Психопат

Бибер запускает длинные пальцы в мои светлые волосы и собирает их в кулак на затылке. Я думала, что он оттолкнет, но парень буквально вжал меня в себя, царапая мои зубы своими. Прошло пару секунд, прежде, чем он все-таки оттолкнул меня. Пара секунд, показавшиеся мне вечностью. Тяжело дышу и усмехаюсь, глядя на вытянутое в удивлении лицо брюнетки. — Сука, — злобно бросает Бибер и хватает меня за локоть. Открывает дверь машины и швыряет на заднее сидение. Они о чем-то разговаривают, Дакота верещит, словно резаный поросенок. На улице практически расцвело, снова начал идти снег. Торрес с горем пополам завел свое авто и разворачивался очень медленно. Вряд ли он доедет до дома. Место, откуда он отъехал, пропитано черной жидкостью, льющейся из пол капота. Кажется, повреждения серьезные. Голова немного трещит, отходя от выпитого алкоголя, и я надеваю спортивную черную кофту прямо поверх платья, пытаясь согреться. Хорошо, что у Бибера в машине есть всегда запасные теплые вещи. Наконец, они усаживаются каждый на свое место. Бибер долго не может захлопнуть поврежденную дверь и снова выходит. Пару раз ударяет по ней ногой, немного выпрямляет металл и усаживается на водительское. — Ты конченная! — выпаливает блондинка, даже не поворачиваясь в мою сторону. Я свожу брови на переносице. — Не ревнуй, если вы поженитесь — он твой. Никогда не буду стоять в очереди за членом. Слышу, как скрипит кожаная обивка ремня под руками Бибера. Мне достанется, точно достанется. Уж не знаю, чего он своей невесте наплел на улице, но она замолчала и больше не верещала. Слава Богу. Я понимаю, что принесла ему кучу проблем. Но, как и обещала, я не жалею. Чуть задумываюсь над своим поведением, и мне становится страшно в который раз от того, во что я превращаюсь. Я будто становлюсь похожей на Бибера. Уму не постижимо. Хотела бы я уметь читать мысли для того, чтобы узнать, что сейчас творится в его голове. — Милый, скоро День Святого Валентина, папа устраивает прием в нашу честь. Прием? Мы что, вернулись на пару веков назад? Фыркаю. Складываю руки на груди и дую губы, наблюдая за девушкой на переднем сидении. Она ерзает, чувствует мой взгляд и поворачивает голову на меня. — Что тебе надо? Я пожимаю плечами. — Собираетесь отмечать День презервативов? Ну да, Бибер же тот еще ганд… — Что она себе позволяет?! Я не успеваю договорить, вижу улыбку Джастина, которую тот старается скрыть от девушки. Он ничего не делает, я не собираюсь прикусывать язык. — Хватит верещать! Бибер, ее же можно брать в озвучку к фильму с бурундуками! — Пристрели ее, Джас! — вопит ему брюнетка, строя щенячьи глазки. — А давайте вы скинетесь мне на море, я улечу, а вы отдохнете от меня? — Заткнитесь обе! — Бибер съезжает на обочину и резко останавливается. Ведет вперед, ударяюсь лбом о кожаное кресло. Хочу возмутиться, но поднимаю глаза на него и прикусываю язык. Парень зол настолько, что у него даже глаза немного покраснели. Он наклоняется на девушку и открывает дверь пассажирского сидения одной рукой. — Выметайся! Позвонишь отцу, тебя заберут. — Джастин! — прикрикивает на него Дакота, на что он лишь с нажимом давит на ее плечо, заставляя починиться его словам. Нет, я не хочу отдуваться одна за обоих. Никогда не думала, что буду настолько хотеть того, чтобы Дакота осталась. Бегаю глазами с парня на девушку, нервно наблюдая. — Вышла, я сказал! — Хам! — брюнетка выходит и демонстративно хлопает дверью так, что авто немного покачивается. Бибер тут же резко трогается с места, оставляя ее позади. Вжимаюсь в сидение, но сдаваться не собираюсь. В том, что произошло есть доля и его вины. Прямо сейчас я хочу ему это доказать. Мы в полном молчании