Victim

Поезд по маршруту «Санкт-Петербург — Челябинск» прибывал на Екатеринбургский вокзал, а времени на дисплее телефона было половина шестого часа утра. В телеграм вовсю строчила Ника: Ника: «Мы с Боряшей тебя ждём, в каком ты вагоне?». Вы: «Пятый». Ника: «Ой, отлично, Лялечка, мы сейчас подойдём!». Ляля нахмурилась и запихала телефон в карман джинсов, взяв покрепче ручку чемодана. Вокзал показался скоро, уже в лучах рассветного солнца с кое-какими людьми, что выходили на перрон из огромного здания, а ещё охранниками, которые говорили около входа на вокзал. Поезд прибыл. В конце августа с утра было почему-то теплее обычного. Екатеринбург встретил ясным, расцветающим красками небом, и воздухом, что был пропитан дымом паровоза. Ляля отошла от вагона дальше на перрон и достала телефон, чтобы проверить сообщения от подруги. Удивительно, но ничего нового в диалоге не появилось. — Ляля! Тут же, услышав такой знакомый голос, Ляля поняла, почему Ника ничего не написала. Она уже была тут, бежала к своей близкой подруге с выражением самого настоящего счастья на лице. Объятия выдались жаркими, Ника дышала громко, покачиваясь и прижимая Лялю к себе, пока она позволяла себе утыкаться носом в Никины волосы, пахнущие сладкой жвачкой со вкусом бабл-гам. Ника совсем не изменилась, и из глаз её сыпались искры, когда она смотрела в Лялины, поглаживая щёки. Ника выглядела, как тогда, шесть лет назад, когда переехала из Перми с родителями. — Я так рада тебя видеть! Неужели ты решила съехать от конченных родаков. Нахуй эту Пермь — деревня, — смеётся задорно и так ярко, что Ляля улыбается, хотя улыбка и выходит вымученной. — Это ты, что-ли, подруга? — ленивый насмешливый голос застал Лялю, и она посмотрела, тут же обомлев, на того, кто подошёл. Ника вдруг снова оживилась: — Лялечка, знакомься, это Боряша, она моя подруга и твоя соседка по квартире будет, — заговорила, активно жестикулируя. — Боряш, это Ляля, моя подруга детства, — сжала Лялины плечи с широкой улыбкой, ободряя. — Так тебя внатуре Ляля звать? — она только кивнула, ощутив, как взгляд глаз, которых она не видела за стеклами солнцезащитных очков, прошёлся по ней, оценивающе, с ног до головы. Когда Ляля узнала от Ники, что та договорилась со своей подругой-учителем физкультуры в одной из школ о жилье, то представляла её совершенно иначе чем то, что увидела перед собой в итоге. Боряша была под стать имени — маскулинная: высокая, сложенная спортивно в крайней степени, так, что от незначительного сгибания рук мышцы их перекатывались под кожей. Рельеф внушал. Крепкая, словно стена, и огромная, за счёт широких плеч и торса, больших, мускулистых ног. Короткостриженная, с правильными чертами лица, Ляля бы скорее сказала, что Боряша — боксёр или бодибилдер, ведь для обычного учителя она выглядела чересчур внушительно. — Совсем тухляк, Никуль, — она посмотрела на Нику с усмешкой, но та цокнула и толкнула её в плечо. — Но хотя бы на шлюху не похожа, я думала у тебя каждая подружаня такая: тупая, будто мозг кислотой проело, и с сиськами, но, оказывается, даже меня можно удивить, — продолжает, насмехаясь, а Ника цокает. — Заткнись, забери сумку, — берёт Лялю под руку, руганувшись, а Боряша, выругавшись после и гораздо грубее, забирает дорожную сумку, оставляя Ляле чемодан. — Она нас подвезет, у неё машина, — Ника подмигивает, и вместе они направляются за широкой спиной Боряши, что идёт впереди. — Ты... — Ляля запнулась, не зная, как сформулировать вопрос, всё ещё находясь под впечатлением от встречи. — Как ты с ней познакомилась? — А, — Ника рассмеялась, на что Ляля начала недоумевать только сильнее. — Мы пили в одной компании, там и познакомились, — произносит, просмеявшись. — Ты не шугайся её, она так-то нормальная, только выглядит, как Скала Джонсон, — машет рукой. — На самом деле Боряша белая и пушистая. Ляле хотелось верить в слова Ники, что были сказаны так беззаботно и задорно, ведь она знала, о чём говорила. Но вид этой «учительницы» покоя Ляле не давал. Она отнеслась с подозрением, пусть и не хотела, но и сама Боряша приняла её на «хи-хи» «ха-ха», с оценкой, видимо, тоже не соответствующей ожиданиям. Всё складывалось дерьмово, и Ляля это чувствовала, хотя и надеялась, что это только мерзкое предчувствие из-за волнения при переезде в новый город. На парковке сели в ауди: пока Боряша укладывала вещи Ляли, они с Никой сели на заднее сиденье, всё разговаривая. — Не расстанемся мы с тобой, я у Борьки часто бываю, тебя видеть буду тоже часто, — Ника прилегла на Лялино плечо, обняв её за руку. — Скучала я по тебе безумно. — Я тоже по тебе очень скучала. — Всего пять часов в поезде, и мы вместе, видишь, как просто? Когда в салон села Боря, то Ляле и говорить перехотелось, словно всё её тут давило и не давало никакой свободы, тогда как Ника, всё лёжа на Ляле, говорила с Борей, не умолкая, а после и поставила через аукс свой плейлист, чтобы развеяться и расслабиться. По дорогам, ещё не заполненным авто, доехали всего через пару часов, учитывая заезд в супермаркет за алкоголем и фруктами, — Ника хотела отметить новоселье Ляли, как полагается, разумеется, не спрашивая мнения виновницы торжества. Квартира Бори была в благополучном спальном районе, недалеко от новостроек, рядом с которыми настроили детских площадок там, где место было, ведь понаезжало семей с детьми. Детские сады, школы — всё было не так и далеко, но, по словам Ники, Боря работала дальше, в другом районе, чтобы сталкиваться с учениками и родителями как можно реже. Так безопаснее для личной жизни, а Боря дорожила ей, как ничем другим, тряслась только так. На четырнадцатом этаже они вошли в квартиру, а после направились сразу в спальню, что должна была стать Лялиной на время учёбы. Четыре года. — Твои хоромы, — Боря скинула сумку Ляли на голый матрас кровати. — Мебель новая, намёк понятен? — вопрос был резким, но Ляля всё поняла, решив не заострять внимание на интонации. Если она что-то повредит — придётся платить, но Ляля аккуратная, с этим проблем у неё не должно возникнуть. — Постельное с тебя, подушка в шкафу. Насчёт приборки мне похуй — следить за тобой не собираюсь. Оплата ежемесячно, в конце, в последних числах. Кухня общая, ванная и туалет тоже. В мою спальню не заходить. Доходчиво объяснила? — Да, — Ляля кивает, а Боря не задерживается тут более и выходит, отправляясь на кухню, к Нике, которая по всей видимости начинала накрывать на стол. Оставшись в одиночестве, Ляля не спешила присоединяться к подругам, думая хоть немного отдохнуть после переезда на поезде, а потом ещё и поездки на машине. Присела на матрас и осмотрелась: светло и достаточно просторно, а главное спокойно. Здесь точно не будет никаких ежедневных пьяных скандалов и драк, — это стало главным критерием, который Ляле обещало любое жильё, где не было её родителей. Переехать хотелось давно, получилось только после того, как Ляля закончила одиннадцать классов в родной школе. Решилась взять всё в свои руки и сбежать из родного дома, сверкая пятками, так, чтобы навсегда, без возможности вернуться. Эта квартира, особенно после рекомендации и настояния Ники, показалась Ляле неплохой. «— Нахер тебе эта общага вшивая? — Ника недоумевала в телефонном разговоре. — Будешь жить с моей подругой, да и всё, она как раз ищет съемщика, а тут вон как удобно сложилось. Никаких тебе кастрюль и утюгов, всё будет, только за хату плати, и продукты себе покупай. Никаких тараканов, Ляля! Чё тут думать, несись сломя голову в екб, я тебя устрою». И Ника правда устроила. Только с колледжем Ляля определилась сама — пошла на юридический, как настоящая умница, смыслящая что-то в этом. Аттестат отличный, медаль золотая — конкурс Лялю не сожрал, она всегда висела наверху списка с идеальными баллами. Скоро стоило бы начать искать работу, но денег на первое время хватало, поэтому Ляля держала мысль в голове, но не маниакально, так, посредственно, вспоминая об этом периодически. — Ты чего зависла? Пошли к нам, — Ника зашла в спальню и привлекла внимание Ляли. — Всё нормально? — Да, Ник, — Ляля кивнула, жаловаться ей было вовсе не на что. Стол в современной, свежей кухне, был накрыт, а Боря курила около окна, смотря в него задумчиво. Отвлеклась, когда пришли. — Голодная ты? Может салат нарезать? — Ника всё порхала над Лялей, посадив её на стул. — Спасибо, не хочу. — Тогда давайте выпьем, немного, посидим, а потом мне нужно бежать, — Ника падает на стул рядом с Лялей, а Боря тушит окурок, но окна не закрывает, отходя к столу. — Ты куда опять собралась-то? Че тебе на жопе не сидится? — спрашивает, сев напротив, а Ника отмахивается, закатив глаза. — Я нарасхват, Боряш, у меня поклонников из Тиндера уйма, мне солить их можно в закрутки на зиму, — вздыхает с усмешкой, а потом разливает водку по рюмкам. Ляля наливает себе ещё и сока в стакан, чтобы запить, Ника делает то же самое, но Боря даже бровью не ведёт, выпивая залпом. — Помнишь, я говорила тебе про пацана, у которого бабла куча? — обращается к Боре, что жуёт нарезанный сыр, а потом смотрит на Лялю, которая тоже её слушает. — Лялька, ты тоже слушай, — настаивает. — Короче, вот мы с ним притерлись и наконец-то встретимся. Слава тебе, Господи, думала не доживу, пока он умом дойдёт до секса. — Лох не мамонт — никогда не вымрет, — Боря смеётся, выпивая рюмку водки. Ника рассказывала воодушевленно, отсмеявшись, достала зачем-то телефон, а Боря ни малейшего интереса не проявляла, слушала разве что с напряжением, наполняя рюмку снова. Взгляд Ляли то и дело бегал от Ники к Боре, она глотнула водки, а потом запила соком, зажмурившись. — Ой, девки, член у него охуенный, — вздыхает мечтательно, а потом протягивает телефон Ляле, которая морщится, стоит ей увидеть и правда член незнакомого парня, которым хвастается подруга. Боря выпивает. — Ник, ты больная нахуй? Хорош про хуи пиздеть. — А чё не так-то, Боряш? — поворачивает телефон к себе, после того, как показывает фото подруге, которая на него и не посмотрела. — Слышать уже не могу, как ты поёшь песни хуям. Там целые серенады, одна пизже другой, — резко говорит, напрягаясь вдруг сильнее, а Ника смеётся, убрав волосы за ухо. Выпивает водку и запивает соком. — Секса хочу, ну, че ты в самом деле, словно далёкая, — качает головой с выражением удовольствия. — Потом расскажу вам, девочки, как же он ебёт. Вечером приеду, посидим ещё. На этом моменте Ляля глотнула водки ещё, почувствовав нависающую тяжёлую атмосферу, которую Ника или не хотела замечать или в лоб не замечала то, что происходит. Боре, очевидно, не нравилось, что сказала Ника: поджала челюсти и нахмурилась, напрягшись телом. Ляле обстановка не нравилась, что-то отдавало домом, от чего горчило на языке. — Ой, написал, — Ника протягивает удивлённо, прожевывая виноград. — Наверное, я побегу, он приглашает меня на свидание через час, нужно привести себя в форму, а то спизданет ещё, что я фотошопом пользуюсь. Смотрит на Лялю и обнимает её. — Блин, извини, не смогли сейчас посидеть, но я вечером приду, тогда и поговорим, — отстраняется от Ляли и улыбается ей, погладив по щеке. — Пойдём, проводишь, — встаёт из-за стола и уходит из кухни, а Боря, которой это было сказано, направляется за ней. Лиля даже водку не допивает. Глотает ещё сока, а потом и тихо скрывается из кухни сама, в комнату. Наедине ей находиться с Борей не хочется, выглядит она уж крайне недружелюбно. Ляля предпочтёт остерегаться, чем вдруг попасть под горячую руку или ещё что. Жизнь в опасной семье научила. Начинает раскладывать вещи на полки, в шкаф и на стол, организовывая личное пространство. Застилает постель, а потом ложится на неё, устав. За всё время её никто не беспокоил, это отлично, Ляле такой расклад пришёлся по душе. Закрыв глаза на секунду, она вдруг заснула незаметно, устав от прошедших часов. — Лялечка, — размытый в сознании голос Ники застаёт и навязчиво пробирается к сознанию вместе с поцелуями, что расползаются по лицу. Ляля мычит и глаза разлепляет неохотно, замечая на себе Нику, от которой алкоголем пахнет подозрительно. — Что ты делаешь? — спрашивает сонно, а Ника улыбается криво. — Пойдём на кухню, посидим... — утыкается в ухо Ляли, а она отворачивает голову. — Пойдём, слезай. Вместе с Никой уходят на кухню, где сидит Боря. Ляля уже всё забыла, казалось, после сна мозг постарался подчистить воспоминания, но не получилось. — Выпьем за хороший секс, — наполненную рюмку Ляля поднимает вместе с Борей и Никой, первая из которых была всё такая же недовольная, а вторая уже пьяная и расплывшаяся в тупой улыбке. За окном темно. Когда рюмки опустошены, Ника разливает снова, смеясь после того, что рассказывает Боря низким голосом, не напрягая его. Ляля улыбается, когда видит Нику счастливой, Боря тоже улыбается, может быть, по такой же причине. Пока Ляля очищает часть арбуза от косточек в тарелку, Ника кладёт на стол сигареты и зажигалку, забирая телефон в руки. — Можно откушу? — Ляля кивает, и Ника откусывает верхушку арбуза, протянувшись через стол, после укладывает голову на сидящую рядом Борю, что выпивает водки, опустошая рюмку. — Ляль, я без тебя была вообще молчок, ничего Боряше не рассказала, с тобой-то нужно это точно обсудить, ты-то меня поймёшь, она не такая, — говорит заговорщически и смеётся, но Боря лицо кривит. — Чтобы выставлять себя шлюхой особого умения не надо, это база. — Опиздела? — Ника, кажется, не злится, но Ляля недоумевает. Такие разговоры, которые задевают личность, для неё недопустимы, но Нике всё равно, и она позволяет Боре так говорить, пьяная она или трезвая. Она легка на подъём и слишком беззаботна или просто пьяна? Протягивает Ляле телефон, на котором открыто видео, что Ляля включает, тут же становясь с глазами по пять рублей. Секс своей подруги стал для неё в новинку, ранее они, кажется, не были настолько близки или это из-за того, что они просто повзрослели и сейчас появились новые темы для разговоров. — Фу, блядь, — Боря отвращения не скрывает и отпихивает от себя Нику, которая смеётся, снова выпивая водки и выключив телефон. — Ты, как подстилка, хоть яйца ему не вылизывала? — пренебрегает тем, что Ника показала. Но она реагирует не так, как следовало бы — смеётся заливисто снова. — Он так трахал, — облизывает губы, смотря на Борю с выражением безумного удовольствия, словно специально играя на нервах, а Боря её взгляда не поддерживает, и Ляля снова чувствует напряжение, которое Ника же и убирает, хлопая Боре дружески по плечу. — Пойдём, покурим. Ляля кусает чистый от косточек арбуз, наблюдая, как подруги уходят к окну и открывают его, закуривая. Начинают говорить о чем-то тише обычного, но Ляля прислушивается, уткнувшись в телефон. — Это ебучая провокация, Никуля. — Что провокация? — А ты типа не понимаешь? — задаёт вопрос, но он скорее риторический, на который приходит ответ: — То, что ты пиздишь. Скажи мне, что это не провокация, — Ника смеётся. — Тебя это провоцирует? Боряш, выдохни, ну? — Ник, Никуля, а ты вспомни своими куриными мозгами, что было вчера ночью в тачке, что было позавчера, — тычет пальцами Нике в висок. — На заднем, помнишь? — Это не секс, Боряш, это дружеская помощь. Подрочить и я сама себе могу, ага. Пальцы и член — совсем разное, расслабься уже. — Пигалица блядь, — отщелкивает окурок и уходит из кухни, но Ника даже не смотрит вслед, продолжая неторопливо курить. Доедая кусок арбуза, Ляля вида не подала, что слышала что-то, читала новостные каналы в телеграме. Тишина на кухне продлилась недолго, скоро вернулась Ника и села на стул рядом с Лялей, обняв её привычно за руку. — Не давай ей ебать себя, Ляль, оно тебе не надо. Она ко всем бабам, как к щелям относится, плохо тебе будет, — говорит, положив голову на Лялино плечо, пока она салфетками вытирала пальцы от арбузного сока. — Я по мальчикам, Ник, — Ляля правда не понимала, зачем подруга говорит ей такие вещи. Она и не думала ничего такого о Боре, она вообще о ней не думала, ведь они знакомы только день. Боря Лялю пугала, а не привлекала, так для чего предостережения? — Конечно, — Ника смеётся. — Конечно, ты по мальчикам, Лялечка, ты же умная девочка. Настал сентябрь, и Ляля училась в колледже, начиная привыкать к жизни в новом городе. Познакомилась со своими одногруппниками, парнями и девчонками, что приняли её хорошо, и с которыми она без затруднений говорила на тему колледжа и всего, что с ним связано: мероприятиях, дисциплинах, педагогах, но далее Ляле разговоры поддержать становилось сложнее, хотя усилия она и прилагала. В коллективе её прозвали нежным цветком, но Ляля и значения этому не придала, чувствуя, что всё же люди к ней расположены. С Никой встречались почти каждый вечер, как она появлялась в квартире Бори. Ходили гулять по выходным вдвоём: в кино, кафе и просто прогуливались по улицам без цели, разговаривая, как прошла неделя. А с Борей почти не общались, она пропадала сначала на одной работе, потом на другой, ведь Ника сказала, что Боря ещё и фитнес-тренер, и это уже более шло к её образу. Но, несмотря на то, что не общались, Ляля чувствовала себя причастной к жизни Бори, ведь каждую ночь, абсолютно каждую, она приводила в квартиру подруг, и в такие моменты Ляля старалась сидеть в комнате, заткнув уши наушниками с любимой музыкой, чтобы не слышать криков и стонов. Никакого участия в личной жизни соседки Ляля принимать не хотела, даже косвенного, поэтому выходила в туалет или на кухню уже тогда, когда убеждалась, что наступала полнейшая тишина. Вышла и в очередной раз, уже после полуночи, доделав домашнее задание. На кухне включила свет, вдруг услышав голоса: — Пиздуй, давай, двигай, — Боря выгоняла подругу из дома, а Ляля включила чайник, наполнив его водой. — Но у меня нет денег на такси, — пьяно девушка тянет, подавленно и устало. — Я вообще раньше не была в этом районе... — Какая мне, нахуй, разница? Царица нашлась, привези её, бухло оплати, потом ещё и денег на такси подкинь. За секс скажи спасибо, пизда, — затыкает раздражённо и выталкивает девушку за дверь бесцеремонно, после захлопывая её. Ляля достаёт кружку, что купила себе в один из дней, а после и кидает в неё пакетик фруктового чая, ожидая, когда закипит чайник. Боря вошла на кухню и достала из холодильника банку пива, не став уходить далеко, села за стол. Ляля и не стала бы говорить с полуголой соседкой, если бы она сама не решила заговорить: — Чё не спишь? Детское время прошло, — Ляля только скривила губы. Её задирают, ну и что, главное не давать для этого поводов самостоятельно. — Домашку делала, — Боря фыркнула, выпив пива. Чайник закипел и отключился, Ляля налила кипятка в кружку, тут же почувствовав ароматный запах, что вырывался. Разбавила кипяток холодной водой, а после выкинула пакетик в мусорное ведро. Села за противоположный конец стола предусмотрительно. — И я уже не ребёнок, мне восемнадцать. — Не ребенок, потому что водку жрешь? Хотя ты и стопку осилить не можешь, — пьёт пиво, усмехнувшись самодовольно. — Вообще-то мы с Никой ровесницы. — Никуля женщина, сравнила хуй с пальцем, — Ляля качает головой, решая никак не продолжать бессмысленный диалог. Ну, конечно, Ника женщина, да ещё и какая: весёлая и лёгкая на подъем, красивая, беззаботная. Ника ветреная, но всех цепляет. Ляля красивая, но в ней нет искры, какая есть в Нике, и поджигает всех. — Но шалава она редкостная, хотя какая, — Ляля смотрит на Борю и сталкивается с её глазами тут же, как и с ухмылкой. Пьяной, неприятной, скользкой. — Почему ты так говоришь о ней? Вы же дружите, — Боря смеётся, а Ляля не понимает почему. — Какая ты нежная, как бы не рассыпалась, после того, как кто-то скажет, что у тебя сиськи классные, — Ляля хочет было опустить взгляд к груди, но быстро опоминается. Не хватало ещё смотреть на свою грудь и думать о том, классная она или всё-таки нет. — Или после того, как шлёпнут по жопе, когда будешь идти куда-нибудь в шараге своей. — Это домогательство. — Некоторые улыбаются после этого, а некоторые, как ты, побегут жаловаться куратору или ещё куда-то повыше. — Я не... — До поры, — нахально улыбается. — А Никуся первый тип, которой ударь по жопе, она повернется с улыбочкой, да ещё и ручкой помашет, если юбку поднять не решит. Она шалава, Лялька, а ты вообще не такая. Как вы сошлись характерами? — Ляля пожимает плечами, наблюдая за тем, как Боря пьёт пиво неторопливо, словно это какое-то хорошее вино. — У меня выбора не было с кем дружить. В моём подъезде она была единственным ребенком моего возраста. Но и после всего прошедшего времени я не могу сказать, что она плохой человек, — опускает взгляд в кружку, из которой не сделала ещё ни глотка. — Сколько ты её не видела? Ты живёшь прошлым и не видишь, что она такое, глаза открой, Ляля. У неё ни стыда, ни совести, ни приличия. — Что ты хочешь мне доказать этим? — Ляля смотрит на Борю с сомнением, она пожимает плечами, открыв красивые зубы в ухмылке. — Зачем ты слушаешь пьяный пиздеж? — смеётся издевательски, а Ляля гладит пальцем ручку кружки, задумавшись и поникнув. Наверное, к словам Бори прислушиваться и не следовало, но Ляля почему-то не смогла так легко их отпустить. Пропустила момент, когда Боре позвонили, а она ответила: — Никуся? — Боряш, ты занята сейчас? — голос Ники дрожит, словно она на холоде или пьяная. — Бухаю, сижу. — Значит, не занята, отлично, приедь за мной, пожалуйста, я скину тебе адрес. У меня просто нет денег на такси, и я не могу уехать от Коли. — Блядь, — Боря раздражённо выдыхает, сжимает челюсти. — Не поеду, моё последнее слово. Пьяная в тачку не сяду, пусть тебе твой ебырь скинет на такси. — Боряш, ну, пожалуйста, я могу тебе потом заплатить, как приедем. Или давай потрахаемся, если хочешь, — просит жалостливо, но Боря кривит лицо, толкает язык за щеку. — Подрочить ты и сама себе можешь. Бывай, Никуся, отпишись, как дома будешь, — завершает звонок и откидывает телефон на стол. Ляля поднимает к ней взгляд, прекрасно услышав всё, что было сказано. — А... — Лялька, ты водку будешь? — перебивает, взглянув так резко, с недовольным выражением. — Рожай быстрее, будешь или нет? — Мне на учёбу завтра, — произносит, растягивая каждое слово, не зная, как правильно ответить. Предложение слишком неожиданное, а Ляля думает долго, потому что ночь: — Мне на работу, — встаёт из-за стола и достает из холодильника бутылку водки. Скоро рядом с ней оказываются рюмки. Боря наполняет одну наполовину, другую — почти до краёв. — На, выпьешь, запьешь, — ставит рюмку, где водки наполовину, рядом с Лялей. Опустошает свою рюмку, поморщившись только слегка. Ляля думает о том, что за внезапная смена настроения, что за разговор был у Ники и Бори, и что за мерзкое предложение было сказано. Отпивает из рюмки, а потом запивает чаем, поморщившись. Допивает, когда Боря опустошает вторую, снова полную. — Я больше не буду. — Не хочешь ещё столько же? — Ляля мотает головой, видя после кивок. Боря наливает третью и выпивает её, после закрывая, наконец, бутылку. — Я тоже не буду, — убирает водку в холодильник, пока Ляля выпивает чая, осушая кружку. Так не должно быть хотя бы мало-мальски плохо с утра, Ляле совсем не хочется идти в колледж невыспавшейся, да ещё и никакой после водки. Моет кружку, пока Боря закуривает, дойдя до окна, а потом, молча, уходит с кухни и залезает в кровать, поставив на сегодняшнее утро будильник. Ляля заплатила за съём в первый раз, когда подошло двадцать девятое число сентября. Боря не пересчитывала, только кивнула, а Ляля с ней и не говорила, пошла к себе, чтобы сделать уроки и почитать. Кроме занятия правом и кодексами, конституцией, Ляля ещё любила читать художественную литературу, чтобы отвлечься от проблем насущных и от окружения, которое хотя и пыталось её понять, оставалось непонятым самой Лялей. Особенно непонятой была Боря, хотя, сколько Ляля за ней не смотрела. Человек «из крайности в крайность», человек-противопоставление. Тренер по фитнесу и учитель физкультуры пьёт каждый вечер пиво, как только возвращается домой, а ещё иногда налегает на водку. Тренер по фитнесу и учитель физкультуры курит. Но Ляля людей никогда не судила: «сам не суди и не судим будешь». Они почти не общались, каждый жил свою жизнь: Ляля училась, начинала поиск работы, составляя иногда Боре компанию на кухне по случайности или по безвыходности, когда в квартиру заявлялась Ника и силком тащила Лялю в компанию, чтобы вместе выпить. Боря много работала, дома появлялась редко, но ежедневно, как ритуал, приводила ночью с собой подруг. Ляля успела к этому привыкнуть. В начале октября уже чувствовался запах скорого Хэллоуина и листья падали, пожелтевшие и покрасневшие, выстилая дорожки, словно в сказке. Такую пору Ляля любила особенно и романтизировала её ежедневно, как и Борю, на которую иногда засматривалась не специально, когда она курила в ночи на кухне, задумчиво смотря в окно. Тогда Боря казалась ей правда по-настоящему нежной, то бишь «белой и пушистой», какой назвала её Ника при первой встрече. Казалась ей сломленной от травмы в детстве и именно от этого такой непонятой на данный момент. Так было, пока она не открывала рот. Мизогинные шутки и постоянная просачивающаяся желчь, разговоры о сексе и о том, чьи сиськи красивее: с истероидом Никой они нашли друг друга. Ника так и толкала Борю на попойки и первая заводила поверхностные, «забавные» для неё разговоры о женщинах, к которым обращалась не иначе, как «баба». Ляля всё наблюдала за ними, как в один вечер они сидят в обнимку, чуть ли не начиная целоваться в десна без стыда, а в другой ругаются из-за мелочи и орут друг на друга до громкого хлопка входной двери — уходит всегда Ника. Ляля редко становилась участником того, что происходило, скорее, она была зрителем, который наблюдал эмоциональные качели пьяных и оттого нездоровых людей. Ляля смотрела за этим, как за интересной передачей, иногда морщась от тесного контакта между Никой и Борей. Они никогда не заходили далеко, по крайней мере, перед Лялей, ведь между собой точно имели связь, и Ляля знала об этом, она помнила всё подслушанное, что не предназначалось для её ушей. Они играли друг с другом, и им это нравилось, ведь они всё продолжали, развивая отношения по кругу «любовь любовная — пошла нахуй, разберись с тем, что у тебя в башке!». — Пиздуй, — Боря захлопнула дверь за очередной девицей, а Ляля прошла на кухню, даже не обратив внимания в сторону прихожей. Была пятница, хотя, наверное, суббота, Ляля на дату не смотрела, но времени как раз перевалило за три часа ночи. Она включила чайник и села за стол, подперев тут же туманную голову кулаком. Не спалось, хотя состояние было далеко не бодрое. Боря вошла почти следом, так и обнаружив Лялю смотрящей в неопределенную точку на полу, заснувшую, кажется, с открытыми глазами. — Чё ты, как? — поинтересовалась коротко, выхватив из пачки сигарету, и ушла к окну, а Ляля даже не обратила сначала на Борю внимания, пока она не позвала её настойчиво: — Лялька. — М? — Ляля словно проснулась, очнулась, а потом покрутила головой, ища глазами Борю, которая стояла около окна полуголой, по привычке. — «Как дела?» спрашиваю, — повторяет, хмыкнув, а Ляля пожимает плечами. — Спать хочу, а заснуть не могу. — Бухнем, и отрубишься, чё тебе, суббота сегодня, — предлагает, щёлкнув по сигарете, а Ляля проводит ладонью по волосам, жмурится, чтобы согнать странное ощущение. — Будешь? — Тебе лишь бы выпить. — Ща вместе по две рюмки, закусим, и на боковую, — докуривает и вдавливает окурок в пепельницу, закрывая окно. Чайник кипит, но до него уже дела нет: Боря достаёт из холодильника водку и сыр, который нарезает. Ставит всё на стол и наполняет рюмки алкоголем до краев. — Я не выпью залпом, — Ляля гладит свои руки, передернувшись от уличного холода, который вошёл на кухню, пока Боря курила. — Чё там смаковать и издеваться над этой рюмкой, взяла и выпила, — усмехается, обнажая зубы. — Бери, давай, — Ляля забирает рюмку, повторяя, за Борей. — Заливай и глотай, Ляль. Твоё здоровье, — опустошает рюмку, а Ляля смотрит на неё, скривив губы. Подождав пару секунд, выпивает и сама, глотает с трудом и морщится сильно, тут же закусывая. Со стуком ставит рюмку на стол. — Фу, противно как, — кладёт в рот ещё ломтик сыра, пока Боря наполняет рюмки водкой снова. Ляля проводит по горлу пальцами, чувствуя, как там сразу стало тепло, неприятно. От послевкусия тошнит. — Ещё одну и всё, заснешь лучше спящей красавицы. Боре всё равно, она выпивает ещё одну, а Ляля свою рюмку взглядом прожигает перед тем, как взять и опрокинуть её в себя. Кашляет и прикладывается к сыру снова, не зная, как спастись от того, какое неприятное послевкусие и как горячо в груди. Раньше она не выпивала больше половины рюмки, не могла себе позволить и не хотела, а тут сразу две, да ещё и залпом, как бы организм не послал Лялю с утра. Она нюхает ломтик сыра, а потом кладёт его в рот, начиная жевать. — Дело пяти минут. Посидишь или пойдешь? — Посижу немного, — Боря ей кивает, закрывая бутылку. Решает тоже поклевать сыра. — Слушай, а ты скоро спать? — Скоро, мне с утра отъехать надо будет, через часов пять, по-моему. — Куда это? — По делам, — ничего очевидного. Подмигивает, а Ляля натягивает уголок губ в моменте, после утыкаясь взглядом в стол. — Ляль, — зовёт, а она глаза поднимает. — Да? — А чё тебя родители Лялей назвали? В куколки не наигрались? — Ляля усмехается, наклоняя голову к столу, подпирает её кулаком. — У меня мать поклонница мусульманства, то есть имён восточных, одежды религиозной, короче, всей эстетики религии, — ведёт рукой, рассказывая. — И вот она меня так и назвала. Сначала думала Лале или Лейла, но так и остановилась на Ляле. — Ну, ты по лицу и правда Лялька, даже никаких вопросов не возникает, — подкалывает, а Ляля усмехается, подняв голову. — А что с твоим именем? — Да у меня, походу, предки такие же с ебанцой, как у тебя, только не по мусульманству, а по славянству и всем чё с ним связано. У меня ж полное имя Бореслава, вот выебнулись-то, — подпирает голову, подобно Ляле, которая вдруг издаёт несколько смешков, расположившись к разговору. — Так ты Слава. — Я Слава, — кивает. — Но Ника... — Слава отмахивается, скривив лицо. — Никусе правила не писаны, я смирилась. Боряша — так Боряша, хер с ним, главное, что не хуй в пальто. А ты называй, как хочешь, мне похуй, я ко всему привыкла, в рамках приличия. — Боряша — экзотично, но я предпочту старомодный вариант, — произносит, кивнув себе, а Слава усмехается. — Ну, вот и славно, познакомились. — Приятно было пообщаться, Слава, пойду, посплю. — Давай, щеголяй, — отпускает без пререканий, а Ляля поднимается со стула, но тут же и садится назад. — Убило? — спрашивает всё с той же усмешкой, а Ляля кивает: — Похоже на то, убило, — отвечает и поднимается снова, собравшись с силами. На ногах стоит. — Уйдёшь? — Ага, тут идти совсем ничего. Слава наблюдает за Лялей молча, и тихо смеётся, когда видит, как ту покачивает. Они не прощаются. Дни идут чередой, один за другим. Порой нет времени даже поговорить, не то, что выпить вместе. Когда встречаются дома, перекидываются дежурными фразами, а после расходятся, проведя вместе не больше десяти минут. Ляля приходит из колледжа, валясь с ног. Сначала делает домашнее, а после выходит из комнаты, решив пойти на кухню, но звук из гостиной тянет её туда, Ляля не особо и упирается. Слава на диване перед телевизором, но в него не смотрит, написывая что-то в телефоне. На столике рядом с диваном стоит банка пива, впрочем, это знак стабильности, было бы подозрительнее, если бы Слава перестала пить вовсе. — Че ты встала-то? Сядь, — Ляля приходит в себя и отталкивается от прохода в гостиную, который подпирала плечом. Усаживается с другого конца дивана. — Как день? — интересуется, чтобы не молчать, хотя и так телевизор работает. — Заебала меня школа, — отвечает откровенно, а потом разминает шею. Ляля наблюдает краем глаза за расслабленной позой Славы: полусидит-полулежит, а ноги расставлены широко. — В зале у меня выходной сегодня, так что весь вечер дома. Никуля хотела прийти, а потом передумала, ей блядки важнее. — продолжает после паузы, а потом снова замолкает, но ненадолго: — Переключи, если хочешь, я нащёлкала там че-то, сама не смотрю, мне лишь бы пиздело на фоне. Но через сорок минут у меня бои, поэтому телик будет в моём распоряжении. Ляля забирает пульт и щелкает каналы: кулинарный, спортивный, рыбалка, детский. Находит какую-то мыльную оперу на одном из и останавливается, отложив пульт. — А чего не мультики? — подкалывает по любимой теме, а Ляля не удерживается от закатывания глаз. — Да пошла ты, — Слава смеётся, забирая банку с пивом со столика. — Хотя вот эта херня, которая работает, ничем не лучше мультиков. Чем бы дитя ни тешилось, — произносит, а Ляля кидает в неё подушку раздражённо. Слава смеётся, даже не взглянув в Лялину сторону. — Поехали сегодня в клуб? Выпивка за мой счёт, — предлагает внезапно, а Ляля хмурится. — Зачем? — Отдохнёшь раз в своей жизни по-взрослому. — Делать мне нечего, напиваться с тобой. — Я плохой собутыльник? Или ты признаёшь, что ты плохой собутыльник? — Ляля смотрит на Славу недоуменно, встретившись глазами. — Ебало попроще, ну че ты так скукурузила его, — смеётся снова, отставляя банку. Кладёт телефон туда же. — Домогаться никто не будет, кроме меня, но ты же не против, Лялька? — Против! — Ляля качает головой с недовольным выражением. — А с Никулькой бы только в путь поехала, чем я хуже? — Я бы не поехала с ней, — отнекивается, а Слава цокает. — Пизди, давай, — фыркает. — Завтра суббота, тебе же никуда не надо, вот и съездишь развеяться. — Но я тебя не знаю. — Так поехали, познакомимся, — произносит, словно само собой разумеющееся. Ляля смотрит недоверчиво. — Устрою тебе незабываемый вечер. — Не домогайся только. — Пить много не будешь — сможешь контролировать, так что на твоей совести. Ляля смотрит скептически, но ничего не отвечает, Слава принимает это за окончательный положительный ответ. — Давай, вперёд собираться, часика через два выедем. Ляля поднимается с дивана под внимательным взглядом Славы. — Иди уже, твоё время для сборов, — Ляля обходит диван и направляется к себе, а Слава провожает её ноги глазами. Ляля не возражала, чтобы её так отправляли. Чтобы сказали, что делать, а она просто делала, и это не потому что она была безропотным человеком. Просто Ляля не возражала, если над ней стояли. Кажется, мнимо она даже поддерживала такое доминирование над собой. Её отец всегда стоял над матерью, а мама со слезами счастья была готова целовать ему ноги, нуждаясь в том, что он давал. «— Эля! — папа позвал маму, снова пьяный вдрызг, Ляля наблюдала за этим с кресла, на котором сидела. — Рауль, любимый, — обнимает его за шею со спины, подойдя к спинке дивана. — Накрой-ка на стол, пожрать хочу невыносимо, Лялька вон тоже глазищами видишь какими смотрит, небось тоже хочет. — Сейчас, Раулин, — целует отца горячо в макушку. — Быстренько накрою. Как посидели с ребятами? — Херово, Элька, сними-ка с меня куртку, — Ляля смотрела, как мама помогает отцу раздеться. — У нас водка дома есть? — Нет, ты же выпил последнее с утра. — Тогда сначала сбегай в магазин за водкой, потом на стол накроешь. — Сейчас я, Раулин, не соскучишься. — Ты моя хорошая девочка, Элечка, — Ляля давно не смотрела мультиков, а наблюдала за родителями. Они целовались, а мама так тесно прижималась к отцу и всё гладила его по голове, выпустив куртку из рук». Ляля брызнула парфюмом на шею. Дорогой, качественный, отец подарил ей в прошлом году, вместе с красивой сумкой, своей любимой дочери. Лялечка была в семье любимой девочкой, пока мама и отец не начинали пить, тогда Лялечке было опасно находиться дома, ведь дом становился подобно минному полю, игре на выживание. Слава уже просиживала банкетку в прихожей, когда Ляля появилась. — Ох, нихуя, — она оторвала глаза от телефона и многозначительно хмыкнула, находясь под впечатлением. — Отпад, Лялька, я бы тебя трахнула, не снимая этого платья. — Слава, — Ляля покачала головой с укоризной, вздохнув. Села рядом и зашнуровала кроссовки. — Я серьёзно. — Я тоже, — поднимается и смотрит пристально. — Я не по девочкам. — А по кому ты? По мальчикам? — усмехается ядовито, ставя под сомнение слова Ляли. Снимает с себя большую винтажную кожаную куртку и кидает её Ляле. — На, тебе будет в самый раз. — Вообще-то я... — держит куртку в руках и смотрит, как Слава поднимется, становясь выше её на голову. — Что ты? Ну? Ничего? Ротик закрой, куртку накинь и поехали. — открывает входную дверь, а Ляля кусает язык и забирает с собой сумку, выходя в коридор. В клубе пропускают по шоту текилы около бара, а после занимают стол рядом со знакомыми Славы. — А чё ты не сказала, что приедешь? — парень, что сидел ближе всего к Славе, спросил у неё, а она отмахнулась. — Думала, не поеду, но планы поменялись, — намекает на Лялю, которой и без Славы заинтересовались сидящие за столом. — Обменяемся инстой? — когда розововолосая девушка предложила Ляле, подсев рядом, она кивнула, соглашаясь, и достала телефон после глотка мохито. Обменялись страницами и сделали совместное фото, где девушка, что представилась Алиной, отметила Лялю, выложив его в сториз. После стакана мохито всем столом выпили по шоту водки, и Ляля порозовела от градуса и от жары, что окружала её, заставляя гореть. Музыка переставала давить на уши, она уже ласкала их, как ласкала и ладонь Славы Лялино бедро. Ляля согласия не давала и пыталась убрать руку, но быстро сдалась, решив просто не заострять внимание, всё равно Слава не делала ничего более подозрительного. «Маргарита» пошла хорошо, а потом Слава ушла за какой-то девушкой танцевать, и Ляля осталась с незнакомыми людьми за столом. — Так ты комнату у Славки снимаешь? — парень, который раньше сидел по левую Славину руку, подвинулся к Ляле, когда преграда устранилась. — Ага. — Тяжко, наверное, — Ляля помотала головой. — Почему? Она вроде неплохая, только... — Постоянно водит шлюх, — парень закончил с улыбкой, и Ляля засмеялась, согласившись кивком. — Так и есть, но это не проблема вообще. — То есть она вообще не проблемная? Не пристаёт, по углам не зажимает, не называет шалавой? — Ляля снова мотает головой. — Нет, — улыбается. — Да ну, — тянет с усмешкой. — Ты мне пиздишь? — Нет, — повторяет и не может сдержать смеха от выражения лица парня. — Че с ней случилось вообще, даже странно как-то, — смотрит в сторону танцующих, куда взглядом следует и Ляля, сразу же находя Славу зажимающейся с девушкой в толпе. — Ты красивая, — Ляля отвлекается на комплимент и ловит глаза парня на себе. — Спасибо. — Ты её отшила хорошо что-ли? Не по бабам? — Ляля соглашается, а парень делает удивлённое лицо, тут же протягивая ладонь для приветствия: — Меня Влад зовут. — Меня Ляля. — Прям так и зовут? — удивляется, как и большинство, когда слышат её имя впервые. Ляля кивает. — Прям так и зовут, — подтверждает, тут же начиная смеяться, когда Влад целует её руку. — А пойдём, потанцуем, м? — предлагает, а Ляля и не противится, скидывая Славину куртку на диван и уходя в толпу вместе с Владом. Они двигаются, прижатые к друг другу другими. В этой ядерной смеси ароматов духов и одеколонов, алкоголя Ляля теряет голову. Влад был красивым и высоким, с волевыми чертами лица и мягкими на вид волосами. Хорошо сложенный, крепкий, Ляля прониклась к нему симпатией, пока они говорили. Приятный низковатый тембр голоса так располагал к себе, как и всё поведение Влада, он был совсем не такой, как Слава. Они танцевали, и Ляля позволяла себе прижиматься к Владу, позволяла его рукам брать над своим телом контроль, буквально расплываясь в моменте удовольствия. Разгоряченная и приятно пахнущая парфюмом, Ляля обнимала Влада за шею, двигаясь вместе с ним. Эйфория и наслаждение заставляли смеяться, когда Влад поцеловал её в шею, вдруг доведя до приятных мурашек, которые Ляля приняла, закрыв беспечно глаза. Такой защищённой она чувствовала себя в его руках, такой нужной, прониклась такой близостью, словно они знали друг друга не меньше полугода, хотя на деле несколько часов. Это был первый такой близкий контакт с мужчиной, и Ляля отдалась этому полностью, даже не заметив, как скоро они начали целоваться, и Ляля вот так отдала ему свой почти первый поцелуй. Как быстро она дала зайти ему дальше простых объятий. Алкоголь — зло, и Ляля ему никогда не доверяла, но заставлял её доверять он, когда попадал в кровь и желудок вместе с вкусной закуской и в больших количествах. Опасных для Ляли количествах. Ляля остановила руку Влада, когда