Живое сердце мертвеца

Первый взгляд в эти глаза стал решающим. Полные гнева и слепой веры, отчаянного желания бороться за правое дело. Но ещё эти глаза цвета мягкой дубовой коры таили в себе зерна сомнения. Они уже дали корни, опутывая ими идеалы и веру в единственного спасителя. Сжимали, давили, вынуждая раз за разом возвращаться к мыслям: а что, собственно, происходит? Когда церковь, место для спасения невинных душ, стала домом для самых разных тварей прямиком из глубин Ада? Ответов на эти вопросы нет. Есть только желание заслужить прощения у Бога, жажда быть полезным и верным. Аббат не выбрал бы этот путь, не будь он в нем уверен. Но сомнения есть. И за это можно зацепиться — если бы то было не так, Олрокс не предложил выбрать место поудобнее для их разговора. Не под взором Бога и, конечно же, не на каменной плитке рядом с церковью. В этом нет ничего романтичного. И стоит помнить, клыки, что несколько раз уже были обнажены, не просто так — солнечный свет все еще достаточно опасен для создания ночи. И все это понимают. — Говори, что хотел, — голос первым подал Мизрак, оставаясь поодаль закрытой двери. Рука лежала на рукояти меча — на случай, если разговор с вампиром будет коротким. Однако Олрокс будто и не обращал на это внимания, подходя к окну и спокойно складывая руки за спиной. Хороший вид для того, чтобы день за днем следить за происходящим в аббатстве. — Какой нетерпеливый, — с глухим смешком ответил вампир, все-таки поворачиваясь корпусом к своему жадному до времени собеседнику. — Мне нужны ответы. К примеру, я нахожу достаточно любопытным то, что в подвалах вашего чудного аббатства каждую ночь создают ночных тварей. Откуда у аббатства это устройство? Есть ли у вас соглашение с демоническим кузнецом? Или же вы верите в одно лишь покровительство этой вашей Мессии? — Слишком много вопросов, — и снова короткий ответ, и всё же вопросы, заданные Олроксом, заставили брови сойтись на переносице. Слишком много знает. — Аббатство следует лишь голосу Бога, нам не нужны другие покровители. Это необходимо для… — Ах, неужели ты скажешь «спасения»? Не разочаровывай меня. Ты ведь знаешь, что это не так, — перед тем, как Мизрак сказал очередную глупость, его перебили. И снова вампир усмехается — с ситуации, не с этого очаровательного божьего слуги. — Понимаешь, но молчишь. Люди умирают просто так лишь для того, чтобы у Мессии была армия. Армия для того, чтобы стереть весь человеческий род с лица земли. Разве этого хочет аббатство? Разве этого хочешь ты? На этих словах Олрокс плавно подходит ближе — бесшумно, аккуратно, будто зверь подкрадывается к своей жертве. Но Мизрак так и продолжил стоять на своем месте, не шелохнувшись. Продолжал смотреть в зеленые глаза, в этот момент желающие его то ли съесть, то ли вывернуть всю душу наизнанку. И ведь Мизрак действительно молчал. Он тверд в своей вере, но то, что сейчас говорил вампир, имело смысл. Для человечества и его веры. Корни сомнений затягивают на шее петлю. — Сомнения — это хорошо. Слепая вера еще никого не доводила до хорошего конца, поверь мне. И знаешь, мы можем друг другу помочь, — Олрокс остановился всего в нескольких шагах, но если поднимет руку — непременно коснется. Он этого не делает. — Помочь? Чем же мне может помочь монстр? — выплёвывает Мизрак небрежно, но без ненависти. — Информацией. Защитой. Здравым рассудком. Может, даже хорошей компанией, — с довольным смешком отвечает вампир, в улыбке обнажая острые клыки — он будто и не заметил такого к себе обращения. — Ты сомневаешься, Мизрак. Я не твержу тебе предать своего аббата в сию минуту, отринуть церковь, отринуть вашего Бога. Я просто хочу больше информации о том, что здесь происходит. Возможно, у человечества еще есть шанс спастись. Предполагаю, что в такой ситуации ваш Бог