проезжаем несколько миль, пока тот снова не останавливается на обочине. Высадить меня так же, как ее было бы самым светлым вариантом из того, что я представляю, наблюдая за его резкими действиями. Дверь с моей стороны открывается, я отползаю в противоположную сторону, но Бибер дотягивается и вытаскивает меня на улицу за локоть. Идет снег, на мне туфли, платье и спортивная кофта. Я запахиваю кофту сильнее, стараясь прикрыть горло и оказываюсь прижата парнем к автомобилю. Скулю от резкой боли в пояснице, но поднимаю подбородок и цепляюсь своими глазами в его светло-карие. — Ты, блять, мне всю кровь сворачиваешь! — он трясет меня за плечи, больно ударяя спиной о металл. Упираюсь руками в его грудь и пытаюсь отодвинуть от себя. Не выходит, тогда начинаю бить его руками по плечам, но он лишь сильнее вжимает меня в автомобиль. — Ты сам виноват! — В чем? В том, что позволил тебе выйти из дома?! — рявкает парень. Кажется, еще немного и он, словно собака, начнет рычать, а затем вцепится мне в глотку. Сглатываю. — Я не твоя вещь, ты не можешь позволять мне что-то! Ты не можешь приказывать мне стоять на месте, а сам уйти развлекаться с невестой! — голос сорвался на крик, к щекам прилил румянец. — Именно это я и делаю! У тебя нет выбора, ты делаешь то, что я говорю и не вякаешь! Усмехаюсь и замахиваюсь рукой. Кого он пытается из меня сделать? Собственную рабыню? Ладонь звонко ударяет по щеке, парень на шаг отходит назад. Всхлипываю от того, какое выражение лица вижу перед собой. Делаю два шага в сторону, разворачиваюсь на месте и бегу. Бегу на каблуках, параллельно развязывая маску сзади. Сбегаю с дороги на снежное поле, оказываюсь по щиколотку в снегу, но иду, сцепив зубы от леденящего снега. Мне жарко, нестерпимо, щеки горят. Ноги уже горят от холода. Но я лучше замерзну здесь на смерть, чем вернусь к Биберу. Боже, каков мудак. Холодная ладонь хватает за руку и разворачивает меня. Снова его отталкиваю и делаю пару шагов назад. — Я человек! Я не твоя собственность! У меня тоже есть чувства! Бибер осматривает мои ноги, облаченные в тонкие колготки и возвращается к моему лицу. Руки греются в карманах. Не знала бы я его, подумала бы, что сейчас парень совершенно спокоен. — И что ты сейчас чувствуешь? Рявкаю, тыкая в его сторону пальцем. — Обиду, злость! Разочарование! Он громко смеется и разводит руки в сторону. От такого смеха мурашки по позвонкам бегают, я внутренне съеживаюсь, опасаясь новых физических мучений. Он успокаивается так же резко, как и начал, сжимает губы. Я снова слышу скрытую угрозу в тембре его голоса. — Ты, блять, знаешь, что такое обида? Что, блять, такое разочарование? Когда твой отец — психопат, а мать — его единственная жертва. Когда ей не нужен ни ее ребенок, ни его любовь, ничего, кроме ебанной свободы. Ты, блять, кричишь и просишь ее дать тебе хоть немного любви! А она все слышит, слышит и понимает. По ее глазам ты видишь, что она очнулась! Она дает тебе ласку, но потом приходит он и приказывает тебе убраться! Он ревнует, ревнует даже к собственному сыну, показывая даже мне, что она его собственность. И когда ты лупишь его в девять лет, желая получить хотя бы мизер того, что у других детей есть по праву, ты разочаровываешься! Я сглатываю, не желая этого слышать. Сейчас сердце слишком сильно откликается на его откровение, я не могу себе позволить снова растаять перед ним. — А она ненавидит тебя потому что ты так сильно похож на ее мучителя! Ненавидит и старается заботиться одновременно! В одну минуту на лужайке она читает тебе Экзюпери, а в другую ее перемыкает и она протыкает тебе щеку той же вилкой, с которой только что кормила! Вот это обида, блять, это обида! — Не