Pressed for Time

"Чёрт", - шипел Холмс, ёрзая на жёстком сиденье нашего кэба. Я сидел, сложив руки на коленях, прижавшись к двери, чтобы не видеть странных движений Холмса. Он уже в третий раз за время нашего сидения снял очки, отполировал их грязным треугольником рубашки, выглядывавшим из-под поношенного жилета, и бесцеремонно нацепил их обратно на нос. Я удивился, что за то время, что мы знакомы, ему еще не понадобилось их менять. Он снова выругался, закусил губу, почесал за ухом, зашаркал ботинками. Я тихонько хмыкнул. Может быть, я и врач, поклявшийся без разбора лечить всех, кто в этом нуждается, но мне нравились страдания Холмса, и я вполне мог позволить ему еще немного помучиться, прежде чем, так сказать, взяться за пациента. В любом случае, я не думаю, что Гиппократ или кто-то из его учеников знал Шерлока Холмса лично - если бы знали, то наверняка сделали бы исключение. Когда Холмс с шумом разочарования вернулся в свой угол кареты и скрестил ноги, я сжалился над ним и положил руку ему на колено. Его тело напряглось, глаза опустились. "Холмс, э-э, у вас какие-то проблемы с делом? Простите, простите, - извинился я, убирая руку, - просто вы выглядите... ну, растерянным, скорее смятенным, понимаете?" " Иди нахуй!" Я ничего не сказал, но резко стукнул ручкой зонта по крыше, крикнув кэбмену, чтобы тот немедленно остановился. Пусть Холмс сколько угодно ерзает и ругается, но я предпочту идти домой под дождем, чем терпеть словесные оскорбления от этого...этого подростка. Я возился с ручкой, пока мы тормозили, и, когда дверь с громким скрипом распахнулась, бросил последний взгляд на нелепого, неблагодарного, невыносимого Холмса. Я остановился, поставив один ботинок на тротуар, а другой - на ступеньку. Мой взгляд упал на колени Холмса, где он жалобно сжимал руки. "Чёрт возьми", - прошептал я. Либо он прятал в брюках очередную крысу, и она доставляла ему большой дискомфорт, чем он рассчитывал (а это, к моему большому сожалению, не в первый раз), либо испытывал сильнейшее возбуждение. Его быстрый румянец показал мне, что мое последнее подозрение было верным. Я же, напротив, покраснел и схватился за ручку двери, отводя взгляд от брюк Холмса и случайно встретившись с ним глазами. Я открыл рот, чтобы что-то сказать, попытаться успокоить его... "Ну, сэр, вы выходите или нет? Если только вы не можете позволить себе стоять весь день одной ногой на тротуаре, тогда я останусь на месте, как вам удобно, сэр!" Я вздохнул, глядя на нахального кэбмена. "Прошу прощения, я просто, ах, простите, у меня было... э-э... поручение, но я все-таки поеду прямо на Бейкер-стрит, спасибо". Он взял руль в свои руки, и я тяжело откинулся назад, захлопнув дверь, когда мы снова рванули вперед. Я почесал левую лодыжку носком правой туфли. Какое-то время единственными звуками были стук копыт лошадей по булыжникам и удары дождя по крыше кареты. Потом Холмс прочистил горло, все еще розовое от шеи до ужасной прически. У меня не хватило терпения дать ему выговориться, оправдать свое возбужденное состояние, найти оправдание затвердевшей плоти, напрягшейся под слоями ткани. Я задернул шторы и повернулся к нему лицом. "Когда я только что вышел из кэба, мы были на Кеннингтон-роуд. Движение было несколько интенсивнее, чем обычно. Думаю, это дает нам... 15, может быть, 20 минут, не больше". " Уотсон - Джон - что вы..." Мой зонтик упал с грохотом, когда я потянулся к колену Холмса, на этот раз впиваясь ногтями в шерсть, а не мягко кладя руку. Холмс начал неглубоко дышать, и его голова откинулась назад с резким ударом о дерево. Он застонал, как от боли, так и от возбуждения. "Джон, я могу подождать - когда мы приедем, я сам все сделаю, пожалуйста, Джон, не смущай меня, это не срочно!" Я медленно провел рукой по его бедру, и его бедра выгнулись вверх, ожидая меня, но я остановился, не дойдя до его паха. Он выругался, что неудивительно. "Холмс, гораздо стыднее наблюдать за тем, как твой друг извивается в кэбе до тех пор, пока полностью не разденется - не то чтобы я говорил по собственному опыту. Я осторожно положил руку на его едва сдерживаемый член и почувствовал, как он дернулся от моей ладони. Я наклонился ближе и прижался губами к его уху. "Я собираюсь тебя оттаскать. Потом мы выпьем чаю у камина. А после этого я отведу тебя наверх и заставлю умолять меня трахнуть тебя". На виске Холмса выступила капелька пота, и