бессилен против… «Мессии» — хотел было договорить Олрокс, но ему не позволили, сжав дорогие лацканы руками, а после и с силой вжав в дверь — кажется, они немного поменялись местами. И все же, сопротивления не было — Мизраку позволили взять верх, ненависть в его глазах загорелась с новой силой. — Еще что-нибудь скажешь про Бога — я не погнушаюсь и отрежу твой грязный язык, вампир, — опасно прорычал Мизрак, вжимая Олрокса в дверь. И сейчас они делили одно дыхание: Мизрак был близко, все с тем же гневом смотрел в глаза напротив, руки не переставали сжимать чужую одежду. Олрокс внимательно изучал его лицо, скользя взглядом зеленых глаз по нахмуренным бровям, морщинке между ними, дубовым глазам… нет, в полумраке комнаты те отливают больше мёдом или золотом. А верхняя губа забавно дрожала от сдерживаемого гнева. Горячо. — Если ты это сделаешь, то никогда не узнаешь, на что еще способен он, — на лице вампира снова появилась улыбка, а острый кончик языка соблазнительно прошелся по нижней губе. — Советую не спешить. Я не требую от тебя ответа прямо сейчас. Но я буду ждать столько, сколько позволяет время. Скоро с неба исчезнет солнце — я не хочу стать свидетелем вашей погибели. И чтобы не усугублять ситуацию, было решено оставить Мизрака наедине со своими мыслями и сомнениями. Мизрак вернется. Рано или поздно. И еще раз подумает о том, что лучше сделать с языком Олрокса. А пока что руки, что до этого сжимали пиджак кровопийцы, резко сжались в кулаки, потому что от Олрокса осталась лишь черная дымка. И яркие зеленые фонари, мелькнувшие напоследок в дыму перед тем, как полностью исчезнуть. Мизрак определенно будет думать.

***

И с того момента Мизрак все никак не мог отделаться от ощущения, что эти зеленые глаза наблюдали за ним из-за каждого угла. Несёт он утреннюю службу, патрулирует улицы, просто стоит — он каждую секунду чувствовал присутствие опасной силы, что невидимой тенью следует за ним. Это не давало сосредоточиться. Раздражало, выводило из себя. И все больше подпитывало сомнения, что роились в голове. Поэтому по окончанию третьего дня с их прошлой встречи, Мизрак снова стоял на пороге той самой комнаты, куда вампир его привел в первый раз. И почти сразу же увидел Его возле окна. Как и в тот раз. Только вот в этот раз Мизрак не дал заговорить — за несколько шагов сократил дистанцию между ними и вновь припечатал Олрокса к стене, задев хлипкую оконную раму. И снова эти глаза. Ярко-зеленые, с вертикальным зрачком — как у змеи, точно. Только вот, Олрокс не похож на какую-то мелкую змею. Дракон — это ему подходит куда больше. — Если тебе так нравится прижимать меня к поверхностям, то в следующий раз попробуй постель. В этом будет куда больше смысла, дорогой, — довольно проурчал Олрокс, слегка склонив на бок голову, отчего длинные волосы сильнее прикрыли его великолепное лицо. — Но если хочешь у стены… — Заткнись, — раздраженно прорычал Мизрак, опуская взгляд на чужие губы. Клыки опасны. Они могут убить, выкачать из тела всю кровь, оставив только дряблую оболочку. Но эти губы… — А ты заставь меня. На этом терпение кончилось. Напряжение между ними нельзя больше игнорировать. И вместо ответа Мизрак вжался в эти манящие губы, сжимая их в остервенелом поцелуе, кусая, но не позволяя вампиру сделать то же. А Олрокс и не пытался отнять инициативу — вместо этого он позволил своим рукам взяться за чужие доспехи, расстёгивая ремешки, стягивая то, что поддавалось. Прервать поцелуй пришлось лишь тогда, когда Мизраку уже не хватало воздуха — далеко он не отстранялся, загнанно дыша в чужие губы, которые только что жадно вылизывал. Глаза метнулись выше. Олрокс был доволен собой — зелена стала ещё ярче, выглядывая из-под прищура. Они смотрели друг другу в глаза, не спеша произносить хоть слово. Зачем