тот хотел залезть под платье, а потом и наткнулась расплывшимся взглядом на Славу. Она держала в руке рюмку, уже вернувшись за стол, и слушала, что говорила девушка из их компании ей на ухо. — Прекрати это, — Ляля убрала руки Влада от себя, почувствовав дискомфорт, что вспышкой прошёлся по телу, когда она заметила взгляд Славы. — Я не шлюха. — Я сделал что-то не так? — интересуется, а Ляля отмахивается, возвращаясь к столу. Усаживается рядом со Славой, что опустошает рюмку, а потом и двигает к Ляле другую, полную. Ляля сначала пить не хочет, но потом в ней что-то щёлкает, и она выпивает следом за Славой, морщась. — Ты давно вернулась? — спрашивает, наклонив к себе Славу, а она пожимает плечами. — Полчаса, может быть. Пойдём, покурим? — Ляля кивает. На свежий воздух ей хочется, пусть и не курит. Слава накидывает на Лялю куртку, а потом уводит к входу, придерживая. За дверьми обдает холодным воздухом, и в то же мгновение становится хорошо, Ляля прижимается к стене, вдыхая приятный запах свежести, пока Слава закуривает. Так тихо, сравнительно с тем, как громко звучит в клубе музыка, как доносится до улицы. — Ты пьяная уже вдрызг, — усмехается. — Домой не хочешь? — Я не знаю, — проводит ладонью по декольте, чувствуя, как и Славин взгляд опускается туда же. — Тут так тихо, — Ляле всё равно жарко, она прикрывает глаза, дыша томно. Слава молчит, наблюдая за ней, глазами лижет силуэт от ног до головы. — Кстати, — Ляля отзывается мычанием, открывая глаза с трудом. — Доёбывался к тебе Владик? — выдыхает дым в сторону, после возвращая голову к Ляле. — Но я не дала ему ничего сделать, — шепчет, мотая головой медленно, и не может оторвать глаз от Славиных. — Не дала? — Слава повторяет, подражая её интонации. Тихой, по-детски безвинной, милой. Ляля снова качает головой. Они соприкасаются лбами, и Ляля упирается затылком в стену несильно, почти и не видя Славиного лица. — Хочешь, я поговорю с ним? Объясню, как надо с нормальными девками общаться? — поправляет на Ляле платье аккуратно, опуская его ниже, проводит ладонью по бедру. — Объясни, — кивает, сталкиваясь со Славой носами. Ляля берёт Славу за руку, когда она отстраняется. — Я отвезу тебя домой, Лялька, — не вопрос — утверждение. — Пойдём-ка, — забирает за руку крепче, и ведёт Лялю за собой на парковку, докуривая. Отщелкивает окурок в урну, а потом снимает сигналку с ауди, открывает следом дверь на переднее пассажирское. — Залезай, — усаживает Лялю на сиденье и проводит ладонью по волосам, видя пьяный уставший взгляд. — Я сейчас вернусь, Ляль, будь тут. — Хорошо, — кивает, даже не думая сопротивляться. Слава захлопывает дверь, уходя от машины к клубу, пока Ляля кладёт голову на окно, укутываясь в большую куртку, что пахнет Славиным одеколоном. В машине ещё тише, чем около клуба. Ляля глаза закрывает, начиная дремать, начиная забывать всё, что было, постепенно. Когда возвращается Слава, не знает, но слышит, как хлопает дверь, и открывает глаза. — Спала ты? — Ляля плечами пожимает, так и продолжая лежать на окне. — Я сумку на заднее закинула, — заводит автомобиль. — И с Владиком перетёрли, больше этот мудак к тебе не полезет. Пить тебе нельзя, выебут за первым же углом, Ляля, таких, как ты, ебут в первую очередь, поэтому пить только при мне и ни с кем блядь не уединяться. Не верь им — верь мне, хуйни не скажу, ты нормальная девка. — Я больше так не буду пить, — оправдывается, а Слава кивает. — Не будешь. — И почему ебут таких, как я? Я попадаю под какую-то категорию? — язык заплетается, но Ляля произносит, взглянув на Славу из-за воротника куртки, в который зарылась. — Ты-то? Стопудово попадаешь, Лялька, красивых целок, которых споить, как хуйня, ебут первыми, их все любят. Невинное личико, глаза такие жалостливо-голодные, которые словно просят выебать и погрубее в толчке, — Слава смотрит на Лялю, усмехнувшись, когда выезжают на дорогу. — Вот у тебя сейчас такие глаза, не пойму, то ли въебать хочется, то ли выебать. — Ты меня объективизируешь? — Лялечка, ротик прикрой и не пизди лишнего, ну? Ты же нормальная девка. — Но... — Не надо, Ляль. — Слава мотает головой, предупреждая, а Ляля устраивает свою на окне, решив даже попытки больше не делать, чтобы доказать что-то. Пьяным разумом думалось совсем плохо, и Ляля собирала сознание, стараясь держать себя в норме более-менее, пока сонливость её не победила и не убила прямо на окне авто. — Давай, вставай, приехали, — Ляля очнулась от грубоватых похлопываний по щеке. — Уже всё? — Осталось только до квартиры дойти, но это мы легко, — кидает Ляле на колени сумочку, а сама вылезает из салона и обходит машину, открывая дверь со стороны Ляли. — Хватайся за меня, — протягивает руку, и Ляля её забирает без слов, вылезая из машины и чуть не падая прямо на Славу, что подтягивает к себе небрежно, ставя на ноги. Ставит на машину сигналку. — Пошли, — тащит за собой, а Ляля и идти нормально не может, то и дело шатаясь. На ногах стоит плохо, особенно без поддержки. Славу алкоголь брал плохо, верно выработалась толерантность, учитывая сколько она пьёт и насколько часто. Ляля пила изредка и вовсе не в таких количествах, так пить ей было противопоказано. Поэтому сейчас она безропотно волочилась за Славой, которая завела её в подъезд и в лифт, после поставив подпирать стену. Ляля Славе была благодарна. — Не обблюешь тут всё? — интересуется хамовато, а Ляля качает головой. — Я просто хочу спать, — Ляля парирует, не желая ввязываться в конфликт из-за перепадов настроения Славы. Она закатывает глаза, упираясь в стену напротив спиной. Отвечает на звонок. — Какого хуя, Борь? Ты с собой потащила Ляльку к твоим друзьям конченным? — Ника на том конце распылялась, явно недовольная. — Я все истории просмотрела у твоих друзей поганых, даже не пизди, что это не она. — Во-первых, горло не дери, сука ты тупая, а во-вторых, пиздеть, что это не она я не буду, схавала? Хватит выполнять функции её мамки, заебала, никого по кругу не пустили, чё выдрачивать-то теперь эту хуйню без конца? Ругаются матами, а Ляля хочет закрыть уши. Друзья так не ругаются, ну не могут они относиться к друг другу настолько посредственно и с пассивной злобой, цапаясь, кажется, из-за ничего. — Я Ляльку под тебя не подкладывала, так чё начинается-то? — Ты, тварь, мне помнишь, че сказала за день до того, как мы Ляльку забрали? «Она, конечно, не в твоём вкусе, но поёбывать будет классно, вы же за стеночкой, считай». По ушам ездить кончай, ты знаешь, у меня отличная память на такую хуйню. Ляля хмурится, ничего не понимая, но не влезает, слушая, ведь является косвенно тоже причастной к этому разговору и к этому выяснению отношений. Ника подложила её под Славу, она правильно услышала? Какого хуя говорит эта сука? — За базаром следи, чё ты придумываешь на ходу? Говно из тебя так и валится, как только рюмка попадёт. Чем больше — тем поганее, желчная ты сука. Оправдывается или отрицает, Ляля понять не может, но теперь не очень тревожит тема того, кто под кого и когда подложил Лялю, ведь она, судя по всему, является яблоком раздора. Заставляет грызться двух подруг, как собак, но они, впрочем, друг друга не жалеют, поливая грязью, словно им никогда больше не видеться. — Это не я шлюха, которая к каждому на хуй сядет, лишь бы оторвать кусок побольше, — разборки приобретают новые оттенки, а Ляля и половину упускает не по своей воле, страдая от рявкающих голосов. — Есть чем гордиться, кобла? — Иди, проспись, нахуй. Ещё хоть слово, я запомню и набью тебе ебло при удобном случае, больше нечем торговать будет, даже раком ебать не станут. — Да пошла ты нахуй! Ника трубку бросает первой, обозлившись до чертов, собственно, как и Слава, у которой лицо перекосило в гримасе злобы, аж вена вздулась на шее, пока угрожала. — Лицемерная шлюха, — цедит и пихает телефон в карман, устало проводя пальцами по лицу. — Лялька, — зовёт, а Ляля смотрит на Славу, опираясь рукой о стену. — Никуля не подруга тебе, слышала, да? — Она может все сказать, когда пьяная, как и ты, — пожимает плечами. — Ты слышала вообще, о чем я сказала? — вдруг оставшаяся агрессия выливается на Лялю, у которой за спиной стена, да и которая более чем беззащитна, будучи пьяной. — Уши ты, сука, моешь? — Я слышала, Слав, — соглашается, без желания вступать в перепалку. Заведомо знает, что Слава её задавит, если не правдой, то матами, своей злостью, которой на Лялю у неё уж точно хватит. Да Ляля и спорить не умеет, как следует, поэтому предпочитает просто не ввязываться, как человек с тонкой душевной организацией. — Вот, — указывает на неё же пальцами. — Переваривай теперь хорошенько, ты же умненькая. — Хорошо, переварю. — Умница, — треплет по волосам так по-дружески, подперев стену рядом. Ляля даже улыбку давит, когда смотрит на умиротворенное Славино лицо, что снова стало таким, не прошло и пяти минут после скандала. — На тебя и гаркать не надо, шёпотом все понимаешь, по губам читаешь, — Ляля не находит, что ответить, но Слава её хвалит и это не плохо, хотя и без причины. Натянутая улыбка сменяется вполне естественной, и Слава глаз от неё не отводит. Улыбается тоже, но глаза её не выражают радости, она не испытывает радости, имитирует. — Бедная ты девка, Лялька, жалко мне тебя, всегда по жизни жрать будут. Ляля улыбку держит, хотя улыбаться больше и не хочется. Слава задела в ней кое-что. — Ни одна сука не пожалеет, людям нахуй не нужны другие люди, они их только жрут и пользуют на благо себе. Все твари, нет никого хорошего. А ты тот самый пример чистоты и невинности, это не ценят, хотят только сломать. И тебя сломают, обязательно, — шепчет почти на ухо, науськивает, а Ляля загружается по полной, вдруг сжимая Славину ладонь, которую чувствует рядом со своей. — Но не тогда, когда я рядом, Лялька, нос не вешай. Девственность ещё мир спасёт. Ляля молчит, даёт Славе гладить себя по голове, удерживая за руку, а после позволяет вывести из лифта. Когда в квартире скатывается на банкетку и смотрит на фигуру Славы, что возвышается, снова теряет связь с реальностью. — Обувь снимай, — нажимая на пятки, вытаскивает ноги из обуви, а после Слава скидывает с её плеч куртку и поднимает с банкетки за руку, тоже разувшись. — Пошли, — берёт за талию и уводит в спальню. — Ложись, — откинув одеяло, сажает Лялю на кровать, а она уже сама ложится. Ляля даже не благодарит, а Слава уходит, ничего не ожидая. Пятое октября подошло незаметно. Ляля устроилась работать помощником библиотекаря в городскую библиотеку. Не фонтан, но на первое время Ляля не жаловалась, платили вроде неплохо, но Ника плевалась: «— Даже официантке платят больше, а у тебя лицо рабочее, тебе им торговать надо, — говорила Ника, когда они созвонились через два дня с ситуацией после клуба. — Поняла? Не задерживайся там долго, на раскачку пойдёт. Боря не попрет, если не заплатишь раз, но ты лучше не подрывай репутацию». Ляля старалась не подрывать. Сегодня ей сказали не приходить по причине здоровья главного библиотекаря, ну а Ляле тем лучше. Читает конспект по основам права и не отвлекается даже на хлопнувшую дверь. Скоро на кухню заходит, очевидно, Слава, и Лялин взгляд делается удивлённым. — Это откуда? — Слава кидает на стол подарочные пакетики, а потом смотрит на Лялю с усмешкой: — Сообрази, какой сегодня день, — достаёт из шкафчика две рюмки, очевидно на себя и на Лялю. — Среда, — Слава мотает головой. — Число. — Пятое? — Да, сегодня пятое октября, — садится за стол и открывает коробку с дорогим коньяком. — День учителя? — натягивает уголок губ, а Слава разливает алкоголь по рюмкам. — Мой профессиональный праздник, — замечает, закрывая бутылку. — То-то сегодня и пришла поздно: сидели с коллегами в учительской, отмечали немного после рабочего дня. — Ну, тебе и надарили, — Ляля смотрит на пакетики, а Слава кивает на них: — Там почти всё — сладкое, которое я не ем. Открывай, смотри, — Ляля смотрит с подозрением на Славу, но она кривит губы в усмешке. — Живо открывать. Ляля достаёт из пакетиков и правда шоколадки и наборы конфет. Есть, правда, что-то материальное, статуэтка, блин, в форме мяча, сделанная под золото, флешка, галстук, открытки, большой подарочный набор из ароматических свечей и красивого мыла. Ляля открывает одну из свечей и принюхивается. — Лавандой пахнет, не нюхала? — протягивает свечу Славе, и она наклоняется, тоже втягивая запах. — Я ничего не трогала. Пахнет, правда, пиздато, поставь-ка, — Ляля ставит свечу на пустое место стола рядом с рюмками, наполненными коньяком, а после смотрит, как Слава поджигает её пламенем зажигалки. — Сгоняй, выключи свет, — Ляля щелкает по выключателю и кухня становится сумеречной, с ярким пламенем свечи на столе. — Другое дело. Ляля поднимает рюмку, и они со Славой чокаются. Выпивают коньяк, и пока Ляля морщится, Слава распечатывает шоколад и подталкивает его к Ляле, чтобы закусила. — Коньяк нормальный, кстати, армянский. Ляля кладёт в рот ломтик шоколада и кивает Славе. Кто-то звонит, но телефон Ляли не включается, а вот Слава свой достаёт, отвечая: — Да? — Бореслава Викторовна, я заболела. — Алена, ты, что-ли? — Да, это я. — Ну ладно, у меня твоего номера не было. Ты на больничный? — Ага, отпишусь вам завтра, чё скажут после приема, — Слава мычит, наливая ещё коньяка в рюмки. — Давай, выздоравливай. — Спасибо, до свидания. Кидает телефон на стол, завершив звонок. — Ты классный руководитель? — Ляля интересуется, забирая шоколад, а Слава отмахивается. — На замену поставили, пока их классный квалификацию повышает. Первый и последний раз я в этой хуйне варюсь, больше не стану. И блядь, давай не о школе, она меня и без того заёбывает, — выпивает коньяк, а Ляля следом опустошает рюмку. — Как хочешь. — Рассказала бы лучше как дела у тебя, — закуривает, кинув пачку сигарет к телефону, а Ляля пожимает плечами, смотря, как горит тихо свеча. — Ну, — начинает и сразу замолкает. — Всё, как у всех порядочных студентов. — Ботанша, — усмехается, делая затяжку, а Ляля качает головой. — Я не ботанша, — возникает, пытаясь что-то доказать, но Слава смеётся. — Бухаешь со мной почти каждый вечер ты не как ботанша, тут не приебаться, — поднимается и уходит за пепельницей, возвращается за стол. На кухне стало ещё темнее. — И вообще, ботаншей быть не плохо. — Хочешь, чтобы я назвала тебя умничкой? Родители не хвалили? — грубит, а Лялино настроение меняется, выраженное непонимание становится печалью, просевшей в опустившихся уголках губ. — Не хвалили? Серьёзно? — смеётся, наполняя рюмки коньяком ещё. Держит сигарету в зубах. — Ну, молодец, Лялька, молодец, учись, работай на корку, — треплет по волосам, а Ляля всхлипывает, сгибаясь и пряча лицо в ладонях. — Лялька, тебе коньяк в голову дал? Ты чё разнылась-то? — спрашивает грубо, после выпивая. — Лялька, — зовёт, а Ляля мотает головой, ничего не отвечая. — Сука... Выдыхает, поднимая со стола телефон, который начинает вибрировать. — Чё надо тебе? — Выйди в падик, я около лифта, — Ляля слышит голос Ники и смотрит заплаканными глазами на Славу, которая затушила окурок. — Нахер? — Тебе западло? Выйди, говорю, пожалуйста, — добавляет вежливость в конце, после небольшой паузы, и в голосе проскакивает мольба. — Ща, выйду. Кладёт трубку и смотрит на Лялю. — Не ной, давай, хватит сырость разводить, у тебя такое красивое личико, но как опухнет — противно смотреть будет. Умойся и бухни, вернусь сейчас. Уходит из кухни, а Ляля провожает широкую спину взглядом, после вытирая слёзы со щек. Всхлипывает и уходит в ванную, чтобы умыться. Видит лицо ещё не опухшим, но глаза покраснели, а нижняя губа подрагивает. Нужно умыться. Ляля смотрит на умывальник, а потом включает воду и опускается к ней. Слава сказала, что опухшее лицо — противно взгляду, и могла ли с ней не согласиться Ляля? Не могла. Да, конечно, плакать — плохо, и чего она, в самом деле? Разрыдалась, словно пьяная сука, но ведь даже не пьяна ещё. Ляля ведь не хочет, чтобы её жалели, не хочет, чтобы трогали её прошлое, так и зачем ревёт? Слава была права, не нужно разводить сырость. Прикасается полотенцем к влажным щекам и лбу, вытирает глаза. Не растирает, чтобы кожа не краснела. Вешает полотенце назад. Хочет уйти, но застревает взглядом в зеркале и поправляет волосы, улыбается снова, становясь такой, как обычно. Укладывает волосы руками, а нижняя губа в улыбке дрожит, но Ляля игнорирует это. Она красивая, так зачем себя уродовать? Переводит дыхание и щелкает по выключателю. Опрокидывает в себя рюмку, заедая шоколадом на кухне. Смотрит удивлённо, когда Слава возвращается с букетом. — На, — Ляля его ловит и принюхивается. Красиво упакованные подсолнухи аккуратные, с растительностью, отвлекают от мыслей. — Ника подарила? — спрашивает, а Слава кивает. — Ещё всякой такой хуйни в доме не хватало. Ну, веник веником. — По-моему, очень ничего. Я не умею читать цветы, но, может, Ника какой-то смысл в это вложила? Почему именно подсолнухи? — Смысл? Вложила, конечно, — смеётся. — «Прости меня, я была пьяной мразью, Боряш, я не хотела тебя обидеть, не злись на меня больше», — пересказывает, подражая голосу Ники. — Вот ведь сука. — Ты простила её? — Отлижет, потом подумаю, — Лялино лицо вытягивается, а Слава смеётся. — Ну и ебло, и смех и грех. — Странно... — Что странно? Лесбийский секс странный? — гогочет, отвернув голову к окну. — Моя ты хорошая девочка, Лялечка, — просмеявшись, произносит нарочито ласково, издевательски и залезает рукой в Лялины волосы, придерживает голову. — Ну, золото, а не девочка, — гладит, как взрослый гладит своего ребёнка, выражая похвалу. А Ляля и смотрит на Славу так, большими детскими глазами. — Красивая девочка. — Правда? — не знает, почему спрашивает. Сжимает букет, упаковка которого хрустит в руках. — Очень красивая, — тянет Лялю к себе и шепчет на ухо комплименты томно и пьяно, а Ляля дышать боится, вдруг чувствуя себя очень комфортно. «— Ты у меня очень красивая, Лялечка, красивая папина принцесса, — пьяный отец посадил десятилетнюю Лялю около себя на кухне и поцеловал в лоб. — Я, правда, красивая? — Конечно, Лялечка, ты самая красивая девочка, которую я видел, — Ляля улыбалась папе, видя его родное лицо тоже с улыбкой. Вчера и позавчера папа Лялю не замечал, был пьяный и отвергал её попытки поговорить. Прогонял и орал матами, а сегодня снова гладит по голове, и Ляля правда счастлива. Показывает ему, что нарисовала, как сделала домашнее задание и даже платье, которое мама ей купила. Ляля счастлива. Счастлива. Счастлива. Счастлива. Глотает каждую минуту с отцом так жадно, желая рассказать ему обо всем, желая услышать его слова и советы, желая видеть его присутствие, его интерес. Ляля — папина дочурка, настоящая принцесса». — Не будешь меня целовать? — Слава глядит Лялю по щеке, что смотрит пьяно и мотает головой. — Слав, я не люблю девочек, — говорит тихо, как и было однажды, перед тем, как поехать в клуб. Тогда Слава над ней издевательски посмеялась, как любила. Издевательства и подколы — определённо Славин конёк. — А по глазам вижу, что пиздишь, — всё гладит, находясь так близко. — Мальчиков любишь? Но Ляля так и не задумывалась больше о том, что говорила, не думала, кого любит. Ей было это не так и важно, хотя наблюдать за Славой и было для неё увлекательно, что-то, кажется, в ней цепляло, что в глубине смущало. Смущало, как не должны смущать слова женщин и подруг. Смущало, словно после флирта мужчины. Но Слава оставалась женщиной, пусть похожей на мужчину в крайней степени, пусть сильной и задиристой, прямолинейной, Слава была женщиной. Это было неправильно, её так не воспитывали, раньше Ляля такого не замечала за собой, а от шуточных поцелуев Ники в губы Лялю воротило. Так что же, что же... Ляля голову опускает, чтобы не видеть этого заискивающего взгляда, Ляля, кажется, слишком пьяная, чтобы говорить. Славе всё равно и она заставляет Лялю посмотреть на себя, подняв голову за подбородок. — Кого ты из себя строишь, а? — Прекрати это! — Ляля хочет отдалиться, но Слава хватает за волосы и внутри Ляли всё замирает. — Как я ненавижу латентных лесбух, сука, знала бы ты, Лялька, — подозрительный тон Славы меняется на особенно хамский. — Отпусти меня, — просит, уже не решая повышать голос, а Слава склоняет голову, усмехаясь погано. — Слав, прости меня, я правда ничего не хотела, я... — Да ты чё? — произносит с наигранным удивлением, перебивая. Глаза у Ляли полные страха. Чёрт возьми, Слава ёбаный амбал, если Ляля сделает что-то не так, то ей прилетит по лицу и будет ой как больно. — Ой, ну принцесса, вы посмотрите. — Прости, прости, пожалуйста, — трясётся, не зная, что и сказать, чтобы спасти свою жизнь. — Не дёргайся больше, иначе я тоже дёрнуться могу, но будет очень больно, Лялечка, а волосы у тебя красивые, густые такие, длинные... — сжимает сильнее, говоря и смакуя каждое слово. Слава чувствует превосходство, а Ляля и сделать ничего не может. — И головкой ты думать умеешь, ты же не тупая, вот и подумай, я же столько мыслей хороших тебе подкинула. Вертихвосткам никогда хорошо не живётся, их пиздят толпой, блядей ненавидят. Но ты же не блядь. — Нет, — произносит тихо, еле дыша, а Слава кивает. — Подумай, кого ты там любишь, Ляль, девочка-куколка, — опускает волосы и гладит по тому месту, которое прежде сжимала. — Ты всё знаешь, только думать об этом не хочешь, но я помогу. А теперь на цыпочках возвращайся к себе, — кивает, как маленькому ребенку, чтобы лучше понял. — Тихонечко, мышью отсюда, чтобы слышно не было. — Хорошо. — Ляля поднимается из-за стола и забирает с собой конспекты, отложив букет на стол. В кухне приятно пахнет лавандой. — Тише. — напоминает, а Ляля и уходит так, подчиняясь, как ей было сказано. Лялечка — хорошая девочка. Ночные гостьи Славы кричат и стонут всё также, а Ляля и места себе найти не может. Пора близости прошла вместе с тем, как подходил к концу октябрь. А вот Лялины мысли, которые начали роиться сразу после того, как она вспомнила, что было на кухне, проходить не хотели. Жрали сумасшедше, а ведь началось всё от того, как Ляля встретилась со Славой на кухне, но та и внимания на неё не обратила. Взяла пиво и ушла, проигнорировав существование Ляли как таковое. «— Привет? — на последующее утро Ляля попыталась поздороваться со Славой снова на кухне. — Пока. — она забрала протеиновый коктейль из холодильника и ушла, после хлопнув входной дверью. Ляля, правда, ничего не поняла». Ещё недавно общительная и постоянно задевающая Лялю Слава вдруг охладела и перестала её замечать. Всё случилось, как Ляля и хотела, но удовлетворения это никакого не принесло. Стало вдруг подозрительно тихо. И в последующую неделю Ляля пыталась как-то начать разговор, но Слава быстро обрывала эту затею и после пропадала в клуб или на работу и возвращалась уже либо поздно, либо с пьяной спутницей. Слава кардинально не шла на контакт. Больше они вместе не пили, не сидели за одним столом, а мысли Ляли пропорционально наполнялись Славой всё больше. Ляля не понимала, что делала не так, и почему Слава вдруг перехотела общаться. В колледже на парах, пока она шла домой, принимала душ, пока ужинала или переписывалась с Никой. Долго думала, рассказывать ли Нике о том, что произошло, просить ли у неё совета, а потом вдруг передумала, решила, что справится сама, как взрослый человек, без Ники, которая точно помогла бы. Ляле нужно было учиться справляться с проблемами и самостоятельно, без Ники, ведь её рядом может и не быть, а проблема будет, и что тогда Ляля станет делать? Около двенадцати часов ночи домой пришла и Слава, но, привычно, не одна. Смех был знакомым, но Ляля этому даже значения не придала, мало ли, что покажется в полночь с раскисшей головой. Она ждала продолжения, стонов и криков, но к удивлению ничего этого не было, только смех и, похоже, не из спальни. Ляля ждала, кажется, час, перебарывая желание сна, а потом любопытство привело её к кухне, с которой и раздавались знакомые смех и голоса. — Дура! — Ника пищала, стукая по плечу Славы, а потом смеялась громко, ерзая на коленях, пока её щекотали. — Рот твой громкий я нахуй скотчем залеплю, хочешь? — Слава зажала Никин рот ладонью, но даже так было слышно, как она смеётся, полуголая и пьяная. — Ненормальная ты, — трясёт, взяв Нику за шею, а она продолжает дурачиться, высунув язык. — Сука, прекрати быть такой ебанутой, — смеётся низко сама, а Ника обнимает её за шею, прижимаясь тесно со смешками. — Я соскучилась, а ты? — У тебя сиськи порнушные, конечно, я соскучилась. — Сиськи у меня, что надо, — Ника смеётся, соглашаясь, а потом до ушей Ляли доносятся звуки поцелуев, и она заглядывает аккуратно на кухню снова. Ника и Слава. Для Ляли их не двусмысленные заигрывания были понятны, но до последнего оставались непонятными полноценные отношения. Зато смотрелись они друг с другом хорошо, ведь истероид Ника хорошо смотрелась со всеми. Но именно со Славой у Ники отношения были особенными, Ляля это чувствовала, хотя и часто не видела собственными глазами. А Славу читать было трудно, ведь Ляля её так почти и не узнала, кроме самого основного. Больше решив не прятаться, вместо того, чтобы уйти прочь, Ляля вошла на кухню, а поцелуи тут же закончились. — Привет, Лялечка, — Ника пьяно улыбнулась, очевидно, не испытывая дискомфорта. — Ты чего не спишь? — Голова болит, — Ляля кинула безучастно, а потом прошла и налила в чайник воды. — Аптечка в ванной, выпей анальгинчика, — Ника произнесла заботливо, пыталась заботиться, находясь не в форме: сидя на Славиных коленях, раскрасневшаяся, выпившая. Слава молчала, хотя её недоброе, хитрое выражение лица от Ляли не скрылось. — Спасибо, я выпью, — Ляля кивнула, а чайник начал шуметь. Ника встряхнула свои высветленные волосы чуть ниже плеч, не отрывая глаз от спины Ляли, и сама Ляля взгляд её почувствовала. — Пойдём-ка отсюда, — Слава сняла Нику с себя, а потом поднялась со стула и закинула её на плечо, немного присев. — Ну, Слава, поставь! — Ника почти не спротивлялась, свисая безвольно с крепкой спины, но на Лялю посмотрела и встретилась с ней глазами, помахала, пока не скрылась из вида. Ляля ей тоже помахала. Чай Ляля пила под стоны Ники, которые, впрочем, не отличались от всей массы тех, что уже были в этой квартире и тревожили её. Но пусть стоны и не отличались, что-то внутри Ляли не давало ей покоя, хотя никакого здравого объяснения этому не было. Кажется, Слава её мучила и изводила, и делала это виртуозно, как профессионал, лишь бы Ляля думала о том, чем она смогла её нагрузить последней ночью, когда они общались. Слава чего-то добивалась, и Ляля понимала, чего именно, ведь глупой не была. Роль Ники для Ляли была неоднозначной, но в глубине души она хотела надеяться, что Нику Слава не использовала в своих грязных целях, лишь бы вывести Лялю на сильные эмоции, которые смогли бы подтолкнуть её к разговору. Говорить Ляля должна была захотеть сама. Слава её не трогала и оставалась абсолютно безразличной, поэтому очень скоро до Ляли дошло, что именно она должна была сделать так называемый «первый шаг». Кухня с утра пустовала, но недолго, всего час Ляля смогла побыть там, в одиночестве, а потом, проснувшись, пришла и Ника. Заспанная, в Славиной футболке. — Привет, Лялечка, — Ника обняла её крепко, наклонившись, а потом налила себе воды и снова вернулась за стол, села рядом. — Как поспала? — Нормально вроде, — Ляля взяла Нику за руку и погладила её, а Ника улыбнулась и с улыбкой этой, приятной и такой родной, уткнулась в Лялин висок. — Голова не болит? — Не-а, прошла уже. — Ну и хорошо. Ты не хочешь поговорить о том, что было? — Ника поинтересовалась, а Ляля покачала головой, глотнув чая. — Не хочу. Твоё дело с кем спать, — Ляля замолчала на секунду, чтобы переварить: — Только ты же сама мне говорила, что это скверно, спать именно со Славой, она же «ко всем бабам, как к щелям относится». Ника издала нервные смешки. — Так и есть, — посмотрела как-то виновато в Лялины глаза. — Но дело правда моё. — Ты её любишь? — Ляля спрашивает напрямую, а Ника вдруг заливисто смеётся. Ляля смотрит на неё с сомнением. — Дура ты? Нет, конечно, — утыкается в Лялино плечо, всё ещё смеясь. — Я не лесбиянка, как и ты, у меня мальчиков куча, а Славка так, дружеская поддержка. — смотрит в глаза Ляли серьёзнее. — Слушай, перестань так смотреть на меня, Ляль, правда, не знаю, что ты думаешь, но ты бы лучше послушала, что я говорю, а не придумывала. — Я не придумываю. — А с чего ты взяла, что я её люблю? Не придумала разве? — Ты выглядишь так. — Да я когда пьяная и буду лезть на тебя, ты подумаешь, что я тебя люблю. Трезвая я так не делаю. Но, послушай, я же не хуйню пьяную тебе несла про то, чтобы ты поосторожнее была. Я уже четыре года Славку знаю, и знаю, какая она конченная в отношениях. Истории слышала мерзкие про то, что она делала. Ты не я, Ляль, мне похуй, я не задерживаюсь с ней, но если она тебя цепанёт... — качает головой. — Она даже не лесбиянок под себя укладывает, о чём говорить? Она и с женщинами старше себя ебётся и с замужними, ей вообще похуй, кобла в чистом виде. — сжимает ладонь Ляли ободряюще. — Ляль, если чё-то будет, ты скажи, заберу тебя к себе, поживешь со мной и с родителями, они ж только рады тебе, а Славка не сдохнет. Обещай, что ты скажешь мне, если что-то вдруг будет не так. — Да с чего оно должно быть не так? — Ляля вдруг взбесилась, а Ника погладила её по голове. — Если сейчас нет, не значит, что не будет потом. Я тебя предупреждала уже дважды, ты лучше не провоцируй её и не напивайся вместе с ней. Лялечка, оно тебе, правда, не надо, у Славки с башкой проблемы. — Если она с тобой обращается, как со шлюхой, то что это может иметь общего со мной? — Никино лицо меняется, а Ляля смотрит хмуро. — Схуяли ты так говоришь? — У тебя поведение подобающее, неужели она не права? — Никины глаза раскрылись ещё больше. — Ты чё блядь? — шепчет, находясь под впечатлением. — У тебя башня поехала, Лялечка? Она тебе уже на уши присела, че происходит-то? Слава появляется на кухне сразу после слов Ники. — Тёлки на моей кухне ещё волосы друг другу не выдирали, — усмехается. — В честь чего, страшно узнать? — влезает тут же, встав к окну с сигаретой. — Не лезь блядь, в каждой бочке затычка. Это мои с Лялькой дела. — Хорош базарить, Никуля, ебло ты Ляльке бить не будешь, если со своим остаться хочешь, — Слава затыкает Нику, прикурив. — Я тебе говорю: «не лезь». Это не твои дела, мы сами разберёмся. — Заканчивай прессовать её. — Она же должна ответить за что, что назвала меня шлюхой, — Ника, взвинченная, смотрит на Славу, а та смеётся. — А ты не промах, Лялька, не беззубая, — обращается к Ляле, просмеявшись. — Че тебе не нравится, Никуля? Правда? Я тебе, сколько говорила, перестань скакать по хуям, ну а ты продолжаешь. Шалава. — Да пошли вы нахуй, обе! — Ника подскакивает из-за стола. — Я тебе сколько раз пиздела, что ты подстилка для каждого говна, и в мою сторону ты не рыпалась, потому что я и двинуть могу, что без красивого носа останешься. А на Ляльку налетела сразу, потому что хер ли как она ответит. Ну, она-то не ответит, а я отвечу, на ус наматывай и хуйни не твори, иначе по еблу получишь, тронь только Ляльку. — Пусть Лялька будет здравой и бежит отсюда, сверкая пятками, от тебя, сука, ты же ёбнутая. — Мотай отсюда, давай, — говорит небрежно, а Ляля только смотрит на Нику с сожалением. — Глазками не хлопай и не смотри на меня так. Лицемерка, — уходит с кухни, а Лялю что-то колет, но она только губу кусает, утыкаясь в ладони. Она же сказала правду, это не было чем-то плохим, так почему из этого вышел скандал? — Лялька, — Слава зовёт, и Ляля смотрит на неё через плечо. — Она пиздоватая, рыпаться будет — маякни, успокою. — Её не нужно бить, — Ляля выдыхает тревожно. — Кто сказал, что будет бить? Мы попиздим, по-дружески, — Слава улыбается, но улыбка её поганая, как и хищный взгляд. Слава Нику разорвёт, и другого исхода быть не может от того, что Слава «поговорит» с Никой. Ляля это понимает, Ляля не хочет для Ники плохого, ведь Ника хороший человек. Она лишь сильно взрывная. — Ты точно её не тронешь? — изо рта вырывается совсем другое, вразрез мыслям. Ляля Славе на подсознательном уровне не перечит, не выёбывается, угождает. — Ну что ты, Бог с тобой, я не стану мрать о такую мразь руки, — подмигивает, заигрывая, а потом докуривает и уходит от окна. Ляля пьёт чай. Ника уходит, хлопая дверью демонстративно сильно, а потом и Слава покидает кухню, молча, словно ничего и не было. Больше они не общались, и воцарилось привычное молчание. В конце октября облетели деревья. Стояли голые и от того грязные. С серым небом город стал выглядеть таким же грязным, подобно деревьям, подобно окружающей природе. Ляле переходная пора не нравилась никогда, хотелось снега, чтобы не было так невзрачно, так мерзко. И что на улице было тускло и одиноко, что дома продолжало быть точно также. То перекидывание словами несколько недель назад не было никаким шагом, «Слава лишь сделала то, что должна была, — думала Ляля, — она впряглась, то есть защитила честь дамы». Они продолжали молчать, не замечать друг друга, а Слава так и таскала в дом девок, на что Ляля с брезгливостью думала, не переебала ли Слава полгорода. Кажется, ответ должен был сложиться положительный, но Ляля и тут головой была готова биться о стол, лишь бы не думать так навязчиво часто о Славе, которой, по всей видимости, оставалось абсолютно похуй на соседку. Ляля могла просто забыть и ничего не делать, ведь зачем ей доказывать что-то эгоистичной Славе? Они никто, и связывает их ровно ничто, так зачем? Зачем Ляля пытается найти выход, чтобы продолжить общаться со Славой? Она отрицает всю правду и ищет обходные пути, честно ищет иные выходы, обходя единственное правильное решение за километры. Она не такая, как Слава, она женщин не любит, ей нравятся мужчины. Ну что такое женщина? Что она такое для Ляли, которую воспитывали в семье с традиционными ценностями? А потом Ляля смотрит на Славу и прячет лицо в ладони, падая головой на стол. Слава не подходит Ляле ни по одному критерию, которые она создала. Со Славой семью не построишь, но Ляля смотрит и почему-то готова отменить все, что было создано в голове. Слава — набор отрицательных характеристик в красивой обёртке, на которую кидаются девушки, но Ляля ведь не такая. Она же не нашла в Славе ничего положительного кроме её физической подготовки и силы. — Слав, — Ляля приходит в гостиную тридцатого числа октября и передаёт деньги, которые Слава не пересчитывает по обыкновению. Разворачивается, чтобы уйти, а потом её врасплох застаёт вопрос, которого она не ждала. — Никуся не прессует? — Нет, — смотрит на Славу через плечо, а она кивает на выход. — Ну, всё, петляй тогда. Бросает равнодушно, кидая деньги на стол. И Ляля уходит, так и не сумев больше ничего сказать, но тут же чувствует вину, когда переступает порог гостиной. Даже оборачивается, чтобы посмотреть, не провожает ли её взглядом Слава, но видит лишь бритый затылок. Славе, кажется, насрать глубоко. — Слав, — зовёт снова, но Слава даже головы не поворачивает, равнодушно спрашивая: — Чё тебе? А Ляля молчит, кусая губы, потому что понятия не имеет, чего ей нужно от Славы. Не знает, что предъявить, как снова вернуться в то общение, пусть оно и было не самым идеальным. Ляля не человек высоких претензий, она может довольствоваться малым. — Лялька, — Слава зовёт сама, но в Лялину сторону так и не смотрит. — Ты или говори или вообще нахуй рта не открывай, вместо того, чтобы издавать бессмысленное мычание и молчать. Меня это бесит, сука. — Извини, — Ляля мнётся и выдыхает. — Просто... сколько это будет продолжаться? — Что именно? — спрашивает Слава, словно правда не понимает, о чем Ляля говорит. — Молчание. — Я тебе сказала подумать, вот и думай, чё ты с меня-то спрашиваешь? Вот подумаешь, — приходи, пообщаемся. — Я подумала, — впервые Слава оборачивается, чтобы посмотреть на Лялю. — Охуеть, — смеётся, но Ляля только чувствует неловкость. — Да ты чё, ну падай, рассказывай, о чём подумала, — зовёт, и Ляля приходит на ватных ногах к дивану, садится на другой конец, тут же забирая подушку, лежащую рядом, и обнимая её. Слава пьёт пиво и смотрит ожидающе, с усмешкой, сидя корпусом к Ляле. Барабанит пальцами по спинке дивана, на которую закинула руку. — До утра меня держать тут собралась? Так я могу тебе и время ограничить, надо мне слюни размазывать несколько часов, — хмыкает с раздражением. Ляля мнёт подушку, теребит её в пальцах, смотря на свои руки. — Прости, пожалуйста, может быть, я вела себя не так, может быть... — глаза мокнут, и Ляля слёзы утирает, заламывая пальцы. — Не знаю, что я точно сделала, но, видимо, я виновата, прости меня. Только не молчи больше, пожалуйста, — шмыгает, вытирая лицо от слёз усиленнее запястьями. «— Мамочка, посмотри, что я нарисовала! — Ляля выбежала из своей комнаты в гостиную, где сидела мама за телевизором. — Мамочка! — по Ляле прошёлся холодный взгляд, а после мама снова обратилась к экрану, игнорируя присутствие дочери. Ляля улыбаться перестала.