смей перекладывать на меня вину за своих родителей. Мне жаль, что они сделали из тебя… Тебя! — я тычу в него пальцем, глаза щипят, но сцепив зубы, стараюсь унять дрожь. — Но это не дает тебе права так поступать! Он даже не видит того, что в нем есть замашки собственного отца. Он винит его во всем том, что с ним происходило, а сам поступает практически идентично. — В твоей голове куча проблем, но я не собираюсь отвечать за чьи-то ошибки, даже не смотря на то, что люблю тебя! Парень усмехается, приподняв брови. Мне кажется, он готов даже зааплодировать. — Что ты сказала? — Я сказала, что не собираюсь разгребать проблемы в твоей голове! — закатываю глаза и повторяю. Он улыбается. Псих. — Хорош психиатр. Я не об этом, что ты сказала после? Я прикусываю губу, тяжело дыша. Не собираюсь повторять. Не сейчас. Пальцы на ногах уже немеют, я поднимаю одну ногу вверх, вытаскивая ее из снега, чтобы хотя бы немного отогреть. Бибер делает шаг навстречу, я быстро ставлю ногу на место и, запинаясь о каблук, падаю на задницу прямо в сугроб. — Да блять! — бью ладонями пару раз по земле, крича во все горло. Глаза сразу намокают, немного сбрасывая с меня оковы стресса. Вытираю слезы холодной ладонью. Бибер присаживается на корточки рядом со мной, забирая холодную руку от лица, греет в своих ладонях. — Ты разбила мне дорогущую тачку, у меня теперь будут проблемы с Дакотой и ее отцом. Это не учитывая того, что я сорвался за тобой, как только мне доложили о том, что ты уехала. Я не успел закончить важные дела, которые теперь откладываются на неопределенный момент. Это я тут должен орать последи поля, а не ты. Вырываю покалывающую руку из его цепкой хватки и пихаю в плечо. — Не обесценивай мои эмоции. — Истеричка. — Мудак. Обменялись комплиментами. Бибер резко качнулся вперед, оказался настолько близко, что я могла разглядеть темные крапинки в светло-карих глазах. Чувствую себя сейчас кроликом, которого через секунду сожмет в скользких объятиях удав. Он все смотрит, проницательный взгляд заглядывает прямо в душу, на губах появляется едва заметная улыбка. Хватает меня за шею ледяными руками и притягивает к себе, накрывая мои губы своими. Я пытаюсь вдохнуть больше воздуха, но не выходит. Отстранившись, он смотрит на меня и кивает. — Успокоилась? — Ты не можешь постоянно затык… Не успеваю даже договорить претензию, снова ощущаю, как его язык легонько проходит по моим зубам. Вспыхиваю, как спичка, когда чувствую ледяную руку под юбкой платья. Парень одной рукой рвет тонкие капроновые колготки и тянет ненужную материю вниз. Отстраняюсь, чтобы выдохнуть, изо рта вырывается поток пара, вдыхаю и запрокидываю голову назад. Бибер не уделяет много времени прелюдии, покрывает холодными поцелуями шею, проводит пальцами по интимным складкам, чуть отодвинув трусики в сторону. Второй рукой расстегивает ширинку и усаживает меня сверху, поднимая со снега. Хочу раздеть его, потрогать пальчиками живот, но замершие руки совершенно не слушаются и все, что я могу, засунуть руки под рубашку снизу, немного согревая ладони об его тело. Толчок. Я всхлипываю и тянусь к его губам. Так холодно и так жарко одновременно. Куча мешающей одежды, мы греем друг друга так, как можем. Он двигается внутри, придерживая руками мои окоченевшие ягодицы. Шлепок. Замерзшая кожа усиливает удар, я все чаще всхлипываю и все громче стону. Зарываюсь руками в его волосы и стряхиваю снежинки, отдаюсь каждому порыву, двигаясь ему навстречу, парень помогает мне держать темп, направляя руками ягодицы. Я чувствую, как его член растягивает меня, напрягаюсь все больше и больше, впиваясь ногтями ему в шею. Парень бурчит что-то под нос, понятное только ему, а