слова, когда у них есть куда более приятный способ договориться? Оба были солидарны с этой мыслью. Никто не обращал внимания на то, что одежда летела в разные стороны, а доспехи с громким грохотом падали на пол. Шум и беспорядок — последнее, что их сейчас волновало. Мизрак был сосредоточен на теле, что распласталось под ним на кровати. Смуглая, практически блестящая кожа, приятный рельеф, ни шрама, ни лишнего волоска. По всем меркам это было идеальное тело, и Мизрак это понимал. И не мог отвести взгляда, проводя своими грубыми ладонями по чужой груди, пропуская между пальцами напряженные соски. Он поддается греху. И этот грех ему до дрожи нравился. Олрокс не сопротивлялся — следил за чужим взглядом и в предвкушении закусывал губу. Ему нравилась неторопливость, нравилось, когда им восхищаются. И сейчас он это видел в глазах Мизрака. Человека, который его на дух не переносит. Да только вот стояло у того очень даже крепко. — Ты собираешься и дальше смотреть, или же..? — задается вопросом Олрокс, протягивая руку к чужому лицу. Хотелось коснуться, ощутить жар человеческой кожи… но ему не дали — Мизрак тут же схватил его руку и прижал к матрасу, а следом склонился, чтобы вонзиться зубами в кожу на шее. Там, где должен чувствоваться пульс у любого нормального человека. Но Олрокс — не нормальный человек. И все же, он стонет. Несколько болезненно, но от этого не менее довольно, потому что любое касание к телу вызывает желанный прилив крови к паху. Возбудить вампира не так уж и легко, но у Мизрака получалось это просто превосходно. Тем более, единственную свободную руку он опускает ниже: сначала касается живота, скользит к бедру и с силой то сжимает, чтобы после наконец-то расположить ладонь на члене. У этого вампира все красивое — богатство между ног тоже не исключение. Мизрак рычит, разжимает руку, удерживающую чужое запястье, а после выпрямляется и рывком притягивает Олрокса к себе за бедра, прижимаясь собственным возбуждением к промежности. Оба несдержанно стонут. — Надеюсь, ты не собираешься это делать без подготовки? Я хоть и не против животного секса, но боюсь, удовольствия в таком случае никто не получит, — тактично заметил Олрокс, наблюдая за тем, как загнанно дышит Мизрак — хочет, но терпит. И кажется, это замечание вернуло его с небес на землю — он поднял взгляд к чужому лицу. На секунду тот даже показался несколько растерянным. Но в следующую секунду к губам Олрокса подносят два пальца, с намеком оттягивая нижнюю. Ему и не надо никаких подсказок — Олрокс берет эти пальцы в рот без лишних слов, прикрывая в довольном жесте глаза. — Без клыков, — возбужденно хрипит Мизрак, наблюдая за всем этим безобразием. Он должен сохранять контроль, должен следить за ситуацией. Но смотря на этого вампира — не может. Тот будто очаровывает его, заставляет думать только о нем, о его теле, о его до безумия красивых глазах. А стоны заставляют каждый раз испытывать очередной прилив возбуждения — когда он давит на язык, вынуждая Олрокса лучше им пользоваться, этот сукин сын снова стонет. У Мизрака много терпения. Но оно кончается, когда рядом появляется Он. Пальцы быстро покидают прохладный рот. Они оказываются ниже — касаются сжатого колечка мышц и нетерпеливо давят, начиная проникать внутрь. У Олрокса закрадываются мысли о том, что этот щеночек аббата раньше никогда не спал с мужчинами, но говорить он ничего не собирался — лишь сильнее развел ноги и прикусил губу. Ему уже давно не больно, и все же, подготовка нужна для них обоих. Достаточно скоро оба пальца оказываются внутри по вторую фалангу. Мизрак раздвигает их, давит на нежные стенки и следом одним нетерпеливым движением проталкивает их глубже, до самых костяшек. И в этот момент Олрокс вздрагивает — а следом так сладко стонет, что у Мизрака на какое-то