Дисциплина

Его слова звучат в голове, распаляя огонь гнева, уже разгорающийся в твоем теле. Твоя рука крепко сжимает его запястье, когда ты тащишь его по коридору — хотя он следует за тобой по пятам, он продолжает испытывать удачу. – Я не понимаю, почему ты так злишься, я всего лишь сказал- Ты прерываешь его, разворачиваясь и толкая к стене, прижимая его к ней предплечьем. – Попробуй, повтори, что ты, блядь, сказал, – рычишь на него ты. Он ухмыляется, глядя на тебя. – Я всего лишь сказал, что член старика Панка мог бы доставить мне больше удовольствия, чем ты когда-либо сможешь. Ты прижимаешь предплечье к его шее, стискивая зубы, когда ухмылка на его лице становится шире. Больше всего на свете тебе хотелось стереть улыбку с его лица, но ты не мог, не в коридоре, где могли увидеть люди. Ты перемещаешь руку и хватаешь его за шею, приближая к себе, твой рот оказывается на уровне его уха. – Клянусь всем святым, если ты продолжишь выводить меня, я заставлю тебя пожалеть о своем возвращении, – ты обхватываешь своей рукой его талию и притягиваешь к себе. – И не думай, что я буду ждать, пока мы окажемся в раздевалке, чтобы сделать это. Это заставляет его наконец заткнуться — он сверлит взглядом пол, когда вы снова направляетесь в раздевалку. Дверь раздевалки захлопывается, ты не заботишься о том, чтобы запереть её. Тебе всё равно, войдет ли кто-нибудь — пусть войдут, пусть увидят, как ты ставишь «Самого дьявола» на место. Его глаза метнулись к двери, к замку, который по-прежнему повернут вправо. Ты указываешь на пол перед собой — Максвелл не опускается, ты раздраженно фыркаешь. – Опустись на свои чертовы колени, милый. – Я не ста... – Что ты не станешь? Уверен насчет этого, Макс? Потому что я отчетливо помню, как ты стоял на коленях передо мной, эти широко раскрытые глаза смотрели на меня, когда ты умолял трахнуть тебя. И это только вчера вечером, а что насчет прошлой недели? Когда ты приполз к моей двери, чтобы с тобой обращались, как со шлюхой. Так что не говори мне, что не станешь делать это, и садись на этот блядский пол, – говоришь ты напряженно. Он поднимает бровь. Всё ещё хочет поддразнить медведя. – Бьюсь об заклад, Панк не заставил бы меня делать это. Упоминание о твоем сопернике вызывает вспышку гнева, но ты сохраняешь самообладание. По большей части. – Бьюсь об заклад, он бы не заставил. Но он не стал бы обращаться с тобой так, как ты этого хочешь, – ты обходишь вокруг молодого человека, пинаешь его в колени, чтобы он упал на пол. Возвращаешься назад и останавливаешься перед ним. – Он бы побоялся причинить тебе боль или зайти слишком далеко. Он бы не обращался с тобой, как со шлюхой. – Звучит так, будто ты знаешь об этом по собственному опыту, – на его лицо возвращается дерзкая ухмылка. Ты поднимаешь руку и обрушиваешь её на его лицо, усмехаясь, когда он поднимает на тебя шокированный взгляд. – Это всё, что ты можешь? – Осторожнее, Максвелл, ты ступаешь... нет, сейчас ты уже по колено в опасных водах. Ты ухмыляешься, но он не отступает. Он приподнимается, упираясь руками в твои бедра, и ты не можешь отстраниться. Его руки поднимаются вверх по твоим ногам, приближаясь к пряжке ремня. Ты шлепаешь по его ладоням, наконец, беря себя в руки. – Не трогай меня. Ты отходишь от него, направляешься к своему шкафчику, чтобы взять кое-что. Его глаза следят за тобой — ему интересно, что ты делаешь. Ты легко находишь то, что ищешь, металл холодит твои руки. Возвращаясь к нему, ты встаешь позади, наклоняешься, берешь его руки и зажимаешь их у него за спиной. Он собирается открыть рот, но останавливает себя, когда чувствует металл наручников на своих запястьях — он пытается освободиться от них, это заставляет тебя затянуть наручники потуже. Ты обходишь его, останавливаешься и резко хватаешь за подбородок, заставляя посмотреть на тебя. – Ты хранишь наручники в сумке со снаряжением? – Только с тех пор, как я встретил тебя, дорогой, – ты гладишь его по