— Мам, что-то случилось? — ручки с рисунком опустились печально вместе с уголками губ. Мама не реагировала, словно Ляли не было рядом, не существовало вовсе. Что-то было не так, и Ляля это понимала, только не знала почему. Любимая мамочка её игнорирует, почему это происходит? — Мамочка, не молчи, пожалуйста, — секунда, и из детских глаз хлынули слёзы, Ляля плакала от непонимания того, что происходит. — Мамуль, почему ты молчишь? В ответ тишина. Слёзы катились по лицу, и Ляля утирала их небрежно. Рисунок упал на пол, до него никому не было дела. — Мам, ну почему ты молчишь? — дотрагивается влажными ручками до руки мамы, но она грубо выхватывает ладонь. — А ты подумай хорошенько, а потом подойди и скажи, что не так. Ответ резанул холодом по ушам, а Ляля тряслась от рыданий, не понимая, что сделала. Она же была хорошей девочкой, почему мама её наказала? — Я больше так не буду, только не молчи, пожалуйста! — Подумай сначала головой за что извиняешься. Иди отсюда». — Не реви, давай, прекращай, а то опухнешь, — Слава произносит в обычной манере. — Успокойся, Лялька, чё реветь? Ляля мотает головой, шмыгая, и сжимает подушку, ничего не говоря. Слава пиво тянет лениво, а потом проводит языком по зубам. — Сюда двигайся, ко мне, утешу, — Ляля смотрит красными глазами на Славу, а она подманивает пальцами. — Ползи. Ляля несмело подаётся вперёд, и Слава повторяет: — Ну, ко мне ползи. И Ляля ползёт, оставив подушку позади, обнимает голый тёплый торс руками, прижимаясь к крепкому плечу. Слава в её волосах копается и проводит по макушке губами, так и не целуя. — Хорошая девочка Лялечка, — шепчет на ухо успокаивающейся Ляле, придерживая голову. — Не будешь больше выёбываться? Ляля головой мотает. — Вот и умница, Лялечка, — целует в висок. — Я тебя обижать не буду, и станем мы с тобой жить тихо, мирно. Влажными губами Ляля утыкается в кожу, чувствуя, как Слава наматывает на палец прядь её темно-русых волос. — Поедешь со мной завтра на квартиру к друзьям? — спрашивает, а Ляля шмыгает, не отрываясь от плеча. — Зачем? — Праздновать, конечно. Хэллоуин беспонтовый, но как повод лишний раз бухнуть пойдет. Мне Никулька написала. — Вы общаетесь? — Ну, а куда она от меня денется? Перебесится и сама напишет, — Ника такая. С тобой хочет увидеться, но ты аккуратнее, если чё — не уединяться и звать меня. Приду и порешаем вопросы. Наедине она тебе патлы поотрывает, если будет цель, а ты девочка красивая, Лялечка, смотреть на тебя любо-дорого. Не пытайся решать ничего сама — хуже будет, — шепчет на ухо, массируя затылок, а Ляля прикрывает глаза, чувствуя, как подрагивают пальцы на чужой спине. — Поняла меня? — Поняла, — Ляля соглашается. — Вот, умница, — хвалит, а после добавляет: — И ещё... баба с работы передала овощей с дачи, а я, знаешь, с готовкой на «вы», но оставлять пропадать тоже не хочется. — Я что-нибудь приготовлю. — Ляля намёк понимает, вдруг слабо улыбается, уткнувшись в плечо, а Слава укладывает свою голову на Лялину. Тридцать первое число выпало на субботу, и Ляля встала пораньше, пошла на кухню, приняв душ. Заглянула в холодильник, и правда, обнаружив внутри овощи, а потом, долго не думая, решила приготовить овощное рагу, пока Слава спала. Кроме учёбы у Ляли хорошо получалось стоять у плиты, это было что-то врождённое, да и готовить Ляля была любитель, это отвлекало от мыслей и занимало приятной работой, за которую она обычно получала лестные оценки и мнения. Готовила Ляля редко, но зато когда готовила, то стряпню её хвалили и её саму называли «хозяйкой». И теперь Ляле хотелось порадовать Славу, поблагодарить за то, что простила, ведь каких глупостей Ляля может иногда сделать. Раковина наполнялась посудой, а мусорное ведро — очистками. Ляля знала, что и как делать, и в сладкой тишине утра кухня наполнилась запахом аппетитного рагу из овощей. — Я смотрю, ты времени на сон не теряешь, — Слава вошла на кухню с выражением приятного удивления. — Привет, — Ляля улыбнулась, кажется, глупо, стоя в фартуке, и волосами, завязанными в высокий хвост. — Садись, накормлю тебя. — Ну, давай, — Слава усаживается за стол, закуривает, а Ляля накладывает рагу в тарелку и вместе с вилкой ставит перед ней. — Рагу? — Ляля кивает. — Овощное. — Пахнет ароматно, докурю и попробую, — подмигивает, а Ляля снова показывает улыбку. — Хочешь кофе или... — Налей мне водки, — оставляет окурок в пепельнице, выдохнув в сторону дым, а потом забирает вилку. Ляля скоро ставит рюмку и наполняет её водкой, пока Слава пробует свой обед и жуёт долго, смакуя, словно гурман. Ляля ничего не говорит, но ждёт, держа спинку стула в руках, что Слава скажет, какую даст оценку. — Я бы женилась на тебе, Лялька, — Ляля расплывается в улыбке, видя довольное Славино лицо, и слыша такие приятные слова. — Лучшее рагу, которое я пробовала, а мне, знаешь, есть с чем сравнить. Продолжает есть, а Ляля, удовлетворенная, хочет идти мыть посуду, но голос Славы её останавливает. — Сядь ты уже, хер знает, сколько часов ты тут бродила и за плитой торчала, героиня кастрюль и сковородок, — Ляля усаживается, а Слава поднимает рюмку, отсалютовав: — За тебя. Выпивает одним глотком, после продолжая есть рагу с аппетитом. Ляля подпирает голову, не зная, как насмотреться на приятную картину без глуповатой смещенной улыбки, словно такое у неё впервые. — До тебя бабы эта кухня не видела, — Слава окидывает её взглядом. — Спасибо, что лишила её девственности, я думала, что так и останется всё нахер в шкафах пылиться. Ляля знала, что Слава готовить не умела. Доставки было много, а упаковки потом оставались и в раковине и на столе, вместе с банками из-под пива. Ляле не было трудно убраться, поэтому она-то всю квартиру и вылизывала, не заходя, разве что, в Славину спальню. Слава была похожа на бытового инвалида, да и по её рассказам всё так и складывалось: клининг раз в неделю и ежедневная доставка, редкое нахождение дома, разве что для сна и секса. Ляля давно заметила, что в этой квартире не было уюта, хотя и мебель хорошая была и ремонт современный. Здесь чего-то не хватало. — Добавку будешь? — Ты ещё спрашиваешь? — Ляля пустую тарелку наполняет рагу и возвращается с ней к столу. — Мне вообще впервые кто-то готовит, но как же это охуенно. Признаюсь, обожаю домашнюю еду... До предложения не так и далеко, Ляль, — Ляля смеётся. — Я тебя не прокормлю, — говорит смущенно, а Слава улыбается со снисходительным взглядом. — Прокормишь, — успокаивает. — Я скину тебе рациончик и продуктами обеспечу, ты только готовь. — У тебя диета? — У меня диета, иначе сдуюсь. — Хорошо, сделаю, что могу, — Ляля соглашается, а Слава отвлекается на телефон. Что-то печатает. — Надо позаботиться о костюмах, — Слава говорит вдруг, а Ляля вспоминает о Хэллоуине. — Костюмированная вечеринка? — Естественно, это ж Хэллоуин, — Слава ладонью проводит по шее. — Будешь моей Бонни? — Парные костюмы? — Ляля усмехается, смотря скептически, а Слава кивает. — Если будет конкурс костюмов, мы всех нахуй переплюнем. Я нашла фотку для референса, надо будет прокатиться в магазин, прикупить одежды. В громкой квартире дверь открыла Ника, тут же протянув удивлено: — О, нихера себе, у вас типа парные костюмы? — как только Ника закрыла дверь, они обнялись со Славой, словно вовсе не ссорились. И пусть Ляля такое видела ни единожды, для неё попахивало не самой настоящей честностью. Ляля к такому общению не привыкла, но у Ники со Славой вошло, похоже, в привычку. — Давай навскидку, кто мы? — Слава встала около Ляли и посмотрела выразительно на Нику, которая задумалась. — Не грабители эти из тридцатых? — Слава кивнула, усмехнувшись. — Бонни и Клайд. — А, ну я имен не помню. Слушайте, как охуенно, Лялька вообще отпад полный, тебе так идёт быть в старой одежде, — Ника провела ладонями по плечам. — Ты красотка такая. — Ты тоже, — Ника Лялю обняла. — Прости меня за ту хуйню, я просто вспылила, ну? — шепчет на ухо, а Ляля кивает. Слава ушла, когда её позвали, а Ника и Ляля остались в одиночестве в прихожей. — Я всё понимаю, — Ляля улыбнулась, а Ника улыбнулась чёрными губами. Она предстала настоящей Круэллой. — Очень классный костюм. — Спасибо, пойдём, я познакомлю тебя с ребятами! Ника тащит Лялю в квартиру и знакомит со своими друзьями и знакомыми, которые отдыхают тоже в костюмах. Они берут шампанское и теснят на диване парочку, чтобы поговорить, и Ника начинает рассказывать, что успело случиться за время, пока они не общались. Постепенно бессвязная вечеринка превратилась в игру, музыка поутихла, и все собирались в гостиной, расселись на диванах, креслах, стульях, кто-то был на полу. Решили играть в «Я никогда не», достав ящик водки и наполнив гору стопок. Большая часть игроков влила в себя по пять шотов сразу после начала. В ней была и Слава, с огромным багажом жизненного опыта, который сейчас её спаивал. Ляля, что сидела рядом с ней, ограничилась двумя, но игра только набирала обороты. — Я никогда не называл партнёра неправильным именем! — парень зачитал записку, что вытащил с закрытыми глазами из коробки, а некоторые тут же опустошили рюмки, в их числе была и Слава. От смеха кружилась голова, с каждой новой порцией алкоголя, что поступала в организм, компания становилась все приятнее. Грязные комментарии и подробности из постели становились смешными и пикантными, а не неловкими. Ляля опрокинула третью, четвёртую, пятую, а Слава не останавливалась подкалывать, когда Ляля пила: — Кому ты отправляла голые фотки, извращенка? — казалось, водка выйдет через нос. Лялино розовое от градуса лицо становилось ещё розовее от смущения. — Нике! — Что за хуйня, ты Нику склеить что-ли пыталась? — Слава смеётся, а потом кричит Нику, которая сидит с каким-то парнем на кресле. — Ника! — Чё? — У тебя есть Лялькины сиськи? — Я найду и покажу, — Ника заливисто смеётся, а Слава вместе с ней. Ляля отворачивает смущённое лицо. — Да пошли вы обе! До них никому дела не было, у всех кучек оставались свои смешные и стыдливые ситуации, которые обсасывали громко, с гоготом, что заглушал музыку окончательно. Напившись вдоволь, так, что некоторые и подняться уже не могли с места, где сидели, решили сменить игру и положили на журнальный стол бутылку из-под пива, начав раскручивать. Для разгорченной Ляли поцеловаться с кем-то было не трудно, поэтому целовалась она и с незнакомыми девушками, и с каким-то парнем, и даже с Никой. Некоторые ходили в отдельную комнату на семь минут, что засекались, а некоторые били пощёчины — смотря, что из трёх действий произносил ведущий. Единственный раз Ляля попала на задание уединиться с высоким парнем, и они ушли в комнату, целовались у стены, пока звонок таймера не начал пищать, оповещая о конце времени. — Ну, че вы? — Слава поинтересовалась, когда Ляля вернулась и села на место. — Целовались, — Ляля запястьем вытерла губы, глупо улыбаясь, пьяная до эйфории. — И всё? — Да, Слав, ну че у тебя лицо такое серьезное? — Ляля рассмеялась, уткнувшись в Славино плечо. Расслабленная и пьяная, она не почувствовала, как настроение Славы изменилось. Когда вечеринка продолжилась, Ляля ушла на кухню, чтобы отдохнуть около открытого окна. С улицы в окно попадал тусклый свет, а холод пробирал. Ляля встала около окна, оперевшись на подоконник, и откинула голову, вдохнув ледяной порыв, что обдал её. На кухне музыка так на уши не давила, голова уже не кружилась, а потому Ляля обратила внимание на шаги. Взгляд был всё такой же пьяный и уставший, тихий, но различить Славу труда не составило. — Ты че тут? — Слава закурила, задав вопрос, а Ляля поежилась от порыва. Внутри неё было искусственно тепло. — Подышать пришла, голова закружилась. — Не холодно тебе? — Лялю передёрнуло. Постепенно становилось холодно. — Холодно, — Слава одним движением прижала Лялю к себе, к полурасстегнутой рубашке, галстук на которой висел под воротником, развязанный. — Тебе, видимо, не холодно, — Ляля намекала на рубашку, а Слава щёлкнула по сигарете. — Мне душно, Ляль, я бы нахуй разделась. — Я бы тоже. — Снова в говно, Лялька, сколько ты выжрала? — Слава вдруг смеётся, а Ляля поддерживает смех. — Много... Я не знаю, — честно признаётся, отстраняясь, и сжимает голое Славино предплечье, чтобы удержать равновесие. — Ляля, — Слава вдруг зовёт, а Ляля смотрит на неё, улыбаясь. — Ты обещала не выёбываться, помнишь? Она кивает. Слава выдыхает дым в окно и опускается, целуя Лялю смазанно, что отвечает по инерции. Прижимается и обнимает Славу за шею. — Что это? — Ляля смеётся, когда они отстраняются, а Слава докуривает. — Со всеми пересосалась, а со мной нет, я тоже хочу. Целует напористо, затушив окурок, и прижимает Лялю к себе за талию, пока она поглаживает затылок. Ляля стонет в поцелуй, когда Слава кусает за язык, и задыхается, не противостоя. — Залезай, — подсаживает на стол и задирает длинное красное платье до бёдер, раздвигая Лялины ноги уверенно. Они целуются, и Ляля гладит горячую шею, позволяя Славе всё, не возражая, подаваясь ближе к телу, к поцелуям. Щелчок выключателя остаётся проигнорированным, но Ляля вздрагивает, когда слышит ошарашенный голос Ники: — Вы чё нахуй, — Слава отрывается от Лялиных губ и смотрит в сторону входа на кухню, за спину Ляли. — Вы, блядь, ебётесь? — говорит с неприятным удивлением, широко открытыми глазами при этом смотря на Лялю. — Ник... — Заткнись, — Слава Лялю перебивает, не церемонясь, а Ляля не противостоит, кусая губу и смотря на Нику печально, с выражением сожаления. — У тебя проблемы какие-то? — Ты кого ебёшь? — Ника шипит злостно. — Не ебу, — смеётся. — Мы приятно проводим время, вот и ты съебись отсюда и тоже проведи время приятно, — хамит, отправляя Нику вон, чтобы не мешала, а она злится только сильнее: — Не трогай Ляльку вообще нахуй, — подходит с намерением отпихнуть Славу от Ляли, но силы оказываются не равны, и Слава хватает Нику за шею. — Не лезь нахуй, пока по роже не получила, — заставляет Нику смотреть на себя, удерживая за горло. — Не нужно играть с огнём, Никуля, заебешься потом последствия разгребать. — Ты мне угрожаешь? Да кто ты, сука, такая, чтобы угрозы пиздеть? — За мою Ляльку мне не еби мозги, смекнула? — отпускает Нику, оттолкнув. — Слав, не ори на неё, — Ляля смотрит большими пьяными глазами. Вокруг искрит, и Ника уходить не собирается, показывает это всем видом. Слава Лялю игнорирует, словно она ничего и не говорила, ни о чём не просила. — Поехали нахуй отсюда, — стаскивает Лялю со стола за руку, а она неловко попадает под хватку Славы, оказываясь прижатой тесно. — Ещё раз ты вякнешь в мою сторону, — по еблу получишь. — Слава говорит грубо, обращаясь к Нике, а Ляля оказывается заложницей ситуации, вынужденной смотреть за этим без возможности что-то исправить. — Сегодня я сделала тебе скидку на то, что ты нажравшаяся скотина, Никуля, но это в последний раз. Если я всё-таки разобью тебе ебало, значит, заслуженно. — Лялю оставь тут и катись куда хочешь, — Ника не унимается, смотря злобно. — Мою Ляльку не трогай, тебя я знаю, не успеет она ничего понять, как ты подложишь её под богатенького мальчика. Отродье, блядь. — Твою Ляльку? — переспрашивает с горькой усмешкой. — Мою, уши помой, — огрызается. — Она теперь под моей опекой, больше ей не нужна мамка в твоём лице, Никуля, можешь уёбывать. Ты вообще нахуй никому стала не нужна, кроме твоих подружек-блядей, которые вот тут уже мне сидят, — показывает на шее. — Да я виновата что-ли, что ты всех моих подруг переебала? А мы все продолжаем вместе тусить, между прочим! — Ника орёт на Славу в ответ, а Ляля морщится. — Ник, пожалуйста, не кричи... — произносит устало, поддерживаемая Славиной рукой. — Внатуре, хорош глотку драть, заебала! — уводит Лялю за собой. — Пойдём, хочешь домой? — Хочу, — Ляля кивает, передвигаясь с усилиями, почти не зная, как это делает. — Ну и пошла ты нахер, ебанутая! — Ника кричит вслед, отмахнувшись, и уходит к другим, кто вышел из гостиной посмотреть, что происходит. Ляля ждёт в прихожей, пока Слава собирается, а потом они вместе уходят к лифту в тошной тишине. В машину усаживаются также тихо, пьяные вдрызг и с поплывшими взглядами от напускной усталости. — Некрасиво получилось... — Ляля произносит неловко, обнимая себя руками. Смотрит в окно на многоэтажный дом, что начинает удаляться. — Ника же хорошая... — Ника? Хорошая? — Слава фыркает. — Хуйню не неси, Лялечка. Ника та ещё сука, слепая ты что-ли? — Но... — Меня послушай, вместо того, чтобы пороть пьяный бред, — перебивает Лялю, а она и не отстаивает себя, только прижимается к двери, смотря в неопределенную точку печальным взглядом. — Она бы тебя подложила под кого-нибудь, чё ей? Сочиняю я, по-твоему? Обо всем я знаю, в курсе её темных секретиков. А ещё она тебя под меня подкладывала, слышишь? Твоя любимая Никуля взяла и сказала мне: «Можешь поёбывать её, она вроде в твоём вкусе». По совести с подругами так не поступают, или я чего-то не догоняю? Всё нормально? У вас уже так было? Заваливает агрессивными вопросами, а Ляле отвечать не хочется, не хочется испытывать на себе злость Славы. — Я с тобой говорю. Ответить придётся. — Я ничего не понимаю. Ника никогда не хотела мне плохого, — Ляля шмыгает носом, чувствуя, как начинает дрожать нижняя губа. — Она была хорошей подругой. — Будут доказательства, чтобы ты не думала, что я по пьяной белке это пизжу. Лёжа на кровати в спальне, берёт телефон, что остался сегодня дома, и видит уведомление из диалога с Никой. Ника: «112». Вы: «Что?». Ника: «Набери, как Славочка начнёт тебя пиздить». Ляля тупо смотрит в экран телефона, а Ника ничего не печатает, ответив коротко. Слава начнёт пиздить? Ляля хмурится, но не соглашается. Слава её не тронет, ведь если её не злить, то ничего не будет. На хороших девочек руку не поднимают. После октября всё, как в тумане. Ляля задавила себя учёбой, часами сидела за домашним, занятая своими делами, а Славы и вовсе дома не было, она пропадала на работе, а приходила поздно, но уже в одиночестве. Весь ноябрь Ляля не видела вместе с ней ни одной девушки, на что сначала даже не обратила внимания, а после отнеслась к этому скептически, когда хоть немного решила подумать о том, что происходит за пределами колледжа и учёбы. Они так и жили: Ляля готовила, ведь рацион Слава ей отправила, и убирала без затруднений, пока сама Слава приходила после школы никакая, а иногда и после зала, скрываясь в ванной, а потом усаживаясь в гостиной с ноутбуком по делам. За весь день перекидывались дежурными фразами ближе к ночи, когда Слава заходила на кухню, чтобы поужинать. — Спасибо, — Слава произнесла, уйдя с сигаретой к окну, а Ляля кивнула, вытирая вымытую тарелку. — Пожалуйста. — Ты как сегодня? — Хреново, — Слава кивает, соглашаясь. — Я тоже. Ничего, скоро выходные. А потом они расходились. Ляля не заметила, как Слава отказалась брать у неё плату за съём, словно это было правда чем-то неважным. Всё больше их жизнь походила на сожительство, на семейную жизнь с общим бытом, где Ляля выполняла роль домохозяйки, стирая, убиря и готовя поесть, а Слава зарабатывала деньги и наполняла холодильник продуктами, получала списки покупок еженедельно с тем, что нужно приобрести в дом, ведь скоро закончится. Всё было так, словно это в порядке вещей. Новый год подобрался, и Ляля со Славой отметили его по раздельности: Ляля с одногруппниками, хотя и были мысли съездить к родителям, но она их подавила, Слава с друзьями. Поздравили друг друга только в переписке. От Ники Ляля поздравление получила тоже, хотя и общались они после Хэллоуина сухо, почти никак. Казалось, начинается какая-то новая жизнь. С наступлением зимних каникул всё и, правда, преобразилось. Ляля сумела выдохнуть, впервые, кажется, сев на диван в гостиной вместе со Славой, которая смотрела бои, потягивая пиво. — Чё скажешь? — Ляля пожала плечами. — Ты ведь завтра не на работу? — Не-а, заслуженные каникулы, — Слава размяла шею. — У тебя есть предложения? — Выпьем? — Ну, пойдём. Слава ничего больше не спрашивала и не интересовалась, почему Ляля хотела выпить, только достала бутылку и рюмки, вырубив телефон и кинув его на дальний край стола. Засели за бутылкой водки. Пили без повода. Первая бутылка, вторая, а потом Слава ушла в круглосуточный супермаркет неподалёку, ведь весь крепкий алкоголь закончился. Пили до утра, пока Ляле не захотелось блевать и, проблевавшись, она не легла спать. Следующим днём снова засели за бутылку, а после и череда дней превратилась в тупую алкогольную вереницу без смысла и без памяти, где Ляля и Слава творили вещи неадекватные: ездили по городу, накапливая штрафы, играли в снежки, возвращаясь домой мокрыми до нитки, и танцевали сколь угодно долго на кухне, прижатыми к друг другу тесно, пока ноги ещё могли держать. Но если Слава ещё знала, как ей нужно пить, ведь скоро начала выходить на работу в зал, то Ляля пила, пока не начинала падать, ведь её каникулы продолжались. Были в клубах и пропивали там тысячи, гуляли по парку и лепили снеговика, смеясь громко. И всё в алкогольном опьянении, от чего Ляля просыпаться не хотела. Всё было нереалистично хорошо, и нереальность эта спасла её от внешнего мира, от проблем, от всего, что душило до этого. Пока Слава дарила ей букеты и конфеты, обеспечивая самые «запоминающиеся» каникулы, Ляля этим пользовалась с удовольствием, часами просиживая в объятиях. — Ну и хуйня беспонтовая, кто тебе такие подогнал? — Слава, держась за голову, зашла на кухню, где уже сидела Ляля, что сама пила порошок от похмелья. — Даже не знаю, — стоило рассмеяться, как Слава осознала, перенюхав букеты. Три штуки стояли в банках на краю стола. — Фу, блядь, — поморщилась и взялась за сигарету, открыв окно. Эти недели были похожи на медовый месяц: не по-настоящему сладкие, ванильные и нежные. Слава заботилась и давала столько внимания, сколько Ляля просила и даже больше. От безобидных букетов и конфет, пьяного флирта, что стирался из памяти бесследно, перешли к поцелуям и зажиманиям по углам, словно любовники, у которых всё только начиналось. В алкогольном опьянении существовали только они, вдвоем, без никого. Слава, сама не выпивавшая больше пяти рюмок, чтобы спокойно работать, могла пользоваться Лялей, которая пила в разы больше, и делала это. Крутила и вертела Лялей, как могла, зажимала её, где попало, не ощущая ни капли сопротивления и отвращения. Целовала, пока губы не немели, и держала на руках, прижимая к себе, полуголую. Ляля была беспомощна и счастлива, давалась под ласки, как кошка, стонала, стоило поцелуям начать опускаться ниже губ. — Пиздец у тебя руки трясутся, — Ляля засмеялась Славе в плечо, расстегивая ремень на её джинсах. Одежда покрыла холодную плитку, а тёплая вода брызнула на тела, и Ляля провела ладонью по голой спине, наклонив голову на бок, чтобы целоваться было удобнее. С лиц текла вода, и поцелуи выходили мокрые, скользящие. Ляля цеплялась за спину, за шею, задыхаясь, нуждаясь сейчас в этом больше, чем всегда. И Славины ладони ходили по коже, сталкиваясь с водой, приятной, шелковистой, сжимали ягодицы Ляли до глухих стонов в поцелуи. Душно становилось с каждой секундой, и когда Ляля отстранилась, откинув голову, Слава укусила её за шею, вызвав мычание. — Чёрт, — Ляля хватала ртом воздух, забравшись ладонью на мокрую Славину голову. — Нравится тебе, м? — шёпот шипением на ухо. Но шипение настолько ласковое, каким, кажется, никогда не был Славин голос. Змея всегда кажется мышке нежной и ласковой, когда та обвивается вокруг её шеи. — Затащила меня... — Всё по согласию, Лялечка, — целует в шею, а Ляля прикрывает глаза, проводя по своим мокрым волосам ладонью. Тяжелые, они висят, и Ляля хотела бы их скорее отжать, будь в сознании, но сейчас ей настолько все равно. Слава Лялю разворачивает к себе спиной, а она прижимается, укладывая голову на плечо, пока ладони Славы на животе и ползут к груди. Вода всё хлещет и стекает по телам, капает с пальцев и затвердевших сосков, кончика носа. Стоит повернуть голову, как Слава утыкается в ушко Ляли, поглаживая соски большими пальцами. — Ты так трогаешь... — Ляля дышит глубоко, утыкаясь носом в Славин подбородок, задрав голову. — Как? — спрашивает лукаво, сжимая соски. Ляля кусает Славу за подбородок, что у неё только вызывает смех. — Как, Лялечка? — Так... ты меня путаешь... я не могу сказать... — говорит с заминками пьяно, и выпячивает губу обиженно, но Слава целует её в нос. — Не путаю, просто ты настолько в говно, что не можешь сообразить, — обнимает поперёк живота, прижимая. — Тебе скоро в шарагу твою вшивую, не хочешь начать отходить? — Ну не завтра же... — Скоро, — проводит ладонью по Лялиным волосам, придерживая за живот. Ляля голову податливо нагибает. — Не хочу ничего. — Ничего? — Ничего, Славочка, — отвечает и стонет, уткнувшись в шею, когда пальцы касаются её промежности. — Стой... — Зачем? — гладит клитор, а Ляля кусает губу, опираясь правой ладонью о стену. — Помнишь, я говорила, что девственность ещё мир спасёт? — кусает Лялю за ушко. — Так вот, Лялька, твоя девственность спасет мой мир. Спасай, — тычет носом в щёку, а Ляля ахает, стоит пальцам продолжить её гладить. Сжимает запястье руки Славы. Стонет имя, придерживаясь за стену, словно Славина рука и вовсе не держит. — Ноги раздвинь, — говорит грубо, а Ляля мычит, не хотя продолжения. — Ноги раздвинь нахуй, — Слава повторяет грубо. — Не выёбывайся давай, сама что-ли не раздвину, думаешь? — проводит языком по пальцам, смотря по-змеиному на Лялю. — Я не хочу, — голова Ляли падает на грудь, а Слава ухмыляется. — Захоти, Лялечка, приятнее будет. Я не насилую, у нас всё добровольно, никто ни на кого не давит, не принуждает, — коленом раздвигает Лялины ноги, лаская голосом ушко, таким низким и хриплым. Славе такая хрипотца к лицу, Ляля думает об этом отстранённо, задирая голову, думает не вовремя, выдыхая через зубы. Влажные от слюны пальцы касаются промежности. — У нас ведь всё добровольно? Входит в Лялю пальцем, а она морщится, не решаясь смотреть на Славу. — А, Ляля? — продолжает добиваться ответа, никуда от себя Лялю не отпуская. Слава даже не давит интонацией, только шепчет так упорно на ухо. — Добровольно? Добавляет ещё палец, а Ляля кивает, чувствуя себя некомфортно. Кажется, алкоголь начал выветриваться. Слава плюёт на пальцы снова и вставляет их ещё, пока Ляля выдыхает в сторону, не возникая, хотя и больно и неприятно. — Еле лезут, совсем меня не хочешь? Да ни в жизнь не поверю. Ляля, правда, не хочет. Не сейчас, не так, она не была готова, но выбраться возможности нет, и она кусает губу, проводя ладонью по лицу, пока её влагалище терзают пальцы. Стоны и мычания вырываются, но не из-за удовольствия, Ляля кусает пальцы, пока дыхание заглушает звук воды, что шумит. Возбуждение чувствует позже, но от него тошнит, и кружится голова. Пальцы входят менее неприятно, ведь стало влажно, Ляля буквально чувствует, как чавкает внизу, но ничего по-настоящему приятного не ощущает, тут же пытаясь себе навязать, что это приятно. Ведь если возбуждается, значит приятно, а как может быть иначе? Почему тогда она становится мокрой, если не возбуждена? Это же нормально, правильно? То, что сейчас происходит нормально, правильно? Ляля жмётся и издаёт глухие звуки, кусает пальцы, чтобы не стонать, когда внизу живота вдруг тянет сильно от быстрых движений, а ноги пробивает судорога и дрожь так, что Ляля складывается было пополам, но Слава держит её крепко. Прижимает к стене, пока Ляля всё ещё не чувствует ног, как и собственного сознания. — Тише, — шипит на ухо, успокаивающе, обмывая одновременно руки. — Тш, успокойся. Ляля не в себе, в состоянии, когда кружится голова от переутомления, а в глазах не темнеет, когда дышать нечем буквально, влажный воздух вызывает удушье. Слава Лялину голову моет сама, ведь Ляля почти не в сознании. — Стой, стой нахуй, — ставит на ноги, вытащив на воздух, а сама отходит за полотенцами. Ляля и минуты не стоит, садится на пол, закрывая лицо руками. Она, как тряпичная кукла, не может ничего, без поддержки, даже стоять. — Блядь, — Слава выдыхает шумно и кидает одно из полотенец в Лялю, вытираясь сама. От сидения тоже кружится голова, и Ляля укладывается на пол на бок, тут же слыша раздраженный голос: — Ну, куда ты легла-то, нахуй? Слава отмахивается, уходя за одеждой из ванной, пока Ляля продолжает лежать, еле слыша свой пульс. Так тошно и дурно, Ляля обнимает себя руками. Почему нет прилива любви и нежности? Почему так невыносимо плохо, что хочется забыть о том, что было? Почему глаза... мокрые? Слёзы скатываются по носу и капают на пол, а Ляля прижимает ладонь ко рту, желая не быть очень шумной. Что-то не так... Ляля чувствует, что что-то не так, ведь почему-то так погано на душе, и глаза невозможно держать открытыми из-за слёз. Плачет, а почему плачет, понять не может, трясясь на холодном полу в одиночестве. Влажный пар наполняет ванную, прогревая её, но Ляля дрожит, шмыгая. — Чё ноешь? — Слава возвращается одетая, закидывает сухую одежду для Ляли на столешницу раковины. — Ну? — опускается на колени и поднимает Лялю с пола, усаживая. — Или ты просто пьяная мразь, у которой перемкнуло? Ляля не может ничего сказать, давясь слезами, пока Слава вытирает её волосы. — Ты, блядь, скажешь что-нибудь? Ненавижу нахуй, когда ноют и не говорят чё за хуйня, — Ляля поднимает глаза на Славу, шмыгая. — Ещё и опухнешь сейчас, будешь, как хуй знает кто с еблом краснющим, — говорит недовольно, вытирая влажное тело. Ляля шмыгает, опуская голову виновато и стыдливо, вытирая слёзы ладонями. — Не растирай лицо, будешь сейчас в соплях и слюнях, Лялька, страшная пиздец. Ляля вслипывает словно нарочно громко, на что получает полотенцем по лицу. Берется за щёку, смотря затравленно на напряжённую Славу. — Ныть заканчивай, не из-за чего слёзы лить, не выбешивай лучше, — взгляд выразительный Лялю пугает, от него кровь стынет в жилах. — Предупреждение было. — Разве всё нормально? — спрашивает надломленным голоском, пока слёзы капают со щёк, а Слава смотрит стеклянно, потому что раздражена. — Нормально всё, хер знает чё ты мне тут драму сопливую устраиваешь. — Прости... — глаза Ляли лишь больше наполняются слезами от вины. — Не успокоишься, — я с тобой возиться не буду, — говорит резко, поднимаясь за футболкой. Ставит Лялю на ноги. — Прости, пожалуйста, я не знаю, что со мной, Слав, — всхлипывает, а Слава швыряет в неё тяжёлое влажное полотенце, которое бьёт по лицу больно, падая после на пол, под ноги Ляли. — Хватит, нахуй. Мозг ебать будешь своими бухими истериками кому угодно кроме меня, я ненавижу такое. Пизданула бы тебе хорошенько, — Ляля растоптана и раздавлена под тяжестью вины, что испытывает. Смотрит в спину Славы, которая уходит из ванной без сожалений и состраданий, и ревёт сильнее прежнего. Умывается, всхлипывая, и кажется, успокаивается, истратив немереное количество воды. Дрожь становится не такой сильной, но от эмоционального истощения хочется спать, и Ляля натягивает большую футболку, уходя после в свою комнату без лишних звуков, наблюдая, как в кухне горит свет. С возвращением учёбы в жизнь, всё встало на круги своя. Кажется, даже балансирующие на краю пропасти отношения Ляли и Славы. «— Слав, — Ляля зашла на кухню тихо и нашла Славу с пивом за столом. — Ну, нихуя себе, уже пять вечера, проспалась? — она усмехнулась. — Чё встала-то опять? Сядь уже, — Ляля, что мялась у порога, поспешила сесть на стул, лишь бы не раздражать. — Послушай, я... — Ляля посмотрела на свои пальцы, которые начала теребить нервно. — Я хотела поговорить... — запинается, делая заминку, а потом смотрит на Славу, что сидит недалеко. — Ну, — глотает пиво, продолжая держать взгляд в экране. — Слав... я... — Ляля и не знает, как сказать, словно разучилась. — То, что было вчера... — А чё вчера было? — Вчера в ванной... — Ляля подступилась аккуратно, смотря на Славу, что подняла взгляд от экрана телефона, совершенно не напряженная. А Ляля боялась сказать хоть что-нибудь не так, но поговорить об этом было нужно, Ляля чувствовала потребность в объяснениях. — Так чё было-то? — спрашивает, словно не помнит, а в глазах ни намёка на воспоминания. — Ну... — Ляля мнётся. Слава даже откладывает телефон, ожидая продолжения. — Ты... — Ты можешь говорить внятно, а не с воображаемым хером во рту? — грубит привычно, хмурясь, а Ляля сглатывает, переживая сильно. — Ты меня вчера домогалась, ты принудила меня к сексу... — Ляля видит, как Славино выражение меняется. Из серьезного и раздраженного становится насмешливым. — Я? Тебя? — усмешка искривляет губы. Ляля кивает. — Ты мне не затирай, Лялька, от греха подальше. — Но я не вру, ты не помнишь? Это было вчера... в ванной... — Ляля пытается доказать, вдруг чувствуя себя настолько жалко, что хочет рыдать. Под взглядом Славы, который насмехается и ставит под жирный вопрос каждое слово, у Ляли не получается чувствовать что-то другое. — Ты хочешь сказать сейчас на серьёзных щах, что я тебя изнасиловала вчера? Лялька, ты дохуя вчера выжрала, че ты придумываешь, сидишь, — делает глоток и смакует пиво, а у Ляли рот чуть ли не открывается от удивления и негодования. Она не помнит? Почему? Но ведь это было, правда? — Да, это было вчера, — Ляля произносит аккуратно, не отводя взгляда от лица Славы. — Откуда ты взяла это? Как тебе вообще в голову это пришло, нахуй? — интонация становится жёстче. — Я пальцем тебя не касалась. Сосаться — сосались, ты о меня терлась, но больше этого ничего не было. Поверь мне, я была гораздо трезвее тебя. Слава говорила грубо и прямо, и все её слова сталкивались с наружностью Ляли: сбитой с толку и озадаченной, у которой пропал дар речи. Как так могло получиться? Как? Она же помнила ту сцену в ванной под душем, помнила, как рыдала, и как Слава ударяла ей по лицу полотенцем. Это же всё было, так почему Слава говорит, что ничего на самом деле не случалось? Что никто никого не насиловал? — Я... помню, как ты... — слова застревали в горле. — Как я что? Что, Ляля? Что ты хочешь мне сказать? — злится, а Ляля сжимает края футболки на себе, чувствуя, как потеют ладони от волнения. — Ты же врешь мне сейчас, потому что я помню то, что ты делала, — глаза начинает щипать, и Ляля не успевает среагировать, как слеза скатывается по щеке. — Слава, это всё было. — Ты охуела что-ли? Пиздишь на меня, че-то сидишь, исполняешь, тебе самой не противно, сука? Неужели у Ляли могла произойти подмена понятий? Слава так яро отстаивала то, что она не насильница, повышала голос и давила на Лялю всей своей сутью, в то время как ей ничего не оставалось, кроме того, чтобы сидеть и беззвучно реветь. — Но я... — всхлипывает, смотря глазами, полными слёз, на Славу, которую держит, кажется, неведомая сила от выпада. — Пиздоболка ты, Лялька, хули ты пиздишь, глядя мне в глаза? — Я... Ляля начинала сомневаться в том, что помнила. Может быть, этого и правда не было, а ей приснилось? Слава ведь, скорее всего, даже не подумала бы, чтобы кого-то насиловать, зачем ей это? В голове Ляли начинала образовываться каша. — Ну, повтори, что я тебя насиловала! Чё ты замолчала-то? Давай, продолжай пиздеть, ты же так уверена в том, что по синьке «видела». Ляля уже не была ни в чём уверена. Ни капли уверенности в Ляле не осталось, не сохранилось. Она никак не ожидала встретить такую реакцию, так может быть, Ляля и впрямь не права и поспешила с обвинениями? — Не кричи, пожалуйста, — утыкается лицом в ладони, шумно всхлипывая, и завывает от несправедливости и стыда, от того, что может вдруг оклеветать человека. Прийти и сказать, что он насильник без доказательств. Она же правда могла всё придумать, возможно, получить эмоциональный триггер, а потому воспоминания исказились, стали такими дурными. — Ты же не тупая пизда, вот и не веди себя, как она. Это всё бабская хуйня. Алкоголь — зло сплошное, Ляле лучше не пить, ведь тогда она становится сама не своя. Ляля вообще какая-то другая в последнее время, не похожая на себя раньше. — Прости меня, прости, пожалуйста, — дрожит крупно, кусая губы. — Я не хотела врать, я... — Слава утыкает её в своё плечо, сев ближе. Ляля сжимает поло во влажных пальцах, обнимая Славу, пока её гладят по голове, успокаивая. — Всё, заканчивай, давай, не реви. — говорит тише, прижимая Лялю, что так похожа сейчас на плаксивый беспорядок, к себе». Ляле было в разы проще согласиться со словами Славы, более рассудительными. По истечении времени хотелось, чтобы Славины слова оказались правдой, и Ляля старательно забыла всё, что думала сама, без Славиной помощи, убедив себя, что в тот вечер она правда лишь сильно выпила, а потом залезла в душ, откуда её вытащила Слава, обтёрла и одела, уложив в кровать. Никакого изнасилования не было, никаких домогательств, никакого насилия в отношении Ляли не было. Её пьяный мозг это надумал от синьки. Ляля заручилась Славины мнением, как единственно верным, самым лучшим, правильным, образцовым. Славины слова и мысли гнездились в голове, ведь говорила она действительно стоящее. И после всплеска смогла успокоить и вернуть их взаимоотношения в привычную тихую гавань. И снова Ляле стало не на что жаловаться. Не нужно было обсасывать никакой каверзный вопрос, ожидая прямого и больного ответа, что обязательно убил бы. Часто Ляля вспоминала о Нике. Вспоминала, перечитывала последний диалог и перебирала в памяти все разговоры с подтекстом того, что Слава — мизогиничная тиранша. Ляле хотелось позвонить Нике, поговорить с ней, рассказать, что она не права, и на самом деле Слава не последняя тварь и не мизогиничка. Что у них с Лялей всё по-другому, а Ника оказалась слишком мнительной и судила по своему опыту, а потому промахнулась, ведь Ляля была противоположностью Ники. Они жили, словно ничего не происходило. Ляля не бегала от Славы по углам и продолжала готовить ей завтраки и ужины, заботясь о белковом рационе. Продолжала убирать в квартире, мыть посуду, закидывать вещи в стиралку, как свои, так и Славины. Они продолжали жить семьёй, ничего не обсуждая, совершенно молча, не задавая тупых вопросов и не давая ответов. Улыбались друг другу по утрам, перед тем, как разойтись по делам, пересекались по ночам и вели короткий диалог про прошедший день. Жаловались друг другу бесконечно на коллег и одногруппников, учеников и преподавателей, рабочие обязанности и километровые по размеру домашние задания. — Доброе утро. — Ляля поздоровалась, когда услышала, что Слава зашла на кухню. — Привет. Оставив приготовленный завтрак, Ляля с кружкой чая поспешила ретироваться к себе, чтобы доделать задание к паре. Сегодня ей нужно было ко второй. Слава не остановила. У Ляли было много дел помимо колледжа: она уволилась из библиотеки, устроившись официанткой в ресторане в центре Екатеринбурга, как Ника ей раньше и советовала. Платили там больше значительно, да ещё и чаевые хорошие обещали, с работой три через два. Лялю такой режим устраивал, важно было удобно совмещать учёбу и работу. Коллектив официантов, на самом деле, был скверный, особенно они стали с каким-то остервенением относиться к Ляле, когда за один из рабочих дней чаевых у неё получилось больше, чем у других. Но Ляля старалась не обращать внимания, тем более, что те, кто работали на кухне, относились к ней нормально, особенно хорошо она успела подружиться с Дашей, поваром в горячем цехе. Даша в хуй не дула и представляла собой сосредоточение детской беззаботности с искренностью и пониманием. Казалось, она буквально влезла Ляле в душу со своим звонким смехом и такими историями из жизни, какие Ляля до этого не слышала ни у кого. Они вместе ходили в курилку на перерывах, и пока Даша курила, говоря без конца, Ляля слушала её, чувствуя себя по-настоящему хорошо, как не было давно. Ляля словно знала Дашу год или два или всю жизнь, но по факту сложилось лишь три с небольшим недели общения. Лучшие недели в жизни Ляли, когда она переставала думать и о Славе, и о Нике, и о своих родителях, которые периодически предпринимали попытки дозвониться до Ляли, чтобы узнать, что с ней, но так ни разу не дозвонились. У Ляли не хватило смелости прямо сказать, что она сбежала от них в другой город, чтобы не испытывать больше стыда и притеснения. Ляля боялась смотреть страху в глаза. Даша пьёт в курилке коньяк из карманной бутылочки и Ляле тоже предлагает, а она не отказывается. — Какая ты красивая, Лялечка, аки куколка, — гладит по голове, смотря немного сверху. Ляля улыбается ей, закрывая бутылочку с коньяком. — Ты уже пьяная? — Даша строит лицо удивлённое. — Я? Упаси, Боже, я от чистого сердца, Ляль, — прикладывает руку к сердцу. — Ты мне так нравишься, вот как никто не нравился, серьёзно. — Спасибо, — Ляля хихикает, чувствуя себя отлично, а Даша ей улыбается, встряхивая свой красно-огненный беспорядок на голове. — Сходишь со мной на свиданку? Плачу я. — Так быстро? — А чего ждать? Ты только согласись, а я всё организую по высшему классу, — у Ляли улыбка снисходительная. Даша так похожа на ребёнка, гиперактивная и шабутная, очень громкая, не скрывающая ни одной эмоции. Ранее у Ляли таких знакомых не было, поэтому Даша определённо стала открытием. — Да? Да? Лялечка, скажи мне «да», я так хочу сводить тебя куда-нибудь, — берёт её руки в свои и смотрит так искренне, что Ляля начинает волноваться от этого. — Пока не получится, — Даша заметно унывает, но всё равно давит улыбку, удерживая Лялины руки. — А когда получится? — Ляля, если честно, и сама не понимает, почему отказала, ведь на самом деле она ничем не занята и причин переносить это нет. Ведь и Даша очень милая, Ляля бы соврала, если бы сказала, что она ей не нравится. Конечно, Даша ей симпатизирует... — Я... скажу тебе, — говорит тихо, а Даша кивает, обнимая Лялю после и прижимая к себе. — Есть у тебя кто? — интересуется невинно, а Ляля качает головой, сложив руки на Дашиной спине. — Никого нет, я просто занята сейчас, — говорит половину правды, чувствуя вину за то, что мне может сразу согласиться. Да что ей может помешать встрече с Дашей? Квартира за один вечер не обрастет в пыли, вещей не накопится, а Слава явно не умрет от голода. Ляле ничего не мешает, но она пасует, не решаясь ответить положительно, тем более сейчас всё так хорошо дома... — Я буду ждать, когда ты скажешь мне «да», — Даша признаётся, поглаживая плечи и лопатки Ляли. А ночью Ляля стоит за плитой, доготавливая очень поздний ужин, ведь сумела освободиться только сейчас. Слышит, как входная дверь открывается, за ней сразу голос Ники, который Ляля ни с каким другим не перепутает: — Он мне такой: «Ты мне так нужна, Никуся, я так тебя люблю», ты бы видела его лицо, я думала, он разревётся сейчас, — смеётся звонко, раздеваясь, пока Слава привычно хмыкает: — Фу, нахуй, сейчас мужиков нормальных нет, Никуля, ты смотри, придётся поёбывать бывших. — Да я на что угодно готова, лишь бы мне такие ебанашки не писали. Каждый женатик в душе хочет себе малолетку, которая будет ебать его, как душа пожелает, — заходят по очереди на кухню, а Ляля смотрит через плечо и улыбается. — Привет, Лялечка! — подбегает и обнимает со спины крепко. Целует в щёку. — Привет, Ник, — говорит, пока Ника обнимает её за талию. — Я так скучала, ты бы хоть писала что-ли! — причитает почти на ухо Ляле, а потом забирает её крепче, с намерением отвести в сторонку. — Уйди уже нахуй от этой плиты, — оттаскивает от плиты насильно со смехом, пока Ляля пытается пассивно сопротивляться. — Слав, поставь медленный огонь, — Ляля стонет, пока её мучает соскучившаяся Ника. Слава достаёт водку из холодильника, а потом и убавляет огонь на плите. — Ты не соскучилась по мне? — разворачивает Лялю к себе лицом и обнимает за шею. — Соскучилась, — Ника укладывает голову на Лялино плечо, закрывая глаза. — Вы ещё засоситесь прямо тут, — Слава подкалывает с усмешкой, наблюдая за ними из-за стола, где устроилась с сигаретой. — И без тебя засосемся, бухнем только, да, Лялечка? — произносит ласково, улыбаясь, Ляля улыбается ей в ответ. — Скажи, такая она противная, да? Везде лезет, лишь бы вставить свои кривые пять копеек. Ляля смотрит со вздохом на Славу, у которой по губам читает «сука», с твердым