я обнимаю его, сильнее прижимаясь. Последние толчки, самые яростные, самые хаотичные, и вот, он хватает меня за талию и заставляет подняться с его колен. Отступаю и присаживаюсь, унимая дрожь в ногах, пока Бибер, повернувшись ко мне спиной, заканчивает и застегивает ширинку. Опускаю подол платья, мелко дрожа, и медленно, на негнущихся ногах, делаю пару шагов к нему. Парень снова ловит меня в свои руки и прикладывает костяшки пальцев к щеке. Цокнув, наклоняется и закидывает к себе на плечо, пару раз шлепает ладонью по ягодице, пока идет к машине. Не говорю ничего, я совершенно не чувствую задницу, как бы обошлось без обморожения. Усаживает на заднее сидение и куда-то отходит. Стучу зубами, снимаю с себя мокрую, от растаявшего снега, кофту и включаю печку на всю мощность. Пальцы не слушаются, начинаю растирать их. Да, я погорячилась, когда подумала о том, что лучше замерзнуть. Слышу, как захлопывается багажник, Бибер залезает на сидение рядом и закидывает мои ноги себе на колени. Обхватывает рукой правую лодыжку, расстегивает застежку и снимает туфлю. Удивленно наблюдаю за ним из-под опущенных бровей, пока он надевает мне на ноги теплые мужские носки, которые закрывают половину моих икр. Немного разминает пальцы на ногах. — Прости, я переборщила, — произношу медленно, прихватывая зубами щеку изнутри. — Но я не жалею, потому что ты тоже виноват! Выпаливаю прежде, чем он усмехнется. — Ты такая же истеричная, как твои извинения. К ногам приливает тепло от активного массажа. Печка работает на всю катушку, и я начинаю чувствовать все тело. Ловкие пальцы Бибера массируют колено, немного поднимаясь выше. Ладони парня разогрелись от постоянного трения, но сам он был до жути бледным. Бьюсь об заклад, тоже замерз. — Давай тоже помогу тебе разогреться? — Как? — Массажем. — Я предпочитаю массаж члена. Парень начинает растирать мои руки до локтей, я закатываю глаза. — Боже, почему ты такой?! — Мне не нужна помощь. — Ты просто не умеешь ее принимать, — заканчиваю перепалку, когда Бибер начинает активно тереть мои плечи, спустив лямки платья вниз. По окончанию разогревающего массажа, каждый сантиметр моего тела горит, разогретый умелыми руками. Вся кожа приняла розовый оттенок. Бибер приказал снять платье и белье и укутал в теплую длинную толстовку на флисе. Быстро начал расстегивать рубашку, опуская пальцы от пуговицы к пуговице. Пусть он не хочет принять помощь, но моя совесть после показанной заботы не была бы спокойна, если бы я не ответила тем же. Подгибаю под себя ноги и тянусь к нему руками. Бибер перехватывает запястья, шумно выдыхая. — Не будь таким упрямым. Высвобождаю руки и принимаюсь расстегивать пуговицы. Спускаю рубашку с плеч, открывая глазам многочисленные татуировки. Прикасаюсь ладонями к ледяной груди с полным ощущением, будто трогаю лед. — Ты будешь пялится или греть, солнышко? Сглатываю и чувствую, как уже начинает побаливать горло. Меня, явно, ждёт ангина, несмотря на все усилия парня. Стягиваю с него брюки и отбрасываю их на сидение рядом. Переползаю на колени к Джастину и начинаю растирать его плечи ладонями. Шея, грудь, руки, от усердия даже надуваю губы. Бедрами ощущаю что-то твердое между ног и прикусываю губу, не отвлекаясь от дела. — Хватит ерзать! — Я спокойно сижу. И вообще, не ори на меня! Краска приливает к щекам. Без белья, в одной толстовке я бедрами ощущаю пульсирующий член. Осознание того, что нас друг от друга отделяют только тонкая ткань боксеров, заставляет меня сглотнуть и прикусить губу. И ерзать. Еще больше. Теплые пальцы залезают под толстовку и пробегаются по ребрам. Руки покрываются мурашками, и он это видит, продолжая водить по коже пальцами. Вдруг