птицы. Нечто новое зудело под его покрытой шрамами кожей, которая никогда не выглядела более гармонично, как теперь, на фоне всех этих торчащих из-под земли переплетений корней. Римус повернул к нему голову и улыбнулся. — Думал, ты захочешь поругаться. Сириус фыркнул. — Я тоже. Но что, в конце концов, нам это даст? — он откинул голову назад и посмотрел на Римуса из-под ресниц. Улыбка Римуса немного сползла, но глаза продолжали сверкать. — Я скучал по тебе. — Почему тогда не объявлялся все эти годы? — Сириус старался звучать непринужденно, но дурацкое сердце решило подняться к горлу, чтобы перекрыть ему кислород. — А ты бы пустил меня на порог? Сириус промолчал. Они оба знали ответ. — Но парни были бы рады. Лили была бы рада. Римус опустил голову, выглядя почти пристыженным. Почти. Сириус вздохнул и закрыл глаза. Может, в другое время это оказалось бы проще. Но война разделяла волшебников и темных существ, не спрашивая, не выделяя полутонов. Мир делился на черное и белое, и если один оборотень присоединялся к вражеской стороне, то другие в сознании общественности становились врагами; да и без того оборотней боялись, ненавидели, принижали. После того, как Римус пропал с радаров, многие поняли, кто он такой. Если бы кого-то из Ордена заметили дружески общающегося с ним, то чем бы это могло обернуться? Сириус отлично знал, что это такое. Он был Блэком, и его фамилия шла впереди него; так же, как и сущность Римуса. Это было первым, на что люди обращали внимание. Претензии Сириуса не имели смысла. — Зачем тебя отправили сюда? — сменил тему Римус. — Чтобы проверить, обитают ли в этом лесу оборотни. Кто-то что-то видел и рассказал Дамблдору или вроде того. — А дальше? Ты должен сообщить, верна ли оказалась информация? — Да. — Но ты не сообщил. — Нет. — Но собираешься? Сириус открыл глаза и ничего не ответил. Римус наклонился вперед к нему. — Оборотни здесь, и я среди них. Ты получил все, за чем пришел. Какие следующие действия, Бродяга? Прозвище, которое он давно не слышал из этих уст, мягко осело на краю сознания, собралось пучком нервов в животе. Хотелось, чтобы Римус произнес его еще раз. Это было его слово, с четким «р» на языке, и Сириусу никогда так сильно не хотелось, чтобы только он называл его Бродягой, и никто больше. Тело само соскользнуло с могучих корней, а ноги приблизили его к Римусу. Лунатик всегда был выше, но, оставаясь на своем месте, возвышался теперь еще больше. Сириус не знал, какие его следующие действия, кроме того, что он точно не собирался ничего говорить Ордену. Римус, кажется, понял. Он не был особенно напряжен, но теперь как будто расслабился, и Сириус сделал последний шаг, прежде чем уткнуться носом в его солнечное сплетение. Руки Римуса без промедления обхватили его плечи. — Я тоже скучал по тебе, Лунатик. В спальню пробирались лучи закатного солнца, окрашивая все в оранжевый цвет. Они вчетвером сидели над Картой, доводя до ума отслеживающие чары. Джеймс выглядел еще более взъерошенным, чем обычно, с волшебной палочкой в одной руке и карандашом в другой, с очками на макушке; Питер качался на стуле, что вот-вот грозился опрокинуться на пол; Сириус и Римус уткнулись в пергамент с противоположных сторон. — Теперь мы можем отследить только учеников со Слизерина, — удрученно выдохнул Джеймс. — И почему-то Филчеву кошку. — Может, начнем накладывать заклинание заново? — предложил Питер. — Но это долго, — возмутился Сириус. — Лунатик, прочитай еще раз, что там было в последнем абзаце. Римус принялся читать. Но пока парни внимательно его слушали, Сириус вдруг отвлекся на то, как двигаются его губы, и куда-то поплыл. Он пришел в себя, только когда лоб Джеймса с громким стуком приземлился на стол, рядом с ним, и недовольный стон друга потонул в дереве. Сириус вздрогнул и поспешил перевести взгляд, тут же сталкиваясь с глазами Римуса. Тот уже не читал, только как-то странно смотрел на него. Сириусу вдруг стало жарко, он буквально почувствовал, как загорелись щеки. Возникло ощущение, что что-то произойдет, взорвется сверхновая, если они с Римусом продолжат смотреть друг на друга. Сириусу даже показалось, что они придвинулись чуть ближе. А потом Питер все-таки свалился со стула, что заставило их всех подскочить на месте, и внимание переключилось на Петтигрю. Сириус не знал, сколько времени прошло с того момента, как он оказался здесь. Они с Римусом лежали под корнями деревьев, смотрели в чернильное высокое небо и говорили обо всем на свете, обо всем, что пропустили за эти три года. Это ощущалось привычно, знакомо, но моментами реальность догоняла Сириуса, и тогда он брал Римуса за руку, чтобы сжать ее и убедиться, что Римус настоящий, что он рядом, что ночь еще идет, и они спрятаны от остального мира под ее покровом. Вдруг зеркало знакомым теплом обожгло его бок через куртку. Сириус прервался на полуслове и сунул руку в карман. — Джеймс хочет связаться со мной. Римус приподнялся на локте. — Тебе нужно ответить. — И что я ему скажу? — Скажи, как есть. Сириус нахмурился. — Я не знаю, как он отреагирует. — Думаешь, сразу доложит вашим? — ...