утвердительным кивком. У Ники на затылке глаз нет, значит, можно говорить беззвучно, на что ума хватит, и строить любые рожи. Слава зовёт Лялю жестом к себе, произнося беззвучно «сюда иди». Ляля отстраняется от Ники после выразительного взгляда, и подходит к Славе, слыша в спину Никин вздох: — Боряш, ты охуела, — в ответ от Славы Ника получает только средний палец, что становится понятнее любых слов. — Схавала? — смеётся, взяв Лялю за шею сзади нежно и поцеловав несколько раз в висок. — Моя Лялька, часики дотикали, Никуля, — тушит окурок. — Ляль, ну хоть ты бы ей сказала, — Ника, кажется, правда расстраивается. Но тень печали на лице сменяется раздражением: — Как ты заебала, Боря, — Ника, цокнув языком, выключает плиту и садится за стол, напротив Славы. — Ой-ой-ой, — тянет с насмешкой, посадив Лялю около себя. — Обиделась? — Слава издевается над Никой определённо. — Не обижайся, просто пока ты хер на неё забивала, я была рядом, — целует в макушку. — Я не забивала на неё хер. — Да ты чё? — произносит глубоко удивлённо. — Тебя два месяца почти не было, пизда ты, это называется «не забивала хер»? — Слав, ну, пожалуйста, — Ляля поднимает на неё взгляд, но тут же видит, как она закатывает глаза. — Если тебе не хочется окунать её в своё же говно, «чтобы не обидеть», то конечно, пожалуйста, только потом, помяни моё слово, она променяет тебя на хуй, а ты будешь плакаться мне. Хули, ты прямо сказать ей ничего не можешь, словно у тебя фетиш на то, как тебя кидают, когда тебе это меньше всего надо блядь. — Я знаю, что она чувствует вину. — Нихуя она не чувствует, — Слава смотрит на Нику жёстко, а она раздражается. — Насрать твоей любимой Нике на тебя. — А ты не говори за меня, прекрати встревать нахуй и настраивать всех, кого можно, против меня же, когда я вдруг тебя не устраиваю. — Выходки твои уёбищные заебали, головой ты думаешь, или она у тебя так, чтобы ебырей клеить? — Прекратите, пожалуйста, — Ляля подаёт голос, но Слава тянет её за волосы на затылке, наклоняясь к уху. — Лежи и молчи, не лезь, куда, сука, не просят. Ляля морщится, но язык кусает, чтобы ничего больше не говорить. — Ты чё щас сделала? — Ника по-новой налетает на Славу, заметив, как она заткнула Лялю, надавив на неё. — Не твоё сучье дело, хорош влезать. — Ляля, чё она сделала? — взгляд Ляли бегает от злой Ники к Славе, которая на неё не смотрит, но поглаживания которой она ощущает на затылке, что пульсирует от короткой боли. — Она ничего не сделала, — Ляля берётся защищать Славу, даже не подумав дважды. — Ничего она, Ника, не делала. — А лицо ты скривила не от боли, нет? — говорит раздражённо, повышенным тоном. — Нет, — Ляля отрезает, вдруг начиная раздражаться. — Ничего не было, Ника, не придумывай. — Не придумывай? — она усмехается. — Заебись, — тянет поражённо. Ника насмехательски довольная. — Если это не о тебе, то куда ты лезешь? — Ляля поднимается со стула. — Хватит пиздеть, это правда бесит. То выпадаешь из жизни, то появляешься, да что с тобой не так? — смотрит на Нику, разведя руками в стороны. — Ты с ней ебешься что-ли? — Ника смотрит с усмешкой на Славу, а она наливает в рюмку водки. — Чё ты мелешь, Ника? — Слава выпивает, а Ляля накладывает по тарелкам ужин, чтобы не встревать, хотя и хочется. — То и мелю, чё вижу! Вон она как тебя выгораживает, явно что-то да было, — ядовито произносит, на что Слава только хмыкает. — Сколько она ломалась? Месяц? — смотрит на Лялю глазами злыми. — За языком следи, — Слава обрывает её грубо, пока Ляля ставит тарелки на стол себе и ей. — Выражения выбирай и исполнять перестань, тебе со мной нихуя не тягаться, так нахуя ты ссоришься? — А чё, только тебе можно? Хуй в рот возьми и прикрой ебло. — Замолчи уже, надоело, — Ляля подпирает голову, вздохнув. — Я тебе говорила не связываться с ней, Ляля, ты чем меня слушала? Пиздой? — У нас ничего не было, — Ляля раздражается, зачем Ника нападает на неё, разве произошло что-то из рук вон? — Ни с кем я не связывалась. — То я и заметила, — Ника наклоняется вперёд, фыркнув. — Но мне тебя жалко, всё-таки я люблю тебя, Ляля, хотя, кажется, тут я совершенно лишняя, в этой квартире. — Ага, двигай, давай, — Слава не церемонится, наполняя стопку, а Ника встаёт из-за стола, встряхнув белые уложенные волосы. — Проводить? — Ляля спрашивает, но искренне, без желания задеть Нику. — Нет, спасибо за тёплый приём. Уходит гордо, молча, а Ляля и Слава продолжают сидеть за столом. — На, — Слава ставит наполненную стопку перед Лялей, а она выпивает, морщась и заедая алкоголь. Скоро дверь хлопает. — Подумает и перебесится, а тебе нехер её принимать радушно, словно жить без неё не можешь. Надо ей накручивать хвост периодически, Лялька. — Я не могу так. — Ты-то? — смеётся. — Распизделась ты на неё нихуёво, Лялечка, а сейчас упираешься, что не можешь, — Ляля губу кусает от вины за то, что и правда повела себя как-то по-скотски. Смотрит коротко на Славу, что глазами её изучает. — Всё ты можешь, просто жопу лизать проще, — подмигивает с ухмылкой. — Нет, — Ляля протестует. — Это называется дружбой, где такие слова... лишние. Даже не знаю, что на меня нашло. — Адекватность, наконец-то, — Слава ладонью ерошит Лялины волосы, зарываясь в них. Привлекает внимание Ляли упорно, отвлекая её от размышлений. — На меня смотри, — требует, и Ляля поднимает глаза к Славе, наклоняя голову к плечу. — Ты же умничка, хорошая девочка Лялечка, делай всё правильно, — проводит пальцем по щеке, а Ляля выдыхает устало, опуская глаза снова. — Смотри, — повторяет, а Ляля подчиняется. Слава кладёт свободную ладонь на другую её щёку. Придерживает за шею сзади. — Не парься ты блядь из-за шлюхи, смотреть тошно, — проводит пальцем по Лялиным губам. — Она моя подруга, Слав, — качает головой, вздохнув тяжело. Слава наклоняется к её уху. — Если она делает хуйню, то нужно дать ей пизды, чтобы башка на место встала, и больше она такой хуйни не творила, понимаешь? — Ляля кивает, а Слава проводит ей носом по щеке. — Можно же решить это без насилия... — Она не поймёт, — шепчет в губы. — Вот и нехуй распинаться, будто это твоё единственное занятие. Целует аккуратно и отстраняется, лизнув Лялины губы, чтобы во второй раз забраться языком в рот, добавив нехилой перчинки. Ляля отвечает, проводя рукой по Славиному затылку, и задирает голову, позволяя сжать свою шею. От дыхания становится горячо, а ладонь на шее сжимается, почему-то не приводя Лялю в шок и негодование такой доминацией. Это первый поцелуй на трезвую голову, и Ляля не следит за тем, что происходит, позволяя Славе взять ситуацию под контроль. Ляля не думает о том, что ей противно, ведь её целует женщина, Ляля стонет, когда Слава кусает её губу, забираясь в рот после этого напористее. Звук уведомления отвлекает, но и Слава не сразу отпускает Лялю, целует, пока та не начинает дышать тяжело, кажется, даже самостоятельно подаваясь к губам рядом. После второго уведомления, что приходит через непродолжительное время, Слава отстраняется, а Ляля уже по инерции подаётся вперёд, к губам, но Слава только смеётся, отворачивая голову. — Быстро же ты вошла во вкус, сука, — наливает водки, а Ляля, порозовевшая, вытирает губы от слюны. Кинуть даже короткий взгляд в Славину сторону стыдно, поэтому Ляля встаёт и уходит за телефоном, что лежит на столешнице. Два уведомления висят на экране. Непрочитанные сообщения. Одно от Даши, зовёт в клуб завтра, потому что выходной, Ляля отвечает, что они встретятся, а после открывает второе сообщение: Ника: «Я от тебя не отказываюсь, вижу, что Боряшино влияние начало проедать тебе здравый смысл, и доказывать что-то бесполезно. Знай, что ты не одна. Я всегда рядом. Люблю тебя, Ляля». «По-прежнему 112, но, надеюсь до последнего, что тебе не понадобится». — Чё пишут? — Слава интересуется, начиная есть уже остывший ужин. — Спам какой-то. — Ляля умалчивает сообщения и приходит за стол, принимается тоже есть, выключив экран телефона. — Какая ты красивая, — Даша прокручивает Лялю за руку, оглядывая со всех сторон, и улыбается ей с огоньком в глазах. — Тебе нравится? — Да, чёрт, выглядишь шикарно, кукла, — обнимает и прижимает к себе за талию около бара, а Ляля смеётся, позволяя нежности. — Макияж просто бомба, не оторвать глаз, — улыбается в шею, а Ляля тянет из трубочки коктейль, почесывая Дашу по её красной голове. — Ты мне и так тысячу комплиментов отсыпала, — Ляля говорит смущённо, на ухо Даше, перекрикивая музыку. — Сделаю ещё тысячу, ты самая красивая девушка, которую я видела! — Даша отвечает также громко на ухо Ляле, оставляя после поцелуй на щеке. Даша водку не пила, зато перед коньяком устоять не могла и налегала только в путь, выпивая шот за шотом, не считая рюмки. Ляля убивала коктейли, зная, что сейчас водки не хочет, ведь дома пьёт только водку почти ежедневно. Как не спилась? Спасибо Славе. Хотя и по собственному желанию, когда была дома одна и видела бутылку, трогать и открывать не хотелось. От водки начинало тошнить не только физически, но и внутри головы. — С тобой охуенно отдыхать, — Даша Лялину ладонь кладёт на щёку, а Ляля расплывается в улыбке, склоняя голову к плечу. — Лялечка, — целует пальцы, а Ляля допивает коктейль, оставляя бокал пустым. — Можно я тебя поцелую аккуратно? — просит, припав губами к уху, а Ляле щекотно от Дашиного дыхания. — Можно, — позволяет, после отвечая на мягкий поцелуй. К Ляле вовсе не грубы, её волосы гладят, и губы не кусают, облизывают их, опаляя дыханием. Когда поцелуи опускаются на шею, Ляля подставляет её, чувствуя, как Даша накручивает пряди её волос на пальцы. Но мгновение какой-то тревожности застаёт, и весь романтический настрой вдруг пропадает. Ляля не понимает, что такое, но оборачивается, смотрит на людей, что пьют и веселятся. Никому нет дела, в этой темноте, раздвигаемой светом стробоскопов и лазеров. Искусственного дыма. — Что не так? — Даша интересуется, а Ляля качает головой. — Ничего, показалось. Пьют ещё и уходят танцевать, где Даша Лялю целует, прижимая к себе аккуратно. Ляля совсем не против, расслабленная, подающаяся к рукам. Но Даша далеко не заходит: не лапает, не лезет под платье, только гладит талию и прижимается к шее губами, оставляя на ней поцелуи. Все ласки в пределах приличия. Покачиваются в такт музыке, целуя друг друга, пока задыхаются от тяжёлого воздуха. Ляля пьёт и целует Дашу, сжимая рубашку на ней, дышит часто прямо в губы, в шею, пока её голову придерживают за затылок. Весь блеск стирается, но это не важно, Ляля виснет на шее Даши, когда они сидят у бара, и смеётся от того, что она рассказывает. — Лялька, — знакомый голос раздаётся над ухом, и Ляля поднимает голову с Дашиного плеча, видя рядом Славу, размыто. — Привет, Славочка, — Ляля её обнимает за шею, пока Даша смотрит на них большими глазами. — Че за баба с тобой? — спрашивает, а Ляля смотрит на Дашу и смеётся. — Это Даша, мы работаем вместе! — отвечает и сжимает Дашину руку, пока она выпивает шот. — Работаете? — Слава произносит с нажимом, а Ляля ей улыбается пьяно. — Работаем, — прижимается к Славиной щеке своей. — Она такая хорошая, правда, — Слава смотрит со скепсисом на Лялю, а потом и смеряет взглядом Дашу, продолжающей наблюдать за ними. — Заметно, — отрезает, и обнимает Лялю за талию, доставая телефон. — Поехали домой? — Ты домой? — Ляля спрашивает с неудовольствием. — Домой, Лялечка, ты тоже со мной, я не оставлю тебя тут. — Но Даша... — Забей хер на Дашу, я забираю тебя домой, — настаивает, а потом подзывает бармена и оплачивает Лялин счёт. — Скажи Даше «пока», мы уходим. Поднимает Лялю со стула, а она обнимает Дашу: — Я домой, Даш, — произносит печально, прижавшись. — С ней? — говорит удивлённо, а Ляля кивает: — Это соседка моя, я живу с ней. — Пиздец... — отзывается односложно, с глазами по пять рублей. Ляля целует её в щеку. — Пока! — Пока, Ляль, напиши, как доедешь до дома, — Ляля кивает и забирает с собой сумочку, уходя из клуба с поддержкой Славы. — Я тебя не видела тут, — произносит, обнимая Славу за талию, когда они выходят из клуба на воздух, ночную тёмную улицу. — Зато я на тебя насмотрелась, — прижимает Лялю к себе, уводя на парковку. — Залезай, — усаживает на пассажирское, а потом захлопывает дверь. Около дома паркуется и заглушает мотор, смотрит на Лялю, что сжимает пальцами рукав кожаной куртки, привлекая к себе внимание. — Ну? — спрашивает, а Ляля тянет к ней руки. — Забери меня, Славочка. — Иди сюда, — берёт за талию, прижимая к себе крепко, и придерживает голову за затылок. — Лялька моя, — шепчет в шею, оставляя поцелуй за ушком. — Шею сверну твоей Даше, если тронет, — Ляля головой качает, обнимая Славу. — Не тронет. — Хоть рыпнется, так и сделаю. Хватит ей того, что вылизала тебе рот сегодня, фу, блядь. — Не сердись, — Ляля смотрит невинно, поглаживая Славу по щеке, пока она прижалась своим носом к её. — Не буду, если скажешь, чья ты, — говорит, словно мурлычет на ушко. — Чья я? — переспрашивает, а Слава кивает. — Да. — А какой правильный ответ? — смеётся, вызывая у Славы краткосрочное снисхождение в виде улыбки. — Хватит изображать, — успокаивает, перейдя на шёпот. — Твоя, да? — издаёт смешки, а Слава гладит её по голове. — Моя ты, Лялька, и только моя, — целует напористо, а Ляля отвечает, чувствуя, как на шее сжимается рука. Запрокидывает голову, дыша тяжело, а Слава продолжает целовать с такими же грязными звуками, занимая определённо доминирующую позицию, когда держит Лялю за шею, что не сопротивляется, пытаясь отвечать так же, как Слава её целует. От влажных причмокиваний дыхание спирает, но отстраняться не хочется, а когда Слава это делает, Ляля стонет. Слюна, что тянется похабно, рвётся. — Рот не закрывай, — пихает ей большой палец с намёком, а Ляля обсасывает его, ощущая поглаживания на языке. — Вот так, послушная хорошая девочка, — хвалит, нашёптывая на ухо, а потом снова целует и так же глубоко, как и до этого. Ляля обнимает Славу под курткой, залезая под одежду, чтобы прикоснуться к горячей коже. Трогает крепкую спину и сильно выступающий напряжённый пресс. — Если мы не вылезем из машины в эту же минуту, я выебу тебя прямо тут, — отпускает Лялину шею. — Но ты мне тачку загадишь, поэтому лучше на кроватке, да, Лялька? — А если я не хочу? — Слава смеётся и смотрит выразительно: — Не хочешь? — переспрашивает, залезая в эту же секунду под платье нагло. — По трусам не скажешь, — проводит пальцами по белью с нажимом, а потом и вовсе под него залезает. — Че за вопросы тупые, Лялька, не чувствуешь, что течешь? — Ляля сжимает Славино предплечье, упираясь затылком в спинку сиденья. — С тебя сейчас лужа навытекает, поэтому пусть течёт на кровати, — достаёт руку, очевидно, влажную, со смазкой. — Рот открой, — подносит ко рту Ляли пальцы, а она открывает его, и в ту же секунду пальцы влезают внутрь, Слава пихает их прямо в горло Ляли, придерживая её голову. Ляля давится, и её начинает тошнить, но когда алкоголь из желудка просится наружу, Слава достаёт пальцы, зажимая Лялин рот. — Глотай, — настаивает, а Ляля глотает через силу, ощущая боль на лице от хватки. — Другое дело, вылезай, давай. Убирает руку и покидает машину, закинув Ляле на колени её сумку и куртку. А у Ляли голова кружится. — Руку дай, — Слава открывает дверь с Лялиной стороны, а она, молча, протягивает руку, плохо понимая, чего от неё на самом деле хотят. С вещами вылезает, а Слава захлопывает дверь авто, ставя после сигналку. — Пошли. — Я не могу так быстро, — Ляля жалуется, вызывая у Славы раздраженный вздох. — Ну, ещё бы, — наклоняется и забирает Лялю на руки без лишних усилий. — За шею держись. — Тебе не тяжело? — Ляля интересуется, уткнувшись носом в Славино плечо, пока её несут прямо к подъезду. — Ты не мой рабочий вес и близко, так что помалкивай, — Ляля и правда замолкает, но ей и спрашивать ничего не хочется, думать не хочется, поэтому она позволяет всему идти так, как оно уже идёт, лишь бы не брать сейчас ответственность. Слава вызывает в подъезде лифт, а потом заводит в него Лялю и ставит её к стене, нажимая кнопку этажа. Ляля Славу держит за руку, а после обнимает, когда она начинает подпирать стену лифта плечом. — Хочу спать, — Ляля мычит, прижавшись к Славиной груди. — Поебемся, и поспишь. Ляле всё равно на продолжение ночи, пока это происходит на словах, но когда Слава заводит её в квартиру и закрывает дверь, скидывает с себя куртку и кроссовки, делая то же самое с вещами Ляли, всё равно быть перестаёт. Целуясь, доходят до двери в Славину спальню, а потом и закрывают её, захлопнув. Чтобы раздеть Лялю, оставив её в одних туфлях принципиально, Славе не нужно и пяти минут. Вводит два пальца без новых ласк, а Ляля стонет и сжимает футболку на Славе, дыша тяжело, почти задыхаясь. Всё так странно и быстро, Ляля реагирует на то, как её растягивают. Выгибается и дрожит от толчков пальцев, чувствуя, как внутри мокро. Славины движения совсем не нежные и трепетные, приносят неприятное послевкусие, но их смягчает смазка. Ляля выставляет шею, откидывая голову, мычит, чувствуя жар, который окружает. Ляля сгорает, превращается в пепел, покрываясь испариной и краснея безумно, сильнее прежнего. Когда Слава за соски кусает, Ляля стонет, кажется, даже вскрикивает от того, как это больно. Потирания пальца о пульсирующий клитор ситуацию не улучшает, но Ляля всё равно задыхается от возбуждения и от стыда, несмотря на то, что проскакивают вспышки боли. Жмётся и изгибается, хватаясь за одеяло, дыша часто, пока пальцы доводят её до животного конца, с волнительным вскриком. Низ живота тянуть перестаёт, там разливается тепло, а в конечности приливает тяжесть, тело наливается словно свинцом. Загнанная тяжёлой отдышкой, Ляля смотрит, как Слава встряхивает влажную руку. Ноги утяжеляют туфли, щиколотки словно пережимает, и Ляля хотела бы их снять, но всё, на что хватает её сил, — расслабиться, отвернув голову. Слава надолго тут не задерживается: снимает футболку, забирает полотенце и уходит, не сказав абсолютно ничего. Скоро Ляля слышит, как шумит вода. Оставаться в этой спальне не хочется, Ляля чувствует себя уставшей и совсем размякшей, ей не хочется ничего, кроме сна. Садится на край кровати и снимает туфли, скидывая их на пол, а потом проводит ладонями по лицу и волосам с влажными корнями. Здесь душно, Лялю что-то отталкивает, она собирает вещи с пола и уходит, прикрыв за собой тихо дверь. В спальне кладёт всё на стул, без сил разбирать, и ложится в кровать, расправив её. Лежит какое-то время, желая заснуть, но ничего не получается, и она только лежит, смотря на пол без памяти, не ощущая себя совершенно никак, выжатая. Не думает ни о чём, ничего в голове не перебирает, не тревожится, — Ляле абсолютно всё равно от усталости. Утыкается носом в подушку, слыша краем уха глухие шаги, а потом дверная ручка щелкает, когда на неё нажимают, раскрывая дверь. Ляля игнорирует, не желая тратить сил даже на малейший поворот головы. Тишина продолжается ещё какое-то время, пока Слава не решает заговорить, оперевшись предплечьем о дверной проем чуть выше своей головы: — Спишь ты, Лялька? — Нет, — отвечает тихо. — А чего съебалась? Я думала, ты останешься, — нет никакой претензии, Слава только интересуется, а Ляля качает еле заметно головой, даже не смотря в её сторону. — Так будет лучше, — срывается на шёпот. — Ладно. Хмыкает, закрывая дверь без лишних слов. Слава не навязывается, уходя в спальню, а Ляля шмыгает, обнимая себя. Так, правда, должно быть лучше, по крайней мере, сейчас. Ляля не хочет делить Славину постель. После душа свежая Ляля вышла из ванной, а в квартиру позвонили. Было странно, Ляля никого не ждала, а к Славе никто не приходил, кроме Ники, но той не было уже несколько дней. Впрочем, как и Славы дома сейчас. Ляля посмотрела в глазок, увидев там курьера, а после открыла дверь в неком замешательстве. — Доставка, распишитесь, пожалуйста, — подаёт ручку и бумажку, а Ляля ставит там свою подпись, ничего не понимая. — Мне нужно заплатить? — Нет, всё оплачено, хорошего дня. Передаёт аккуратную коробочку с цветами, а Ляля её забирает, закрывая дверь в квартиру. На кухне ставит её на стол, а потом и вынимает из цветов записку. Вертит её, рассматривая, а потом принимается читать, сев на стул. «Слушай, мне не нравится, что ты шарахаешься от меня почти неделю, я хочу это разрулить, потому что косяк походу за мной. Поговорим вечером, не убегай». Об авторе даже сомнений не осталось, хотя Ляля толком подумать об этом не успела. Со вздохом откладывает записку, а потом смотрит на цветы, подперев голову. Ляля хоть и пыталась забыть то, что было, но получалось из рук вон плохо, особенно, когда она видела Славу, а видела она её часто. Ляле ничего от неё было не нужно: ни внимание, ни подарки, ни даже разговоры, лишь бы ничего не напоминало о том, что было. Выпила Ляля тогда в клубе не настолько много, чтобы благополучно не помнить секс, но лучше бы она выпила больше, не пришлось бы испытывать такое отторжжение с примесью отвращения. Ляля ведь девушек не любит, она совсем не такая, но сейчас встряла по-полной. Слава провожала её вопросительными взглядами, когда она уходила поспешно, стоило ей появиться. А потом Ляля и вовсе выучила режим Славы и полностью под него подстроилась, чтобы не пересекаться, но Слава не глупая, поняла. И ведь даже недели не прошло. А теперь Ляле стало тревожно по-настоящему, потому что к какому-то серьёзному разговору она готова не была, говорить о чем-то серьезном для неё всегда выливалось в огромный стресс. Ляля совсем не понимала, что чувствует, в последние несколько недель рядом со Славой она чувствовала только стыд, особенно после поцелуев. Зачем Ляля позволяет себя целовать? Почему не ответит отказом? Не оттолкнет? Боится? Или на это есть какая-то другая причина? Ляле было жутко осознавать, что причина может быть не в страхе. А ведь уже приличное количество времени Ляля не ощущала страх по отношению к Славе, ну когда это было? При знакомстве? В первую неделю? Ляля не могла вспомнить, когда в дальнейшем была возможность бояться Славы, которая нападала обычно только словесно, да и не с целью запугать. Ляля запах цветов вдохнула, наклонившись к ним, а потом и провела пальцами по бутонам. Красивые, Ляля не отрицала, но не думала, что это было нужно на самом деле, Слава могла бы и просто так записку написать, оставить на кухне, но она выбирает вариант проявлять внимание по-крупному. Раньше Ляле покупал цветы любимый отец, дарил на особенно значимые праздники букеты дорогие, а без повода покупал что-то дешевле, но не менее красивое. Но Ляле было всё равно на размер и цену, главное состояло во внимании и любви, которые отец передавал в таких своих подарках. Ляля всегда была папиной дочкой. Она родилась для отца, росла для отца и радовала его, как папина принцесса, единственная дочурка, умница и красавица. Ляля была значимой составляющей его жизни, пока он не начинал уходить в запои. А Лялечка переносила его отсутствие плохо: плакала от сильного расстройства, просила, чтобы папа побыл с ней, но ему было всё равно. «— Лялька, — говорил он с заплетающимся от алкоголя языком. — Отъебись от меня». И Ляля оставляла его, заплаканная и расстроенная сильнее прежнего. А после запоя папа приносил Ляле цветы — шикарный букет и другие подарки, с которыми просил прощения. Ляля бросалась ему на шею и прощала легко, она никогда не была злопамятной и отца любила больше жизни. Как она могла его не простить? Слава тоже дарит ей букеты, хотя это не обязательно, понимает, что сделала что-то не так, хочет исправиться. А Ляля говорить о таком не готова, не хочет. Но если Слава захочет разговора — деваться будет некуда и станет нужно расставить всё по местам. У Ляли в голове диссонанс и она отчаянно не хочет, чтобы Слава влезала и ставила всё правильно, рассказывая ей, словно ребенку, где она не права. Ляля знает, что Слава так и сделает, и поэтому боится. Славе нужно, чтобы Ляля начала мыслить здраво, как взрослый человек, не избегая ответственности, но Ляля не готова, она не хочет, она боится. У Ляли в голове всё готово, всё начертано, всё придумано до мельчайших деталей, а Слава это всё обязательно разрушит, сломает своими решениями поговорить откровенно. Всё сдвинется, всё перевернётся с ног на голову, и у Ляли паника, тревожность, её начинает трясти. Как проходит время до вечера Ляля не помнит, спасали переписки с Дашей, которая гуляла ведь день и звала Лялю с собой, но она отказалась. Да и завтра на работу, перед работой Ляля хотела отдохнуть побольше. У Даши всё было хорошо, как и всегда, на фото и кружках она улыбалась, показывала Сашу, которую взяла вместо Ляли с собой. С барменшей Сашей, что работает в том же ресторане, Ляля не общалась особенно, но зато с ней хорошо ладила Даша, а потом и они скоро заобщались, деваться было некуда совершенно. Да Ляля и не жалела, Саша была неплохой, кроме того ещё и общалась с Никой, об этом Ляля узнала абсолютно случайно. Оказывается, в большом городе тоже может быть тесно. Саша собиралась сегодня в клуб вместе с Никой и Дашей, звала Лялю, но она ответила отказом — нарочно убегать от Славы не хотелось, сколько можно сидеть на иголках? Когда входная дверь хлопнула, Ляля сидела у себя, не занятая перепиской. Но выходить из спальни не хотелось. Ляля внутренне избегала встречи со Славой и надеялась, что она передумала за время, пока работала или забыла. Почти невозможно, но Ляля честно верила в это, желала, чтобы это правда было так. Но шаги в итоге подошли к двери в Лялину комнату. — Пойдём на кухню, — Слава произнесла устало, раскрыв дверь в комнату, а потом ушла, закрыв её за собой. Ляля сглотнула, под ложечкой начало сосать. На ватных ногах Ляля прошла на кухню, где Слава курила около открытого окна, а потом села на стул, хотя и делать какое-либо движение вызывало затруднение. — Как ты? — Слава поинтересовалась как обычно, буднично, но у Ляли внутри всё замерло, она ждала только наихудшего. — Нормально, — на большее Ляли не хватило, язык тут же припал к своему месту накрепко, словно каменный. Язык, казалось, онемел. Слава окно закрыла и потушила окурок, поставила на стол бутылку вина и бокалы. — Ты не напрягайся, полегче, — бросает, разливая вино по бокалам, а потом садится на стул напротив. — Мы с тобой только пообщаемся, — Ляля смотрит на Славу коротко, а потом и на бокалы с красным вином. — Пока что, — добавляет, усмехаясь, а Ляле совсем не смешно. Она бледнеет заметно. — Пока что? — переспрашивает, а Слава кивает. — Ну, да. Сейчас поговорим, а потом, как пойдет. В первый раз что-ли? — Ляля сглатывает. Ей бы сейчас так реагировать на это всё. — Вино, кстати, не пью, но не всё ведь тебя водкой травить, — издаёт смешки, забирая бокал, и крутит его в руке, наблюдая, как вино переливается по стенкам. Ляля смотрит за ней, сжимая свои колени. — Объясни мне вот что, почему бегаешь от меня? — Я... — начинает говорить и запинается. Внутренне Лялю трясёт. — Ну что ты так, словно я тебя убивать буду, — кладёт ладонь на Лялину щёку, пальцами придерживая шею. — Не буду, — качает головой. Гладит нежную щеку. Наклоняет Лялю немного вперёд и сама губами находит её ухо. — Помнишь, я говорила тебе подумать? Это было ошибкой, самостоятельно ты так ни к чему и не пришла, вообще. Пора вырастать из инфантилизма, ты же взрослая девочка, — шепчет, но Лялю такой шёпот давит сильнее крика. Слава отстраняется и смотрит на Лялино лицо, а потом стирает с него слёзы. Ляля не смотрит на неё принципиально. — Не плачь, ну что ты, — вытирает ладонями. — Не реви, давай, ничего не стало. Ляля сглатывает судорожно, кусая губу, чтобы не разреветься ещё. Слава наклоняется к её уху снова: — Это твоя зона ответственности, Лялечка, принимай её. Нам нужно поговорить, ты понимаешь о чём. — Я не хочу, — всхлипывает тихо. — Я не могу спустить это на тормозах, я же хочу, как лучше для тебя, понимаешь? — Слава угрожает всему, что было отстроено, всем соображениям, и Ляля лихорадочно хочет отстоять свои интересы, пока не стало поздно и всё не рухнуло, превратившись в руины. — Я не хочу, — желает отстраниться, но Слава этого сделать не даёт. — Ты не уйдёшь отсюда, пока мы не договорим, — гладит по волосам. — Нам двоим нужно то, что я скажу. — Мне не нужно, я не хочу, можно я просто уйду, пожалуйста? — всхлипывает и смотрит на Славу глазами заплаканными, пока слёзы искрятся на щеках. — Ты останешься тут, пока я не договорю. Ляле тяжело, она наклоняет голову. — Я открою тебе глаза: ты не такая, как представляла себе, как думаешь. Я тебя вижу насквозь, Ляль, ты бедная маленькая девочка, от которой нормальный обычный мир хочет откусить. Ты совсем беззащитна, а ещё очень одинока, ну кто у тебя есть кроме Ники, которая хер на тебя кладёт? — почесывает Лялин затылок, пока она всхлипывает Славе в плечо. — Тебя не научили брать ответственность за свою жизнь, тебе нужен проводник. Тебя не научили, что мыслить иначе, чем большинство других людей — нормально, поэтому ты просто отрицаешь то, что происходит, когда голова трезвая. А что происходит, когда голова пьяная? Твоё настоящее нутро выглядывает, и оно ещё более сломано, чем ты показываешь. Тебе нужен кто-то, кто сможет взять твою зону ответственности на себя, ты слабая, ты не вывозишь. Тебе нужен барьер между тобой и миром. Ляля рыдает сильнее, хватаясь за майку на Славе. Трясётся нещадно, слушая, словно проповедь, слова. Внутри у Ляли что-то трещит страшно и начинает падать с адским грохотом, разрушаясь. «— Я всегда защищу тебя от других, Лялечка, — отец гладил Лялю по голове, пока она плакала, и обнимал её. — Тебя никто не тронет, мою девочку никто никогда не обидит, я встану стеной». — Ты хочешь кого-то сильного, потому что в тебе никакой силы нет, ты пустая, тебе нужно, чтобы тебя наполнили. Кто тебе ещё скажет правду, кроме меня? Кому ещё будет не похуй на тебя? Ты нуждаешься в том, что я могу дать тебе, ты хочешь этого, чтобы чувствовать себя в безопасности. Я нуждаюсь в том, что ты можешь дать мне, ведь в тебе есть смысл. Дай мне взять твою зону ответственности на себя с этого момента. Внутри Ляли всё в руинах, всё в завалах, и Слава хочет это всё выкинуть из неё, очистить разруху, она протягивает свои руки, свою помощь. И прежде никогда, кажется, не нуждавшаяся в Славе, она вдруг ощутила жизненно необходимую потребность. Закивала активно, соглашаясь на предложение. Разбитая и разрушенная, Ляля вдруг ощутила почти родную безопасность в Славиных руках. Ляля сломалась, чтобы быть выстроенной, как нужно, уже Славой. Ляля захотела быть Славиным конструктором. — Больше не нужно думать, что ты ничего не чувствуешь и скрываться от меня. Ты моя, Лялька. Поглаживания по затылку и спине утешают. Вся зарёванная, Ляля поднимает голову со Славиного плеча. — Сходишь умыться? — Слава вытирает Лялино лицо ладонями, а она мотает головой. — Не отпускай меня, не отпускай сейчас. Просит, почти умоляя, и всхлипывает, когда Слава наклоняется к ней, касаясь своим лбом её. — Не отпущу, — шепчет, а Ляля слушает внимательно, опустив глаза. Поцелуй оказывается на лбу, потом на виске, спускается к щеке. Ляля шмыгает, ничего не говоря, но подаётся к Славиным губам, когда они оказываются слишком близко. Первый поцелуй короткий, неглубокий, но на втором жар от языка заставляет Лялю отвлечься от мыслей. Пока они целуются, сжимая ладони друг друга с переплетенными пальцами, Ляля удачно забывает о тревоге, подстраиваясь под Славу. Плакать больше не хочется. Короткие поцелуи на шее снова возвращаются к губам, и слияние оказывается губительно долгим, наверное, значащим что-то, трепетным. Ляля утыкается в Славину щеку, пока она отворачивает голову, поднимая бокал с вином. Заглаженная, приласканная Славиной рукой, Ляля прижимается к крепкому теплому телу, успокоенная. Больше волноваться было не о чем, совсем. Вместе со слезами вышла и вся тревога. — Пей, давай, — передаёт Ляле бокал. — Зря я что-ли выбирала? Ляля к вину принюхивается, словно что-то понимает в этом, но и без профессионального образования сомелье может откровенно сказать, что аромат вина и правда вкусный, насыщенный. — Выбирала? — Я ж говорю, что нихуя не понимаю в вине, но мне в алкогольном подсказали, так и купила. — отмахивается, продолжая гладить Лялю по затылку. Ляля делает небольшой глоток и смакует вино, смотря в бокал. Кажется, это даже вкусно, по крайней мере, приятнее водки. Раньше Ляля вина не пила, только водку или шампанское, смотря, что было на столе по праздникам. Но первый опыт вышел приятный, очень удачный, Ляля делает новый глоток. — На самом деле я впервые пью вино, — зачем-то Ляля решает поделиться, а Слава даже интересуется с усмешкой: — Удивительно, как это у тебя со мной всё впервые. — Да... — Ляля бокал крутит, не зная, что ещё сказать, а потом молча пьёт ещё, оправдывая своё молчание делом. — Мамка не наливала по праздникам? — Слава продолжает интересоваться, допивая бокал. — Родители не любят вино, — Ляля предается воспоминаниям о доме, о том, как проходили их праздники всех вместе, около стола, на который Ляля с мамой накрывали вдвоем, счастливые. — Папа больше водку любит, а мама по праздникам обычно шампанское, но может и тоже водки выпить. — У меня мамка пьёт вино ужасно, ей ничего не дари, но бутылочку хорошего вина обязательно принеси. Я как попробовала вино на празднике лет двенадцать назад, так и ворочу нос от него, — ставит пустой бокал на стол. — Никогда не понимала её фанатизма по вину, вот совсем. — Это вкусное. — Три тыщи на бутылку, я бы удивилась, если бы оно было херовым. Ляля выразила тихое удивление, пока Слава закурила, никуда не уходя. Три тысячи — ничего себе бутылочка, но у Ляли в горле этот факт не встал, неловкость не жала. В плане денег Ляля была абсолютно здравым человеком, и не ущемлялась, слушая о чьем-то достатке. — Хорошее вино, — Ляля резюмирует и откладывает пустой бокал на стол, допив. — Если и пить раз в полгода, то только такое. Дело не в деньгах, а в том, что я его не хочу. Хотела бы — скупала, у меня нет с этим проблем, — замолкает, пока Ляля проводит ладонью по лицу, приходя в себя. — Ты, кстати, не думаешь завязывать с работой? — говорит, а Ляля хмурит брови, не понимая, зачем Слава вообще этим интересуется. — Пока не думала, — Ляля не хотела отказываться от работы, это стало новым витком социализации, а это Ляле было необходимо. — А нахуй тебе работать? Учись, грызи гранит науки, у меня всё нормально с бабками, подкидывать буду, чё ты жизнь себе усложняешь? — казалось, Слава правда не понимала зачем Ляле это нужно. — Я не хочу от тебя денег. — Это не подачка тебе в зубы, Лялечка, это подарок за то что ты такая хорошая девочка, — гладит длинные Лялины волосы, затягиваясь. Ляля мотает головой. — Не хочу, я могу сама заработать. — То-то тебе на чай подкидывают дохуя. Официанты еблом торгуют, почти как проститутки, — Слава в сравнениях и выражениях не скупится. Ляля брови хмурит, хотя и понимает, что Слава где-то всё же да права. — Это не так. — Уродливым почти не оставляют на чай, да уродливых не особенно и любят. Только если в коллективе этом змеином, там, конечно, чем уродливее, тем лучше, — усмехается недобро, а Ляля вспоминает, как её коллеги кидали на неё косые взгляды, как продолжают это делать и шепчутся постоянно, когда Ляля появляется в поле их зрения. — А ты красивая, Лялечка, поэтому тебя тоже должны травить и сживать с этого места работы. Хавают тебя там? Ты говори, не стесняйся, — Слава голову подпирает и смотрит на Лялю с живым интересом во взгляде. Ляля тушуется, рот открывает, чтобы что-то сказать, но затем и закрывает его, так и не сумев ничего сформулировать. Слава всё смотрит, что Ляле становится некомфортно, словно её насквозь видят, словно рентгеном проходят. — Нет, это... — Неправда, — Слава заканчивает за Лялю и смеётся, а Ляле её смех внушает страх, она сжимает своё предплечье. Смотрит, как Слава наполняет свой бокал вином, а потом выпивает всё залпом, показывая, как ей по-настоящему плевать на вино. Смаковать его, словно ценитель, она не станет. — Жрут тебя там, правду ведь говорю, Лялька? — Ляля опускает взгляд к своим рукам, к коленям, на Славу смотреть не хочется, сидеть здесь не хочется, ощущая давление и его тяжесть. Но Ляля сказать ничего не может, вообще ничего. — Цепляют? — Ляля ничего не отвечает, молчит, кусая губу. А что она может сейчас сказать? — Я с тобой говорю, — Слава давит привычно, чтобы Ляля заговорила. Это действует. — Нет... — убирает свисающие волосы за ухо. — Пиздеть прекращай, не на худо спрашиваю. — Я разберусь сама, — вдруг Ляля поднимает голову, решив наконец выступить за самостоятельность, но Слава меняет выражение лица на глубоко удивлённое и снова смеётся истерично, отворачивая голову. Ляля, видя такую эмоцию, тушуется снова, кусает язык, думая, что не стоило вообще открывать рот. Никакой уверенности, как не бывало. — Че ты щас спизданула? — спрашивает со смешком, смотря на Лялю выразительно. — Повтори-ка, — говорит, и звучит это не просьбой, а утверждением. — Я... — Ляля произносит, а голос срывается на шёпот от нервов, но она его поправляет, продолжая: — Я сказала, что разберусь сама, — Слава ладонью залезает в Лялины волосы безобразно, гладит их, не меняя выразительного и насмехающегося взгляда. — Разберёшься сама? — переспрашивает, но Ляля понимает, что ответ давать не нужно, сглатывает. — Заканчивай говорить ту хуйню, для которой открывается твой рот, потому что «разбираться» ты не умеешь. Ни насколько ты не научена этому, зачем пиздеть? Ты хочешь мне что-то доказать? Я тебя умоляю, Лялька, ещё не хватало, чтобы ты строила из себя, хуй пойми что, — гладит Лялин подбородок. — Расслабься, всё будет, я решу. Целует Лялины губы коротко, словно закрепляя свои слова. Перебирает её волосы и собирает их руками, всматриваясь в лицо. Ляля, кажется, подавлена. — Но, в общем, я советую тебе уйти с работы. Ничего с тобой не станет, если переключишься на учёбу. Наработаться успеешь, а пока учись, — Ляля на Славу не смотрит, её глаза в стороне и взгляд такой печальный, вкупе с наклоненной головой. — Нормально всё будет, деньги нихуя не проблема, веришь мне? Лялька, — зовёт, поглаживая по щеке, а Ляля молчит. — Ты подумай над этим хорошо сегодня, ладно? — целует в щёку и прижимается к ней носом. — Я подумаю, — Ляля шепчет, укладывая ладонь на Славину шею. — Иди ко мне, ну? — обнимает за талию тесно, а Ляля гладит Славу по голове. Покрывается мурашками от носа на шее. — Пойдешь сегодня со мной спать? Ляля удивляется, даже теряет, кажется, дар речи. — То есть? — спрашивает аккуратно, после слыша бубнеж в шею: — То есть спать со мной в одной кровати, — Ляля Славу обнимает, укладывая свою голову на её. — Ну, я... — снова запинается, чувствуя себя в этот вечер откровенно более неловко, чем в любой другой. Сегодня Ляля почти не говорит, словно язык проглотила. — Приходи, — настаивает, поднимая голову с Лялиного плеча. — День сегодня мерзкий, спать хочу, приходи ко мне сейчас, — проводит ладонью по волосам, смотря в Лялины глаза. — Приду, — Слава за неё всё решила, выбирать не пришлось. Слава снимает с неё ответственность, как и обещала. — Вот, умница, — убирает руку со щеки, поднимаясь со стула. Закрывает бутылку вина, укладывая её в холодильник, убирает бокалы в раковину. Уходит из кухни, не сказав более ни слова, а Ляля провожает её спину взглядом. Сидит ещё некоторое время на стуле, а потом и сама поднимается. Выключает свет, приходя к себе. Переодевается в майку и шорты для сна, а потом жмётся около двери, прежде чем выйти. Она же согласилась, значит, молча не приходить будет как-то по-скотски... Ляля не понимает, зачем о чем-то думает. Сегодня мысли её угнетают. Открывает дверь в Славину спальню, придя к ней, и входит, тут же замечая, как Слава подзывает к кровати, где лежит уже сама. — Иди, — Ляля подходит и залезает под одеяло, оказываясь почти сразу в тёплых объятиях. — Лялечка, — Слава тянет так сонно и уставше, что внутри Ляли, кажется, что-то тает. — Лялька ты моя, — кладёт голову на грудь. — Моя ведь? Молчание. Ляля неловко сохраняет тишину, думая, что ответить, пока Слава лежит на ней так безобидно. Но долго это не продолжается, Слава поднимается с Ляли и смотрит с вопросом, получая кивок: — Твоя, — Ляля соглашается. Почему соглашается? Они что теперь, в отношениях? Слава целует глубоко, залезая языком в рот по-хозяйски, а Ляля отвечает, потому что не может по-другому. Ладонь Славина гладит шею, даже сжимает её, кажется, легко, но ощутимо. В поцелуе не было никакой нежности, сдержанности, Слава