взявшееся из ниоткуда желание, снова заставляет меня уместить бедра поудобнее. Обхватываю руками его шею и подаюсь вперед, поставляю под крепкую хватку ягодицы. Ладонь сползает ниже, минует ягодицы, два пальца находят уже набухший клитор и начинают массировать его. Из приоткрытых губ вырывается стон. — Тебе идет молчать. Молчать и стонать, неужели так сложно не издавать лишних звуков? — Тебе будет проще зашить мне рот, чем заткнуть словами. Опускаюсь ниже и прикусываю кожу на шее, немного оттягивая зубами. Провожу языком, зализывая рану и слышу, как Бибер выдыхает сквозь плотно сжатые губы. Мне нравится то, что я могу управлять его ощущениями. Его дыханием, его эмоциями. Оставляю мокрую дорожку до пупка, минуя каждый кубик пресса и спускаюсь на колени, вжимаясь в пространство между передним и задним сидением. Целую косые мышцы живота, слышу тихий стон и вижу, что парень запрокинул голову назад, направив ничего невидящий взгляд на крышу авто. — Подними руки наверх. Прикоснешься, я прекращу, — мямлю, провожу языком по резинке трусов, немного задевая кожу. — Ты не будешь устанавливать свои правила. — Дотронься и проверь. Сжимаю губами пульсирующий ствол через ткань. Бибер хрипло выдыхает и все-таки закидывает руки наверх, сцепив их в замок. Победно улыбаюсь, стягивая трусы вниз. Как часто бывает в идеальных тандемах? Девушка полностью девственница в свои почти тридцать, встречает настоящую любовь и познает с ним все прелести интимной жизни. Для меня это было впервые и не впервые одновременно. Он не был первым, но был первым в моем истинном желании сделать это. Провожу пальчиком от основания до головки, немного поддевая кожу ногтем. Бибер недовольно шикает. Наклоняюсь ниже и облизываю головку, затем погружаю член в рот. Черт. Низ живота отзывается на все стоны Бибера, пока я, активно смазывая слюной ствол, подключаю плавные движения языком. Причмокиваю, активно помогаю себе рукой, проводя пальчиком по косым мышцам живота. Поднимаю взгляд и вижу, что парень смотрит на меня, шумно вдыхаю воздух и начинаю быстре наклоняться. Вверх. Вниз. Вверх. И по новой. Бибер хрипло стонет, снова запрокинув голову назад и, не выдерживая, укладывает руки мне на затылок. Усмехаюсь, хочу отстраниться, но пальцы парня путаются в волосах, он с нажимом заставляет меня погрузить член в рот глубже, тогда я немного смыкаю зубы, проводя ими по коже. Бибер шикает, но отпускает. Вытираю рот тыльной стороной ладони, Джастин притягивает меня к себе и усаживает сверху, сразу на влажный член. Выгибаю спину, не могу сдержать стон, запрокидываю голову. Парень заставляет меня поднять руки для того, чтобы снять толстовку и прижимает к груди. Соски трутся, я покачиваюсь быстрее, набирая нужный темп. — Так лучше греться, — поясняет парень, крепче прижимая к себе. Поглаживает спину, целует в шею, я же параллельно насаживаюсь на него, закатывая глаза от удовольствия. Возбуждение очень сильно, мне хватило пару минут для того, чтобы внутри все феерично взорвалось. Вцепившись ногтями в плечо Бибера сильнее, сжалась вокруг его члена и повисла на его плече. Джастин обхватил бедра руками и сделал несколько глубоких, завершающих для себя толчков под мои громкие стоны. Жарко. Потно. Печка до сих пор работает на полной мощности. Теперь точно все согрелись. На следующий день я проснулась с высокой температурой и больным горлом. Не могу ни есть, ни пить, больно даже мычать. Меня осмотрел один из людей Бибера и вынес неутешительный диагноз — гнойная ангина. — То есть она не может разговаривать? — уточнил Бибер. Кажется, он сейчас взорвется от переполняющего его счастья. Придурок. — Около недели, 5-7 дней и все снова придет в