Нет. Сириус достал зеркало, сжимая в ладони, чтобы ничего не было видно. Голос Джеймса, как сквозь толщу воды, начал доносится из него. Римус не видел Джеймса столько же, но все еще доверял ему; так с чего бы Сириусу сомневаться в своем лучшем друге. Он садится спиной к Римусу и заглядывает в зеркало. — Джеймс. — Бродяга! — голос по ту сторону такой же взлохмаченный, как и волосы Джеймса. — Где ты пропадаешь? Тебе нужна помощь? Грюм готов отправиться с командой на твои поиски, но я уговорил его подождать, пока не свяжусь с тобой. Что происходит? — Ты один? — Да, вышел во двор. Сириус закусил щеку с внутренней стороны и склонился над зеркалом сильнее. Его проницательный Сохатый, всегда думает наперед; он был готов расцеловать лицо Джеймса в отражении. — Скажи им, что здесь никого нет, а я... не знаю, решил прогуляться по городу. Лицо Джеймса, плохо различимое во мраке, скептически скривилось. Потом он спросил, тише: — Значит, я правильно понял? Ты с ним? Сириус кивнул. За его спиной раздался шорох, но он не оборачивался. — Тогда, — Джеймс поправил очки на носу, — я что-нибудь придумаю. Но лучше тебе появиться раньше, чем позже. Грюм не дурак. Сириус снова кивнул. На этом связь оборвалась. Он убрал зеркало обратно и уставился куда-то впереди себя. У них с Римусом нет даже ночи. Как глупо было позволять себе расслабиться. Вдруг шею сзади опалило дыхание, и лоб Римуса прислонился к ней. — Значит, все? Сириус почувствовал, как болезненно сжались легкие. Нет, нет. — Знаешь, почему прислали только меня одного? — Очевидно потому, что тогда я не смогу сбежать. Затем губы Римуса прижались к задней стороне его шеи, и Сириус закрыл глаза, ощущая внезапное желание тихо расплакаться. Весь последний год в Хогвартсе они не могли объясниться друг с другом, а теперь, когда их украденное время на исходе, они просто касаются друг друга, без слов, как будто все, что им было нужно, это оказаться на пороге конца мира. И Сириус жалеет об этом, как ни о чем другом в своей жизни, но у него нет времени и на сожаления тоже, поэтому он наклоняет голову назад, открывая доступ к своему горлу. Все должно было быть по-другому, но зубы Римуса царапают его кадык, и Сириусу ничего не остается, кроме как принять реальность такой, какая она есть, чтобы не упустить ни мгновения. Он собирается получить все, что только сможет. Ночь прохладная, и когда куртка вместе с кофтой оказываются на земле, по спине Сириуса бегут мурашки, но Римус быстро прижимается к ней, накрывая своим телом, которое никогда не бывает холодным. Он спускается губами ниже по шее, оставляя на ней свои укусы, но Сириус хочет видеть его и поворачивается. Они неуклюже пытаются пристроить свои ноги, пока в конце концов Сириус не перекидывает их через бедра Римуса, почти обхватывая его коленями. Взгляды встречаются на одно безумное мгновение, а затем все смешивается, когда Римус наклоняется и целует его. Сириус все еще хочет смотреть, но губы Римуса такие горячие, такие нежные, что он не может оторваться. В какой-то момент Римус пытается вернуться к шее, но Сириус с протестующим стоном тянет его обратно к губам. Он отпускает его, только когда тот снимает с себя футболку, и смотрит на исполосованную шрамами грудь, будто видит в первый раз. Сириус думает, что может вспомнить время появления каждого из них: вот тот, небольшой, ближе к левому плечу, самый старый, Римус уже был с ним, когда приехал в Хогвартс на первый курс; а ниже, от солнечного сплетения почти до ключиц, прямой и глубокий, появился в первую ночь, когда Сириус, Джеймс и Питер стали анимагами, но еще не знали, как справиться с волком, и тот успел себя поранить, пытаясь прорвать путь наружу из Хижины. Сириус ведет по нему пальцами сверху-вниз — и дальше, пока рука не застывает над поясом брюк. Римус не останавливает. Им хочется так много всего, больше, чем они могут позволить себе здесь и сейчас, но Сириус не смеет жаловаться, когда Римус так податливо толкается в его ладонь, когда Сириус может прижаться ртом к горячей коже, провести языком по каждому шраму, прикоснуться своими обнаженными бедрами к его, сильным и стройным. Римус укладывает Сириуса на себя, защищая от холода земли и ночного воздуха, и они двигаются, как двигаются ветви деревьев под штормовым ветром, навстречу друг другу; всегда навстречу друг другу. Неизбежны с самого начала и с самого начала трагичны, Сириус