целовала Лялю страстно и голодно, придерживая её за шею. Поцелуи вместо слов. Поцелуи в кровати значат что-то? С утра Ляля находит себя в одиночестве в кровати в благодатной тишине. От Славы здесь ничего материального, только примятая левая часть кровати. Ляля оглядывается сонным взглядом в почти незнакомой для себя спальне. Была она здесь только единожды... При воспоминании становится погано. Всё было так, словно Лялей воспользовались, как вещью. И хоть Слава пришла после и поинтересовалась, почему Ляля не осталась, выглядело это всё равно крайне абсурдно. Абсурд со смехом горечи. Ляля не могла сформулировать, почему не выражала свой негатив по поводу ситуации Славе, почему предпочитала бегать и делать вид, словно её просто не существует, хотя могла поговорить. Но, может быть, дело было в разговоре, который Ляля могла предугадать? А может быть, Ляля Славу боялась, поэтому держала рот закрытым, ведь могла легко получить? Ляля чувствовала себя по-настоящему ничтожно, ведь она не то что не могла отстоять своего мнения, — она просто не могла его выразить. Но Ляля всегда была человеком, который говорил открыто, что ему что-то не нравится, а потом... Ляля просто не знала, как нужно говорить со Славой, она была другой, Ляля к таким женщинам не привыкла, да и парней, кажется, таких не знала. С похожей сильной энергетикой. Слава давила Лялю на невербальном уровне, даже обычным своим присутствием, когда они просто находились в одном месте. Слава была сильной не только физически, она была ещё и уравновешенной психически, за ней Ляля заметила только скачки настроения, но не без причины. Слава была не такой, как подавала себя. Её настоящий внутренний мир был иным и соприкасался с показушным только в некоторых точках: она действительно была мизогинична, а ещё любила выпить. Но в остальном Слава отличалась от той себя, какой представлялась в обществе. Она не была искренне открытой, она лишь казалась, потому что ей было так удобно, она не была по-настоящему доброй, она во всём искала цинично выгоду. Это всё складывалось в то, что Слава на самом деле была слишком загадочной, Ляля продолжала ничего о ней не знать. Но образ её играл всегда отлично, ни одного фальшивого взгляда или улыбки. Роль «души компании» была ей к лицу, но совсем не шла к тому, что она такое без других, для себя. Ляле было необходимо разобраться в том, что представляет собой Слава. Во-первых, это позволит ей понять, нужно ли на самом деле бояться этого человека, а во-вторых, это вызывает чисто научный интерес. Ляля ведь почти ничего не знает о Славе, но и Слава, кажется, почти ничего не знает о Ляле, если ей не могла что-то рассказать Ника. Ну что она может знать, в лучшем случае? Что Ляля из Перми и что приехала сюда учиться, поступив в юридический колледж. Что её близкая подруга из детства — Ника. О месте работы знает, а что ещё? Кажется, больше ничего? Ляля держала информацию о себе внутри, и Слава не должна была ничего знать, если вдруг Ляля не рассказала чего-то по пьяни, а ведь пила она ну очень много... Ляля вылезает из кровати и идёт на кухню, находя себя в полной тишине. В квартире было подозрительно тихо, хотя чего подозрительного, если Слава ушла на работу? На кухне оказывается пусто, но на столе коробка дорогих конфет с запиской, и Ляля подсаживается за стол. Открывает записку и читает её содержимое, а потом вздыхает. Слава вернётся ближе к ночи. Откладывает записку и уходит с кухни, так и не тронув конфеты. В своей комнате забирает со стола телефон, что вибрирует. Сообщения от Ники, Ляля открывает диалог: Ника: «Привет, Лялечка». «Чтобы здравый смысл к тебе вернулся, я буду помогать. Например, закидывать факты про Боряшу)». «Факт 1: девушка Боряши лежит в психушке уже года четыре». Далее никаких сообщений не следовало, Ники вообще в сети не было, а Ляля нахмурилась, перечитывая каждую строчку. Ника явно решила не мелочиться, и пошла сразу по-крупному, высказавшись про девушку Славы. Это могло насторожить, и Лялю насторожило, ведь далеко не у всех отношения заканчиваются психиатрической лечебницей. Но с другой стороны, а какая Ляле должна быть разница до того, что с бывшими отношениями Славы? Разве её это касается? Но почему-то Ляля начала задумываться об этом, хотя в здравом уме ей и правда должно быть всё равно. Славина бывшая девушка в психушке? Что произошло? Ника хотела сказать, что есть Славина вина в этом? Ляля села на кровать, задумавшись. Но размышления оборвались после звонка Даши: — Привет, слушай, подскакивай на работу, на замену Арины, она заболела, а я так по тебе соскучилась. — Хорошо, через полчасика буду. Ляле было только в радость покинуть квартиру, поэтому надолго она не задержалась, ушла через десять минут. В раздевалке переоделась в форму, а потом и нашла в цехе Дашу, с которой они смогли поговорить, пока и до Ляли не дошёл стол. Время на работе шло быстро, особенно хорошо всё началось под вечер, забронированные столики стали активно наполняться, как и зал. Перерыв после очередного стола длился только пятнадцать минут, а потом пришлось идти к новым посетителям с меню. — Добрый вечер, меня зовут Ляля, сегодня я ваш официант, — кладёт меню на стол. — Добрый вечер, — женщина в красивом черном платье Ляле улыбнулась напомаженными губами. — Вы какая-то бледная, хорошо себя чувствуете? — заботливо спрашивает, а Ляля, не привыкшая к таким вопросам на работе, сначала теряется. — Я в порядке, просто усталость, — Ляля отвечает, взяв себя в руки, а потом смотрит на спутника женщины и улыбается, скорее, от удивления. Слава смотрит на неё насмешливо, но без злобы, её насмешка вполне добрая. — Через пять минут я подойду, пока подумайте над заказом, — переводит взгляд снова на приятную женщину. Она Ляле улыбается. — Можете не торопиться, мы тоже не будем. Ляля кивает, уходя от стола, и скрывается на кухне, где к ней подходит вошедшая администратор: — Она чего-то хотела? — спрашивает про то, о чем Ляля говорила с посетительницей. — Она спрашивала, почему я такая бледная, — Ляля пожимает плечами. — И правда, ты нормально себя чувствуешь? Может, отправить другого официанта за тот стол? — Нет, Лид, не надо, — Ляля мягко отказалась. — Всё хорошо, я обслужу. — Смотри у меня, — Лида, словно мать, погрозила Ляле, а потом ушла с кухни, провожаемая теплым Лялиным взглядом. На самом деле, Ляля не хотела, чтобы этот стол уходил другому официанту, не после того, как Ляля узнала, что вместе с незнакомой женщиной там сидит знакомая Слава в костюме тройке. Кто они друг другу? Любовники что-ли? Для родственников они слишком не похожи, тогда что же, у Славы есть отношения? Размышления озаботили Лялину голову. Ляля отходит к бару выпить воды, ощутив, как ладони потеют. Так странно, вроде бы до этого момента она чувствовала себя хорошо. — Нормально всё? — Саша поинтересовалась, а Ляля кивнула, оперевшись о стойку. — Можно воды? — Можно, конечно, — Саша наполнила стакан, а потом поставила его перед Лялей. — Ты загруженная какая-то, — произносит, а Ляля пьёт воду. — Не знаю, устала я сегодня почему-то. — Зимой всегда так, ненавижу зиму, — протирает бокалы. К бару подходит официант, и Саша достаёт заказанную бутылку, разливает вино по бокалам и ставит саму бутылку на поднос. Когда бар снова становится пуст, Ляля вздыхает: — Так у тебя же день рождения зимой. — Я ненавижу зиму, — настаивает на своём, снова принимаясь чистить бокалы. — Хандрю часто, настроение плохое и самочувствие. — У меня рабочая усталость, наверное, — забирает стакан. — Спасибо, Саш. — Да, пожалуйста. Кивает, а Ляля кидает прощальный взгляд и скрывается на кухне, откуда выходит совсем скоро вместе с блокнотом, чтобы записать заказ. — Готовы заказать? — Ляля подходит к столу и улыбается женщине, на Славу не смотря принципиально, но чувствуя её взгляд. Женщина делает заказ, а после смотрит в сторону спутницы. Ляля принимает Славин заказ, а потом, неспеша диктует его: — Всё правильно? — Да, Ляля, спасибо. — Ожидайте, пожалуйста, всё будет в течение сорока минут. На кухне Ляля бумажку с заказом отдаёт в горячий цех, а сама уходит к бару за вином. Саша разливает по бокалам, а после ставит всё на поднос. Ляля легко водружает на стол бутылку вина и два бокала. Скрывается скорее на кухне. Отсиживается в курилке, переводя дыхание и кусая губы. Лялю гложет что-то по-настоящему прямо в этот момент, а она и ничего в голове в кучу собрать не может. Зачем она вообще думает? Не нужно думать. Слава же обещала взять Лялину ответственность на себя. Приводит себя в чувство с помощью встряски головы, а потом и курилку покидает, вливаясь в жизнь на кухне. Блюда выносит по мере готовности, игнорируя Славино присутствие активно. Но Слава и не притягивала к себе внимание, делая вид, что они правда не знакомы. Так было определённо удобнее. Ляля работала, Слава отдыхала в компании красивой женщины в дорогом ресторане и наслаждалась временем, которое с ней делила. Они мило беседовали и пили вино, хотя Слава и говорила, что вино не особенно любит. Ляля не хотела никуда лезть, ведь эмоционально ей не было дела, всё выстроено лишь на интересе к тому, что происходит, ведь Ляля узнала определённо что-то новое, о чём сможет спросить дома, а Слава не сможет отвертеться. Ляля надеется, что Слава не сможет. Даша Лялю в курилке прижала к себе и поцеловала в висок, поглаживая по спине. — Не могу на тебя смотреть, ты точно не болеешь? — Нет, — Ляля обнимает Дашу ответно за талию, уложив голову на плечо. — Просто устала, такое бывает. — Придёшь домой — поспи. Завтра тоже придётся тебе поработать. — Хорошо, выйду на смену. — Сейчас побольше поработаешь, а там и Арина выйдет, отработает, всё нормально, отдохнешь. Даша Лялю утешала, как могла. Становилась настолько эмпатичной, что в моменте показалась такой же болезненной, какой выглядела и Ляля. — Хочешь, ко мне поедем после работы? — предлагает, а Ляля смотрит на неё, упираясь затылком в стену. — Мне завтра в колледж, я не могу, — отказывает уклончиво и мягко, чувствуя поглаживания по щеке. — Досадно, кукла, — это «кукла», выраженное с печалью, увы, Лялю не тронуло, как не тронул и весь печальный вид Даши. Лялю почему-то больше не трогало, как это было раньше, словно Ляля перестала воспринимать. Рассчитываясь, женщина посмотрела на Лялю с той же приятной улыбкой и взяла ее за руку: — Вы такая замечательная, Ляля, хочу Вам оставить побольше чаевых, — взгляд в глаза уверенный и вдохновляющий. — Оставим, Слав? — Оставим, конечно, — открывают кошельки и отчитывают по десять тысяч, кладут в счет, рядом с чеком, а потом женщина оплачивает ужин золотой картой через терминал. Когда они покидают ресторан, Ляле лучше не становится. Она приводит в порядок стол и убирает чаевые к другим в кошелек. Ляля таким хвастаться не любит, молча убирает и ничего не показывает. После работы переводит заработанные чаевые на карту через банкомат в здании ближайшего супермаркета и спешит на маршрутку, желая скорее оказаться дома, чтобы отдохнуть. Ляля не удивляется, видя квартиру тёмной и пустой. Переодевается в домашнее и садится за домашнее, которое сделать ещё не успела. Голова кипит, а глаза слипаются, но Ляля занимается на совесть и делает всё, что задано, просиживая так почти полночи. Отрывается, когда входная дверь хлопает. Времени на часах было чуть за три часа ночи. Выходит из комнаты, в прихожей находя Славу сидящей на банкетке полураздетой. — Не спишь ещё? — Ляля подходит и смотрит на Славу сверху вниз. — Домашнее делала. — Ну, сядь сюда, чё стоять-то? — Ляля садится рядом, тут же становясь к Славе близко, как это обычно бывает дома, когда они вместе. Ляля Славину шею гладит, когда она кладёт голову Ляле на плечо устало. От Славы пахнет духами сладкими, женскими, она такими точно не пользуется, Ляля готова быть в этом уверенной. — Лялечка, — прижимает Лялю за талию к себе, забирается ладонями под футболку, касается тёплой кожи. — Пойдешь со мной спать? — Ляля сглатывает, когда Слава сжимает её небольшую грудь и начинает гладить пальцем сосок. — Пойду, — соглашается, словно другого варианта ответа и быть не могло. Слава целует её за ушком, оглаживая живот, а потом оттягивает резинку шортов и залезает под них и сразу под трусы, проводя пальцами по побритому Лялиному лобку, пока она не может пошевелиться, будто впадая в ступор. — Мне нужно в душ, а потом я приду, — сжимает Лялину талию снова по-собственнически, оставляя поцелуй на бледной шее. Ляля стискивает Славину рубашку на спине, приходя в оцепенение от такой близости. — Жди в спальне. Отстраняется от шеи и достаёт одну из рук из-под Лялиной футболки, забирая за шею. — Поцелуешь меня? — спрашивает, находясь так близко, а Ляля, недолго думая, подаётся к губам, получая поцелуи глубокие, короткие. Пальцами сжимает воротник Славиной рубашки. Ляля не думала, почему делает так, как хочет Слава, и даже не пискнет, внутри испытывая дискомфорт. Она, приехавшая от другой женщины, зажимает Лялю, и стоило бы указать ей на границы и ударить по щеке, как только она залезла бы под футболку, но Ляля ничего не сделала. Ляля потакает, словно гордости у неё не бывало. Ляля ощущала силу, что исходила от Славы, и подчинялась инстинктивно, безропотно, позволяя контролировать себя. Делала всё бездумно, и подчинять это размышлениям желания не имела, чтобы не приходить к ужасающим выводам. Это нормально, такие отношения нормальные, в них нет ничего странного. Слава гладит Лялю по волосам, а потом встаёт и уходит из прихожей, оставляя Лялю одинокой, но ненадолго. Она закрывает дверь на замок и уходит к себе, переодевается в пижаму, а потом складывает в рюкзак для колледжа книги и тетради с домашним заданием. Освободившись, уходит в спальню к Славе, написав Даше «спокойной ночи». Расправляет кровать и занимает на ней место под одеялом на боку, слыша глухо шум воды из ванной. Заснуть не может. В этой спальне тревожно, что весь сон забирает. Лежит, только согреваясь под одеялом, до самого момента, пока Слава не возвращается из душа. — Куда ты опять легла? — когда ложится, двигает Лялю к себе впритык, взяв её поперек живота. Майка на Ляле задирается, но её никто не поправляет, только Слава лезет под неё, снова сжимая грудь, и утыкается в Лялин затылок. — Встанешь сегодня пораньше, стол накроешь, а я тебя потом подкину до школы твоей, — бубнит в волосы, а Ляля смотрит в темноту, ощущая тепло от тела, к которому прижата тесно. — Поставь будильник, — просит, а Слава отрывается от неё и ставит будильник, потом возвращаясь в прежнее положение. — И я в колледже учусь. — поправляет, тут же морщась от того, как Слава сжимает сосок. — Какая, нахуй, разница? Ляля не помнит, как засыпает, но делает это уже после того, как заснула Слава, слыша её тихое сопение в затылок. Через несколько часов звон будильника, словно обух, ударяет по голове. Ляля стонет сонно, с тяжестью начиная приходить в себя, а Слава будильник отключает, возвращая в спальню тишину. Обнимает Лялю снова, утыкаясь носом в её плечо, и лежат они так недолго, пока Ляля не решает, наконец, выбраться, чтобы идти привести себя в порядок и что-нибудь приготовить на завтрак. Как только пытается встать, Слава тянет её назад. — Куда? — голос после пробуждения низкий, Ляля губы облизывает, забирая её руку за предплечье. — Готовить, — Слава ничего не говорит, только молча убирает руку, утыкаясь в подушку. Ляля выскальзывает из спальни, в ванной умываясь и приводя себя в порядок, а потом начинает готовить на кухне в тишине, смотря, как поднимается рассвет за окном. Ляля ни о чём не думает, оставляя голову пустой, хотя тем для рассуждений оставалось много. Когда почти заканчивает готовить, Слава приходит на кухню с сигаретами и кидает пачку на стол, пристраивясь к Ляле сзади. — Ну, Слав, — ладонь залезает под майку, гладит груди, пока Ляля выключает плиту, не давая особенного сопротивления. — Хватит скулить. Отстраняется и шлёпает Лялю по заднице, тут же получая сердитый взгляд. — Ты домогаешься меня, прекрати это. — Это не домогательства, это я знаки внимания делаю, — берёт сигареты со стола и уходит к окну. Открывает его, закуривая. — Это же абсурдно, — Ляле не нравится, что Слава позволяет себе в отношении её тела. — Учитывая твою активную половую жизнь. — Моя половая жизнь тебя ебёт как-то? — огрызается, смотря резко. — Да ни капли. — Вот и выключи истеричку, дома я с тобой. Слава ничего не объясняет, просто называет вещи своими именами, а Ляля и помалкивает, накрывая на стол. Внутри что-то гложет, что-то ест, но Ляля просто не может сказать, боясь того, что случится из-за Славиной реакции. Ляля уже знает, что реакция будет бурной, Слава становится агрессивной за секунду, стоит сказать не те слова не в то время. Садится завтракать, пока Слава докуривает и закрывает окно. Тоже усаживается за стол. Семейная жизнь пускает корни далеко, прогрессируя слишком быстро, всё становится словно нормальным, даже слова: «дома я с тобой». Ляля ест, смотря в свою тарелку, хотя и кусок в горло не лезет, аппетита нет совсем. — Вернусь сегодня поздно, с тебя пожрать, — говорит, как ни в чём не бывало, уже занятая чем-то, после того, как забирает телефон. — Хочешь чего? — Ляля уточняет, даже не смотря в Славину сторону. — Всё равно, глянь сама. — Тогда надо за продуктами зайти после колледжа, холодильник почти пустой. — Я скину деньги, — Слава хмурится, глядя в телефон, и пьёт чай с ромашкой. — Ты точно вернёшься? — После работы я буду уставшая, как собака, куда я, по-твоему, пойду? — смотрит на Лялю с вопросом. — Я не ночую вне дома, Лялька, ты не переживай, — говорит раздражённо. — У тебя же есть... женщины... — Ляля подпирает голову кулаком, перебирая вилкой в тарелке еду. — Ну, прекрати ебать мне мозг, — отзывается, толкнув язык за щеку, словно она на грани. — Без истерик с тобой нормально пообщаемся позже, сейчас вообще не до тебя, — Ляля смотрит исподлобья, а потом и совсем взгляд опускает. — Когда «позже»? — Я скажу когда, — кидает телефон на стол и принимается есть. — Шла бы ты, собралась, скоро поедем. — Хорошо, — Ляля из-за стола поднимается и выкидывает недоеденное в мусорное ведро, моет тарелку и вилку с кружкой, а потом уходит к себе и начинает собираться. Выходит в прихожую, где Слава надевает обувь. — Ты точно учиться поехала? — вдруг усмехается, а Ляля надевает ботинки и дублёнку. — Ну, ты же подвезешь, — забирает рюкзак. — Подвезу, — осматривает Лялю оценивающе. — Ну, ради юбочки могу и каждый день катать, — забирает рюкзак и спортивную сумку и открывает входную дверь, выпуская Лялю в коридор. — А ты не смотри на юбку. — А кто запретит? — выразительный взгляд Лялю смущает и тревожит. Слава дверь закрывает и уходит к лифту, Ляля за ней. В лифте Ляля нажимает кнопку первого этажа и прислоняется к стене, не успев передохнуть. — Лялька, — она переводит взгляд на Славу. — Мне не нравится твой вид, ты чего-то хочешь, — упирается ладонями в Славины плечи, когда она встаёт рядом, напротив Ляли. — Поцелуй меня, — просит полушепотом, наклонившись к Лялиному уху. — Я не могу так, — Ляля вздыхает, отворачивая голову. — Как? — Когда трезвая. — На меня посмотри, — поворачивает Лялину голову. — И хуйни не неси. Не отказывайся, если предлагают, особенно если хочешь. — Но я, — Слава прижимает палец к губам, останавливая Лялю. — Лучше помолчать, чем оправдываться, правда ведь? — придерживает Лялину голову, целуя губы, а Ляля отвечает по привычке, укладывая одну из ладоней на шею. Ляля не выглядит так, словно яростно хочет отстаивать свои границы, она почти сразу сдаётся Славе, стоит ей нажать посильнее, утвердить свою точку зрения. Слава берёт ответственность на себя, не заставляя Лялю думать о том, что такое хорошо и что такое плохо. Она лишь склоняет к действиям «без последствий». Ладонь забирается по бедру под юбку, скользит на капроновых колготках отлично, а Ляля не пытается убрать её. Ляля дышит часто, когда Слава целует в шею со страстью, и прикрывает глаза. Ляля не хочет думать, что правда имеет какие-то чувства к Славе, проще спихивать на то, что Слава лишила выбора, принудила, а Ляле это совсем не нравится. Но будут ли стонать так тихо, интимно на ухо те, кому не нравится, что с ними делают? Ляля не лесбиянка и женщины ей не нравятся, она жертва того, что с ней делает сильная женщина, она не хочет. — Я выебу тебя в этом лифте нахуй, — Ляля кусает пальцы, когда рука Славы залезает под трусы и колготки. — Вся протекла, как шлюха, — Ляля не видит проблемы этого наглого шёпота на ухо, стонет глухо, ощущая, как клитор массируют уверенно. — Ноги раздвинь, — Лялю не нужно просить дважды, она послушно раздвигает, а колготки с трусами опускают до колен, входя двумя пальцами до упора грубо, как всегда. Ляля рот зажимает, чувствуя, как горит, как ей безумно душно в тёплой одежде. Слава третий палец добавляет и становится больно, эта боль вовсе не приятная. — Мне больно, — мычит, а Слава смотрит надменно, продолжая. — Потерпишь. Отрезает и зажимает Ляле рот, растягивая её тремя пальцами, невзирая на болезненные стоны и мычания. Ляля дышит загнанно, ощущая только неприятные толчки, нахлынувшего возбуждения как не бывало. Глаза с молящим взглядом бегают от лица Славы вниз, а руки упираются в плечи, желая отодвинуть её от себя. Ляля что-то мычит, но слов не разобрать, лицу больно от хватки. Какое Славе было от этого удовольствие? Она же ничего не ощущала, но продолжала делать больно своими толчками. Внизу живота стояла тяжесть, вместе с послевкусием от возбуждения в виде некоего тянущего чувства, но его было настолько мало, что Ляля каждой клеткой ощущала, как ей неприятно. Но это не шло в сравнение с тем, что стало через пару движений. Резкая боль схватила внизу все, и Ляля вскрикнула, сжавшись, смотря полными ужаса глазами на Славу, у которой взгляд был вопросительным, но которая нарочно не остановилась, видя, как выражение Ляли исказилось гримасой боли, и она вдруг начала всхлипывать. Внутри всё болело, а слёзы застилали глаза, текли прямо на Славину ладонь, что зажимала рот также сильно. Лялины руки сжали куртку Славы, пока мысленно Ляля мечтала, чтобы скорее всё закончилось, чтобы Слава прекратила причинять ей боль. Глухо Ляля взвыла, а Слава всё не останавливалась. Тело била крупная дрожь, тушь текла со слезами, делая Лялю такой беспомощной, испорченной, грязной. Неожиданно её пробил то ли болевой шок, то ли оргазм, почти до потери сознания, до сильного головокружения, но как же неправильно было сейчас кончать, Ляля же нормальная, она не мазохистка и ей очень, очень больно. Когда Слава убрала руку, вытащив пальцы, то усмехнулась погано. — Нихуя себе, я первую целку порвала, — Ляля смотрит на кровавую руку Славы и начинает рыдать взахлёб, когда её лицо отпускают. Кровь капает на пол лифта, Ляля чувствует, как кровь стекает по её бёдрам. — Оденься, не позорься, — бросает грубо и так равнодушно, что Ляля хочется реветь только сильнее. Почему с ней так обращаются? — Оденься, я тебе говорю, или сейчас вся рожа в крови будет, — почти переходит на рык, чтобы образумить ревущую Лялю, а она натягивает трусы и колготки, чувствуя, как всё болит, как низ живота разрывается. — И реветь перестань, в зеркало посмотри, на кого ты похожа, чушка, блядь, — Слава раздражается опасно, но Ляля не останавливается. Сползает по стене на пол, зажимаясь в угол. — Чё ты села-то нахуй? — Не трогай меня, не кричи, — Ляля сжимает голову, позволяя чёрным слезам капать на юбку. Начинает заикаться от истерики. — Встала, я тебе говорю, хватит истерить, — Ляля мотает головой, а лифт, наконец, останавливается, и двери раскрываются. — Встала, и пойдём. — Я никуда не пойду, — Ляля на Славу даже смотреть не может, ей отвратительно, ей мерзко. — Не пойдешь? Ну и хер с тобой, катайся. Выходит из лифта в одиночестве, плюнув яда и нисколько не позаботившись о самочувствии Ляли, которая задыхалась на полу от слёз в приступе. А Ляля кое-как смогла нажать кнопку этажа и снова сжалась на полу. Телефон завибрировал, Ляля вытащила его из куртки, увидев сообщение от Ники. Ника: «Привет, Лялечка, факты продолжаются». «Факт 2: Боряша к своей девушке в психушку ходит и навещает ежемесячно». Ляля бы хотела сейчас позвонить Нике, сказать, что произошло, разреветься в трубку, чтобы Ника это разбирала, а потом приехала. И утешала, утешала безумно долго, сколько бы Ляля просила и даже больше. Но она только сжимает телефон в руках, совсем безразличная к тому, что было написано. Завывает, падая головой на колени. Больно и противно от себя же, Ляля чувствует себя как никогда ничтожно, такой испорченной, такой ненужной. С ней обращаются, как со шлюхой, у которой нет мнения, которой платят. Но Ляля ведь не шлюха, почему Слава так ведёт себя? Что движет её головой, когда она вдруг решает применить насилие в сторону беззащитной Ляли, что не сможет дать отпора, как следует? Над ней надругались сейчас безжалостно, с удовольствием, зажимая её рот до боли на щеках. Ляля оказалась жертвой ситуации, Ляля снова жертва, игрушка, блядь, для битья, какой никогда до этого не была вообще. Скулит, не замечая, как лифт приезжает на этаж, но двери раскрываются, оповещая. Ляля поднимается с пола, чувствуя, как между бёдер горит, а каждый шаг даётся с трудом. Выходит в коридор и падает на пол, зажимает рот ладонью, чувствуя необходимость уйти скорее в квартиру и закрыться в ванной. Ляле хочется отмыться, отсидеть, отстрадать, пока ничего и никого нет, а ещё нужно позвонить Даше и куратору, сказать, что не придёт. Лялю начинают душить слёзы безумнее. Какая-то соседка выходит из квартиры и чуть ли не бегом добирается до Ляли, помогая ей подняться. — Что случилось с тобой? — интересуется озабоченно, заглядывая в заплаканное лицо, а Ляля мотает головой, держа рюкзак в руке. Ей стыдно смотреть в глаза женщине. — Ты тут живёшь, да? У Славы? Ляля может только кивнуть, дрожа и задыхаясь, заикаясь от слёз. Добродушная соседка помогает дойти Ляле до двери. — Давай ключи, я замок открою, — Ляля достает ключи и даёт женщине, которая легко открывает замок и помогает Ляле войти и сесть на банкетку. — Сама дальше сможешь? Может, скорую вызвать? — Не нужно скорую, — отказывается, шмыгая носом громко. — Точно? Ну, как знаешь, выглядишь просто плохо. — Ничего, — Ляля отказывается, а соседка кивает. — Проведать тебя, когда приду после работы? — Нет, не стоит, я буду в порядке, — отказывается снова, хотя могла бы этого не делать, ведь хуже не стало бы точно. — Ну, хорошо, — соседка кивает. — Я побегу. — До свидания. Ляля прощается, слыша то же самое от женщины, а потом дверь закрывается, и она начинает плакать снова. Снимает с себя дубленку, и она летит на пол, без телефона в кармане, ботинки оказываются рядом, как и рюкзак. Медленно передвигаясь по стенке, Ляля уходит в ванную. Между бёдер горит и ноет. Ляля скулит, каждый шаг даётся ей с трудом, а когда она приходит в ванную, то это равно успеху. Раздевается, кидая одежду прямо на пол. Трусы в крови, у Ляли начинается истерика снова, как только она смотрит на них. Раздевается догола и залезает в ванну. Включает воду теплую и сидит, не шевелясь, пока вода поливает её сверху. Набирает номер Даши и прикладывает телефон к уху, ощущая, как макияж течёт с лица. — Ляля? Привет, неожиданно, — Даша бодрая и веселая, как всегда, а у Ляли застревает ком в горле. — Ты в душе? Чего у тебя так вода шумит? — Я сегодня не смогу выйти поработать, — голос ломается, Ляля на грани того, чтобы разрыдаться. — Тоже плохо себя чувствуешь? — интересуется заботливо, а Ляля мычит. — Да, мне нехорошо, может быть, смогу выйти завтра. — Давай ты хотя бы до пятницы посидишь на больничном, хорошо? Чтобы тебе точно полегчало, а то ты гнусавишь. Поспи, отдохни, не ходи на учёбу, — говорит нежно, а Ляля шмыгает. — Хорошо, — соглашается, срываясь на шёпот. — Ты выздоравливай, я скажу начальству. — Я всё отработаю потом. — Да никто и не сомневается, Лялечка, ну всё, выздоравливай тогда, я, может быть, подъеду в какой день посвободнее, побуду с тобой. — Ляля мычит и бросает трубку, начиная плакать, проводит ладонью по лицу, ощущая, как голова разрывается от пульсирующей боли. Не помнит, как звонит куратору и просит о больничном до конца недели, а её отправляют легко, говоря, чтобы потом не забыла справку, как вернётся. Телефон уходит на плитку. Проводит ладонями по лицу, видя, как в сток стекает кровавая вода, плачет, смывая весь макияж беспорядочно. Черная и красная вода течёт с кожи, Ляля поднимает голову вверх, к тёплой воде, которая затекает ей в нос, в рот. Всё течёт к ушам. Волосы в хвосте намокают, становятся тяжёлыми, но Ляля игнорирует, поскуливая и обмывая свои плечи. Ниже пояса ничего не трогает, противно, Ляля не может себя там касаться. Вода заглушает мысли, что роятся, она заглушает всё, что есть внутри Ляли. Воду выключает через неопределенный промежуток времени, начиная сидеть в теплой ванне, ощущая теплый пар, что окружает. Тишина. Ляля не знает, сколько времени тут проводит, да ей и не важно. Обнимает себя руками, даже не собираясь никуда вылезать. Внизу всё ещё болит, там ноет, поэтому Ляля ногами не двигает, чтобы хуже не становилось. С опухшим лицом от слёз, тяжёлым мокрым хвостом, вся дрожащая, словно листочек, Ляля становилась ещё более беззащитной. Она смотрит в неопределенную точку пассивно, иногда трясясь, но большую часть времени просто проводя неподвижно. Ляля словно в оцепенении, она замерла, ничего не понимает и не хочет понимать. Ничего не ждёт, хочет спокойствия. Времени в тишине проходит много, настолько, что и входная дверь глухо хлопает где-то там. Ляле все равно, будто не слышит этого, она потерялась в реальности. Она так устала, что не хочет ничего замечать. Шаги начинают продвигаться по квартире. Из прихожей в кухню, из кухни в коридор, а после идут на свет к ванной. Дверь раскрывается, но Ляля даже не реагирует, всё обнимая себя, защищаясь руками от внешних воздействий. Стеклянная дверца в душ раскрывается. — Лялечка, — её зовут, но она не слышит, ничего не слышит. Змерла в своём мирке. — Моя девочка, — Слава встаёт на колени, дотрагиваясь до Лялиной щеки, и вмиг она возвращается в реальность, смотрит так затравленно, словно побитая собака. — Сколько ты тут сидела? Голос мякгий, не раздраженный. Слава гладит нежную холодную щёку, а Ляля, заикаясь, пытается что-то сказать. — После... после... — Не продолжай, — шепчет на ухо. — Мне очень жаль, Лялечка, — снова Лялю начинает трясти от подступающих слёз, и Слава прижимает её к себе, обнимая за спину. — Послушай, пожалуйста, я повела себя, как мразь последняя, ты имеешь право обвинять меня. Лялечка, мне очень жаль, я чувствую свою вину. Мне весь день херово было. Весь день, понимаешь? Кусок в горло не лез, нормально не работалось, прости меня. Обещаю, этого больше не будет, Ляль, даю слово, что не повторится. Ляля обнимает её, рыдая взахлёб. Подсознательно Ляля так хотела, чтобы Слава сказала, что получилось это не умышленно, а случайно, просто вышло из-под контроля. Ляля так хотела услышать извинения Славы, они были так нужны. — Ты сможешь простить меня? — спрашивает, а Ляля шмыгает, заливаясь слезами. Утвердительно машет головой сконфуженно, а потом Слава поднимает её с плеча и гладит по влажным щекам. — Не плачь, прошу тебя, — целует Лялю мягко, пока она держится за Славину шею, как за последнее, что может удержать ее от падения. Мокро, солёно, а Ляля трясётся в руках, пытаясь ответить. — Болит? — спрашивает, вытирая лицо от слёз, а Ляля кивает. — Там... там... бо... — заикается и всхлипывает, а Слава понимает без продолжения. — Тише, — целует в лоб. — Мы с этим сделаем что-нибудь, подлатаем тебя, и болеть больше не будет, — шепчет на ухо, получив снова полное расположение Ляли. — Давай я оботру тебя и помогу вылезти. Ляля кивает, соглашаясь. Слава встаёт за полотенцем, а потом возвращается и встаёт на колени снова, начиная вытирать Лялю от воды. Развязывает её длинные волосы и отжимает их, заматывает в полотенце, помогая вылезти из ванны. Ляля мычит, когда делает шаги, и Славино лицо делается озабоченным, хмурым. — Завтра съездим с тобой в больницу с утра, хорошо? Скажи куратору, что сядешь на больничный, — забирает Лялю на руки без труда, чтобы не доставлять ей больше боли. Уносит в спальню. К себе. — Я зво... зво... — Ляля мотает головой, шмыгая. Продолжает заикаться, утыкаясь в Славино плечо. — Умничка, — хвалит, ссаживая Лялю на кровать. — Дам сейчас футболку, ты вся холодная. Ляля снимает полотенце с головы, пока Слава уходит. Возвращается скоро вместе с футболкой и помогает Ляле одеться, а потом садится рядом и обнимает, стоит Ляле протянуть руки. — Я тебе кое-что принесла, подожди секунду, — гладит по щеке и уходит из спальни, а Ляля шмыгает, провожая спину Славы глазами. Было не важно, что принесла Слава, гораздо важнее для Ляли было Славино присутствие рядом и её раскаяние в содеянном. Но для самой Славы этого достаточно не было, и она вернулась в спальню с большим букетом белых роз. — Держи, — отдаёт Ляле в руки, а потом садится рядом, пока она наклоняется и вдыхает аромат цветов, что скреплены лишь лентой туго. — А ещё я не могла выбрать между браслетом и кольцом, поэтому решила, что выбирать не буду. Открывает коробочки, и Ляля смотрит на тонкий изящный золотой браслет, а потом и на золотое кольцо с камнем. — Зачем такие дорогие подарки? — Ляле непонятно, она спрашивает, успокоившись, а Слава надевает на её левое запястье браслет. — Чтобы ты спросила, — усмехается, надевая Ляле на средний палец кольцо. — Это не ответ. — Это ответ, — смотрит на Лялю снисходительно, проводит ладонью по влажным волосам. — Мне очень стыдно за своё поведение, Ляль, я прошу тебя принять мои извинения и простить, — прижимает руку к груди, произносит, кажется искренне, а потом целует Лялину руку. Слава покупает Лялино прощение, как делал это отец, и уголки её губ опускаются вниз от горького осознания. Ещё более горько становится от понимания, что Ляля простит её, простит безоговорочно. «— Лялечка, прости меня, малыш, я сам не знаю, что нашло на меня вчера, — отец протягивает новую большую игрушку, присев на край кровати. Ляля забирает мягкого зайца в руки, наблюдая за сожалеющим выражением любимого папы. — Ты хотела зайчика, я запомнил, — Ляля берёт отца за руку, чувствуя, как глаза наполняются слезами. — Прости, Лялечка, я исправлюсь, веришь мне? Ляля верила и обнимала расстроенного папу, начиная плакать невинными детскими слезами. Но всё повторялось». — Не реви, ну, — Слава вытирает слёзы, появившиеся на лице Ляли, а потом и целует её со всей нежностью, получая ответ. — Не плачь, Лялечка, — после короткого перерыва смотрит в её глаза, следит за кивком. Вместо словесного ответа Ляля находит губы Славы своими и придерживает её за шею, целуя трепетно. Никто не хочет разбираться с тем, что происходит в отношениях между ними, что значат поцелуи и внимание, супружеское проживание и сон в одной кровати. Всё было так, словно они жили так всегда, без четкого определения, без прямого влезания в личную жизнь. Всё было обозначенным, значит, вполне естественным. Определения были не важны, зачем разбирать вполне структурированную неразбериху? Без прямых связей и выяснений отношений жить проще, никто не собирался ставить точки над «i». Никакого белого шума и ненужных обязанностей, но эмоциональная связь... эмоциональная связь только крепла, вне зависимости от того, определили они что-то или нет. Но не было вопросов, не появлялось и ответов. — Боли во влагалище, правильно? — девушка-гинеколог надевала нитриловые перчатки и поправила маску на лице. Ляля, сидя на гинекологическом кресле, кивнула. — Половой жизнью живёте? Ляля впала в ступор в ту же секунду, не зная, что нужно ответить. — Девушка, всё нормально? — врач переспрашивает, вставая напротив кресла. — Вы слышали вопрос? — Вчера меня лишили девственности, была кровь, а потом всё очень болело, всё свело, — Ляля объясняла аккуратно, пока врач смотрела на неё непроницаемо. — Плохой партнёр у вас был, — заключает. — Я посмотрю пока без зеркала, но вы потерпите, хорошо? Если влагалище травмировано, я не хочу повреждать его ещё больше. Ляля только кивает, укладывая голову назад. Начинается неприятный осмотр и Ляля морщится, выслушивая скоро гинеколога: — Травмы есть. Расцарапано влагалище, есть небольшие разрывы в связи с этим. Девушка, пальцами девственности лишали? — Ляля мычит утвердительно. — Не имейте привычку пользоваться пальцами, поберегите своё здоровье, — напоминает, а Ляля заламывает пальцы, жмурясь от прикосновений. — Других обследований не назначу, все травмы тут, не очень и глубокие, не сильной тяжести, но лечить нужно с этого момента, не затягивать, чтобы не схватить осложнений. Снимает перчатки. — Слезайте, выпишу сейчас лечение, приходите ко мне на следующей неделе, запишу вас на четверг на два часа, — Ляля встаёт с кресла и одевается, шипя от неприятных ощущений. На улице, выйдя из клиники, садится к Славе в машину, попадая тут же под вопросительный взгляд. — Ну? — Небольшие разрывы, влагалище расцарапано, — Слава машину заводит с лицом невозмутимым. — Пристегнись, — напоминает, выезжая с парковки. — Че с лечением? — Заедем в аптеку, рецепт дали, — Ляля пристёгивается. — И ещё на приём записали в следующий четверг на два. — Значит, в четверг в колледж не идёшь, галочку поставь, — Ляля кивает. Жизнь шла чередом, рутинным, скомканным, где Ляля грызла гранит науки, сидя на больничном, готовила, пропадая за плитой как можно дольше, встречала Славу с работы ежедневно и провожала её туда, позаботившись, чтобы всё было отглажено и приготовлено. Ляле доставляло удовольствие ухаживать за Славой, которая молча, позволяла Ляле продолжать этим заниматься. В их отношениях снова наступило затишье. Неделя за неделей, всё пришло в норму, в марте солнце глядело с неба и ласкало лучами щедро, тогда же Лялино настроение и поднялось заметно. После затяжной зимы она ожила. — Лялька! — Ника появилась на восьмое марта с цветами и подарками на пороге квартиры, а Ляля просто не смогла её не впустить, расплакавшись от счастья. — Привет, Никуля, я так рада тебя видеть, — они обнимались на пороге очень долго. — А я тебя как рада, так соскучилась. В конце января Ника позвонила, тогда они и начали полноценно общаться, но увидеться всё не могли, сначала Ника отдыхала с родителями в Турции, потом закрывала долги по учёбе, а когда-то и Ляля всё была занята, то на работе, то в домашних делах. Смогли увидеться только в праздник спустя долгое время. В первый, но не последний раз. — Я тебе тут и за прошедший день рождения принесла подарков и сразу на восьмое, ну ты же знаешь, как это у меня всё схвачено. Курьером отправлять не стала, сама я, что-ли, поздравить не могу? — Ника раздевалась, свалив все пакеты на улыбающуюся Лялю. — Такое тебе привезла из Турции, вообще закачаешься. На кухне стол оказался завален наполовину. Ляля поставила цветы к другим букетам, найдя пустую банку и наполнив её водой. — Деньги я тебе, конечно, присылала, но так все делают, это тебе за то, что я не смогла отметить день рождения сразу с тобой, кто ж знал, что родители билеты купят так неудобно. Ну, ничего, зато я тебе привезла кучу всего! Ника живо рассказывала и доставала из подарочных пакетиков подарки. Стол стал наполняться турецкими сладостями, сырами, кое-чем из посуды, турецким чаем, фркутами и, как в довершение, Ника водрузила на стол бутылку турецкого вина. — Целая гора добра, и выпить и закусить, — смеётся, а Ляля вместе с ней. — А ещё я захватила тебе вещичку, ну просто по-дешевке урвала. Дёшево и сердито, ну ты глянь! Ставит небольшую сумочку с восточными узорами на стол, а Ляля ахает, забирая её в руки. — Красота какая. — Я себе такую же купила, летом выгуляем, как следует, — кивает с лукавой улыбкой, а Ляля вспоминает. — Подожди немного, у меня тоже есть для тебя подарок. Ляля уходит к себе, а потом возвращается в кухню и отдаёт подарочную коробочку Нике, которая нетерпеливо открывает её, тут же приходя в шок. — Я же хотела эти часы, — смотрит на Лялю и откладывает подарок, обнимая подругу крепко. — Спасибо, ты лучшая, Лялечка. — Задушишь ведь, — смеётся, прижимая счастливую Нику к себе. — Да я не посмею, буду беречь и любить, женюсь на тебе нахер, знаешь, какая ты замечательная? — сжимает Лялины плечи перевозбужденно от положительных эмоций. — Да ладно тебе, — Ляля скромничает. — Я просто подарила тебе часы. — Которые я хотела, Ляля, — обнимает её