норму. Спрей с маленькой процентовкой ледокаина поможет снять боль, антибиотики помогут скорее придти в норму. Температуру до 37 не сбиваем, если выше — пьешь жаропонижающее, поняла? Злобно киваю. Боже, он все преподносит так, будто никто никогда не болел. Без этих стандартных нравоучений все знают, как лечить ангину. Сказал бы еще, что нужно пить побольше теплой жидкости. — Побольше теплой жидкости. Да он издевается! Отдав листик с наименованием лекарств, Бибер продолжал кивать головой на все советы. Тут же принёс стакан недавно кипяченной в чайнике воды и посмотрел таким красноречивым взглядом, что я готова была и стакан съесть. Я взяла тару, приподнесла к губам, но доктор отобрал его, напыщенно цокнув языком. — Лимон нельзя, он раздражает и без того раздраженную слизистую. Можно добавить в список лекарств витамины группы С и не мучать так горло. Знаете, что было дальше? Бибер побежал на кухню и принёс спустя пару минут новый стакан. Глоток. Горло болит так, что по нему будто бензопилой проходятся всякий раз, когда я пытаюсь что-то проглотить. Было нестерпимо жарко лежать в теплом костюме, шерстяных носках, да еще и под толстым пледом, который Бибер свернул в два раза, прежде, чем накрыть меня. Кому-то это может показаться жутко милым, но меня уже раздражает. Он совершенно не хочет меня слышать, я говорю ему о том, что мне жарко, а он лишь укутывает меня сильнее. Парень захлопнул за мужчиной дверь и показался в проходе. — Я близко подходить не буду, вдруг, заражусь, — подпер дверной косяк плечом. — Признаюсь, мне очень нравится, когда ты молчишь. — Мудак, — шиплю на него так тихо, что даже не уверена в том, что он меня услышит. Поднимаюсь с дивана и прохожу мимо него, специально задевая плечом. — Стой, ты куда? Тебе сказали лежать. — за спиной недоуменный голос парня. Разворачиваюсь и подхожу ближе для того, чтобы он услышал шепот. Громче не могу. — За ножом. Хочу выколоть себе глаза, чтобы больше никогда не видеть твое лицо! Разворачиваюсь на месте и скрываюсь в стенах кухни. — Язык лучше себе отрежь. Тебе нельзя разговаривать! Невыносимо! Закатываю глаза, достаю из ящика медовые пастилки от горла и сую одну в рот, намереваясь хотя бы немного облегчить боль. Бибер тем временем заваривает два чая, заботливо добавляя в один мед. Кивает головой на выход, я повинуюсь и возвращаюсь под теплый плед. Снимаю под ним штаны и носки, сбрасывая все на пол. Нестерпимо жарко. — Твои капризы меня уже бесят, — Бибер ногой отпихивает вещи под журнальный столик и ставит на него стакан, второй же вручает прямо в мои руки. Принимаю и сразу делаю глоток, сильно напрягаясь. Бибер укладывается на диван, немного пододвигая меня к краю и обхватывает рукой сзади. Скулю. Нестерпимо жарко. Возвращаю бокал на место и хватаю пульт. Листаю среди множества афиш, вижу «Дневник памяти» и нажимаю на плэй. — Ты серьезно? — скулит Бибер, явно недовольный моим выбором. — Мы можем сделать ежедневный обнимашечный ритуал? Каждый день, до конца жизни. — тихо хриплю, наблюдая за началом фильма. Затылком чувствую, как Бибер удивленно вытягивает лицо. Так сильно, что оно сейчас у него по швам треснет. — До конца жизни? Черт. — Ну то есть, еще пару тройку недель, или сколько там продлится наше больное общение. Пока не решу тебя поменять на какого-нибудь молодого юриста. Бибер поднимает голову и смотрит таким взглядом, будто решил меня добить. — С этого момента, все дела с юристами только в моем присутствии. Усмехаюсь, желая прочистить горло. Больно. Хриплю. — Не думаю, что в течении пары тройки недель юрист мне понадобиться. — Заткнись, солнышко. — Уже решил меня выпустить? — Только через мой труп. Смотри фильм и замолчи уже.