мгновение начало звенеть в ушах. Слишком хорошо, слишком приятно доводить этого монстра до такого состояния. И слишком больно терпеть дальше, поэтому пальцы в миг выходят из податливого тела. Вместо этого к дырке он приставляет член, лишь плюнув на него до этого и растерев собственную слюну со смазкой — все, что он мог сделать сейчас. Чтобы следом наконец-то толкнуться в желанную узость чужого тела. Мизрак держит одной рукой вампира за ногу, вынуждая того раскрываться перед ним, а второй помогает себе, толчок за толчком проникая все глубже. Рычит и отрывается от созерцания, чтобы поднять взгляд и снова потеряться в этих глазах. Олрокс продолжал смотреть на него. Хмурил брови, кусал губы, но продолжал смотреть прямо на него. А когда их взгляды наконец-то встретились — довольно улыбнулся и снова протянул одну руку. Другого Мизраку не надо. Он тут же склоняется ниже, чтобы впиться в очередном жадном поцелуе в чужие губы, позволяя чужим рукам себя обнимать, зарываться в волосы, сжимать. В таком положении он продолжал толкаться глубже, проникая под новым углом достаточно легко. И когда член полностью скрывается внутри одним грубым толчком — стонут снова оба, прерывая поцелуй. Наконец-то. Но недолго Мизрак правил. Он начал, а Олрокс продолжит. Поэтому без слов и предупреждений, мужчина отталкивает Мизрака от себя, чтобы опрокинуть того на спину и оседлать. Стоило ожидать, что такая поза для него куда более предпочтительна — так он может контролировать все. Это действие снова вызвало милое растерянное выражение лица, но то быстро сменилось на довольное, когда Олрокс начал двигаться. Член внутри давил, как нужно — темп сразу был задан достаточно быстрый, Олрокс поднимался и резко опускался вниз, до самого основания, до пошлого шлепка кожа о кожу. Он не сдерживался, контролируя и силу, и угол, самостоятельно. Так, как ему нравится. И по его довольному выражению это было видно. Только вот Мизраку такое положение дел не нравилось. Крепкие ладони легли на сочные бедра, сжимая их с новой силой, а следом ноги уперлись пятками в матрас, чтобы найти точку опоры. И лишь после этого Мизрак начинает самостоятельно подмахивать бедрами и давить на чужие — старается войти в один ритм с Олроксом, да только не получается, потому что его собственные толчки куда более агрессивные и беспощадные. И никто не против. Вся комната пропахла потом и сексом — они не могли отпустить друг друга несколько часов. Олрокс старался контролировать процесс, вжимать Мизрака в постель, но его контроль так же успешно сменялся чужим. Они не хотели подчиняться друг другу, но были без ума от контроля. Мизрак был жадным: сжимал, давил, целовал и кусал, куда только дотягивались зубы. Если бы Олрокс был человеком: на его теле не осталось бы ни одного живого места. Но на коже мертвого существа оставалось ровным счетом ничего. Возможно, Мизрак огорчен, но этого не говорит. В свою очередь, сам Олрокс был достаточно аккуратен, боясь применить силу к существу в разы слабее, чем он сам. И каждый раз, когда с очередным поцелуем его губы оказывались на шее — говорил, что не укусит. Чувствовал, как ускоряется чужой пульс. Эта ночь выжала из них обоих все силы. В конечном итоге они просто упали на кровать и громко дышали, не говоря друг другу ни слова. Ни грязные простыни, ни духота комнаты никого не смущала. Все думали только об одном — да, этот союз имеет место быть. Но об этом они поговорят утром — когда солнце снова вступит в свои законные права. Только недолго этому солнцу осталось жить. Мессия рано или поздно его поглотит. Уйти от неизбежного невозможно. Помешать — кто знает. И если путь к этому такой приятный, Олрокс не против. Главное не влюбиться по глупости. Он знает, насколько это больно. Но живое сердце мертвеца нельзя обмануть.