***
Несколько месяцев назад… — Так сильно ненавидишь меня? — усмехнулся Юнги, с самодовольным прищуром смотря в глаза стоящему напротив парню, который хоть и был младше на несколько лет, но выглядел выше и крепче. — Меня отправили убить тебя, — раздраженно ответил тот, сжав зубы и отвернувшись в сторону. — Ты предатель. Мин растянул губы в легкой, но уверенной улыбке, делая шаг вперед. — Но я все еще жив, — произнес он, приближаясь еще на шаг и понижая слышимость своего сиплого голоса до уровня полушепота. — И мы оба знаем, почему. Да, Чонгуки? Чон снова повернулся к нему лицом, врезаясь взглядом в наполненные самоуверенностью лисьи глаза. Он негромко сглотнул, всего на секунду посмотрев на губы Юнги, после чего еще крепче сжал свои зубы. Они находились за несколько десятков километров от ближайшего населенного пункта в небольшой лесистой местности, где два черных блестящих автомобиля оставили свои вдавленные отпечатки на небольшом участке земли, лишенном травы. Машины стояли поперек, едва не врезавшись друг в друга от происходившей еще совсем недавно усердной погони. Мин медленно потянулся к зажатому в правой руке Чонгука пистолету, смотря при этом спокойным, слегка выжидающим взглядом ему прямо в глаза. Парень предсказуемо отдернул руку в сторону, не позволяя добраться до оружия, но и не наставил его на Юнги, на что тот снова легонько улыбнулся, чуть подавшись вперед и прижавшись к чужим сухим, но теплым губам. Почти невесомо. Как будто дразня. Он видел, как на юном красивом лице отображалось внутреннее противоречие в отличие от того же Юнги, которому из-за своего поступка терять уже было нечего, ведь он и так теперь находился одной ногой в могиле. Поэтому его совсем не пугало, что Чон в любой момент мог в него выстрелить, хоть и был почему-то уверен, что он этого не сделает. Чонгук немного отстранился, создавая крохотное расстояние между их губами, но все еще оставаясь очень близко. Мин слабо усмехнулся и, обдавая его кожу теплом своего дыхания, произнес: — Поторопись, Чонгуки… — Он чуть сильнее подтянулся вверх, касаясь губами чужой мочки, на которой было несколько серебристых колечек. — Скоро рассвет… До рассвета Чон должен был вернуться к главе их клана с безжизненным телом Юнги в багажнике, и он, видимо, вспомнив об этом вновь, в очередной раз сглотнул, глубоко вздохнув. Казалось, с каждой секундой Чонгук злился все больше: и на Юнги — за его поступок, и на себя — за то, что до сих пор не нажал на курок. Мин оставил легкий поцелуй на его шее, прямо под линией подбородка, а затем хотел сделать то же самое, только чуть ниже, но Чон внезапно схватил его за горло левой рукой, не пытаясь удушить, однако все же ощутимо сдавливая. Та самая злость буквально пузырилась в его взгляде, как в кипящей воде. Губы Юнги сами собой расползлись в слабой довольной улыбке. — Суров и горяч, — негромким и хриплым из-за некоторой нехватки кислорода голосом произнес он, чуть усмехнувшись и не отрывая прямого взгляда от Чонгука. Тот немного прикусил нижнюю губу, задевая зубами находившееся в уголке металлическое колечко, и, раздраженно вздохнув, бросил: — Блядь… Что с тобой не так… Мин медленно протянул руку к красивому лицу напротив и коснулся пальцами подбородка, затем все с той же самодовольной улыбкой, но уже с чуть посерьезневшим взглядом спокойно ответил: — Со всеми нами что-то не так, Чонгук. И это нормально. Чон в очередной раз глубоко прерывисто вздохнул, а в следующую секунду убрал ладонь с горла Юнги и схватил за запястье, дернув на себя, — тем самым заставляя практически вжаться в его подтянутое тело, скрытое сейчас за кожаной курткой и облегающими черными джинсами. В следующее мгновение Чонгук торопливо прижался к губам Юнги, втягивая в грубый поцелуй и вторгаясь своим настойчивым языком в его рот. Чон отбросил оружие в траву и освободившимися руками обхватил бедра Юнги, после чего резким движением развернулся, практически вдавив его своим телом в дверцу автомобиля, стоявшего совсем рядом. Казалось, что Чонгук поддался соблазну и позволил бушующей внутри него злости трансформироваться в нараставшую страсть, которая и до этого в нем бурлила, а теперь вырвалась на свободу, сметая все на своем пути, подогреваемая легким адреналином от всей этой ситуации. Мин чувствовал на своем теле уверенные цепкие руки, которым словно разрешили не сдерживаться, и которые тут же поспешили расстегнуть его куртку, скидывая с плеч, а следом и небрежно стянуть футболку, перекрывавшую доступ к светлой коже, а теперь же можно было уверенно изучать пальцами худое тело, почти по-хозяйски передвигаясь к застежке ремня. Чон разорвал неистовый поцелуй, напрочь лишивший их легкие требуемого кислорода, и переместился губами к бледной шее, втягивая и несдержанно покусывая кожу, иногда проходя по ней горячим влажным языком. Он скинул с себя свою кожаную куртку, которую имел привычку носить на голое тело, и теперь его оливковая кожа завлекательно контрастировала с кожей Юнги, тесно