снова. — Обожаю тебя и очень ценю нашу дружбу. — Я тоже, Ник, очень сильно. За столом пьют чай, когда входная дверь хлопает. — Родители вот такущий ковер привезли, тоже по-дешевке, — руками показывает размер, а потом берёт телефон и показывает Ляле фото, на которые она хмыкает удивлённо, делая глоток горячего чая. — Ого, — Ника кивает. — В жизни ещё пизже выглядит, честно, — переводит взгляд в сторону прохода на кухню, а потом строит ядовитое выражение. — Ой, кто пришёл, — Слава смотрит на Нику снисходительно, проходя к столу. — Я думала, что привезла пиздатый подарок, но нет, куда уж ему до этого, — усмехается, рукой обведя Никин образ. — Вся твоя хуйня мизинца моего не стоит, поняла, да? — Ника белые волосы встряхивает, смотря на Славу презрительно. — Сколько тебя не видела, а ты вот ни на грамм не изменилась, всё такая же шлюха. Я не видела, но слышала, Никуль, — ставит стул рядом с Лялей и садится, проводя ладонью по Лялиным волосам нежно, целует в щёку, придерживая аккуратно за другую. — Пиздят, — Ника усмехается. — Да ладно? — поглаживет Лялин подбородок, смотря в Никину сторону. — Когда это про тебя и пиздели? — Прекратите, ну? — Ляля вмешивается, не желая слушать споры, а Слава расслабляется, отвлекаясь, целует Лялю в шею. — Слав, стой, — Ляля оказывает сопротивление ласкам, пока Ника наблюдает за этим скептично. — Блядь, Ляль, не говори, что вы мутите, не расстраивай меня, — говорит не очень довольно, а Ляля смотрит на неё, освободившись от Славиных рук. — Мы не мутим, — Слава отвечает за Лялю, что ещё не может сообразить ничего внятного. — Мы дружим. — Прям так и дружите? — А ты чё, слепая? — Слава поправляет часы на руке. — Замолчите, — Ляля снова встревает, забирает Славину ладонь в свою, поглаживая её пальцы успокаивающе. — Не могу это слушать, вы как собаки грызетесь. — Потому что есть причина, — Ника смотрит на Лялю резко. — Ты прямым текстом, сука, скажи, — Слава усмехается, а потом смотрит на Лялю и обнимает её, целует в макушку. — Да пошла ты, — глотает чай. — Не могла вот приехать позже? — Я специально ждала, когда ты придешь, — произносит назло, с выражением самодовольным. — Заканчивай, — Ляля совсем не понимает про что они, но хочет, чтобы это скорее закончилось. — Как скажешь. — Не голодная? — интересуется, поднимаясь со Славиного плеча. Берёт её руку в свою, играя с золотым браслетом незаметно, что висит около часов. — Ты меня не откормишь, — указывает игриво и смеётся, доставая сигареты и укладывая на стол. — Давай через часик, Лялечка. Они сплетают пальцы под столом, пока Ника сидит как-то сконфуженно, наблюдая за ними напряжённо. — Два месяца прошло с последней встречи, что, блядь, происходит? — Ника недоумевает, хотя начинает подозревать причину происходящего. Нику эта причина пугает. — Никогда не видела, как дружба выглядит? — Слава резкая крайне в Никину сторону. — Я сживу тебя отсюда, ты меня не вывезешь больше двадцати минут. — Слав, — Ляля пытается вмешаться, но безуспешно. — Помолчи, пока я говорю, — затыкает Лялю, даже не повышая голоса. Ляля язык кусает, послушно становясь безропотным слушателем. — Не затыкай ей рот, подруга, — кидает пренебрежительно. — Хватит пытаться меня сожрать. — Я ещё не начала, Никуля, жру я совсем не так. Когда начну жрать, тебе будет страшно. — Ты пуганого не запугивай, не поможет, — парирует, допивая чай. — Ляль, я люблю тебя, будь благоразумнее, пожалуйста. Ляля кивает. — Пойдём, проводишь. Слава Лялю не удерживает, Ляля легко уходит в прихожую вместе с Никой, прихватив подарок для неё. Пока Ника одевается, держит его в руках. — Встретимся в субботу, будешь свободна? — спрашивает, а Ляля кивает. — Без проблем, весь вечер свободен. — Хорошо. Ляля передаёт часы в коробочке Нике, а потом обнимает её крепко. — Будь осторожнее, пожалуйста, со Славой, у неё правда проблемы с головой, я не шучу нисколько. Если ты сделала выбор, то я попробую его принять, но мне тревожно за тебя. Знай, что ты всегда можешь рассказать мне о любой подозрительной хуйне, и я вытащу тебя от неё. Слышишь? — Ляля кивает, хотя хочет возразить, ведь Слава совершенно нормальная и адекватная. Она взрослый человек. Но Ляля молчит, не пререкаясь. — Я расскажу. — Спасибо, я всегда на связи. Ника уходит, в потом Ляле приходит сообщение. Ника: «Расскажу тебе про девушку Боряши позже, как проветриться вместе сходим. Это будет занимательно». Ляля уходит назад в кухню и встаёт рядом со Славой, что курит около окна. — Она тебе не подруга, — Слава настаивает, обняв Лялю за талию. — Тебе не нужно общаться со шлюхами. — Мы с детства вместе, — Ляля отстаивает свой выбор, но Слава только лицо кривит: — Всё одна и та же песня. — Меня услышь. Я говорю, что она моя давняя подруга и прекращать с ней общение я не буду из-за того, что у вас с ней какие-то проблемы. — А я тебе говорю, что она мразь блядь и подставит, как делать нехуй. — Не перекладывай свой опыт на меня, я не хочу это слушать. — Мне под тридцатку лет, давай ты послушаешь сейчас меня, молча. Если бы я хотела тебе хуевого, я бы уже это сделала. — Не дави на меня своим возрастом. Ляля ненавидела ссориться и спорить. Особенно ненавидела это со Славой, которой для поджога хватало лишь неаккуратно сказанного слова. Лялю их разница в возрасте в девять лет смущала мало, когда она узнала, наконец, что Славе сейчас двадцать семь. — Не говори потом, что я не предупреждала тебя, — докуривает и тушит сигарету в пепельнице. Ляля хочет уйти, но Слава ловит её за руку. — Куда ты пошла, ну? Иди ко мне, — зовёт, и Ляля, выдохнув, возвращается, обнимает Славу, поглаживая её спину. — Давай спокойнее, Ляль, на меня посмотри, — просит и наблюдает Лялин взгляд почти в ту же секунду на своих глазах. — Я вообще не хочу тебе ничего плохого, никогда не хотела, — гладит по щеке, опираясь свободной ладонью о подоконник за спиной. — Я забочусь о тебе, понимаешь? Я делаю всё, чтобы ты жила, блядь, хорошо, без всякой мрази, без всякой хуйни, которую тебе могут подкинуть твои псевдоподружки, понимаешь, Ляль? Скажи, ты понимаешь, что я говорю сейчас? Ляля кивает. — Со мной тебе будет хорошо, ты это знаешь, тебе всегда будет хорошо со мной, Лялечка, потому что я тебя оберегаю, потому что я тебе глаза открываю. Никто не будет о тебе заботиться так, как я. Никто не будет жалеть тебя так, как я. Самый проверенный вариант у тебя — я. Ляля знает, что у неё есть Ника, но Слава-то ближе, со Славой они так близко, настолько, насколько с Никой не были никогда. Ляля никогда не чувствовала себя настолько безопасно с Никой, настолько под защитой. Ещё недавно она была в незнакомом городе только с подругой детства из знакомых, а сейчас всё изменилось кардинально и Ника — больше не центр Лялиных действий, не Солнце в её Солнечной системе. Слава заняла самое главное место, как бы Ляля не хотела признавать. Слава заняла то, что есть у Ляли самого важного, чтобы суметь стать с ней единым целым. Продолжением друг друга. Чтобы построить семейное гнездо в незнании и попытках убежать от определений, от обозначений и ярлыков, четкой обозначенности принадлежности. Ляля стала идеальным Славиным продолжением. Ляля отыгрывала отведённую ей роль хозяйки на отлично, радуясь и радуя Славу. Роль Славы была направляющей, лидерство в ней выражено чётко, в словах и волевых решениях, в мужественности крайней степени. Управление всем стало её задачей: управление, направление, обеспечение безопасности для беззащитной Лялечки и их общего материального благополучия. Эта ноша не стала для Славы неподъемной, это было по ней, как раз то, с чем она справлялась на высшем уровне. Это было тем, что стало для Ляли в большей степени необходимым. — Хорошо, что ты есть у меня, — Ляля произносит, а Слава кивает, оставляя поцелуй на лбу. — Да, Лялечка, я есть у тебя, а ты у меня, мы нужны друг другу. Целует неаккуратно, резко, сбивая Лялино дыхание напрочь. Прижимает к себе за затылок, сливаясь с Лялей в одно целое, пока Ляля сжимает свитер на Славе, отвечая на движения языка податливо. От жара в горле пересыхает, щёки вспыхивают. Становится так нежно-тепло и внутри разливается приятное чувство сближения. Ляле так хорошо, когда Слава целует, когда проявляет внимание, пока они вместе. Но если рядом появляется кто-то, Ляле становится неловко, как было рядом с Никой. Ляля в Славе не утонула, Ляля думает, может контролировать, иметь вес в Славиных глазах. Ляля так думает. Тяжело дышит, когда Славины губы опускаются на шею. Сжимает свитер, залезает на спину руками, плавясь от ласк. С ней никогда и никто не был так нежен, так страстен, так эмоционально вовлечён в неё, как была Слава. Она хотела, она требовала поцелуев, сна в одной кровати, совместных завтраков и ужинов. Она хотела и требовала Лялю, её тело, секса. Она брала всё, что могла взять от Ляли по максимуму, привязывая к себе все крепче с каждым днём. Одежда летела на пол, в кровати становилось влажно и жарко, а Ляля стонала громко, отдаваясь, цепляясь, впиваясь ногтями в Славину спину. Толчки доводили до приятного экстаза, до яркой концовки, где Ляля превращалась в беспорядочный всплеск положительных эмоций. Слава за твёрдые соски кусала игриво и щипала за них, смотря за тем, как быстро менялось выражение Лялиного лица. Славе такое доставляло удовольствие. — Поехали со мной летом на море? — Слава обнимает со спины, прижимая голую и горячую Лялю к себе тесно. — На море? — спрашивает, показывая усталую улыбку. — Ну да, куда-нибудь далеко, кости погреть. Возьмём билеты и свалим на две недели, — прижимается к Лялиной щеке носом. — Это куда? — На Бали хочешь? — Ляля смеётся. — Я только в Крыму отдыхала с родителями. — Да нахуй этот Крым, уедем далеко, из России, под солнышко вдвоём... — тянет довольно, вспоминая, как было раньше. — В прошлом году в Грузию ездила весной, а потом в начале лета свалила на Мальдивы на недельку. — Я никогда не была заграницей, — Ляля признаётся. — Мы с родителями обычно по России катались: в Карелию, в Забайкалье, были на Камчатке. — А я с родителями постоянно ездила заграницу: в Эстонию, в Латвию, в Финляндию, Турцию. Родители не любят путешествовать по России, да и я тоже, тянет съебаться отсюда. Ляля Славину руку сжимает, поворачивая голову, и целует её в нос. — Родители хорошо зарабатывают? — Да, они заебись живут, — отвечает отстранённо. — Я тоже, кстати. — На учительстве много не заработаешь. — Это мучение, а не работа, уволюсь, как опыт набью приличный. На учительстве не заработаешь, у меня деньги от другого, — отвечает уклончиво, а Ляле интересно. — От чего? — От того, — Ляля поглаживает Славину щеку, выпустив её ладонь, что лежит на животе, из своей. Голову Слава подпирает, смотрит на Лялю сверху. — Поедешь, говорю, со мной? — меняет тему, а Ляля улыбается мягко. — А ты хочешь, чтобы я поехала? — Если бы не хотела, я бы не предлагала, — говорит вполне логично, а Ляля задумывается, отводя взгляд. — А зачем тебе хочется, чтобы я поехала? — задаёт новый вопрос. Слава закатывает глаза. — Затем, что мне нужно, чтобы мы съездили вместе. Хочу провести отпуск с тобой. — Именно со мной? — Именно с тобой, — Ляля подкладывает ладонь под Славин подбородок. — А одна съездить не можешь? — всё продолжает задавать вопросы, не давая чёткого ответа на поездку. — А ты хочешь, чтобы я освободила квартиру? — Ляля смеётся. — Нет, я не хочу. — И даже скучать не будешь? — Буду, — если Слава уедет, то в квартире станет настолько одиноко, как не было никогда до этого. Ляля уже привыкла к Славиному нахождению рядом, поэтому после того, как она уедет, будет необычно в неприятном смысле. — Вот и поехали. Больше спрашивать не буду, это моё последнее слово. — Хорошо. Ляле проще, чтобы за неё приняли решение. Слава ведь забрала её зону ответственности, а спрашивала, кажется, только для вида, чтобы дать время Ляле подумать и сказать «да» самостоятельно. Другого исхода быть не могло заранее. Поцелуй выходит нежным удивительно. Слава валит Лялю на спину, а она обнимает за плечи и прижимается, хочет быть прижатой, чтобы дышать стало трудно. Ляля каждым движением зовет к полному доминированию над собой, а Слава читает её, как открытую книгу, сжимая горло. Ляля хочет нового дыхания, которое Слава ей откроет самостоятельно, хочет попасть под полное влияние и отчаянно задыхается, когда ладонь пережимает горло. — На меня смотри, — и Ляля не думает, смотрит на Славу, заметно побледнев. Губы приоткрыты, но воздуха не поступает. Ляля словно забыла, как дышать, ничего не помнит, подчиняясь хватке. — Ещё? — спрашивает про силу, что пережимает шею. — Скажи мне, ещё? — Ляля кивает, как получается, и тогда удушье начинает убивать, в висках пульсирует. А Слава целует и заставляет отвечать, участвовать в процессе подчинения. Голова идёт в круг, а новое дыхание наполняет, и Ляля готова отказаться от привычного способа, чтобы чувствовать эйфорию от того, что даёт Слава. Наконец, ладонь не сдавливает, и Ляля ненарочно глубоко вдыхает. У Ляли полное доверие действиям Славы, полное подчинение. Ведь Слава знает, что делает, знает, как заставить Лялю получить то, чего она хочет, а спрашивает только, чтобы Ляля ответила сама себе насколько она этого хочет. Чтобы сказала вслух, как ей необходимо доминирование над собой. — Хорошая девочка, — хвалит шёпотом на ухо, а Ляля с ума сходит по тому, как Слава шепчет, как выражается её похвала. Ляля не до конца осознаёт, как хочет быть в зависимости от доминанта, как хочет присмыкаться и угождать, как делает это всё бездумно. Ляля не понимает, совершает всё на незнакомом инстинкте. Они всё играют и не могут наиграться, всё не думают и делают, как диктуют природные начала. Как диктует нутро. Игры уже не такие безобидные, игры так быстро перешли из рамок безобидности во что-то противоречащее нормам морали. Слава собирает Лялины волосы из-за её спины и откидывает в сторону, они тяжело приземляются. — Отрастила волосы до жопы... — произносит небрежно, а Ляля устраивает голову на её плече, на руке, которую Слава подкладывает под спину. — Тебе не нравится? — Тащусь с длинных волос, — утыкается губами в Лялин висок. — Родители стричь не разрешали? — Я никогда не хотела их стричь, — сплетает пальцы, уложив ладонь на Славину. — Так ты всю жизнь хорошая девочка, да, Лялечка? — шёпотом доводит Лялю до мурашек. Ляля кивает. — А тебя раньше за волосы брали? — интересуется, а Ляля снова кивает. — Редко брали родители, — признаётся, а Слава достаёт руку из-под Лялиной спины и снова собирает волосы, накручивает их в жгут, а потом тянет за него, намотав на ладонь. Ляля морщится, позволяя Славе причинить себе боль. — Тебе нравится? — спрашивает, оставляя поцелуй на подбородке. Ляля голову задирает, подчиняясь тянущей хватке. — Или мне брать жёстче? Слава берёт Лялю полностью под свой контроль. Несмотря на тянущую боль, хватка становится сильнее. Слава делает ещё оборот вокруг ладони и берёт за корни, вызывая у Ляли болезненный стон. — Так хорошо, — шепчет, дыша глубоко. Целуются также страстно и голодно, жадно. Ляля обнимает Славу за шею, мыча иногда от того, как рука сжимается на корнях волос. Но Ляле не больно, она получает некое наслаждение, выражая в стонах, что ей на самом деле приятно, что эта боль для неё не имеет смысла, не имеет существа. Дикие и необузданные желания заставляют хотеть больше. И Ляля дышит через рот, когда Слава оставляет засосы на шее, задрав голову сильно. С Никой сидели в кафе, пока было свободное время в субботу. Ляля позволяла себе съесть чизкейк на пару с подругой, запивая его сладким латте. Ляля за калориями никогда не следила, не придавала им значения, просто потому что не толстела. Ника постоянно была на диетах, но баловала себя частенько, потому что без сладкого жить не могла. — Я уже не могу эту белковую хуйню видеть, весь холодильник забит здоровой едой, — Ника жалуется, отламывая от чизкейка кусочек. — Вместе с родителями худею, нужно к лету привести себя в форму, иначе буду страшная и плакал мой лёгкий заработок. — Ты и так в хорошей форме, — Ляля пожимает плечами, уверяя Нику, но она отмахивается. — Нужно подкачаться, я за задницу переживаю. Вот у тебя всё своё хорошо, ты как куколка и лицом и телом. — О теле я забочусь не специально, просто приходится жить по Славиному рациону. После того, как ей приготовлю, себе уже лень становится. Ем то, что и она. — Представляю, — Ника хмыкает. — У неё диета похлеще моей: ни сладкого, ни мучного, ни жареного, ни кофе. Она уже сколько лет в таком режиме живёт, ей вообще похер, не срывается. Спортивные привычки остались. — Но она пьёт. — И курит. Главное, что её в тонусе держит, — смеётся. — Сахар и соль зло, главное, что ими она себя не травит. У неё двойные стандарты, Лялька, — усмехается ядовито, смотря на отломленный кусочек чизкейка на десертной вилочке. — И со спортом так, и с бабами, и в отношениях с родителями, — продолжает, а на лице не осталось ни следа от ухмылки. — Кажется, со спортом у неё серьёзно, — Ляля делает глоток из чашки. — Ну да, раньше так было. Она ж мастер спорта по тхэквондо и кандидат в мастера спорта по боксу, — Ника жуёт чизкейк. — Серьёзно у неё было, когда она в школе училась, но после того, как мастера спорта получила, то профессионально заниматься закончила и тренером решила не быть. — Почему? — Ляля спрашивает, а Ника пожимает плечами. — Мы с ней об этом не говорили никогда. Вообще всё, что я тебе рассказываю, — со слов её приятелей, мы так-то не общаемся даже. Но мне говорили, что она закончила из-за родителей, типа заебалась от профессионального спорта, рисковала кмс, потому что в последние месяцы, как она занималась, у неё результаты стали хуевыми и желания заниматься не было. Вот и бросила всё. — Разве профессиональный спортсмен может бросить спорт из-за того, что в промежутке результаты стали хуевыми? — Ляля задаётся вопросом, а Ника качает головой неопределённо. — Мне, если честно, вообще не интересно, а твой интерес меня пугает, — Ника говорит безрадостно. — Пугает? — Ты стала безмозглой влюблённой дурой, Ляль, — Ляля хмурится, не понимая, что говорит Ника. Ляля? Влюбленная дура? Но она же не влюбилась, она никого не любит, почему влюблённая? А Ника смотрит серьёзно за Лялиным вопросом на лице и смятением. — Но я не влюбилась, — тихо Ляля произносит, избегая Никиного взгляда. — Мне ты пиздеть будешь? У тебя на лице написано «тупая влюблённая пизда», — проводит пальцем по лбу, чтобы стало нагляднее. — Да ладно бы ещё в бабу нормальную, а тут хер знает что, — Ника вздыхает удручающе, явно не одобряя Лялиного выбора. — Она ведь стелит тебя под себя, да? — нападает, а Ляля в исступлении смотрит на неё, не зная, что ответить, как защититься. — Я не люблю её, с чего ты вообще взяла, что я люблю её? — Ты её жизнью интересуешься чаще, чем моей. Да тебе вообще похуй глубоко на меня, у тебя одна Боряша в голове, будто ей на тебя не похуй, — последние слова произносит особенно остервенело, нагнувшись вперёд. — Я сказала тебе, что не одобряю этой хуйни, потому что она гнилая, потому что она не та за кого себя выдает, — тычет пальцем в стол, перечисляет с выражением ненависти на лице. — Ты головой думать начни, пожалуйста, у тебя словно мозг через уши вытекает, когда она рядом появляется. — Я не люблю её, — Ляля повторяет. — А чего ж вы чуть ли ни при мне сосаться начали? Реально по дружбе? Ты мне зубы не заговаривай, Ляль, знаю я, как у тебя мозг плавится, когда ты влюбляешься. — Вы тоже по дружбе с ней сосались? — Да я в говно была! — Ника говорит громче, привлекая внимание персонала кафе к их столику, а потом немного успокаивается, снижая тон: — Если я трезвая, я ни в жизнь ей не дам, а тебе похуй, трезвая ты, бухая ты в доску... — Прекрати уже. Мы не ради споров встретились. — Ну, да, мы встретились, чтобы обсосать Боряшу. Ну, давай, выложу я тебе про неё всё, чё знаю, — говорит, начиная выходить из себя. — Я обещала рассказать тебе про её бабу, так вот, на ус наматывай. Когда Боряша училась ещё в школе, то познакомилась с Милой, они заобщались, потом начали мутить, а потом съехались, как школу закончили. Так вот, сначала всё было нормально, пока из-за ревности Боряша не начала пиздить Милку. Сначала напиздит, а потом извиняется, напиздит, извиняется, а Милка после первых раз грозилась уйти, но потом приутихла эта тема, и зажили они хорошо. Через время уже Милка начала Боряшу ревновать, около неё ведь всегда сборище баб было и есть, ну, а Боряша говорила, что вообще не изменщица, изменщики — фу, я не такая. Но она изменяла. — делает паузу многозначительную, чтобы Ляля осмыслила услышанное, пока сама глотает несладкий чай. — Когда Милка узнала, решила уйти, так Боряша напиздила её и в доме закрыла, а сама съебалась на две недели с семьёй куда-то. Милка бы, может, и позвонила кому-нибудь и сбежала, но Боряша прихватила её телефон с собой, как и всю электронику, чтобы Милка ну точно нахуй никому не позвонила, не рассказала, и её не вытащили. После приезда Боряши они помирились и снова начали жить нормально. Но опять Боряша начала пиздить Милку, причём ни за что, просто так, потому что бесила, а у Милки до истерик, до нервных срывов, до истощения. Она болеть начала жутко, зашуганная была и из дома почти не выходила. Тощая, бледная, волосы полезли. Картину сама представить можешь. Я ещё слышала, что она вены резала, но Боряша приходила вовремя, и её спасали. А под конец отношений у неё вообще крыша поехала, и родители её сначала дома лечили, а потом её забрали в психушку, и до сих пор она там находится. — замолкает на минуту, пока Ляля за ней наблюдает взглядом обеспокоенным, не зная, как реагировать на сказанное. — Твоя любимая Славочка извела свою бабу до диагноза, Милке расстройство личности поставили вместе с депрессией. Да я сама лично видела её, потому что я была у Бори дома, когда она ещё жила не там, где сейчас, а вместе с Милкой. Это жутко, Ляля, она извела девку, как она над ней издевалась, мне до слёз её жалко было. «Ника нажала на дверной звонок, и за дверью раздались шаги, после которых она раскрылась. Но увидела Ника за ней совсем не Славу, которую представляла. — Привет? — незнакомая Нике девушка поздоровалась тихо, еле слышно. — Привет, я к Славе, — Ника ответила аккуратно взаимностью, почему-то так ужасно побоявшись внешнего вида незнакомки, которая отошла в сторону и дала Нике пройти в прихожую. Закрыла за ней дверь. — Она сейчас в ванной, подождёшь на кухне? Я поставлю чайник, — девушка обняла себя руками, укутавшись сильнее в большую вязаную кофту. Под кофтой у неё была только футболка не её размера, наверное, принадлежащая Славе. Ника разделась, и они собирались идти на кухню, когда дверь из ванной открылась и оттуда вышла уже знакомая Нике Слава, которая подошла к ним, и обратила внимание только на девушку, что стояла рядом с Никой. — Зачем ты вышла из спальни? Тебе нужно лежать, — гладит бледную незнакомку по голове, а она кивает понимающе. — Я знаю, прости, но я не могу уже лежать, я не могу лежать всё время. Ника не видела ещё более несчастного человека. Эту девушку ей было жаль, особенно при взгляде в её глаза. Глаза потухшие. «Такие глаза просто не бывают у живых людей!» — считала Ника, но девушка почему-то была живая. Она говорила, ходила, она проявляла жизнедеятельность. — Не кружится голова, Мил? — Слава интересуется заботливо, придерживая девушку. — Я в порядке, давай поставлю чайник. Нужно угостить чем-то Нику, кажется, у нас были пирожные? — Мила быстро отвлекается от своего состояния на будничные заботы, а Слава, наконец, смотрит на Нику и кивает ей приветственно. — Давай я лучше за свежим схожу, посидите пока в кухне, — Мила кивает, смотря в Славины глаза прямо. — Тебе нужно поесть, а потом выпить таблетки, — целует Милу в лоб, пока она обнимает себя. — Ты такая холодная, принести плед? — Мне не холодно на самом деле, — отказывается от заботы. — Ты стесняешься, Ники? Не надо, если холодно, я принесу, — Слава нежно настаивает, но Мила непреклонна. — Мне не холодно, правда. — Ты совсем голая, как тебе может быть не холодно? — продолжает настойчиво предлагать утеплиться, но Мила не реагирует, отстраняясь. — Слав, не нужно, я провожу Нику в кухню. Пойдём. Вместе с Никой уходят на кухню, а Слава идёт в магазин, чтобы купить чего-нибудь к чаю. — Вы вместе живёте? — задаёт, кажется, глупый вопрос, чтобы разрядить тишину, а Мила ставит чайник и подходит медленно к столу, садится за него. — Да, — Мила, однако, отвечает совершенно спокойно, смотря на Нику глазами пустыми. Нике от этого становится жутко. — Мы встречаемся, — добавляет, поясняя ситуацию, а Ника кивает. Мила не пыталась доказать, что Слава её, от неё не исходило никакого негатива в Никину сторону. — А долго? — Со школы, — Мила пожимает плечами. — Вы дружите? — Нет, мы только недавно познакомились. Я вообще приехала, потому что она обещала мне занять денег. — Куда тебе? — Мила интересуется, вливаясь в разговор, а Ника смотрит в пол. — Ситуация неприятная произошла, нужно теперь расплатиться, а родителей трогать не хочу. — Проще занять у незнакомой девушки, чем поговорить с родителями? — Мила улыбается еле заметно, но глаза её всё такие же пустые. Говорит она тихо, медленно, наверное, Мила все делает медленно и неспешно. — Сейчас не лучший период, чтобы нагружать родителей, — Ника не может быть полностью откровенной. — Слава тебе поможет, не переживай, — Мила успокаивает, продолжая обнимать себя. — А сколько тебе? — Мне четырнадцать, — признаётся честно. — В четырнадцать даже у меня не всё было гладко в отношениях с родителями, — этим Мила к себе располагает. — Зато у меня была Слава. Они говорят, пока Слава не возвращается из магазина с пирожными. — Купила бы торт, но тебе нельзя много сладкого, — целует Милу в щёку, обняв за шею, а она улыбается. — Спасибо. Налей нам чая. Слава ставит кружки на стол, от которых исходит приятный пар, и Мила ладони о свою греет, положив голову на Славино плечо. — Может быть, поешь сначала? — спрашивает, а Мила отказывается. — Не хочу, я выпью чая. Попозже поем». — А сейчас она, виноватая в том, что стало с Милой, ездит к ней и её пускают, понимаешь? — Ника продолжает, расстроенная донельзя. — Всем похуй. И родителям Милы и врачам. А у самой Милы стресс от этого, она глубоко больной человек и такой её сделала Боряша. Поразмысли над этим на досуге. После Бали, казалось, всё стало только лучше, Ляля утопала в Славе, утопала в ней полностью. Не помня себя, они целовались, активно отдыхали, выезжая к достопримечательностям, посмотреть на горы и на океан. Лялины чувства вышли на новый уровень. На уровень, когда Слава, спящая рядом в кровати, уставшая и голая, вызывала улыбку. Хотелось прижаться к её спине, хотелось обнимать, хотелось ласкать до посинения. Ляля спала, обнимая её, просыпалась, обнимая её, а потом они залезали в джакузи и обнимались там. Единение душ, слияние, сцепление — они проросли друг в друга, стали ближе, чем были до этого. — Я люблю тебя, — Ляля сказала это неожиданно, пока Слава стояла за столешницей, нарезая салат. — Что? — Слава переспросила, взглянув через плечо, а Ляля подошла и обняла её со спины. — Ничего, — смолчала, прижавшись к тёплой голой коже. Ляля сломалась, изменилась, но изменений не заметила. Они прятались на задних рядах в кинотеатрах, когда Ляля могла вытащить Славу в кино на «сопливую хуйню», и целовались там, а потом продолжали в машине до самого дома, где заканчивали уже в кровати. Уже долго они спали только вместе, только в одной кровати. И Ляля забыла всё, что было до этого, словно года не проходило, словно пренебрежительного отношения в её сторону и не было никогда. И новый день учителя отметили вместе, как и в прошлый раз. А потом и Хэллоуин также, по-семейному. Других женщин эта квартира не видела ровно столько, сколько деньги за оплату жилья перестали быть нужными. — Сходим куда-нибудь? — Ляля предложила, пока они ужинали, а Слава отвлеклась от телефона. — Предложения? — В музей или в галерею... — Слава только усмехнулась. — Я похожа на ценителя искусства? Я нихера в этом не понимаю, Ляль, настолько далёка от всего такого, что тебе должно быть страшно даже приглашать меня в подобные места. — Там есть искусствоведы, они всё расскажут и объяснят, — у Ляли намерения были вполне добрые, она так хотела прогуляться со Славой где-нибудь ещё, кроме улиц и кинотеатров. — Я приму к сведению, — замечает, продолжая ужинать. — Давай на следующих выходных попробуем? Я посмотрю варианты. Ляля кивает, довольная. Они и правда идут в музей, но если Ляля хочет узнать что-то новое, то Славе больше интересно, можно ли там уединиться. Этого оказывается никак не сделать. Уединяются они снова в машине, где целуются, пока дыхания хватает. Кажется, что-то изменилось, эти отношения уже давно не соседские и не дружеские, у этих отношений есть определенное название. «Любовники». Но Ляля и Слава это не обсуждают, хотя Ляле перестает быть это безразлично и с каждым днём она хочет заговорить об этом всё сильнее. Ляля так хочет узнать, что происходит, узнать, думает ли об их отношениях Слава так же, как она или их мнения совершенно противоположны. Ляля не знает, что будет делать, если всё окажется так, что чувства есть только у неё. Для Ляли это будет самым страшным кошмаром. Неужели всё может оказаться так, что Ляля станет заложницей ловушки? Что прекрасной истории любви не будет? Ляле страшно оказаться отвергнутой, ведь как тогда она сможет жить со Славой в одной квартире? Как она будет смотреть ей в глаза, как? Заговорить оказывается труднее, чем хотелось бы. Слава погрязла в работе, она раздражена и хочет спокойствия, находит утешения в алкоголе, в Лялиных руках, которые обнимают её нежно, убаюкивая. В свои двадцать восемь Слава хочет спокойствия, с каждым годом ей хочется этого только больше. А Ляля говорить боится, вдруг её слова лишние, вдруг они испортят всю атмосферу? Вдруг она только испортит вечер, а потом и остальное время, за что ей будет стыдно до безумия. Дело близится к зиме, скоро декабрь, но Ляля спасается от холода в Славиных руках под пледом, пока они смотрят какой-то новогодний фильм заранее, набивая соответствующее настроение заблаговременно. — Может, ёлку нарядить? — Ляля задаёт вдруг всплывший в голове вопрос, а Слава отзывается только спустя время. — М? — Ёлочка, — повторяет, а потом слышит Славин вздох. — Я подумаю, Ляль. В прошлом году и без ёлочки нормально было. — Так больше нельзя, как было в прошлом году. Ты хочешь уехать от меня на новый год? — поднимается со Славиных колен, и смотрит серьёзно. — Не планировала, — Слава гладит её по волосам лениво, почесывает. — Не уезжай, отметим вместе, мы же... — Ляля запинается. «Они же... что?». Ляля и сама не знает, что хотела сказать. Любовники? Партнёры? Больше, чем друзья? — Мы что? — спрашивает уже Слава, а Ляля и не знает, что сказать. Зачем и вообще начала говорить об этом сейчас. — Не молчи. — Глупость какая-то, забей, — вздыхает и садится к Славе спиной, кладёт голову на её плечо, пока ладонь гладит шею. — Ненавижу такую хуйню, Ляль, договори, не беси. — Я не знаю, что сказать. — Минуту назад ты знала, — попрекает, а Ляля кусает губу. — Чего ты от меня хочешь? — Чтобы ты договорила, не еби мне лишний раз мозг, — раздражённая Слава — то, чего Ляле хочется меньше всего. — Говори, — настаивает, а Ляля выдыхает. Ей же придётся сказать, теперь не отвертеться. — А какие у нас, по-твоему, отношения? — Ляля решает вывернуть вопрос по-другому, чтобы Слава сначала сама определила, что есть между ними. — Ну, если ты не заметила, то ты мне нравишься, — озвучивает то, что можно было понять и самостоятельно. Хорошо, это было очевиднее, чем Ляля думала. — И я знаю, что нравлюсь тебе, — «сложно не заметить». Ляля усмехается своим мыслям. — Я люблю тебя, — сглатывает нервно, как произносит. Секунды превращаются в долгие часы перед ответом. — И я тебя люблю, — отвечает взаимностью, а Ляля смотрит на неё через плечо, тут же видя взгляд в свою сторону. — Значит, давай обручимся. Кольца, свадебная фотосъемка, банкет с друзьями и будем жить жёнами. — Мы всё ещё в России, — Ляля произносит как-то горестно. — Ну, хочешь, я запарюсь, и мы сыграем свадьбу заграницей? Мне плевать на штамп в паспорте, Ляль, но если тебе надо, то это будет. — А как же период отношений? — Ни то, ни сё, я устала, хочется стабильности. Мы притерлись к друг другу, значит, я вполне могу звать тебя обручиться, потому что считаю это правильным развитием, раз уж мы заговорили. Мы с тобой живём семьёй, а ты мне говоришь про отношения. Тебе не кажется, что мы прошли уже? Слава была права, и Ляля понимала это, Ляля была готова броситься в омут с головой, стать для Славы женой, носить на пальце кольцо и делать всё то, что уже делала, но зная, что теперь они не просто «кто-то» друг другу. — Обручимся? — спрашивает, а Ляля кивает, после отвечая на нежный поцелуй. — Только я не хочу сборища, — шепчет, прижавшись носом к Славиной щеке. — Как ты хочешь? — Отметим вдвоём, только ты и я... — сжимает Славины пальцы в своих. — Хорошо, посидим вдвоём. Давай после Нового года? — Давай, — Ляля легко соглашается. — У меня сейчас завал в школе, пока второй физрук заболел. На соревнования нужно свозить детей, отчёты написать... После Нового года он должен выйти на работу, я освобожусь, тогда и решим всё. Ляля абсолютно согласна, лишь бы Славе было хорошо, лишь бы она уладила все свои дела, решила проблемы. Лялю Слава очень беспокоит. К Новому году Ника позвала Лялю отмечать вместе с её компанией, а Ляля отказалась, сославшись на то, что некоторые планы у неё уже были. — С Боряшей отмечать собралась? По-семейному? — Ника спросила в телефонном разговоре, невесело усмехнувшись. Ляля прикусила губу, стоя за плитой. Она не хотела дать Нике понять, что между ней и Славой правда что-то есть. Но так ли это не очевидно? — Да, с ней, — Ляля согласилась с трудом, тут же услышав Никин смех. — Кто бы сомневался, Лялечка, ну ты смотри, аккуратнее, — напоминает. — Иначе служба спасения тебе в помощь, номер на подкорке уже отложился? — Успокойся, она не плохой человек, — Ляля устала от яда Ники в Славину сторону. Нет, они точно не подруги. А если подруги, то дружба их токсичная, неправильная. — Да? Ты её знаешь год, да и что ты вообще о ней знаешь? Нихуя по делу, я же права? — Ляля не хочет признавать, но это правда, она почти ничего не знает о Славе, они никак о ней в общем и не говорили, всё упускали. — Она тебе лапши на уши навешает, а ты и продолжай хлопать, смотря на неё влюблёнными глазищами. — Какая лапша, Ника? Хватит уже. — Да такая, Ляль, включай уже мозги. Я не хочу, чтобы она тебя трогала, не хочу, чтобы она больно тебе делала, потому что она только и может, как настоящая мразь. Мизогиничка херова. Ляля готова защищать Славу, даже если в голове понимает, как Ника права. Ляля готова отгородить Славу от такого, даже если ей это не надо, если она сама может ответить и похлеще Ляли. — Послушай, не говори такого. — Да ты ничего не знаешь, ты вообще нихуя не знаешь и я тебе обязательно об этом расскажу, вот прямо завтра. — Завтра у меня работа, я поздно освобожусь. — Тогда в понедельник, у тебя будет выходной на работе. Встретимся в кафе и поговорим. Я нахуй расскажу тебе, хотя и не хотела. Но я сделаю, что угодно, чтобы ты убежала от неё, я тебя защищу от её ебучих грязных рук. — И о чём будет разговор? — интересуется со вздохом. Ляля только делает вид, что очень устала, на самом деле её это очень тревожит. — Потом узнаешь, Лялечка, мне пора бежать, пока, родная, я напишу позже. — Ника отмахивается, быстро заканчивая разговор. — Пока, Ник. Ляля завершает звонок и откладывает телефон, ощущая как, как неважно начинает себя чувствовать. Не находит себе места, пока готовит, и не может никак отвлечься. На работе Даша пьяненькая, обнимает Лялю в курилке, а Ляля кладёт ей голову на плечо, обвивая плечи руками. — Лялечка, погуляем сегодня? — спрашивает невинно, а Ляля задаёт ответный вопрос: — У тебя всё хорошо? Ты сама не своя, — Даша утыкается в Лялины волосы. — На самом деле мне не очень, Ляль, но ты сделаешь лучше, если мы погуляем, — просит, поглаживая Лялину спину. Такие тёплые и чувственные объятия Ляля не испытывала ни с кем, с Никой они долго не обнимались, Слава объятиям предпочитала поцелуи и секс, а обосновывала это тем, что «объятия какая-то непонятная хуйня, которая и ни туда, ни сюда». Слава так любила противоречить сама себе. — Хорошо, погуляем, — Ляля согласилась, а Даша отстранилась слегка, и тогда Ляля смогла погладить её по волосам нежно, посмотрев в уставшее выражение. — Спасибо, кукла, ты лучшая. Я бы тебя поцеловала сейчас, знаешь, — не было никакого напора или принуждения. Даша была совершенно безобидной, у неё не находилось потайных мыслей. Всё, что всплывало в голове, — оказывалось на языке. — Не нужно, — Ляля аккуратно отказала, она не хотела быть грубой, она не оскорблялась, но хотела оставаться верной. Ведь они со Славой теперь вместе, правильно? Ляле было важно, что теперь они точно находятся в отношениях. Важно и волнительно. — Лялечка, — Даша позвала Лялю тише, взглянув в её глаза так глубоко, что Ляле стало не по себе в тот же миг. — Что такое? — она погладила Дашины плечи, ответив на тревожный взгляд ровно таким же. — Скажи, а ты встречаешься с той страшной бабой, да? Ну, с той, которая забрала тебя из клуба? Вы не просто соседки, да? — Дашин голос срывается на шепот, а Ляля теряет дар речи, не понимая, как Даша вообще могла об этом узнать. От кого? Даша очень нервничает, гладит Лялину спину, смотря на неё сочувственно и с большой боязнью. — Что? Я не понимаю, Даш, — Ляля произносит растерянно, совершенно ничего и правда не понимая. — Она приезжала ко мне сегодня, — Даша начинает, а Ляля вдруг начинает бояться вместе с Дашей. Зачем Слава приезжала к Даше? Как она вообще узнала, где живёт Даша? — Она... сказала мне, что шею свернёт, если я продолжу делать какие-то странные телодвижения в твою сторону, — Даша боялась, для Ляли это было очевидно. Бояться Славы было нормально вполне, её вид — убийственный, не меньше. — Она очень жуткая, Ляль... Мне не по себе весь день. Не знаю, как она нашла мой дом... — Всё будет хорошо, Даш, слышишь? — поддерживает, снова поглаживая по голове. Даша напугана, ведь она правда против Славы не выстоит, ни один обычный человек против неё не выстоит. — Я скажу ей, чтобы она тебя не трогала, я скажу ей, — уверяет, а Даша ей кивает, доверяясь словам полностью. — Она тебя не трогает? Она такая жуткая, ну просто я таких амбалов только по телику видела на боях, — даже тут пытается шутить, пока Ляля её успокаивает. — Она меня не трогает, — Ляля мотает головой. — А вы встречаетесь, да? — интересуется снова, а Ляля кусает язык, зная ответ, но не понимая, нужно ли говорить, нужно ли дать понять Даше о чём-то. — Да, мы вместе, — Даша выдыхает тихое «господи» и обнимает Лялю, снова прижимая её к себе. — Тебе не страшно с ней? — Она только выглядит страшно, правда, — пытается заверить, дать Даше понять, что всё не так печально и угнетающе, как она может думать. — Всё хорошо, Даш. — Надеюсь. А после работы идут прогуливаться по Екатеринбургским улицам, что уже покрыты снегом, продолжающим валиться с неба без конца. Ещё ближайшие два месяца снег будет падать с неба точно, а потом, в апреле, обязательно растает. Даша Лялю водит за собой и рассказывает ей смешные истории, как обычно, пока вокруг только темнота, а снег так шумно хрустит под ногами периодически. Прохожие есть, но машин гораздо больше, город живёт даже ночью, живёт по-особенному. С Дашей Ляля забывает счёт времени, пока они гуляют, попав словно в какую-то идиллию. В сладкое небытие. С Дашей Ляля чувствует себя особенно. Такого нет ни с кем, ни с Никой, ни со Славой, — с Дашей всё не так, всё по-другому, а Ляле очень нравится. Она засматривается на Дашину улыбку и заслушивается её звонким добрым смехом. Славин смех совсем не такой, но Ляля старается не думать о Славе, пока проводит время с Дашей, и это получается «на отлично». Ляля чувствует себя так комфортно, как было, когда они со Славой пьяные развлекались на зимних каникулах прошедшей зимой. Но сейчас Ляля абсолютно трезвая и ей хорошо так же, как тогда. Звонок отвлекает Лялю от смеха после Дашиной шутки, и она достаёт телефон из кармана куртки, делая глоток сладкого горячего латте в стаканчике, какой есть и в Дашиной руке. Они с Дашей купили их не так давно, чтобы погреться. Улыбка с Лялиного лица