щеке большим пальцем. Он пытается вырваться, но ты лишь крепче сжимаешь его подбородок. – Что мне с тобой делать? Ты уже знал, что собираешься с ним сделать — это было единственное наказание, которое ты мог осуществить в публичном месте, но у тебя всегда возникало желание задать этот вопрос, когда он вел себя подобным образом. Он мог использовать это время, чтобы извиниться (не то чтобы это могло ему помочь, учитывая, что он зашел так далеко) или использовать стоп-слово, прежде чем начнется сцена. Ты поднимаешь его на ноги, подводишь к скамейке и садишься на нее. Он собирается сесть, но ты останавливаешь его. Руки тянутся к поясу его брюк — ты расстегиваешь ремень и выдергиваешь его из штанов, потом берешься за пуговицу, тянешь за молнию. Ты опускаешь ткань вниз, по его бедрам, стягивая боксеры вместе со штанами. Он скидывает ботинки, чтобы ты мог полностью снять с него штаны — вещи грудой лежат на полу. Ты проводишь руками по его груди, хватаешь за ворот рубашки, разрываешь ткань — он стискивает зубы, но ты просто смеешься. – Мне насрать на твой проклятый костюм, Максвелл. Если бы ты хотел сохранить его в целости, то держал бы свой блядский рот на замке. Застегнутый на все пуговицы пиджак от костюма прилипает к его бокам. Его взгляд, наконец, смягчается, когда он смотрит на тебя, частично сдаваясь. Схватив его за талию, ты поворачиваешь Максвелла на бок и кладешь на свое бедро —он издает стон, когда его член трется о ткань твоих джинсов. Ты потираешь его поясницу, прежде чем поднимаешь руку и опускаешь на его задницу, он сдерживает ещё один стон. – Считай их для меня. Ты снова шлепаешь его по заднице, но он не следует твоим указаниям, поэтому ты берешь его ремень, лежащий рядом с тобой на скамейке. Ты оборачиваешь его вокруг своей руки несколько раз и обрушиваешь на его задницу — не слишком сильно, ты не хочешь начинать слишком жестко. Он снова молчит. Ты хлещешь ремнем сильнее, и он, наконец, произносит: – Один. Улыбка растягивает твои губы. Ты повторяешь действие, ожидая, пока он посчитает. – Два. *шлепок* – Три. *шлепок* – Четыре. *шлепок* – Пять. *шлепок* – Шесть. *шлепок* – Семь. *шлепок* – Восемь. *шлепок* – Девять. *шлепок* – Десять. Последний был самым трудным, он сорвал стон с его губ. Его пальцы обхватывают твои джинсы, он пытается прийти в себя. Ты бросаешь ремень на пол, сталкиваешь его со своего бедра, кладешь на скамейку перед собой, на спину. Ты встаешь со скамьи и снимаешь одежду, она присоединяется к штанам Максвелла на полу. Ты быстро достаешь упаковку смазки из своей сумки для снаряжения и присоединяешься к нему на скамейке. Он пристально наблюдает за тем, как ты вскрываешь упаковку и выливаешь немного жидкости себе на руку, затем гладишь этой рукой свой полутвердый член. Ты убираешь ладонь от своего члена и раздвигаешь его ноги, выдавливаешь остатки смазки на его дырку и вытираешь излишки смазки о его рубашку — он закатывает глаза. Ты поспешно вводишь в него свой член, постанывая, когда тебя окружает знакомое тепло. Максвелл сдерживает похотливый стон, когда ты погружаешься в него. Ты крепко сжимаешь его бедра, начинаешь двигаться жесткими, грубыми толчками, чтобы доставить наибольшее удовольствие себе, а не Максвеллу. Он прикусывает губу, чтобы заглушить звуки, вырывающиеся из его рта, но ты быстро оттягиваешь его губу от зубов и рычишь на него. – Не прячь эти прелестные звуки, Макси. Я хочу слышать тебя. Он ругается на тебя за использование этого прозвища, но, тем не менее, следует твоим указаниям, держа рот открытым. Ты кусаешь его плечо — знаешь, что лучше не оставлять на младшем следов, но ты должен запечатлеть хотя бы один, тебе это необходимо. Отстраняясь, ты рассматриваешь след от укуса, наклоняешься обратно, чтобы поцеловать, потом слегка посасываешь, только чтобы сделать его более красным. Ты знаешь, что если бы кто-нибудь приблизился к раздевалке, то мог бы услышать Максвелла, это заставляет ухмыльнуться — тот факт, что кто-то мог услышать, какой становится молодая суперзвезда из-за тебя. Он ерзает на спине и ноет. – Наручники впиваются в мою спину. – Смирись с этим, дорогой. Они будут сняты раньше, чем ты успеешь заметить. Максвелл скулит, но не спорит с тобой. В отместку он целенаправленно сжимается вокруг тебя, ты рычишь на него, но продолжаешь толкаться, слишком раздраженный, чтобы сделать что-то ещё. Он делает это снова, пытаясь добиться твоей реакции, ты скалишь зубы и подносишь одну руку к его горлу, сжимая ровно настолько, чтобы ограничить его дыхание. Его глаза расширяются, когда он смотрит на тебя, молча умоляя остановиться — он знает, что это его погубит. Ты подносишь другую руку к его члену, хватаешься за его основание, используя свою руку как эрекционное кольцо. Ты можешь ощутить, как на тебя надвигается освобождение, поэтому замедляешь свои толчки — не хочется кончать так скоро. Максвелл пытается втрахаться в тебя, чтобы заставить тебя иметь его с той же энергией, что и раньше. Ты смеешься над его рвением и через несколько минут ускоряешь темп, твоя потребность в оргазме рассеялась, но ты знаешь, что скоро она вернется. Он выгибается дугой на скамейке, прижимаясь своей грудью к твоей, и скулит. Ты знаешь, что Максвелл близок, и если ты переместишь свою руку, он кончит за секунды. – Давай, Макси. Умоляй о прощении, и, возможно, возможно, я позволю тебе кончить. Он скалится и зажмуривает глаза, размышляя, отдаться ли тебе полностью или продолжить выводить тебя из себя. – Пожалуйста, [Имя]-, – ты сжимаешь его шею крепче, молча говоря ему, что он проебался. – Мне жаль, сэр. Пожалуйста. – Пожалуйста, что? – ты ухмыляешься, когда его щеки краснеют — краска стекает по шее на грудь. – Будь большим мальчиком, Макси. – Пожалуйста, разреши мне кончить, – он поворачивает голову так сильно, как только может, ты немного отпускаешь его шею, и Максвелл продолжает. – Я сожалею о своем сегодняшнем поведении, я усвоил урок. Просто, пожалуйста, разреши мне кончить. Ты вновь чувствуешь, как надвигается оргазм, и прежде чем у тебя получается сдержаться, он обрушивается на тебя. Толчки прерываются — твоя сперма изливается в его дырку, ты утыкаешься головой в изгиб его шеи, переживая свое освобождение. Ты замедляешься до тех пор, пока в конце-концов не останавливаешься, выходишь из него — часть твоей спермы вытекает из его дырочки, заставляя его стонать от дискомфорта. Ты ослабляешь хватку на его горле и члене, приводишь Максвелла в сидячее положение. – Трахни мою руку, милый. Доведи себя до освобождения, – шепчешь ты в его ухо. Он хнычет, толкаясь бедрами в твою ладонь, ты нежно целуешь его в губы. Он тянется к поцелую, вновь пытаясь выбраться из наручников, но у него ничего не получается. Ему не требуется много времени, чтобы замедлиться, так что ты двигаешь рукой вверх и вниз, позволяя ему пережить свой оргазм. Его сперма брызжет на скамейку, он распутно стонет тебе в губы, отрываясь от поцелуя. Ты улыбаешься ему и решаешь немного его поддразнить. – Бьюсь об заклад, Панк не смог бы заставить тебя так кончить. – Нет, нет, он не смог бы, – признается Максвелл шепотом. Это заставляет тебя шире улыбнуться. Ты отстраняешься от младшего и бросаешься к своей сумке с вещами, достаешь ключ от наручников и полотенце. Ты быстро вытираешь бедра и живот Максвелла, прежде чем вытираешь свой член, руку и скамейку. Он тихо благодарит тебя, когда ты бросаешь полотенце на пол. Ты расстегиваешь его наручники — он растирает свои запястья, пытаясь облегчить нарастающую боль. Ты возвращаешься к нему и хватаешь за подбородок, заставляя посмотреть вверх. – Не принимай душ, – он морщится, но ты продолжаешь. – Обещаю, в отеле я сделаю так, чтобы оно того стоило. Поверь мне, Максвелл, я хорошо о тебе позабочусь. Он знает, что твои слова правдивы — каждый раз, когда он занимался сексом с тобой, ты заботился о нем лучше, чем кто-либо. Так что он последовал твоим указаниям.