прижимаясь и делясь своим теплом. Они переместились на заднее сиденье машины, где Чонгук тут же навис сверху, вновь жадно терзая чужие губы и язык, с шумом втягивая носом воздух вместе с ароматом светлой кожи. Мин чувствовал, как он задыхается не только от нехватки кислорода в легких, но и от того взрыва неконтролируемых жадных ощущений, который долго копился между ними, а именно в этот момент выбрался на свободу. Потому что сейчас или никогда. И потому что скоро рассвет. Они, как два цербера, которые, выдернув свои цепи с корнями, но все еще с железными ошейниками, дорвались и набросились друг на друга. Именно поэтому Чонгук едва ли не вгрызался в чужие губы, периодически переключаясь на бледное тело, оставляя яркие багровые метки и выбивая из Юнги низкие несдержанные стоны. Распирающая Чона изнутри ненависть как будто смешалась с горящей адским пламенем страстью, образуя единый клубок сложных непонятных ощущений, отражавшихся на его красивом лице. Он нетерпеливо стащил с них обоих последнюю мешающую одежду, отбрасывая куда-то себе за спину, в сторону открытой автомобильной дверцы. Мин чувствовал под своими длинными пальцами исходивший от тела Чонгука жар, который словно усиливался пропорционально их общей ненасытности, едва ли не обжигая сплетающуюся с ним бледную кожу. Чон с какой-то звериной жадностью изучал находившееся под ним чужое тело — не сдерживаясь в поцелуях или укусах, хоть и не стремясь, очевидно, навредить. Так же несдержанно, хоть и довольно аккуратно Чонгук растягивал Юнги. Так же нетерпеливо входил в бледное податливое тело, до синяков вжимаясь своими длинными пальцами в чужие бедра и иногда грубо сцеловывая с губ громкие низкие стоны. С каждым новым толчком Мин ощущал, как его нервные клетки безнадежно выгорают, лопаются, превращаются в труху от поглощающей тело эйфории. Чон их не щадил, не позволяя выныривать из этого облака удовольствия хотя бы на мгновение, равнодушно игнорируя жалобное поскрипывание заднего сиденья автомобиля и залепленные плотным туманом их жаркого дыхания еще совсем недавно прозрачные стекла. Из горла Чонгука один за другим вырывались такие же, будоражащие перегретую кровь, стоны. Его черная челка прилипла ко лбу, а все тело, как и у самого Юнги, было покрыто влажной пленкой пота, из-за которого бледные руки, впивавшиеся до этого короткими ногтями в крепкую спину, стали немного скользить, вцепившись теперь в упругие ягодицы. Мин был абсолютно прав насчет Чонгука: чертовски горяч. Невозможно не хотеть. Невозможно не раствориться в непередаваемом кайфе, который теперь вряд ли с чем-то можно будет сравнить. Сейчас они любовники, но стоит их совместному безумию, окутанному вспыхнувшей страстью, закончиться — снова станут врагами. И это ничем не изменить. А первый солнечный луч ощутим даже через запотевшие стекла. Юнги с протяжным стоном кончил себе в руку, едва успев сделать пару движений. Чон догнал его спустя несколько секунд, простонав так же громко, чуть ли не переходя в настоящий звериный рык. Он коснулся пальцами бледной шеи и, несмотря на то, что оба тяжело дышали, прижался губами коротким, но требовательным поцелуем, после чего почти рухнул обессиленно на Юнги, лишь слабо упираясь подрагивающей рукой в кожаную обивку сиденья. Они смогли отдышаться далеко не сразу, позволив прохладному воздуху заползти в салон автомобиля и пройтись нещадным кнутом по их разомлевшим телам. Чонгук неохотно пошевелился, медленно вылезая из автомобиля и пытаясь отыскать разбросанную одежду. Собрав чужие вещи, он протянул их Юнги, после чего оделся сам. Все это время они молчали, а Мин, выскользнув из салона, прислонился к дверце и лениво смотрел на первые рыжеватые лучи, водя по еще темноватому звездному небу задумчивым прищуренным взглядом. Чон глубоко вздохнул, затем подошел к нему и протянул поднятый с травы ствол. Юнги перевел взгляд на красивое, немного уставшее лицо, слегка приподняв бровь. — Здесь всего одна пуля, — твердым голосом произнес Чонгук. — Я дам тебе полчаса. Со всем остальным разберусь. Но в следующую нашу встречу мы можем умереть оба. Юнги с хитрой улыбкой посмотрел на него, плавным движением забирая оружие из чужих рук. — Если ты сделаешь другой выбор, — загадочно ответил он, улыбаясь еще шире, после чего забрался в автомобиль, на котором доехал досюда, и вдавил педаль газа.***
Настоящее время… Юнги смотрел на тусклый фонарь через все то же грязное окно, рамы которого все так же пропускали через себя мерзкий сквозняк, но чувствовал на своем затылке щекочущее теплое дыхание. Он негромко ухмыльнулся. — Давно нашел меня? — тихо спросил Мин, не оборачиваясь и даже практически не шевелясь. — Два дня назад, — раздался хрипловатый голос за спиной. Юнги понятливо хмыкнул, а затем слегка приподнял уголки своих губ, едва заметно прищурившись. — Итак, Чон Чонгук… За нами стоит кровать, а на столе находится ствол. И что же ты выберешь? — Мин усмехнулся. — Только поспеши. У нас всего час до рассвета…