сползает, а тревожность растёт. Даша это замечает. — Что такое? — спрашивает, а Ляле вдруг так противно на языке и в горле от выпитого кофе. Желудок скручивает, под ложечкой сосёт. — Да, Слав? — Ляля отвечает на звонок, проигнорировав Дашин вопрос, будто не слышала. — Ты время видела? — спрашивает недовольно, а Ляля обеспокоенно смотрит в экран телефона, чтобы увидеть сколько сейчас времени. Два часа ночи. — Два, — отвечает тихо, а после слышит напряженную тишину. — Хватит шляться хер знает где, у тебя смена закончилась ещё часа три назад, — отчитывает, а Ляля чувствует себя ужасно виноватой, ведь даже не предупредила Славу, что задержится. А ведь она могла волноваться. — Да... — Слава перебивает её грубо: — Домой пиздуй. Деньги на такси есть? — Есть, — Даша смотрит на Лялю озабоченно, хмуро, не слыша, что ей говорит Слава. — В такси и домой нахуй. Слава обрывает диалог, бросая трубку злостно. Ляля тревожно не может найти себе места, Слава правда злая сейчас. Смотрит на Дашу, которая тут же задаёт вопрос: — Ты побледнела... Ляль, всё хорошо? — Ляля на беспокойство отвечает кивком. — Меня дома потеряли, я вызову такси и поеду, извини, — извиняется рассеянно и открывает приложение, а Даша всё стоит рядом, смотря на свой стаканчик с кофе печально. — Ты так встревоженна, всё точно в порядке? — уточняет, а Ляля кивает. — Ага, всё нормально, просто мне пора домой. Вызывает такси, а потом они вместе с Дашей его ждут, хотя Даша могла уже и уйти. Ляле стыдно перед Дашей, страшно от мыслей о Славе. — Напиши, как доедешь, хорошо? — просит, а Ляля кивает, залезая в салон подъехавшего авто. Даша машет на прощание, пока Ляля отъезжает, продиктовав адрес. В квартиру заходить страшно, но Ляля открывает дверь и входит, закрыв сразу её на замок. Когда начинает раздеваться, в прихожую проходит Слава. Недовольная Слава. — Явилась, — она выглядит угрожающе, и внутри Ляли всё замирает, дышать страшно. — Прости, я не смотрела на время... — оправдывается, вешая дублёнку на плечиках к одежде. Кладёт шапку на место. — Ты как маленький ребёнок, за тобой постоянно нужен присмотр, я не понимаю? — спрашивает, отчитывая, а Ляля снимает ботинки. Ей на Славу смотреть не хочется. — На меня смотри, — приходится поднять голову. — Отвечай. — Я просто забыла, так отвлеклась... не ругайся, пожалуйста, — просит, обнимая себя руками, а Слава подходит ближе. Ляле хочется отойти, чтобы держать дистанцию. Так безопаснее. — Если узнаю, что твоя Даша продолжает заёбы, — кровью блевать будет, — шепчет на ухо, наклонившись угрожающе. У Ляли внутри всё цепенеет. — Славочка... — Ляля пытается объясниться, но Слава даже слушать не хочет, смотря на Лялю раздражённо, выпрямившись. — Ты моя баба или чё? — спрашивает грубо, а Ляля сглатывает. — Твоя, — голос срывается на шёпот. — Не забывай. Забудешь, — я напомню, Лялька, — смотрит недобро, что Ляле хочется слиться с окружающими предметами, чтобы её перестало быть видно. Она так плохо переносит угнетающий взгляд. — Но поверь, ты не хочешь этого. Злить меня и напрашиваться на то, чтобы я напоминала. Ты же хорошая девочка, Лялька, че ты исполняешь сейчас? Хочешь испортить наши отношения? — Прости меня, пожалуйста, — вроде бы хочет обнять, но так боится, поэтому сжимает свои плечи, скрываясь за руками. — Не злись, я так больше не буду... — глаза начинает щипать, а нижняя губа подрагивает. Ляля чувствует, как разревётся прямо сейчас, стоит Славе продолжить её отчитывать. — Это я ещё не злюсь, Лялька, — обстановка, кажется, начинает переставать быть такой напряжённой. — Не доводи меня до греха, тебе не понравится, — жестом зовёт, и Ляля подходит на ватных ногах, прижимается крепко, позволяя Славиным рукам гладить себя. Слёзы впитываются в футболку. — Если бы ты уволилась с работы, мне не пришлось бы сейчас говорить этого. — Я не буду больше задерживаться, не хочу, чтобы ты переживала, — Слава гладит Лялины волосы. — Умничка, — целует в макушку. — Моя Лялечка очень умненькая, — хвалит, а Ляля поднимает голову и целует Славу в подбородок, а потом оставляет короткий поцелуй на её губах. Слава глубже целует, врываясь языком в рот. Заявляет снова свои права на Лялю. Ляля только её, только для неё, Слава очень жадная, она не поделится. Ляля поднимается на носочки, обнимая Славу за шею, когда она выпрямляется. А Слава забирает её скоро под ягодицами, поднимая, отрывая от пола. Ляля ноги сгибает, целуя Славины губы нежно, целуя щеки и шею, гладит волосы. Ляля извиняется, а Слава её извинения принимает, смакуя. Ляля чувствует себя совсем маленькой девочкой, когда Слава берёт её на руки, как это делал папа. «— Лялька моя! — папа садит Лялю на плечи, а она сжимает его волосы, смеясь звонко, когда мама входит в гостиную. — Рауль, аккуратно, — мама говорит обеспокоенно, но страшно только ей. Папе и Ляле, что катается на его плечах, совсем не страшно. Они смеются, папа придерживает Лялины ножки. — Я люблю нашу девочку, Эля, смотри на неё, ну? — Я люблю папу! — Ляля, счастливая донельзя, обнимает его за голову, вызывая смех». Слава Лялю на руках доносит до спальни и валит на кровать, слыша её смех. Нависает сверху. — Так страшно... — произносит, улыбаясь. Смотрит в Славины глаза. — Да ну? — переспрашивает с улыбкой. Ляля мычит утвердительно, тут же начиная смеяться от выражения Славиного лица. Поцелуй затыкает её смех. Целуются горячо, Слава расстегивает ремень на брюках Ляли. — Давай я помогу тебе раздеться, — шепчет в губы, а Ляля кивает, отвечая на поцелуй, пока брюки Слава стаскивает с неё, расстегнув пуговицу и ширинку. Снимает водолазку, а потом расстегивает лифчик, оставляя в трусах и носочках. — Пиздатые духи, — шепчет в шею, на которой оставляет поцелуй, а Ляля дышит томно, сжимая Славину футболку. Помогает её снять, открывая рельефный торс. — Я соскучилась, Лялечка. Ляля дышит тяжело, обсасывая Славин палец, пока влажные губы оставляют поцелуи за ушком. Лялю до мурашек пробирает. Она отдаётся этой ночью, и мирятся они громко после коротких разногласий, мирятся страстно. Засыпают, разгоряченные, под утро, после секса вдоволь наговорившись и нацеловавшись до припухших губ. Ляля чувствует себя любимой, когда засыпает на крепкой Славиной груди. С Никой встречаются через два дня, в понедельник, в кафе, где заказывают поесть. У Ляли салат, как у Ники. Говорят сначала о вещах обыденных, и Ляля совсем забывает, пока Ника ей о чем-то рассказывает, о главной теме разговора, которую Ника даже не озвучила. Когда принимаются за десерт, Ника, наконец, начинает говорить именно о том, что обещала по телефонному разговору. — Наверное, тебе было любопытно узнать, почему с Боряшей мы цепляемся, как собаки, всегда? — Ляля кивает, слушая Никины слова внимательно. — Мы с ней не друзья, и отношения у нас всегда были отвратные, на самом деле. Особенно они испортились после того, как мы провстречались с ней месяц. Ляля, кажется, подсознательно была готова к подобному. После того, как слышала однажды, как Ника и Слава занимаются сексом, Лялю уже не могло ничто удивить во взаимоотношениях этих двух. — Всего месяц? — Ляля хмурится, переспрашивая, а Ника кривит лицо, вспоминая, видимо: — Фу, нахуй, мне по горло хватило этой хуйни, — едят тирамису, запивая ароматным не сладким чаем. — Она хуёвая партнёрша, я была готова ей глотку разгрызть за то, как она поступала со мной. — А как она поступала? — Ляля смотрит за Никой, которая облизывает губы. — Изменяла грязно, ей есть с кем. Мы ссорились из-за этого ежедневно, и я только выслушивала, какая я хуёвая и что я сижу на её шее, ебу ей мозг, вместо того, чтобы заняться чем-то. Она своей вины не признавала, — попробуй упёртому барану доказать что-то, — выдыхает раздражённо, снова погрузившись в то состояние. — До того, как мы начали встречаться, наши отношения были нормальными, наверное, самыми нормальными, из всех этапов, которые они прошли. А потом всё по пизде пошло. — Но ты же не лесбиянка, почему ты вообще вдруг решила с ней встречаться? — Блядь, Лялька, не видишь ты что-ли на что смотришь? Она охуенно выглядит, бесспорно, однозначно, она выглядит лучше, чем большинство мужиков, Ляль, — усмехается, после опуская взгляд в кружку с чаем. — Я когда познакомилась с ней, клянусь, я втрескалась, как ненормальная, а ведь тогда она ещё немного не так выглядела. Клянусь, меня не тянет ни к одной бабе, не хочу я баб, а я её хочу. Она меня ебала, хотя слышала я одно и то же: «Ты не мой типаж, Никуль, но баба ты ничего такая. Нихера у нас с тобой не получится». — Дело в типаже? — Ляля хмыкает, а Ника пожимает плечами. — Судя по Милке, у неё правда типаж есть, причем ярко выраженный. Вот не пизди мне, что вы не мутите, потому что ты под типаж как раз попадаешь, сто из ста. Ляля промолчала, а Ника кивнула сама себе. — Это было очевидно, господи, — усмехается. — Ты у неё спроси потом про наши мутки, мне интересно, че она тебе спизданет, — Ляля кивает. — Хорошо, спрошу. — А ещё, что я хотела показать, — достаёт телефон, и через минуту протягивает его Ляле. — Полюбуйся, это вчерашнее. Ляля смотрит на фото Славы с незнакомой девушкой в зеркале зала. Девушка целует Славу в щёку, обнимая за шею. Сладкая подпись «Любимый тренер» с сердечком добивает. Ляля смотрит на Нику, а у той взгляд выразительный. — Они ебутся, — говорит прямо, зная, о чём она говорит. — Вот ещё одна, — показывает новое фото. Оно уже групповое. Снова Слава, но теперь в окружении других девушек в том же зале, но на месте, что не соответствует тому, бывшему на первой фотографии. — Кажется, их всех она тоже переебала, — Ника усмехается. Ляля губу кусает, ведь внутри её что-то начинает душить так невыносимо сильно, что дыхание затрудняется. — Первое фото из сторки удалено, но у меня всё в архивчик заскринено, я собираю компромат для тебя, Ляль. Я подписана на всех, кого ебёт или ебала Боря, хотя с теми, кого она ебала, уже не интересно, обычно она не возвращается, — говорит обыденно, с интонацией возбуждённой. Ника взбудоражена, пока рассказывает Ляле об этом. — Так что, пока она тебе, может быть, говорит о любви, она продолжает бесстыдно ебать девок. Поверь, ты у неё нихуя ни одна. Сколько бы она не пиздела об этом, не верь ей. Милке она тоже лапшу вешала, что она у неё одна-единственная, мне тоже, ну и с тобой точно так же. Она никого не любит, даже свой типаж, она будет тебе изменять, хоть ты заговорись. Ляля молчит, переваривая. Под ложечкой сосёт, а аппетит пропал совсем. — Тебя она тоже ебала за моей спиной? — спрашивает, смотря на Нику с вопросом, а она мотает головой. — Мы не встречаемся нигде, только переписываемся иногда. Почти не общаемся, какое «ебала»? До того, как ты приехала, мы тоже почти не общались, а потом, с твоим приездом, начали общаться ближе из-за тебя. — Тогда перефразирую: а ты бы дала ей себя выебать, зная, что мы с ней в отношениях? — А почему ты перекладываешь ответственность на меня? Это вообще-то она ебать полезет, на ней что, ни капли ответственности? Это только проблема бабы, которую она ебать будет? Ляль, это неправильно, в первую очередь ты должна ей ткнуть, что это она хуёвая... — Ника берётся разъяснять, но омраченное лицо Ляли проще не становится. — Я задала тебе вопрос, — игнорирует все Никины слова, кажется, начиная злиться. — Трезвая я бы ей никогда не дала, ну а пьяная... я не знаю, я не могу себя контролировать... — Ника растеряна от такого напора, а Лялино лицо непроницаемо от злости. — Шлюха, — Ляля хочет ударить Нику по щеке. Ника настоящая предательница, как она может спокойно говорить о том, что даст измене совершиться? — Значит, это я шлюха, а твоя Славочка ну просто ангел, что с неба спустился? — спрашивает с горькой усмешкой, уже не предавая сильного значения тому, что Ляля назвала её шлюхой. — Глаза открой, она хочет тебе изменять и будет это делать. Не унижайся, Ляль, нахуя она вообще тебе нужна? Это уже не любовь, это хуй пойми что. — Зато она никогда меня не бросала, никогда, пока ты пропадала на огромное время. В одном городе живём и не написать, и не позвонить, о встречах вообще молчу. — Да, я виновата тут, прости, но послушай меня, она только манипулирует и давит, я же знаю, у меня были с ней отношения. Я не думаю, что такое было только со мной, я больше, чем уверенна, что такое и с тобой тоже происходит. А ты не понимаешь, ты безвинная, ты маленькая, ты же не сталкивалась с такой хуйней. Ну, она же уже всё у тебя в голове перевернула, Ляль, ты раньше не была такой, как сейчас. — Она мне уже открыла глаза, Ника, без тебя, и я очень рада, что она это сделала. Ты настолько мерзкая. Я всё думала о том, почему ты мне доказываешь, что она плохая, а сегодня пазл сложился. Так вы с ней и в отношениях были, и любила ты её, а сейчас просто смириться не можешь, что мы вместе, вот и портишь нам жизнь. — Чего? — Ника произнесла ошарашенно. — Ты подумай, пожалуйста, что ты несёшь. — Нет, это ты подумай и больше не лезь к нам. Твоё участие в моих отношениях мне не нужно. Можешь вообще пропасть и больше ничего и никогда не писать. Мы не сможем дальше дружить, если ты настолько завистливая. — Хорошо, доказывать что-то бесполезно, но бросать я тебя не буду. Комментариев моих ты не получишь, пока не станешь здравой, но я всегда рядом, я всё буду запоминать. Я всё равно вытащу тебя из этой пучины. — Мне не нужно ни от куда выбираться, — Ника кивает. — Ну, конечно. Я всегда рядом с тобой, я не твой враг, Ляль. Казалось, диалог закончен. Ляля больше не хотела ничего слушать, злая до исступления, а Ника растерянная и, кажется, раздавленная, смотрела на Лялю с таким сочувствием, что саму Лялю это только раздражало. Они прощаются сухо, Ляля уезжает домой, расплатившись, а Ника остаётся в кафе. Телефон у Ляли через какое-то время вибрирует. Ника: «На фотки, благоверной своей покажешь». Далее были два фото, которые Ника показывала Ляле в кафе. Как бы Ляля ни хотела, ей было необходимо поговорить со Славой. Как Ляля ни выгораживала её перед Никой, поговорить наедине они были должны. Ближе к ночи Слава вернулась, и уже Ляля встретила её не особенно довольно в прихожей. — Даже не поцелуешь? — Слава интересуется, снимая верхнюю одежду, а Ляля, кажется, тушуется. Не может сохранять спокойствие, её постоянно застаёт рядом со Славой волнение. Подходит и целует мягко, получая расположение. — Ты сегодня поздно, — Ляля замечает аккуратно, а Слава забирает вещи. — Я сегодня очень устала, Лялечка, поговорим через минут двадцать, я в душ. Уходит в ванную, не обратив на Лялю должного внимания, а Ляля губы кусает, облизав. Телефон вибрирует, и Ляля включает экран, видя сообщения от Ники. Какие-то фото. Ссылка. Ника: «Славочка домой вернулась? Переживаешь? Посмотри, где она пропадала после работы». Далее скриншот сториз какой-то незнакомой девушки, в компании которой Слава курила кальян. На видео, что скинула Ника, Слава с этой девушкой целовались. Всё стало больше, чем очевидно. Ляле снова изменили и снова её начало что-то душить так невыносимо, что захотелось лезть на стену. — Слав! — Ляля, вместо того, чтобы промолчать, направилась в спальню, и застала там раздевающуюся Славу. — Хотела чего? — интересуется, оборачиваясь, а Ляля подходит к ней с телефоном. — Скажи, что это такое? — показывает фото и видео, на что Слава смотрит сначала внимательно, а потом закатывает глаза. — Что это? Это хуйня какая-то, — усмехается, но Ляле совсем не смешно. Она не видит поводов для такой интонации. — Ты мне изменила? — Я тебе не изменяла, — утверждает уверенно, а Ляля дар речи от такого теряет. — А это что? — указывает на телефон. Слава телефон выхватывает, смотрит, кто Ляле отправил этот компромат, а потом смеётся. — Ты этой ебанутой веришь больше, чем мне? – спрашивает как-то истерически. — Какая разница кому я верю? Это факт, Слав, вот он, — показывает на диалог с Никой. — Моя хорошая, скажи, у тебя с памятью проблемы, да? — наклоняет голову к плечу. — Ты сама позволяешь Даше крутиться около себя. Сосались вы с ней очень по-дружески, — усмехается, погладив Лялю по щеке. — Ты бы хуйни не творила, я бы тоже перестала, но пока ты продолжаешь, я не могу поменять свою жизнь. Потому что не для чего её менять. — У нас ничего с Дашей нет, — оправдывается, защищаясь, а Слава продолжает давить. — Кому ты врешь? Мне пиздеть собралась? — Ляля молчит, ей обидно от таких слов, обидно от того, что всё происходит так. — И вот пока ты не решишь эту проблему, я ничего менять не стану. За измену я это не считаю, тем более, что мы даже не в отношениях. — Но... — Ляля открыла глаза широко. — Я не говорила, что мы в отношениях, что мы встречаемся. — Но ты сказала, что мы уже живём семьёй... и что мы прошли стадию отношений... — Я не могла сказать такого. Мы с тобой никогда не были в отношениях. Ни дня. Всё, что было, — по симпатии. Нас ничего не связывает, так нахуя ты мне это предъявляешь? Я тебе не жена, не девушка. — Ты же называла меня своей... — Ляля мнётся, правда, ничего не понимая. — Это не показатель, Лялечка, точно не от меня. Это не говорит, что мы в отношениях. Возвращает телефон и целует в щёку. Ляля ничего не понимает, она снова запуталась, смотрит на то, как Слава расстегивает ремень и снимает джинсы. — Разве семейная жизнь не значит... отношения? — пытается хоть как-то подступиться, но Слава стоит особняком. Словно то, что было между ними почти год, — только приятное времяпровождение. Для Ляли это не было приятным времяпровождением, это было настоящими отношениями. — Нет, — Слава мотает головой, отвечая однозначно. — У нас с тобой ничего серьезного. И не будет ничего серьезного, пока Даша маячит где-то там, поняла меня? Если хочешь отношений со мной, придётся избавиться от Даши. Либо я, либо она. Если выберешь её — съедешь к Нике, сама понимаешь, никому от совместного проживания лучше не станет. — Но я тебя люблю... — Ляля произносит тихо, тут же наблюдая взгляд Славы на себе. — Это формальность, ты мне тоже нравишься, но если хочешь отношений, полноценных отношений со мной — избавляйся от Даши. — И как я должна это сделать? — Уволься. Я смогу содержать тебя, Лялечка, так чего ты ждёшь? Если ты дорожишь нашими отношениями — сделай это, если ты, правда, хочешь быть со мной. Слава подходит с полотенцем к Ляле, гладит её по щеке. — Я люблю тебя... — шепчет, словно мантру, а Слава её целует, залезая руками под свою же длинную футболку, сжимает Лялины ягодицы. — Пойдём со мной в душ, — задирает футболку на Ляле, наконец, уводя в другую сторону от темы, отвлекая Лялю своим вниманием, своей лаской. — В душ? — Да, — целует в шею. — Пошли, давай, — уводит за собой, а в ванной раздевает догола, затаскивая под душ. Всё перестаёт иметь значение, нет ни злости, ни ревности, — нет ничего отрицательного, только окрыляющие чувства того, что Ляля правда станет со Славой частью чего-то целого. Прижимает к мокрому крепкому телу и стонет, хныча, давая Славе возможность для секса лишний раз. Ляля ей, кажется, вообще никогда не отказывает. Но зачем отказывать, если это нормально? Если сама Ляля этого хочет? После короткого недопонимания секс — лучшее решение проблемы, лучший способ примирения, воссоединения, нахождения того баланса, в котором стояли. Много секса — хорошо, так сказала Слава, а Ляля не смогла не согласиться. Ведь секс означает влечение, желание к своему партнёру, он означает степень страсти. Пока есть секс — есть отношения. Ляля отдаётся вся, целиком и полностью в Славины руки, в её желание своего тела, позволяет брать себя, оставлять засосы на груди и кусать за соски, сжимать ягодицы, кусать за язык при поцелуе. Возбуждение накрывает пеленой, за ней все становится сладким, всё распаляет страсть сильнее. Кончает дважды с коротким промежутком, почти теряет сознание от головокружения, полностью позволяя Славе позаботиться о себе. Увольняется с работы, выполняя Славино условие честно. Дашу просит не писать и не звонить, а Даша и тут же звонит, чтобы узнать всё в телефонном разговоре. — Кукла, что происходит? Ты уволилась? Что ты мне пишешь? — Даша заваливала вопросами растерянно, пока Ляля сидела на кухне, придя после колледжа. — Нам нужно перестать общаться, — произносит тихо. — Не нужно лишних вопросов, просто сделаем это. — Я не оставлю тебя без объяснений. Что происходит, Ляль? Это из-за твоей... — Ляля перебивает, не давая договорить. — Это я так решила. Мне нужно что-то менять. Я решила менять это. — Постой, — просит, чуть ли не переходя на крик. — Зачем так радикально? Ляль, ты точно в порядке? Ляля нервничала из-за того, что всё не смогло произойти быстро, что ей приходится объясняться, и просто так это в темный угол не запихнешь. Ляля не хотела чувствовать лишний раз, волноваться, переживать, а теперь она чувствует вину перед Дашей за то, как говорит с ней сейчас. За то, что не может высказаться, ведь Даша её не поймёт, она ничего не поймёт, а Ляля не хочет на объяснение давать ещё объяснение, не хочет погружать её в свою жизнь, привязываться сильнее. Да разве может Ляля себе позволить привязываться сейчас к кому-то кроме Славы? По правде, Ляля не хочет никого и ничего, кроме Славы, не хочет быть привязанной ни к чему, кроме неё. — Я в порядке, но нам, правда, лучше не общаться. — Можно я хотя бы изредка буду писать тебе? — упрашивает, а Ляля выдыхает взволнованно. Она понимает, что лучше, чтобы этого не было. Как бы Даша ей ни нравилась, между Славой и Дашей она выберет Славу. Если выберет, — останется верна и душой и телом. Ляля хочет подарить себя целиком одному человеку. — Хорошо, изредка можно, — Ляля так не хочет быть сострадательной, но все равно неравнодушие вынуждает её согласиться на такую просьбу. Даша очень хорошая, и Ляля бы не хотела заканчивать с ней общение. Но так хочет Слава. — Обещаю, я не буду надоедать, просто ты... Ты такая хорошая, я не знаю человека лучше тебя, Ляль. — Прости. Кладёт трубку без объяснений скрепя сердце. Легче после разговора Ляле, очевидно, не стало. Но Слава придет, и у Ляли всё станет лучше. Точно. Слава появляется после десяти, и Ляля встречает её в прихожей, целует, обнимает, ощущая Славины руки ниже своей спины. Новый год проходит, и Ляля отмечает его вместе со Славой: едят салаты и пьют водку, пока на фоне бессвязно шумит «Голубой огонёк». Слушают речь президента и поздравляют друг друга с прошедшим годом, когда куранты бьют. Занимаются сексом на этом же диване, не уходя далеко, и снова пьют водку, а потом Слава курит, пока Ляля держит её в капкане голых рук и ног, жертвой своего тела. Зимние каникулы снова пьяные, но совсем не такие, как в прошлом году. Близости больше многозначно, и она вполне обоснованная, не просто по симпатии, не просто из-за того, что тайно в голове химические процессы заставляют чувствовать. Ляля перестает пить, когда Слава тоже заканчивает, выходя на работу. У Славы на шее засосы, и Ляле на это стыдно смотреть, вспоминая, как ей хотелось, чтобы они были там. Руки так взволнованно дрожат, пока Ляля перекрывает Славе тональником их перед работой. Ляля на Славу насмотреться не может, задыхается и возбуждается, не может усидеть на месте, успокаиваясь только в Славиных руках, на её коленях. Ляля любит пылко, растворяясь, убивая себя, проигрывая Славе, оставляя её в безоговорочных победителях. — Я люблю тебя, — говорит, пока Слава завтракает, занятая чем-то в телефоне. Смотрит на неё, лёжа на руках на столе. — И я тебя люблю, — Слава улыбается нежно и гладит по голове, отвлекаясь. Ляля пропорционально тает. Ляля смотрит и ничего не видит, провожает её на работу, а потом получает от Ники сообщение с предложением сходить выпить в компании. Ляля думает, что ничем не занята, пока Слава на работе, а потому соглашается. Выпьет немного, посидит с ребятами, — ничего страшного не случится. С Никой встречаются уже в незнакомой Ляле квартире, но люди там знакомые, Ляля помнит их с Хэллоуинской вечеринки. — А чего ты уволилась-то? Приставали? — Ника спрашивает, пока они стоят на холодном балконе. Сигаретный дым Лялю заставляет морщить нос. Обнимает себя продрогше, даже стоя в верхней одежде. — Да я так... — пожимает плечами неопределённо. — Решила сделать упор на учёбу. Ника смотрит на Лялю скептически, но, похоже, верит. — Ну, за жильё платить не надо и уже хорошо, — усмехается без раздражения. У Ники отлегло, Ляля понимает это по её мимике, по жестам. Окурок остаётся в пепельнице, и Ника Ляле на плечи закидывает руку, выводит с балкона. Снимают верхнюю одежду в прихожей и садятся с другими в гостиной. Среди всех Ляля особенно хорошо знает Сашу, с ней у Ники отношения особенно тёплые, нежные. Они сидят рядом, Саша по правую Никину сторону, Ляля — по левую. Ника Лялю и Сашу сначала буквально заставляет общаться, а потом, когда уходит с каким-то парнем на балкон курить, — общение завязывается само собой. Общаться вне работы так странно, но такое ощущение пропадает так быстро, что Ляля не замечает. Саша курит айкос, показывает вино, которое пила вчера, и смешное Дашино фото, где она пьяная. Дружба между Сашей и Дашей тёплая, наверное, как дружба Ляли и Ники и Ляля просто не может не сравнить. Пусть Саша общается с Дашей гораздо меньше, чем они с Никой, но дружны они настолько же. У Саши пирсинг в нижней губе и любимая татуировка Джейка из «Время приключений» чуть ниже ключицы. Она делится татуировками на руках, рассказывает о них с увлечением, а потом переходит к ногам и показывает несколько тату на икрах. То, что есть на бёдрах, Ляля видит на фото, Саше раздеваться лень, не хочет снимать джинсы «ради пары пустяков», но фото этих пустяков показывает всё равно, как важную часть своего тела. — Их мне Дашка била, вот эти пять, — показывает два рисунка на фото, а потом подтягивает рукава свитшота и обводит татуировки на руках. — Она прямо на дому бьёт? — Саша кивает, забирая недопитое пиво с пола. — Стерильно? — Всё, как надо, Ляль, чисто, светло. Стерильность медицинская, — подчеркивает жестом руки, а Ляля смеётся. — Если захочешь татуху — маякни, я передам, всё будет. Дашка бесплатно набьет. — Пока не хочу, — отказывается с улыбкой. — На заметочку возьми, — настаивает довольно, а потом поправляет бандану на короткостриженной голове. Ляля отвлекается на вибрацию телефона, а потом отвечает на звонок, никуда не уходя: — Да? — Ты где блядь? — Слава спрашивает недовольно, а Ляля замирает на секунду. Она что-то сделала не так? — С приятелями, с Никой... — произносит с заминкой, растерянно. — Нашла нахуй компанию. Приеду, заберу, и чтобы больше я тебя с ними не видела! — Что-то не так? — Приеду, и узнаешь, что не так нахуй. Бросает трубку, а Ляля хмурится, смотря в телефон. Сглатывает нервно, чувствуя Сашин взгляд со стороны. — Че такое? Кто звонил? — интересуется вполне безобидно, а Ляля качает головой. — Ничего, Саш, — отмахивается. — Ника задерживается, нет? — Она с Коляном в «Пятёрку» ушла, за угол почти, скоро вернутся, — на кухню заходят другие, кто Саше и Ляле показывает что-то смешное до безумия, делясь матами о впечатлениях. Ляля присутствует в разговорах, тоже смеётся, но мысленно Слава её не отпускает. Ляля сидит, как на иголках, не зная, чего может ожидать от слов, что были сказаны. Злая Слава — очень плохо, и Ляля хочет лишь, чтобы всё обошлось. Ника возвращается скоро, предлагает роллы, и за столом на кухне заседают за едой вчетвером: Ника, Ляля, Саша и Коля. Ляля отвлекается, но ненадолго. Когда телефон снова звонит, и Ляля поднимает его из кармана, Ника смотрит в него, а потом на помрачневшее лицо, и всё понимает: — Ляль, не бери, — говорит, сжимая Лялину ладонь, а Ляля смотрит на неё испуганно. — Как я могу? — спрашивает, а Ника выключает экран телефона, чтобы звонок замолк на какое-то время. — Можешь. — Она сказала, что приедет. — Я же тебе сказала, что она ебанутая, — смотрит в сторону Коли, что прожевывает ролл. — Коль, если у нас будут гости, встреть с ребятами, — Коля кивает, хотя и интересуется. — А кто приехать должен? — Её баба ебанутая, — у Коли лицо становится выразительным, на нём сразу понятны и отличительны эмоции шока. — Ты не выглядишь, как лесбиянка. — Потому что она не лесбиянка, а это огромная ошибка, то, что происходит, — у Ники свободная рука то и дело взлетает в воздух в жестах. — Ну, у тебя есть че-то от лесбушки, — Саша разговор поддерживает, открывая новую бутылку пива. — Я чувствую такую хуйню, у меня чуйка, так что, Никуль, Ляля точно не натуралка. — Да, конечно, её баба знаешь кто? — Кто? — Саша спрашивает заинтересованно, а Ника усмехается. — Беркут Славу знаешь? Ты должна её знать. — Да ну нахуй, — у Саши лицо от удивления вытягивается. Лицо Коли становится таким же. — Беркут? Да пиздец, я думал, она отношений не ищет. Она ж столько баб ебёт, — Ника усмехается на Колины слова. — Ну, знаешь, всякое бывает, — Саша протягивает, сделав глоток пива. — Ляль, Слава же конченная, ну мамкой родной клянусь, вы как вообще с ней связались? Ляля смотрит на телефон, что продолжает разрываться от звонков. Ника его постоянно выключает, чтобы звука не было. Ничего Саше ответить не может, в голове и вовсе не понимая, почему Славу все так не любят и почему про неё говорят гадости. — Да жили они вместе, Ляля у неё комнату снимала, — Ника делает глоток из Сашиной бутылки. — Ну, че-то совсем ты хуевое место выбрала, — Саша головой качает, не одобряя. — Ну, блядь, может она и выглядит охуенно, но это ж не повод мутить с ней... Все в компании её уважают, но прекрасно знают, что она того немного... — Ляль, тебе даже Саша говорит, что Слава — хуёвая партия. Ты послушай, пожалуйста. Мы тебя ей не отдадим, не бойся. — Ты реально не тушуйся, всё нормально будет, — Саша поддерживает Нику, положив ладонь на Лялино плечо. — Постойте, нет, вы не должны влезать, — Ляля хочет отстоять себя, но Ника гладит её по голове, уверяя: — Если мы не влезем, пиздец тебе будет. Звонок в квартиру заставляет всех повернуть головы к выходу из кухни. Парень Саша заглядывает на кухню. — Звонят там, Славка походу. Открыть? — Ща, пойдём, откроем, — Коля поднимается из-за стола, а следом за ним и остальные. Выходят в прихожую, и Коля открывает дверь. За ней и правда оказывается Слава. — Привет, Слав, — они пожимают руки по-дружески. Слава выглядит вполне безобидно. — Ну, будь здоров. — Привет, — высокий Саша протягивает ладонь Славе после Коли, и она её пожимает. — Привет, Саш. Ляля стоит рядом с Никой, которая обнимает её за плечи, и Сашей, что сцепила руки на груди. — А ты чего приехала? — Коля интересуется, словно не осведомлён. — Да я за своим, — кивает ему многозначительно с улыбкой. — Лялька, иди ко мне, домой поедем, — взглядом легко выискивает Лялю в небольшой толпе. И Ляля, словно ведомая, хочет идти, но Ника её удерживает крепко, не давая сделать и шага. — Никуда она не поедет, — говорит серьезно, с нажимом. — Тебя никто не просил открывать рта, — у Ляли от властной интонации тело сводит дрожью, но Ника и бровью не ведёт. — Уезжай отсюда нахуй, Лялю ты не заберёшь. Ей будет безопаснее остаться с нами. — Лялечка, ты хочешь домой? — спрашивает, обращаясь к Ляле. У Ляли от Славиного взгляда ладони потеют. Внутренне её трясет, но она отвечает, ни медля, ни секунды: — Хочу. — Ты насильно человека удерживать собралась? — Слава обращается снова к Нике, а Ника Саше Лялю передает, словно самую ценную вещь, прямо в руки. — Давай я популярно тебе объясню, — выходит к Славе из-за Колиной спины. Ляля наблюдает за этим из Сашиных объятий. — Ты кто блядь, чтобы давить на неё? Сейчас её прессуешь только ты, мразь. Ты же отпиздишь её, как только вы наедине будете, ещё запрешь, не дай Бог. — Чё ты сказала? — переспрашивает напряжённо, а Ника отвечает, совершенно без страха: — Че слышала, мразь. Всего секунда на разгон, и Славин удар приходится Нике по щеке с такой силой, что её относит в сторону, прямо на пол. Её болезненный вскрик эхом проходит по пустому коридору. Из квартиры вылетают Саша и Коля, а Ляля, в ужасе, рвется тоже, но Саша её держит крепко. — Не надо тебе туда, — Саша шепчет ей на ухо, а Лялю всю трясёт, когда она видит, как завязывается драка. Двое на одного — нечестно, но у Славы сил, кажется больше. — Ребят, сюда подойдите! — Саша кричит в сторону гостиной, откуда уже стали выходить на крики и возню другие находящиеся в квартире. Пятеро на одного — против правил, и Славе достаётся по лицу хорошо, хотя и она отвечает достойно, слишком достойно, даже ломая кому-то нос. Ляля рвётся и кричит, начиная рыдать, но Саша держит её крепко, что Ляля просто не может двинуться. — Стой, Ляля! — вырваться получается, и Ляля выбегает в коридор к потасовке. Ника сидит заплаканная у стены, её трясёт не хуже Ляли, но, увы, выбегает Ляля совсем не к ней. — Прекратите! — пытается вмешаться в драку, но её отпихивают в сторону. Ляля падает, не удерживая равновесие, на пол, откуда смотрит огромными глазами за дракой. — Не лезь, Лялька! — Славин голос, словно гром над головой. Пятеро против одного — так не должно быть! Пусть у Славы техника, но она ведь спортсмен, а не военный или спецназовец, она не сможет выстоять против пятерых человек, они возьмут количеством. Славу валят на пол кое-как, сцепив её руки сильно. Её не бьют, её давят к полу, чтобы она прекратила причинять вред окружающим, чтобы успокоилась. Саша поднимает Нику с пола и прижимает её к себе нежно, смотря неодобрительно за тем, как Славу успокаивают. — Ляль, пойдём, — Саша зовёт, заводя Нику в квартиру, а Ляля не двигается. — Хватит, хватит, — Коля останавливает приятелей, а они отпускают Славу, давая ей свободу движений. — Зря ты так с Никой, Славка, — качает головой, пока ребята уходят в квартиру, разминая плечи. — Слав, — Ляля ползёт к ней и прикасается к лицу, к разбитому носу, всхлипывая. — Пойдём, Ляль, сама оклемается, — Коля зовёт Лялю, но она даже не обращает на него внимания. — Славочка, ты как себя чувствуешь? — Слава сплевывает сгусток крови в сторону, поднимаясь. — Вещи забирай, и поехали домой, — Ляля смотрит на неё снизу вверх, сидя на полу, а Слава вытирает небрежно губы от крови. — Чё расселась-то? Вещи говорю, забирай, и поехали! — прикрикивает, и только после этого Ляля поднимается с пола, вырванная из состояния прострации. Уходит в квартиру, а её встречает Саша, когда она собирает вещи. — Куда ты? С ней поедешь? — спрашивает, недоумевая, а Ляля не хочет отвечать, молча одеваясь. — Ляль, так нельзя, она животное ебаное... — Да хватит мне уже навязывать! — Ляля кричит, снова начиная заливаться слезами. — Заебали нравоучения! Я сама разберусь с тем, что мне делать! — Забирай её, забирай, — Ника машет рукой, говоря голосом слабым. Она вышла на крик из кухни. — Забирай эту тварь, Лялька, она же твоя, забирай, и уезжайте нахуй отсюда. — Ты не можешь её просто так отпустить, — Саша придерживает Лялю за плечо, а она всхлипывает. — Она знает, что может позвонить в «сто двенадцать», если Славка будет её пиздить. Ну, мне тоже может, если захочет. Ника разворачивается и скрывается в кухне. Её щека, по которой ударила Слава, раскраснелась сильно, да и не только щека. Может быть, будет синяк, но Ляле сейчас не до Ники с её проблемами, ей бы к Славе, ведь Славе помощь нужна куда больше. — Я на связи, мой номер у тебя есть. У меня приятели менты, разберутся быстро, понятно? — Саша смотрит в Лялины глаза прямо, наклонившись. Ляля кивает, дрожа от слёз. — Ну, всё, иди, — говорит, а Ляля вылетает из квартиры вся в слезах и скорее уходит к лифту, где уже стоит Слава. Стоит дверям в лифт закрыться, как Ляле по лицу прилетает, кажется, сильнее, чем Нике в подъезде. Ляля рыдает, ударившись головой сильно о стену лифта, а Слава берёт её за волосы с непроницаемым выражением. — Че за подставу ты мне сделала, сука? — Ляля не может связать ни слова. Даже если бы знала, что сказать, она бы безмолвно тряслась. — Я тебя спрашиваю, что это за хуйня была? — Я не знаю... — произносит, захлёбываясь в слюнях и соплях, поскуливая, а Слава ударяет её сильнее головой дважды о стену лифта, так, что Ляля взвывает, она кричит от боли. Когда Слава отпускает волосы, сгибается пополам, съезжая на пол и держась за пульсирующую невыносимо голову. Черные слёзы капают под ноги. — Как бы пизданула тебе посильнее, шлюха ты, — Ляля превращается из человека в сопливое и слюнявое ничто. Тушь растеклась по щекам, а голова раскалывалась безумно, на миг в глазах почернело. — Прости, прости меня... — извиняется, но из-за всхлипов и рыданий слов почти не слышно. Славу это раздражает только сильнее. — Чтобы я больше никогда не видела тебя ни с кем из них, иначе ёбну сильнее, — предупреждает, в зеркало критически оценивая себя. Из лифта Лялю вытаскивает, а после заталкивает в машину. — Славочка... — хочет прикоснуться к плечу, но Слава им ведёт брезгливо: — Не тронь, нахуй, — смотрит в зеркало в салоне оценивающе снова, а после прикладывает к разбитому носу пальцы. — Ещё напиздили из-за тебя, сука ты такая. Помяли. Ляля разбита. Вина сжирает, и Ляля ей задыхается, не зная, что сделать, чтобы было лучше. Она же виновата сейчас, да? Как ей исправить свою вину, чтобы Слава простила? Её так жаль, она побита, на её красивом лице останутся ненужные ссадины, и всё это из-за Ляли. — Мне очень жаль, Слав, я не хотела, чтобы... — заикается безумно, не может говорить без того, чтобы не зареветь после каждого слова навзрыд. — Прекращай ныть, ты заебала. У меня одни проблемы из-за тебя, — Ляля трясётся, смотря в окно. Кусает губу, глотая слёзы и слюни. Вытирает льющиеся ручьями сопли с лица рукой. — Сука, одни проблемы, и всё из-за того, что тебе нужно общаться с выродками. Ты больше не выйдешь у меня из дома никуда дальше колледжа своего. Никуда. Говорит зло, а Ляля, когда вдруг смотрит в Славину сторону, видит своего отца. «— Ты же нормальная у нас была всегда! Сколько можно изводить мать и меня, Лялька? Опять нам проблем сделала, да заебись ты в рот! — орет на Лялю матом, после того, как они едут из школы домой. Разговор в кабинете директора вышел Ляле боком. Всего раз она прогуляла урок, как об этом сообщили отцу. — Другие прогуливают неделями и ничего! — Ляля отвечает, заикаясь, поджимает губы, смотря в окно машины. — А тебе пора прекращать общаться с этими «другими»! С этого момента только в школу из дома выходишь! — Нет! — Ляля кричит, смотря на отца обиженно и затравленно. — Да, я сказал, и ты будешь делать так, как я скажу! — орет ещё громче в ответ, так, что у Ляли всё внутри обрывается от страха. — Слишком много вольности мы тебе дали с матерью, уже от рук отбилась. Ну, ничего, приедем мы домой, я ремнём выбью из тебя всю дурь!». — Никаких друзей и подруг, чтобы я этого больше блядь не слышала, — говорит тише, прочистив горло, а Ляля всхлипывает, сжимает рукава куртки. — Ты простишь меня? — Если всё будет так, как я скажу, — Ляля смотрит на неё красными глазами. Слава взгляд кидает короткий, но он уже не такой злой. — Салфетки в бардачке, ну сотри ты уже всю хуйню с лица. Вся опухшая, самой не противно? Ляле становится противно, и она стирает косметику с лица, смотря в камеру телефона. Приводит себя в более-менее человеческий вид, только после получая одобрительный взгляд Славы. — Другое дело. Не реви, успокойся, ненавижу, когда бабы ревут. С засохшей кровью на лице и покраснениями, которые обязательно превратятся позже в синяки, Слава выглядела никак не лучше Ляли. — Кстати, — достаёт телефон, пока стоят на светофоре, и, разблокировав, протягивает его Ляле. — Бери, сейчас у тебя будет важное дело. Если ты хотела порыться в моих переписках, то сейчас есть возможность, — Ляля с непониманием смотрит на Славу. Хотела порыться? Но Ляля никогда не хотела... — Но я... — Кому ты пиздишь? — фыркает. — Зайди в любой мессенджер или соцсеть, похуй, наполнение там одно и то же. — Зачем? — Зайди, лучше, конечно, в телегу, там поинтереснее. И Ляля заходит, видит несколько папок и множество чатов. Папка «шлюхи» говорит сама за себя, а Ляля хмурится, листая список диалогов, во многих из которых есть непрочитанные сообщения. Диалога с собой в этой папке не находит и это даже немного радует. — Какая баба тебе больше нравится? Можешь полистать внутренности. — Я не понимаю, чего ты хочешь, — Ляля произносит, но методом тыка открывает один из диалогов, в котором, на самом деле, ничего хорошего не было. Места для встреч и сухое общение, Славой почти не поддерживаемое вовсе. Увидев интимные фото незнакомой девушки, Ляля скривилась. — Я хочу, чтобы ты выбрала мне шлюху, которую я буду ебать сегодня, на свой вкус, — у Ляли теряется дар речи, она смотрит