чувствовал это в своих костях, в крови и в каждой клеточке тела. У них не было будущего, только прошлое и короткий миг настоящего. Зубы больно вонзаются в изгиб между плечом и шеей, словно Римус хочет пометить его, и Сириус жаждет, чтобы этот укус остался шрамом на его теле, чем-то, что он сможет унести с собой. Из горла вырывается глухой вскрик, и Сириус прячет лицо в волосах Римуса, они путаются с его собственными, как переплетается каждая частичка их тел. Язык Римуса широко проходится по месту укуса и следует ниже, куда только может добраться. Сириусу становится искренне наплевать и на холод земли, и на холод ночи, но Римус не позволяет ему поменяться местами, только притягивает ниже, обратно в поцелуй, крепче обхватывая руками за спину. Они двигаются все беспорядочнее и порывистее, Сириус перестает понимать, где земля, а где небо, где он сам посреди всего, что принадлежит ему, а что Римусу. В следующий момент становится влажно, липко, совсем жарко и бесконечно хорошо. Новый поцелуй-укус призраком остается где-то на другом его плече, пока Сириус способен только хватать ртом воздух. Эта ночь стоит абсолютно всего, что может произойти после. Пусть Грюм или кто-либо еще делает с Сириусом все что угодно. За очередной розыгрыш над слизеринцами Макгонагалл строго приказала парням пройти в ее кабинет, но им пришлось задержаться и подождать в коридоре, пока она принимала у себя кого-то из Министерства. Джеймс был уверен, что это связано с надвигающейся войной, поэтому беспокойно расхаживал из стороны в сторону. Его даже перестало волновать грядущее наказание. Остальные же старались не накручивать себя раньше времени. — Вы знали, что если близко-близко подойти к человеку, — начал Питер, пытаясь отвлечь Джеймса, — посмотреть ему внимательно в глаза, а затем коснуться его носа своим, то он в тебя влюбится? Поттер остановился. — Глупости, — фыркнул он, смотря на Питера через плечо, однако лицо его стало заинтересованным. — Кто тебе это рассказал? Питер пожал плечами. — Мэри. Римус тоже хохотнул негромко в свою ладонь. Он полусидел на подоконнике, вытянув вперед длинные ноги, и смотрел в пол. Сириус обратил на него внимание, нахмурил на мгновение брови, а потом нацепил самое невинное выражение лица и широким шагом преодолел расстояние между ними. Римус вопросительно посмотрел на него, но выпрямился, вставая в полный рост, когда Сириус продолжил наступать, пока не подошел вплотную, на расстояние выдоха. Его взгляд смеялся, подобно звездам, если смотреть на те слишком долго, а затем он встал на носочки, опираясь рукой о стену позади Римуса, и задел его нос своим. Сириус чувствовал обращенные две пары глаз на них, но старался не думать об этом; все его силы уходили на то, чтобы поддерживать невозмутимый вид. Но Римус усложнил ему задачу, когда вопреки ожиданиям не оттолкнул, не отошел сам, не стал смеяться, только осоловело моргнул, застыв. Сириус вдруг почувствовал, что ждет от него теперь другой реакции, чего-то... просто другого. И необъяснимая тяжесть разочарования упала на сердце, когда Римус так и продолжил стоять и просто смотреть на него. Он собрался было уже натянуть улыбку пошире и отстраниться, но дверь в кабинет Макгонагалл распахнулась, и за его спиной прошелестели несколько мантий вслед за торопливыми шагами. Сириус отступил назад. — Мистер Блэк, мистер Люпин, держите себя в руках, вы в общественном месте, — как бы между делом произнесла женщина. — А теперь, все четверо, в мой кабинет. Джеймс и Питер хрюкнули, не удержавшись от смеха, и последовали за Макгонагалл. Сириус сделал вид, что ему тоже весело. Он вклинился между ними и хлопнул Питера по спине. — Выдумки ваша с Мэри теория. — Затем обратился к Джеймсу: — Но попробуй на Лили. Может, сработает. Джеймс толкнул его плечом. Утро подбиралось медленно, но неумолимо. Еще было темно, тихо. Римус стоял позади Сириуса, пока тот приводил себя в порядок, и убирал иголки и веточки, застрявшие в его волосах. — Ты бы остался, если бы я сказал тогда? Римус последний раз проводит рукой, расчесывая пальцами длинные, густые пряди Сириуса, и отходит. Он не спрашивает, что тот имеет в виду под «сказать». — Я не знаю. — Римус разворачивает Сириуса лицом к себе и берет за подбородок, почти трепетно оглаживает большим пальцем его нижнюю губу. — Но уйти было бы гораздо сложнее. Сириус на миг прикрывает глаза и подается под прикосновение. Он знает, что как только они расстанутся, Римус покинет эти места вместе со стаей. И с его языка срывается совершенно наивное, но искреннее: — Я обязательно найду тебя. Римус усмехается, качая головой, затем целует его, прежде чем сказать: — Надеюсь, нет. Но Сириус видит в его глазах почти мольбу. Да, пожалуйста, пожалуйста, найди меня снова.