О пьяных мыслях и действиях

Откровенно говоря, место между ног его хёна — это лучшее место, где был Тан Бо. Между ног его хёна с членом его хёна во рту — определённо лучшее место, где он когда-либо находился. Тан Бо не уверен, как он здесь оказался, и винил в этом тот последний кувшин вина, который явно был лишним, но будь он проклят, если забудет об этом восхитительном моменте утром. Тан Бо не часто доводилось ублажать мужчин за свою жизнь, может, два или три раза, он больше предпочитал женщин (потому что нет такого мужчины, который был бы хоть отдалённо похож на хёна, чтобы он мог притвориться), но и знающим себя не считал. Он подходит к этому клинически и упорно, как и ко всему в своей жизни, где ему не достаёт таланта — он заменяет тяжёлым трудом. Конечно, пускай он пару раз видел хёна без одежды у рек (и едва не терял сознание от этого зрелища), когда до ближайшего города были целые рельефы, а им стоило отмыться здесь и сейчас, но, что же… природа не обделила его хёна ни в чём, и Тан Бо мог чувствовать, как его пьяное сознание плавится от того, как что ему придётся сделать, чтобы он мог заглотить этот член целиком. Он пытался, дважды, трижды — едва не подавившись рвотным рефлексом, который он игнорировал с упорством воина. Он думал, как решить эту проблему, посасывая чужую головку, шумно вздыхая через нос, и лениво двигая языком по приятной на вкус плоти. Как ни странно, это похоже на то сливовое вино, которое они пили, только с примесью солёности пота и кожи. Его хён попросту состоит из слив, что доходит порою до абсурда. Тан Бо как раз думал попробовать ещё расслабить собственное предательское горло, когда услышал над собой самую хриплую версию голоса хёна, которую когда-либо слышал: — Эй, сопляк… — и Тан Бо поднимает глаза, его хён был менее пьян, чем он сам, но по какой-то причине его лицо было такое же или даже более красное, чем у самого Тан Бо, пускай другой мужчина и пытается прикрыть нижнюю часть лица рукой; его хён отворачивается, когда их взгляды встречаются, и Тан Бо слышит громкий треск с одной стороны; он не отпускает член хёна изо рта и лишь немного наклоняется в сторону треска. О, его хён сжал кулак так сильно, что сломал половицы. Тан Бо задумчиво хмыкает, отчего рука хёна немного дрожит на своём месте, и расслабленно посасывает чужой член, двигаясь так далеко, как может, вновь расслабляя горло. Он не утыкается носом в пах хёна, и его это расстраивает; он абсолютно уверен, что даже эти жёсткие волосы пахнут отчасти сливами. Это заставляет его слегка усмехнуться, отчего вибрация проходит по всему его горлу. — Блять, — произносит хён над ним, и Тан Бо требуется слишком долгая секунда, чтобы понять почему его хён так реагирует. Опять же, Тан Бо будет винить в этом вино; если бы не алкоголь, он бы сам был непосредственно возбуждён. Отчасти он удивлён, что хён держит руки при себе, потому что, Тан Бо думает, что с чуть большей силой и ценою повреждённого горла, он бы смог взять больше (его не должна так сильно заводить мысль о том, чтобы быть использованным и выброшенным хёном, но это так), когда он вспоминает, что, пожалуй, ему надо быть немного активнее, а не задаваться вопросами, как он должен расслабить мышцы, чтобы взять член своего хёна полностью. Как будто он получит вторую попытку, ха. Он двигается, качается вперёд и назад, и это так легко от количества слюны, которую он оставил и которая мокро стекает по его подбородку, хотя Тан Бо чувствует себя таким голодным, каким никогда не был. Хён дышит над ним шумно и чаще, хотя всё ещё смотря куда угодно, но не на него по какой-то причине. Отчасти это расстраивает его, он любит глаза хёна, и он хотел бы их видеть. На его удивление, не требуется много времени, чтобы он одновременно услышал ещё один скрипучий треск дерева с прервавшимся вздохом хёна, почуял запах крови из руки хёна, проткнутую осколками дерева, которую ему позже нужно будет обработать, и почувствовал тёплое семя, которое постарался заглотить всё, хотя оно протекало по его губам, по подбородку вниз. Тан Бо облизывал губы, когда выпрямлялся на своём месте, а хён казался ещё более красным, чем до этого, отвернувшись от него в стену со странным выражением лица, с которым дело придётся иметь уже трезвому утреннему Тан Бо. — Спасибо, — говорит Тан Бо, немного сонно и пьяно, — я больше не голоден, — замечает он, и его хён поворачивается к нему с самым очаровательным сочетанием возмущения со смущением. — Ты!.. — и так странно видеть хёна, который не может найти нужных слов, резко запахиваясь обратно. — Ты не!.. Ты просто не!.. Тан Бо тоже любит его, конечно.