на Славу глазами шокированными, не зная, как комментировать. — Что? — переспрашивает, а Слава только усмехается мерзко. — Ты слышала. Я тобой перенасытилась, теперь не то, что ебать — смотреть на тебя не хочется. А выбор у меня большой, целый, сука, каталог, так подыщи мне кого-нибудь на свой вкус. Но Ляля только нахмурилась, ничего не понимая, и выключила экран Славиного телефона. Ей не послышалось? Слава сейчас сказала, что уедет трахаться с кем-то, кого должна выбрать Ляля? Что, блядь? — Не хочешь? Я думаю, а может быть, выебать блондинку? Ты ведь знаешь, как я ненавижу белобрысых сук, так может это вызовет в тебе вину и заставит задуматься о своём поведении, ведь я предпочла тебе ненавистную шлюху-блонду? — Но я извинилась, — Ляля оправдывается, а Слава усмехается издевательски. — Тебе стоит получше подумать головой, Лялечка, чтобы дошло, наконец, как делать не нужно. — Но мне правда очень жаль, я всё поняла... Пожалуйста, не бросай меня... — глаза Ляли снова наполняются слезами горечи и обиды. Ну, неужели она, правда, настолько сильно виновата? — Слав, пожалуйста, — Ляля просит слёзно не оставлять её, не менять ни на кого. — Мне нужен твой телефон без пароля, я просмотрю его. — Что ты хочешь найти? — А ты что-то прячешь? — задаёт ответный вопрос, ставя Лялю в неудобное положение в один момент. — Нет, мне нечего, — шмыгает, чувствуя, как сильно бьётся сердце, а ладони вспотели. — Расслабься тогда, у нас же доверие, правильно? Я от тебя свой телефон не прячу и хочу того же. — Ну, хорошо... — Ляля согласилась, а холодность Славы начала постепенно сходить на нет. Пусть Ляля и не понимала, чего конкретно Слава хочет от её телефона, но она была готова это предоставить. Ляле совсем нечего было скрывать. Слава начала брать телефон Ляли, когда ей только вздумается, после него на проверки пошел ноутбук. Ляля не знала, что хочет найти Слава, но её вечно недовольное лицо и молчание говорили то, что она так ничего и не нашла. Как Слава и сказала, Ляля выходила только в колледж, а потом возвращалась домой, где дел было полно. Время шло, они продолжали сожительствовать, и никаких предложений руки и сердца Ляля так и не услышала. Слава то ли забыла, то ли перехотела выполнять то, о чём говорила. Ляля не напоминала, тайно всё же ожидая, что это случится. Это было так важно... — Доброе утро, а я... — Ляля говорит с улыбкой, но Слава только отмахивается, забирая протеиновый коктейль. — Я на работу, — уходит, абсолютно проигнорировав Лялю и их обычный совместный завтрак. Ляля совсем ничего не поняла, почему Слава ответила так холодно, не как всегда? — Ты не рано? — спрашивает аккуратно, выйдя в прихожую, а Слава одевается, даже не взглянув в Лялину сторону. — Нормально. Ну, че ты мозг ебешь с утра пораньше? — произносит раздражённо. — Прости, я... — Напишешь, как будешь в колледже, напишешь, как вернёшься домой, по времени я всё прекрасно знаю. Хоть на десять минут позже придёшь, — вечером мы с тобой поговорим. — Слава перебивает Лялю грубо, уходит, хлопнув дверью, с вещами. Никаких поцелуев на прощание или объятий, ничего. Слава просто ушла, холодно отчитав, словно между ними нет никаких отношений. Ляля выбегает в подъезд вслед за Славой: босиком, в одной футболке. — Слав! — она оборачивается, останавливаясь. — Куда голая-то? — Ляля обнимает её за шею крепко, поднявшись на носочки. — Очень люблю тебя, — шепчет на ухо, а потом встаёт на Славины ботинки, чтобы быть ещё выше. На ботинках и на носочках становится удобнее. — Я тоже тебя люблю, — прижимает Лялю к себе. — Поцелуй меня... — просит тихо, а Слава целует её в щеку любовно, получая такой же поцелуй. — Ты хорошо себя чувствуешь? — спрашивает, вжимаясь в Славу сильнее. — Бесит всё с самого утра. Я пошла, пиши, если что. — Хорошо, буду скучать. Целует коротко Славины губы, а потом отпускает её, после поглаживаний по голове. — Вечером увидимся. Ляля возвращается в квартиру, приступая к завтраку. Уходит в колледж, получая Никино сообщение. Ника: «Боряша была в психушке у Милки, от проверенных людей информация». Ляля нахмурилась, почему-то начиная задаваться вопросами. Но зато пришёл ответ на то, почему Слава ушла из дома сегодня раньше обычного. Конечно, Ляля так ни о чём и не говорила со Славой: ни о её прошлых отношениях, ни об отношениях с Никой. Ляля всё время упускала это из вида ненарочно. Наверное, сегодня стоило бы поговорить об этом, но её ли это дело? Может быть, Славу это разозлит, а никого злить Ляля не хотела точно. После колледжа, уже давно, будучи дома, Ляля сделала домашнее, а потом приготовила ужин, как раз к приходу Славы. — Нам нужно поговорить, — Ляля начала увереннее, пока Слава закурила, отойдя к окну. — Ну, давай, — смотрит в Лялину сторону, выдохнув дым в сторону окна, за которым стоял февральский мороз. — Вы же встречались с Никой, да? — выражение Славы стало многозначительным. — Кое-что было, — не отрицает. — Что она спизданула? Слава Нику убьёт, если Ляля ей расскажет, как есть. Слава Нику размажет без особенного труда. И Слава сейчас смотрит, наблюдает за Лялиным выражением, делая затяжки мерно, никуда не спеша. — Пока вы встречались, ты ей изменяла и называла её по-разному, говорила, что она только на твоей шее сидит и ничего больше. — Да потому что так и было, — усмехается. — Я работала, она — нет, но хотела жить со мной. Я с ней жить не хотела, себе дороже, и не настолько мы были «в отношениях». Да, мутили недолго, но по большей части я ебала её и помогала, если надо было че-то. Это ты хотела услышать? — Ты ей изменяла... — А она мне мозг ебала ежедневно, словно мы женаты несколько лет, хотя и года знакомы не были. — Для тебя эти отношения были ничто? — Да какие отношения нахуй? Вот у нас с тобой отношения, а у меня с ней был секс по симпатии. Она шлюха, с такими отношений не построишь. Сашеньку помнишь? Они ебутся, — смеётся, после того, как выдыхает дым от сигареты. — А ещё Никуля тебе не рассказывала, что она скидывает мне интимки? Что пишет мне, когда бухая? Что скидывает голосовые, как хочет секса? Нет? А ты посмотри, послушай, — берёт телефон, и недолго продержав его в руках, передает Ляле, что подходит. Ляля листает их диалог с Никой и видит только сообщения Ники с похабным содержанием, только её интимные фото. Напрочь не замечает, что иногда Слава вполне отвечает ей взаимностью. Слушает голосовые, где Ника томным голосом говорит, как хочет Славу настолько, что течёт, как сука. — Ну, как? Хороша подружка? — произносит издевательски. — Я тебе говорю, это всё притворство, нахуй ты не упала никому, Лялечка. Никому, кроме меня не нужна. Берёт телефон, а Ляля смотрит взглядом потерянным в окно, замерзая от холода. — Ты ездишь к своей девушке в психушку? — Слава в лице меняется, окурок тушит и окно закрывает. — Тоже Никуля спизданула? — Ездишь? — пытается выяснить, а Слава обходит её, усаживаясь за стол. — Тебя это ебать не должно. — Мы в отношениях, — Ляля оборачивается, смотрит на Славу с непониманием. — Че теперь? — Я хочу, чтобы ты рассказала. — Я не хочу. Не лезь, это было до тебя, и мы не станем это обсуждать. — Слав... — Ты, блядь, тупая? Я говорю нахуй, чтобы ты не лезла, куда не просят. Мы не будем говорить о моих прошлых отношениях, — злится, а у Ляли от обиды всё внутри кипит. — Каждый месяц к ней ездишь, ты любишь её? — Рот закрой, пока не поздно. — Говорят, это ты её извела до психушки, замучила. Слава бьёт по лицу ладонью больно, поднявшись из-за стола. Ляля валится на пол с взвизгом и смотрит на любимую, что стоит над ней сейчас, со страхом. — Доживи у меня до лета, сука, ты узнаешь, как я извожу, тварь блядь. Иди сюда, — жестом зовёт, но Ляля ползёт назад, прекрасно зная, что сзади конец комнаты. Адреналин в крови заставляет бояться безумно. Трястись. — Не подходи, не трогай меня... — а Слава идёт, поднимает Лялю за волосы. — Распизделась ты сегодня, Лялька, мне больше нравится, когда молчишь и вопросов ебаных не задаёшь. — Мне больно, — пищит, когда Слава за волосы тянет. — Тебе больно? Нет, это мне больно, когда ты лезешь, куда не надо, — потом вдруг толкает язык за щеку. — Я не буду тебя пиздить, у нас же особенные отношения, пошли. Тащит за волосы по коридору, прямо у корней, не давая Ляле даже упасть на колени. Тащит неумолимо больно, и Ляля стонет, она мычит от боли, начинает реветь ещё до того, как её затаскивают в ванную. Слава раздевается до пояса, а потом раздевает Лялю, что пытается сопротивляться. — Не трогай! Не трогай меня! — Сейчас, покричишь, — заталкивает под душ, и холодная вода льёт, отрезвляя Лялю тут же, в тот же миг. Славе, кажется всё равно, но Лялю начинает трясти сильнее. Сразу три пальца входят через боль, Ляля кричит в Славину ладонь, которая пережимает ей рот. Сухо, внизу так сухо, так больно, а вода совсем не смазка, от неё только больнее. У Ляли глаза от шока большие, она с дрожью и животным страхом наблюдает за тем, как её насилуют. Вода ледяная, не просто холодная, Ляля плачет от каждого толчка только сильнее, её старые раны словно задевают. Она вмиг вспоминает, как это было в лифте, как Слава там лишила её девственности, как надругалась. Сейчас это не случайно, она этого хочет, она желает принести Ляле как можно больше боли и наблюдает за этим с лицом, полным злости, толкается так, что внутри, кажется, всё разрывает. Лялино тело сковано страхом, парализовано холодом, она просто не может оказать сопротивления, её попытки бессмысленны. Ревёт сильнее, а рука сжимается крепче, принося щекам боль. Пульс учащен до крайности, Ляле настолько больно и страшно, что от расстройства, кажется, сердце просто не выдержит. Слава ломает Лялю, как женщину, приносит ей боль, как женщине, а не просто, как человеку. Издевается под холодной водой, пока не надоедает достаточно. Её рука снова в крови, и Ляля не может поверить, что это снова случилось, что её тело так не уважают. Её тело для Славы — ничто, и она вылезает из душа, выключая воду, оставляя Лялю сидеть прямо там, пока сама переодевается и молча уходит. Ляля не двигается, даже переставая ощущать, как ей холодно, насколько. Губы посинели, и вся она крупно дрожит, но сидит без движения, даже не чувствуя боли внизу. Слёзы капают с подбородка. Лялю берёт крупная дрожь, но она сейчас даже не тут мыслями, не в этой ванной, не после изнасилования. Слава не возвращается, а Ляля так и сидит, пока от усталости и холода не отключается прямо в душе, в ванне. Состояние не похожее на сон, скорее дрёма, в первую пару часов ещё более-менее крепкая, а после уже прерывистая, тревожная. Ляле безумно плохо, голова болит и кружится, она не помнит, как оказалась в ванной комнате, почему заснула тут... А потом опускает взгляд вниз, где видно кровавый след, и всё становится понятно. Становится понятен весь вчерашний вечер и его последствия. Ляля рыдает снова от безысходности и обиды, от усталости. Она так устала, что руки опустились, что нет сил больше противостоять. Всхлипывает безутешно, ощущая боль во внутренней стороне бедер и во влагалище. — Ляля! — Никин голос где-то там, в квартире, но Ляля уже ничего не различает. Её голова болит безумно, сознание спутано. — Лялечка! Ника заходит в ванную и подбегает, шокированная, к Ляле, трогает её лицо руками, обнимает, прижимая к себе, такую холодную, с влажными волосами. — Я знала, я так плохо спала сегодня... — Ника, кажется, тоже плачет. — Я знала, что с тобой что-то плохое происходит. — Твою мать, — Саша, что вместе с Никой пришла сюда, берётся за голову, ошарашенная не меньше. — Вещи её забирай, ко мне отвезем, — Ника командует, шмыгая. — Может, ко мне лучше? У меня никого, — настаивает, а Ника отмахивается. — Вещи собирай, мы её сюда не вернём больше. Когда Слава вернётся, Лялиного духа здесь и быть не должно. — Хорошо. Саша уходит разбираться с вещами, а Ника помогает Ляле подняться из ванны. — Вот так, аккуратно, держись за меня, — Ника плачет, всхлипывает так, что Ляля и сама начинает рыдать вслед за ней. — Больно, — скулит, вставая на плитку. — Я понимаю, малыш, я всё понимаю. Вытирает полотенцем, развязывает волосы и тщательно их отжимает. Ляля только трясётся, пока Ника избавляет её от крови, а потом заворачивает в сухое полотенце. — Пойдём, оденем тебя, ты вся холодная. В комнате Саша складывает вещи в чемоданы и сумки. Ника помогает Ляле одеться. — Голова горячая, сейчас градусник принесу, — Ника уходит за градусником, а Ляля лежит на кровати, под одеялом, чувствуя на себе сочувственный Сашин взгляд. — Твари этой всё вернётся, Ляль, — говорит, продолжая складывать вещи. — У меня поживешь пока, а потом... посмотрим, но сюда ты больше не вернёшься. Ника даёт Ляле градусник в рот, а потом помогает Саше с вещами, поглядывая на Лялю обеспокоенно. — Сама зарёванная вся, — Ляля слышит Сашин шепот, а Ника, которой это было адресовано, шмыгает. — Жалко мне её очень, — всхлипывает, а Саша прижимает Нику к себе. — Я сейчас тоже реветь буду, хочешь? — Ника Сашу обнимает за спину, в ее руках успокаиваясь. — Мне тоже очень жалко. — Пырнут когда-нибудь эту суку и, слава богу, пусть бы сдохла уже, чем жизнь бабам портить. — Пырнут, ты уж не переживай из-за этого, — успокаивает, а Ника шмыгает, отстраняясь. Кивает, подходя к Ляле, берёт градусник. — Тридцать девять, чёрт, заболела... — Ника гладит Лялю по голове. — Схожу за анальгином, выпьешь, ещё дам супрастина, полежи. Ляля лежит, не двигаясь, а потом пьёт таблетки, которые Ника приносит ей. — Можешь поспать немного, пока мы собираемся, потом Санечка отвезёт нас к себе, и мы устроим тебя, позвоним в неотложку, и к тебе приедет врач, посмотрит на дому, хорошо? — Ляля только кивает. Последние несколько часов она совсем не своя, она словно и не живой человек вовсе. Когда все вещи собраны, Ника Лялю будит, помогает выйти, одеть верхнюю одежду, а потом они покидают квартиру. Дверь Ника закрывает ключом. Саша с вещами, а Ника с Лялей, обнимает её, оказывает помощь при ходьбе. На улице садятся в митсубиси: Ляля и Ника на заднее, Саша за руль, сложив вещи в багажник и на переднее сиденье. Слава пытается звонить Ляле, но Ника блокирует её номер, а потом и меняет Лялину сим-карту в течение следующего дня. Ника и сама трубку не берёт, так же, как и Саша. У Саши двушка в центре, доставшаяся от бабки. Хороший ремонт, вид из окон, но Ляле всё равно, она только и делает, что спит днями, в колледже снова уйдя на больничный. Саша благородно уступила Ляле кровать в спальне, а сама решила спать на удобном диване в гостиной. Ника почти переехала к Саше, чтобы заботиться о Ляле круглосуточно. Делит с ней кровать, готовит поесть, даёт лекарства — Ника очень хорошая, она похожа на Лялину мать. Всегда была похожа. — Саш, покорми Лялю бульоном! — Ляля слышит из спальни, как Ника кричит Сашу из кухни, что находится за стеной. — Где он? — Саша спрашивает также громко. Ляля больше ничего не слышит, но скоро Саша открывает дверь в спальню и заходит. — Как себя чувствуешь? Поспала? — интересуется, садясь на край кровати с тарелкой в руках. — Никаких изменений, — Ляля аккуратно усаживается, смотрит взглядом болезненным на Сашу, что прикладывает ладонь к её лбу. — Не горячая, вроде бы, температура сходит. Аппетит есть? — Немного, — Ляля признаётся, видя Сашин кивок. — Поедим, выпьешь таблетки и ещё поспишь. Нике нужно будет уехать на учёбу, долги закрыть, а я тут, если что, — Ляля соглашается мычанием. Ест с ложки горячий бульон, которым её кормит Саша. Ляля о Славе не говорит, больно. Не говорит, но в голове пытается найти ей оправдание «она же была злая, значит, Ляля сама виновата, что попала под горячую руку». Думает, но ничего не говорит, Нике и Саше знать об этом не обязательно, а ещё о том, что Ляля страдает, когда думает, как там Слава одна, что она чувствует, вдруг оставшись в одиночестве в квартире, где они вдвоём жили уже года два. День рождения Ляля встречает в Сашиной квартире, её первое марта проходит восхитительно: получает сразу три букета, от Саши, Даши и Ники, а ещё подарки. Пьют вчетвером чай с тортом на кухне, и Ляля улыбается, кажется, чувствует себя счастливой по-настоящему за долгое время. Думает о том, что странно быть счастливой без Славы, страдает, хочет позвонить, даже, кажется, ждёт подарка от неё, но понимает, начинает понимать, что всё это бессмысленно. Слава причинила ей боль столько раз, Саша и Ника напоминают об этом периодически, словно читая Лялины мысли. Ляля их ненавидит и благодарна за это одновременно, её чувства настолько противоречивы, что часто Ляля задыхается, начиная думать и ругать себя за мысли. — Может быть, иногда тебе и было с ней хорошо, но она столько хуйни тебе сделала. Она тебя не любила никогда, Ляль, — они с Сашей говорили третьего марта ночью, с кофе в руках на кухне. — Так с любимыми не обращаются. Не могут их, извини меня, насиловать из-за злости. Так только конченные делают. Я тоже со своими девочками ссорилась, но никого блядь не насиловала никогда... Ляля слушала Сашу со слезами на глазах, а потом обняла её, когда она подсела ближе. — Поплачь, может, лучше будет. Мне очень жалко тебя, Ляль, и Нике жалко, и Даше, всем нам тебя жалко, Слава мразь, каких ещё поискать надо. Теребит айкос в пальцах, перед тем, как покурить. — Я очень люблю её, — ревёт навзрыд в Сашино плечо, прижимаясь, а Саша курит, вздыхая тяжело. — Это пройдет, Ляль, обязательно. Летом полегче будет. Мы ещё начали планировать с бабами в Египет слетать на отдых, ты с нами будешь, отвлечешься, — поддерживает по-дружески, поглаживая Лялю по плечу. — Пройдет время, и устаканится всё. Утешает, а потом укладывает в кровать, и уходит в гостиную спать сама. Ляля чувствует тревожность ещё какое-то время, а после уже засыпает, уставшая от ночных разговоров. Восстанавливается понемногу, а весна сменяется летом. Если раньше Слава пыталась до Ляли дописаться, то теперь вообще перестала проявлять признаки интереса к жизни Ляли. Это должно было быть чем-то хорошим. А Ника заблокировала Славу с Лялиных аккаунтов везде, на всякий случай. Сама Ляля бы этого никогда не сделала, рука бы не поднялась. — Ростик какой-то конченный, — Ника хрустела солёными огурчиками, сидя за столом вместе с Сашей и Лялей. Окно на кухню открыто было нараспашку. — Я тебе сказала кидать его, — Саша вздыхает, меняя стик в айкосе. Душно, вентилятор еле спасает от жары. — Ну, я думаю вот сейчас точно пора, — Ника протягивает и Ляле огурчик, а она кивает, тоже начиная аппетитно хрустеть. — Пацаны, пацаны, пошел нахуй со своими пацанами, козел. — Кваса хочу, — Саша начинает курить, спустив с головы на глаза солнцезащитные очки. — О, это будет хорошо, — Ника соглашается, а Ляля смотрит, подперев голову, в сторону окна. В Екатеринбурге жара невыносимая. — Доставка до двери? — Да, закажи две полторашки, — Саша кивает. Ляля достаёт из банки ещё огурец, начиная жевать. — Сделаешь окрошку, Санечка? — Ника просит, а Саша мычит, тоже почти никакая из-за жары. — Только колбасу не сожри до того, как она в окрошку пойдет, — Ника смеётся заливисто, а Ляля усмехается, доедая огурец. — Вы банку огурцов вдвоем навернули за час, надо новую купить. — Закину в корзину две. — Ника соглашается. Разговоры идут и о поездке в Египет на следующей неделе, и о Даше, которая к вечеру должна появиться. Когда раздаётся звонок в квартиру, то Ляля с Сашей и Никой переглядываются. Ляля идёт открывать, а вместе с ней и Ника, что не занята готовкой. Саша делает окрошку, ей не до гостей. Ляля открывает, не посмотрев в глазок, а потом замирает, Ника тоже смотрит шокированно. — Тебя никто не ждал, нахуя ты приехала? К кому? — Ника интересуется у Славы зло, а Слава только вздыхает тяжело. — Можно, мы с Лялей поговорим? Вот здесь, в падике, и я уеду? Саша, однако, тоже выходит на голоса, убавив музыку из колонки. — Че ты хочешь? — Саша интересуется тоже недовольно, а Ляля переводит шокированный взгляд с одной на другую. — Мы поговорим с Лялей в падике и всё, клянусь, ничего больше. — Ты хочешь с ней говорить, Ляль? — Саша интересуется у Ляли, а она вдруг испытывает приступ тревожности. Из-за Славы. Мотает головой вместо ответа, не в силах сказать, а Саша обнимает Лялю, прижимает её к себе. — Ты всё видела, она не хочет. Можешь идти. — Ляль... — Слава делает попытку позвать её, но Саша качает головой, а Ника берётся за ручку, чтобы закрыть дверь. — Не надо этого делать. Не приезжай сюда больше, забудь адрес и Лялю тоже, её не существует. Ника закрывает дверь на замок, а после они втроём уходят на кухню, не смотря за тем, ушла ли Слава или нет. До Славы никому нет дела, Ляля занимает мысли. — Нормально всё будет, не переживай, она не вернётся, пусть только попробует, — Саша говорит, а потом целует Лялю в макушку. А Ляля оборачивается в сторону двери беспокойно, Ляля знает, что хотела бы увидеть Славу подольше. Ей нельзя, ей категорически нельзя, но так хочется. А Слава была так близко, только руку протяни и прикоснешься. Ляля хочет вернуться, но Саша придерживает её за плечи. — Ты куда? — Мне нужно туда... — Ляля смотрит на Сашу большими глазами. — Она изнасиловала тебя дважды. К ней ты хочешь? — Саша произносит прямо, не завуалированно, а Лялю начинает потряхивать сильнее. — Нет, она... нет... — мотает головой, отрицая, а Ника смотрит на Лялю устало. — Да, Ляля, мы блядь пришли, и помнишь, где ты была? Ты лежала в крови в холодной ванне! С температурой! Она тебя изнасиловала и бросила там, а потом ушла. Ей было похуй, как ты и что ты. Туда ты хочешь? — Пожалуйста, только поговорить, — Ляля начинает плакать, а Саша с Никой переглядываются. — Я прошу, я хочу поговорить, — всхлипывает. — Разговор, — Ника соглашается, тяжело выдохнув. Ляля бежит к двери и распахивает её, выбегая в коридор. — Слав! — кричит, зовёт, а потом и видит Славу около лифта. — Слав! — бежит, споткнувшись о большой букет около двери, врезается в Славу с крепкими объятиями, сжимая её шею в трясущихся руках. — Не плачь, — шепчет, прижимая Лялю к себе. — Лялечка, — гладит по голове так по-родному. — Я постоянно думала о тебе, — признаётся, заикаясь, плачет Славе в плечо. — Я тоже думала о тебе, малыш, очень много думала. Всё это время хотела вернуть, — Лялю трясёт, она обнимает Славу, словно в последний раз, прижимаясь вплотную. Слава такая родная, такая любимая, она тут, она обнимает Лялю. — Я соскучилась по тебе, — Слава вытирает слёзы с её лица, пока Ляля признаётся на грани истерики. — Я тоже, я ужасно соскучилась, — Слава кивает, а после целует Лялю так страстно, словно в первый раз. Так эмоционально. Ляля отвечает ей, так соскучившись по близости, по поцелуям, по Славе. — Не плачь, ну, — гладит её лицо, прижимаясь к её лбу своим. — Я очень люблю тебя, не могу без тебя. — И я люблю тебя, — целует Лялино лицо хаотично, после опять возвращаясь к губам. — Извини меня за то, — гладит по голове, прося прощение. — Извини, Ляль, я была не права, я так виновата перед тобой. — Ты же обещала, что этого больше не повторится, — шепчет, а Слава её руки сжимает, целует пальцы. — Но ты сделала ещё хуже. — Я не хотела, я бы никогда не сделала тебе больно специально. Не знаю, как это получилось, всё словно в тумане. Ляля так хотела услышать раскаяние Славы, увидеть её, обнять, что теперь бездумно делала это всё, прижимаясь к её теплому телу. — Вернись ко мне, без тебя всё душит, не могу места себе найти, — шепчет в Лялину шею, а Ляля утыкается в Славино плечо, сжимая её футболку. — Ты сказала, что мы обручимся... — Мы обручимся, конечно, — уверяет. — Сойдёмся и обручимся. — Меня не отпустят к тебе, — Ляля мотает головой, отпуская Славину шею. — Им и не нужно знать ничего о нас, так будет лучше, — целует Лялю в лоб. — Всё будет хорошо, не рассказывай. Встретимся как-нибудь, я всё устрою. — Хорошо, — Ляля соглашается. Целует Славины губы на прощание. — Букет забери. Слава скрывается в лифте, а Ляля возвращается к двери в квартиру, поднимает большой букет с пола. В самом сладком своём сне Ляля не могла представить, что всё правда будет так — Слава наденет на её палец кольцо, и они обменяются клятвами о любви в присутствии только родных стен. Но только миг и Ляля, с кольцом на пальце, готовит утренний завтрак в постель для своей любимой жены, женщины. — Слава! — вздрагивает от неожиданного появления любимой за спиной, и бьёт её полотенцем по плечу шуточно. Слава целует в шею любяще до безумия. — Зачем ты так рано встала, я не успела ничего приготовить... — Я ужасно по тебе соскучилась, — прижимает Лялю к себе крепко. — Ты не соскучилась? — Соскучилась, — целует Славу в нос, а потом в губы, повернув голову. — Лялечка моя, — лезет руками под свою же рубашку, которая Ляле чуть ли не до колен. Сжимает нежные груди, проводит по животу пальцами, утыкаясь в шею. — Отпусти, отпусти... — смеётся, выключая плиту. — Никогда не отпущу больше. Целует в ухо, в щёку, в шею, отводя от плиты. — Ну, иди ко мне. Но только миг и Ляля, с кольцом на пальце, лежит в кровавой ванне, без сознания, с разбитым лицом. Разрезанная рука свисает с бортика, а с пальцев капает на плитку кровь. Ляле не холодно, не больно. Лезвие где-то там, под водой, выпало из ослабевших пальцев. Был уже январь, студенческие каникулы заканчивались. Для Ники и Саши уже не было секретом, что отношения Ляли и Славы приобрели новый оттенок. Но полностью Саша съехать от неё не дала, сказала оставить половину вещей «на всякий случай». Ляля оставила. — Ляль! Ляля! Это была Саша. — Где ты? — она кричала, пытаясь отыскать Лялю как можно быстрее. — Вот чёрт, — она влетела в ванную, как это было около года назад, когда они с Никой спасали Лялю вместе. В этот раз Саша была одна. — Ёб твою мать! Ляля, пожалуйста, я уже вызвала скорую, пожалуйста, продержись, — вытаскивает Лялю из ванны, наполненной кровавой водой. Вся бледная, с разбитым лицом, в прилипшей к телу, покрасневшей слегка ночной сорочке, Ляля почти умерла. «— Саш, я умираю, — Ляля позвонила ей, уже разрезав свои руки, в состоянии, когда почти потеряла сознание. — Как? Стой, подожди, Ляля, о чём ты говоришь? — Саша от такого звонка перепугалась не на шутку. — Приедь за мной, — голос Ляли на той стороне всё слабел. — Жди меня, я приеду, я вызову скорую, Ляля!». И сейчас Саше говорили врачи, восстановившие Лялино состояние, как нужно позаботиться, к кому обратиться. Выписали направление к психиатру, с подозрением на депрессию. — Ляль, — Саша над Лялей хлопотала: переодевала, сушила волосы, а потом и надевала верхнюю одежду, чтобы скорее увезти к себе домой. — Что она сделала? — обращается, когда они сидят в машине. Ляля смотрит на свои руки, подавленная абсолютно, пока Саша наблюдает за ней обеспокоенно. — Скажи мне честно, Ляль. — Обещай её не трогать, — глазами, наполненными слезами, смотрит на Сашу. Она гладит Лялю по щеке аккуратно, видя, как лицо Ляли пострадало. Явно Славиных рук дело. — Хочу пообещать, но... я не могу тебе врать, понимаешь? Это она, да? — переспрашивает, а Ляля голову опускает, начиная всхлипывать. Золотое обручальное кольцо вертит на пальце. — Она была такая злая... сначала её не было несколько дней дома, она закрыла меня там и пропала. У меня не было телефона, чтобы позвонить, она забрала с собой... На её ноутбуке был пароль, а мой у тебя остался... — вытирает слёзы, а Саша прижимает Лялю к себе, успокаивая. — Она вернулась и начала бить меня без причины, а потом снова уехала и закрыла, но телефон оставила. В последние два месяца она вообще была какая-то не такая, постоянно меня доводила и бросала, — рассказывает, захлёбываясь в слезах. — Ни единого шанса ей больше, Ляля. Я увожу тебя к себе на дачу, придётся перебраться туда, чтобы Слава не приехала. Забудь её, — утешает, целует в макушку. — Я Нике ничего не сказала, она на учёбе пока, с ума ведь сойдёт, приедет тут же, а у неё и так там всё хуёво, пусть учится. Расскажу вечером. Ляля соглашается кивком. Саша говорит взять салфетки в бардачке. — И кольцо выкинь, нахуй оно тебе теперь не нужно, — Ляля смотрит на левую руку, где на безымянном пальце обручальное кольцо. — Снимай, давай, нужно это всё прекратить. Ляля смотрит на Сашу, а потом снова опускает взгляд к кольцу, и снимает его с пальца, выкидывает на трассу из окна автомобиля. На двухэтажной даче тихо, нет навязчивых соседей за стеной. Ляля восстанавливается, здесь для неё находится отдельная комната. Даша с Никой приезжают, а Славы и вовсе нет в Лялиной жизни, но оно только к лучшему. — Всё из совка, добротное, я так и решила ничего не трогать, — на веранде сидят за чаем, прохладно. Окружает советский антураж в мебели, в виде всего на этой даче. — Да тут вообще нормально, — Даша хмыкает, соглашаясь. Вертит головой, осматривая веранду. — Охуенная дача, Сань. — Ну ещё бы: свежий воздух, никаких соседей, — кайф. — делает затяжку, а Ника щелкает по сигарете, отправляя пепел в пепельницу. — Замок по-русски. Это пизже, чем однушка центре Москвы, — Ника говорит, затягиваясь. Саша выдыхает дым через нос. — Хуй поспоришь, кстати, — Даша смеётся и пьёт горячий чай. — Екатеринбург — столица Урала, почти Москва, считай, — после Сашиного остроумного замечания начинают смеяться вместе. — Не замёрзла ты? — обращается к Ляле, поглаживая её по плечу. — Нет, вроде бы, — поднимает кружку с чаем и отхлебывает. — Замёрзнешь — домой уйдем, не морозиться ведь тут сидеть, — Ляля кивает, получая Сашин поцелуй в висок. Ника и Даша ничего не говорят, но переглядываются. — Чё замолчали-то? — небрежно спрашивает, обращаясь к подругам, а они смеются. — Ничё, — Даша отмахивается с улыбкой. Закидывает Нике руку на плечи, притягивая к себе: «— Замёрзнешь — домой уйдём, не морозиться ведь тут сидеть», — целует Нику, что смеётся громко, задыхаясь, притворно много, передразнивая Сашу. — Сука ты, — Саша смеётся, поддерживая удавшуюся Дашину уловку. Начинает жевать вафлю в шоколаде, глотает чай из кружки, отложив айкос. Ляля за ними наблюдает со смехом. Ника тушит окурок в пепельнице, выдохнув в сторону дым, а после тоже берется за вафли, как и Даша. — Я тебе говорю, у Санечки квартира в Москве, она тебя устроит, а я с вами, к Лёше, — Ника говорит задорно, пока они проходят по перрону к прибывшему поезду. Заходят в вагон, после проверки билетов. Устраиваются в купе. После получения диплома о юридическом образовании, Ляля была свободна окончательно. Ника своё тоже отучилась, получила заветную корку и грезила свалить из Екатеринбурга уже года два. Особенно это желание усилилось после того, как она встретила Лёшу — парня мечты из Москвы, что приглашал её переехать. После года отношений на расстоянии Ника решилась, лучшего момента было не придумать. А Саша хотела переезжать в Москву, в отцовскую квартиру, что досталась ей по завещанию. Так всё и получилось. Решили ехать вместе — все равно в один город, зачем и расставаться? Ляле в Екатеринбурге делать было нечего подавно. Здесь её не держало ничто, ни родители, ни друзья — она была совершенно свободна от него, а потому легко согласилась на предложение Саши уехать в Москву вместе, и жить там у Саши, пока Ляля не встанет на ноги, или пока ситуация не развернется как-то иначе. Но, честно говоря, она уже разворачивалась. — Отправляемся через семь минут, — Саша глянула на часы, положив свой и Лялин чемоданы на места для багажа. — Блин, скорее бы уже уехать, так осточертело мне всё, — Ника вздыхает, сидя около окна. Ляля смотрит на Сашу, что сидит рядом, и получает нежный взгляд, улыбается ей, забирая за руку. — Уедешь, куда уже денешься? — Саша усмехнулась, погладив Лялины пальцы, а Ника посмотрела на них, подперев голову. — А вы довольнее меня, я чего-то не знаю? — Ляля смеётся, качая головой, но Ника хитро улыбается. — Всё ты знаешь, — Саша смотрит на Нику выразительно. — Да не может быть, мне кажется, вы мутите. — Больше не думай, — Саша смеётся, а Ляля за ней, наблюдая, как Ника закатывает глаза с усмешкой. — Перекрестись ещё, на всякий случай. — Да иди ты, — корчит рожу, отворчивая после голову к окну. Уже ночью, когда Ника спит, а Ляля только лежит, почти засыпая, Саша слезает с верхней полки и идёт в тамбур, чтобы покурить. Ляля решает встать следом за ней, всё равно не спится. Встаёт рядом с Сашей, что смотрит в окно задумчиво, пока затягивается. — Дымом пришла подышать? — С тобой постоять, не могу заснуть, — Ляля смотрит на Сашу, что стоит перед ней, а потом гладит предплечье руки, которой она прикоснулась к её щеке. — Заснешь, обещаю, — делает новую затяжку и смотрит вперёд, а потом за спину. Тамбур пуст. — Обещаешь? — Да, — кивает, выдохнув дым в сторону. — Я обещаю, — наклоняется и целует Лялю мягко, проникнув языком в рот только на мгновение. — Со мной заснешь. В купе устраиваются на Лялином месте, вплотную прижатые к друг другу. — А если Ника увидит? — Плевать, она уже знает, — Саша успокаивает Лялю и целует в затылок, утыкаясь в него затем носом. Всё хорошо. С Сашей у Ляли всё точно хорошо, всё честно, всё так, как должно быть в здоровых отношениях. Любовь и поддержка, сочувствие, забота. Нет больной ревности и запретов, неуважения. Саша Лялю любит нежно, относится к ней трепетно и оберегает, почти что носит на руках. И Ляля Сашу любит ровно также. Ляля отдаётся этим отношениям, видя, что здесь ничего не уходит в пустоту. Что здесь есть, чему расти. — Люблю тебя, Ляль, — Саша прижимается со спины, пока Ляля моет посуду после ужина. Целует в плечо, видя после улыбку на губах любимой. — Давай помогу? — забирает тарелку из Лялиных рук и моет её, никуда не уходя из-за спины. Когда вымытая тарелка уходит сушиться, Ляля забирает Сашины руки в свои. Ласкает их, ощущая нос, что уткнулся в висок. — И я тебя очень люблю, — целует Сашу в подбородок. Саша помогает Лялечке вытереть руки, после того, как они заканчивают с посудой, а потом и уводит в спальню отдыхать. Целует нежно в лоб перед сном. — Прикиньте, чё узнала, Славку-то реально пырнули, — Ника хрустит огурцами с аппетитом на своей кухне. Ляля и Саша переглядываются. — Допрыгалась, — Саша тоже берёт солёный огурец, без сил больше смотреть за Никой, что ест их настолько аппетитно. — Она жива вообще? — у Ляли аппетит пропал, а в горле встал ком. — Да, жива, тварь такая, очень живучая, но в больничке сейчас лежит. Ляля вида не подаёт, но что-то внутри так щемит, приносит такую боль, что переносить трудно. Уходит на балкон через время, и набирает номер по памяти, дрожащими руками. Прикладывает телефон к уху, начиная слушать гудки. Ладони вспотели безумно, пока гудок шёл, один за одним. — Ляля? — слышит и почти задыхается. Хочет хватать ртом воздух из-за удушья, что встало в горле. — Ляль? — новый вопрос, после избавления от першения в горле. — В какой ты больнице? — задаёт единственный вопрос, а после слышит ответ и сразу же кладёт трубку, больше ничего не говоря. Садится на ночной поезд и едет в Екатеринбург, в котором её ничего не держит. В котором её вот уже полтора года не было. Нервничает и переживает, уехала и ничего никому не сказала. Нужно ли будет складывать два плюс два Нике и Саше, чтобы догадаться? Ляля думает, что они поймут всё сразу. Но на это плевать глубоко, плевать на Сашино мнение, как бы Ляля её не полюбила. Она хочет и уезжает. Хочет и... бросает всё, возвращаясь домой. В больницу попадает как раз к времени посещения. — Я к Беркут, — произносит, запыхавшись, а медсестра, что сидит за столом, говорит подождать. Уходит, а Ляля садится на сиденье, не находя себе места. Ждёт, словно на иголках, с самого утра выключив телефон, чтобы никто не звонил, чтобы не пытались ничего доказать и переубедить. — Лялька, — оборачивается на голос и смотрит на Славу, что идёт по коридору, держась за бок, рядом с медсестрой. Подходит к ней, чуть ли не сорвавшись на бег из-за нервов, из-за переживаний, смотрит на бок, за который Слава держится, а потом кладёт ладонь ей на щёку. — Что случилось с тобой? — Слава усмехается так, словно у неё ничего не болит. — Пойдём, сядем, — они садятся на сиденья, и Ляля берёт её за руку, смотря обеспокоенно в родное лицо. — Ну? — переспрашивает, а Слава протягивает свободную руку, гладит Лялю по голове. — Разговор плохо пошёл, вот и подцепила, но это не смертельно, жить буду, — успокаивает, поглаживая Лялин подбородок. — С кем это ты говорила? — Да кретин один, похер, я достану его, если надо будет, — Лялин взгляд всё такой же обеспокоенный. — А если бы он убил тебя? — Я тебя умоляю, Ляль, я ещё всех переживу, меня, что-ли, не знаешь? — усмехается добродушно. Слава словно не изменилась за два года, что они не виделись. Два с половиной года. — Ну и чё грустная такая? Все живы, почти здоровы, похорон не светит, — шутит, а Ляля качает головой. — Какая ты дура, — прижимается лбом к Славиной щеке, тут же получая поцелуй. Гладит Славины руки, закрывая глаза. Чувствует себя сейчас вдруг так хорошо. — Ну, зато ты умненькая, хорошо живёшь в Москве с Саней... зачем и приехала, не понимаю, — произносит задумчиво, а Ляля не отстраняется, так хочет обнять её. — Я должна была узнать, что ты в порядке, — смотрит в Славины глаза, а потом целует её в уголок губ, обнимая. — А ещё я очень соскучилась, правда. — Я тоже, Ляль, но нам нельзя, — шепчет, двинувшись губами к уху. — Нам не нужно встречаться больше, нам не нужны с тобой отношения. Гладит по щеке, за шею придерживая Лялю рядом. — Я люблю тебя, Ляль, я очень тебя люблю и рада видеть тут, но как же это блядь зря, — выдыхает, качая головой. Ляля целует её в щеку, гладит по голове, утешая. — Это было моё решение, я так хотела тебя увидеть, я очень... — Слава останавливает её слова одним взглядом. Ляля замирает, подчиняясь. — Поцелуй меня и уезжай домой, к Саше, к Нике, не возвращайся больше в Екатеринбург. Скоро я уезжаю отсюда далеко и больше я не вернусь, делать тебе здесь больше нечего. — Куда ты уезжаешь? — В Эстонию к тётке, а потом в Польшу и в Европу, чтобы уже там жить, пока ещё не решила, где точно, — Ляля смотрит всё также обеспокоенно. — И не вернёшься? — Нет, — говорит отрицательно. — Больше в Россию я не приеду, никогда. Поэтому давай попрощаемся с тобой сейчас. — Когда ты планируешь уезжать? — Билет до Москвы куплен на следующую среду, а на самолет, на четверг, — Ляля большими глазами смотрит за Славой, за её отстраненным выражением. — Слав... — Ничего не говори, — останавливает и целует, Ляля не может не поцеловать в ответ. На грани того, чтобы почему-то разрыдаться. Они целуются долго, голодно, выпуская эмоции от встречи наружу. — Я люблю тебя, — Ляля шепчет, словно в лихорадке, прижимаясь к Славиным губам. — Я до сих пор люблю тебя. — Нельзя, — отвечает шёпотом. — Даже если мы продолжаем любить друг друга. Забудь, это уже не важно. — Как не важно? Нет, это важно! — берёт Славино лицо в руки, смотрит в него с ужасом в глазах, с тревогой. — Я люблю тебя, слышишь. Я люблю тебя так, как никого не любила. — Успокойся, я прошу тебя. Нам нельзя, это бесполезно. Мы убьем друг друга через год. — Нет, стоит только постараться, — доказывает практически невозможное. — Стоит же? — Я не знаю, Ляль. — Ты же любишь меня. Неужели, ты не хочешь уехать вместе со мной? Только ты и я. Я куда угодно за тобой. — Я знаю, — гладит Лялю по щеке. — Ты маленькая и глупая. — Нет. — Да, — уверяет. — Как была, когда приехала, такая же есть и сейчас. Мы с тобой не подходим друг другу, Лялечка, не сходимся характерами. — Да какие характеры, я люблю тебя! — глаза начинают блестеть из-за слёз. — Ну, не реви, Лялька, — прижимает к плечу, а Ляля всхлипывает, чувствуя объятия. — Не реви, я тоже люблю тебя, но почему только я понимаю, что мы не можем быть вместе? — Ты дура, — всхлипывает в плечо. — Если ты продолжишь тут сидеть, не думаю, что смогу отпустить тебя. Я ведь увезу тебя с собой, если не уйдёшь. Дороги назад не будет, — кажется, угрожает, предупреждая, но Ляля только сжимает её больничную рубашку крепче. — Не отпускай, — просит. — Моя девочка Лялечка, — целует Лялю в макушку. — Смотри, не передумай, может быть поздно. — Я только с тобой хочу быть, только вместе, — целует Славины губы и давится слезами, когда поцелуй становится глубже. — Будем. Возьми сейчас ключи от моей квартиры, езжай туда, я достану билеты для тебя или перекуплю свои. Позвоню тебе, как решу проблему, — целует в висок. — А ты жди меня в квартире. В Москву приедем — заберёшь вещи, не парься лишний раз. — Я очень люблю тебя. — И я тебя люблю, моя девочка, пойдём за ключами. Поднимается, а Ляля встаёт следом и гладит Славу по голове, целует коротко, сжимая её ладонь крепко, пока идут к палате. Теперь всё станет хорошо.