он зажмурил глаза. "О Боже, что угодно, Уотсон, что угодно, лишь бы избавить меня от этой чертовой заразы!" Я без лишних слов расстегнул его брюки. Затем я стянул с него нижнюю одежду и освободил его член, который задевал самую нижнюю пуговицу жилета, или то место, где была бы самая нижняя пуговица, если бы она не была оторвана во время тренировки по боксу на прошлой неделе. Он не очень большой, но стоит совершенно вертикально и склонен выделять довольно внушительное количество предэякуляционной жидкости, за что Холмс был весьма благодарен, если мне доводилось оказывать ему эти ручные услуги, когда под рукой не было ничего, что могло бы сделать все более... смазанным. Я легонько провел пальцами по его стволу, он выругался на мои холодные руки. Я крепко сжал его - "мудак!" - но он все равно содрогнулся от удовольствия. Не ослабляя хватки и позволяя карете подпрыгивать на булыжниках, я запутался другой рукой в его немытых волосах и оттянул его голову назад, обнажив горло. Честно говоря, целовать лицо Шерлока Холмса - не самое приятное занятие. Он реагирует на меня так же, как я видел его реакцию на паука, свисающего из оправы его очков, и я постоянно отвлекался на плачевное состояние его скудных волос на лице - отсюда наше взаимное предпочтение горла. Я дразнил его под ухом, накручивая волосы, затем лизал и посасывал под адамовым яблоком, проводя зубами по нежной, раскрасневшейся коже. "Боже мой, Уотсон, сделайте что-нибудь!". "Холмс, если я сейчас что-нибудь сделаю, это закончится через десять секунд. У нас есть... посмотрим... по крайней мере 12 минут, если только таксист не сможет левитировать нас домой". Его брови сошлись вместе в выражении отчаяния и безысходности. Я хотел, чтобы Холмс поскорее закончил, не меньше, чем он, но моя безжалостность вернулась в полную силу. Мои пальцы вернулись к легким движениям, и половину оставшегося времени я потратил на то, чтобы, прижавшись губами к уху Холмса, прошептать ему подробности своих планов на вторую половину дня. Он в ответ тихо стонал и говорил откровенно неприличные вещи о моих руках и о том, что, по его мнению, я буду с ними делать. Когда оставалось шесть минут, я взял обе руки Холмса в свои и, склонившись над его коленями, жарко дышала на головку его члена. Он хныкал. Я прижал язык к его щели, поймал немного жидкости, которая грозила потечь по его длине, а затем взял головку в рот и сильно пососал. Он подавил крик. Его бедра задвигались, а руки напряглись, пытаясь освободиться от моих; он отчаянно пытался трахнуть мой рот, но я крепче сжал его и стал сосать еще сильнее. В таком неудобном положении мне удалось посмотреть на часы. Четыре с половиной минуты. Снова приподнявшись, я сплюнул в ладонь, чтобы облегчить путь (противно, не говоря уже о том, что негигиенично, но Холмс, конечно, не стал бы жаловаться), и снова обхватил его член, медленно скользя рукой по его длине и наблюдая, как крайняя плоть скользит по головке, возвращаясь при движении вверх. Я накачивал его в такт с затихающим сердцебиением - воображаемым, поскольку ни один из нас не находился в состоянии, которое я бы назвал "спокойным". Его дыхание становилось все более рваным. Осталось две минуты. "Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста", - мучительно повторял Холмс. Я ускорил свои движения в соответствии с ритмом своего сердца, затем увеличил его до ритма сердца Холмса, который я чувствовал через его запястье, которое я все еще держал прижатым. Он задыхался, потом напрягся - когда я освободил его руку и нащупал в карманах большой палец, провел им по мокрой головке, его бедра дернулись вверх, как будто их дергали за ниточки марионетки. " Уот-Уотсон!!!" Его член яростно дернулся от нахлынувшей эякуляции, и я вздохнул с облегчением, что вовремя успел достать носовой платок. Холмс только успел прийти в себя, как мы завернули за знакомый угол и затормозили, левое колесо неприятно скрежетнуло о бордюр. Я вернул испачканный платок в карман, молясь о том, чтобы не забыть очистить его до того, как мне в следующий раз понадобится высморкаться. Я вышел из машины и, ухмыляясь, протянул руку Холмсу, красному и запыхавшемуся, с запотевшими на холодном воздухе очками. Бросив таксисту требуемую мелочь, я на шатающихся ногах провел Холмса через входную дверь и усадил его в кресло. После чашки восстановительного чая он, пожалуй, сможет вернуть должок.