Последний раз

Царское ложе в Зимнем дворце, тусклый серебряный свет, задумчивый молодой император. Точеный античный профиль подчёркнут лунным сиянием, будто графический рисунок: локоны, греческий нос, военные усы по последней моде. Правильность и холод. Императору не спалось. Графиня N, очередная фаворитка, давно покинула монаршью спальню, а жена нынче находилась в Царском Селе. Развлекаться с пышногрудой графиней было хорошо, страстно, но… не то. Почему в какой-то момент почудилось, что Николай не с ней, а с призраком прошлого? «Вы были не со мной», — грустно сказала графиня, удаляясь из опочивальни. Николай тяжело вздохнул. Призрак то и дело напоминал о себе. То явится во сне, то мелькнет его волчья улыбка средь офицеров, то посреди молитвы Николай услышит его сипловатый голос: «Что же ты, Ники, душишь свободу?». Вечное мучение императора. Время принесло новое десятилетие — новые проблемы и вызовы. Поляки взбунтовались, Константин сбежал, как заяц, а Николаю теперь посылать армию, усмирять мятежи. «Уж такой мой рок». А что бы подумал Павел. Да какая разница, что бы подумал этот черт! Император сжал зубы. В царских покоях всё упорядочено, каждая вещь на своём месте: столы, книги, картины. Если бы можно было так легко упорядочить всё в государстве и в душе императора… Как сейчас предстала перед глазами обстановка в квартире на Мойке: потолки с лепниной, книжный шкаф, бордовые портьеры… И как Николай, когда ещё был великим князем, ненароком стремился проехать мимо этих окон, проверить дома Павел или нет… А сейчас там не осталось ничего, кроме воспоминаний. Минуло пять лет, а словно не прошло и дня. Император помнил последнюю ночь так ясно, будто это было вчера. Отчего? Последняя ночь, когда они любили друг друга. Когда Николай ещё оставался в неведении и мог себе позволить погрузиться в страсть с любимым Пашей. Воспоминания пробудились в неспокойной душе. Николай опустил руку вниз, стал медленно водить по члену, отдаваясь прошлому. ~~~ Холодный октябрь 1825 года, но в квартире на Мойке было жарко от растопленного камина и пылающих, как угли, страстей. Уже неделю полковник в столице, и каждую ночь к нему бегал великий князь. Николай никак не мог насытиться. Скоро закончатся отговорки для жены, а она, кажется, понимала, что не единственная в сердце Его Высочества. «Пусть, пусть, — думал про себя Николай, в очередной раз натягивая тёмный плащ с капюшоном. — Она будет со мной всегда, а Павел… У нас так мало времени!». Как же он тогда был прав. Вновь встречала великого князя квартира на Мойке, тёмно-серые пашины глаза, только сейчас в них мелькало что-то грустное. Николаю было не до того — он обнимал, целовал своё солнце, своего героя. Лишь с Пашей Николь чувствовал себя живым, лишь южный демон грел холодного принца в промозглой осени Петербурга. — Паш, я так хочу остаться с тобой навсегда! — бормотал Ники, прижимая Пестеля к дивану и осыпая лицо поцелуями. — А я как этого хочу, lieber. Когда-нибудь так и будет. Николай тогда не придал значения этим словам. Обещаниям, что столько раз слышал. А ведь они намекали на грядущие бедствия. Великий князь был опьянен страстью Мужчины, лаская друг друга, добрались до спальни, где Николай лихо уложил Пестеля на лопатки. Подавляя сопротивление, великий князь упёрся ладонью ему в грудь, пожирал глазами. Павел слегка склонил голову на бок. — Не ожидал от тебя такой прыти, Ники. — Хочу тебя, — категорично заявил Его Высочество.— Ты мой. Взгляд Павла на мгновение потускнел, словно мрачная дума окутала мысли полковника. Николай не обратил на это внимания, накрыл желанные губы поцелуем и сразу получил страстный ответ. Всё хорошо. Сняв ненужную одежду, Николь водил губами по горячей коже Павла, с наслаждением вдыхал его мускусный аромат. Паша в ответ гладил его по голове и шептал: «lieber», «мой ангел», «котик». Ники в необычном для себя хищном порыве сильно куснул любимого за плечо, на что Павел зашипел и резко дёрнул его за волосы. — Тц, больно, Паш — шикнул Николай. — А ты что творишь! — А сам-то сколько раз так делал! — Сейчас получишь! Взгляды скрестились мечами. — Как ты смеешь угрожать великому князю?! Пестель по-волчьи оскалил зубы. — Я никого не боюсь! — Погубит это тебя, Паша. — Ты меня погубишь? — задумчиво проговорил Павел. — Или я погублю тебя? Николай совсем запутался, а Пестель хмыкнул сам себе, во взгляде вновь мелькнула какая-то грусть. Затем полковник встрепенулся. — Давай, Николь, что застыл? — Павел усмехнулся и одними губами послал воздушный поцелуй. «Бунтарь», — подумал Николай и вновь с упоением накрыл его губы, наполнился блаженным жаром от близости с самым дорогим человеком. И пусть этот человек был вольнодумцем, это ведь не значит, что Пестель его враг. ~~~ Все попытки Павла занять активную роль Николай тут же пресекал. — Ники, не хочу я сейчас… — А ну, цыц! — монаршьи строго приказал Николай, вжимая его лицом в подушки. Пестель шипел как обиженный кот, но всё же поддавался великокняжеским рукам. Великий князь, уже имеющий большой опыт секса с Павлом, умело ввёл в него пальцы и растягивал гладкие стенки. — Как будто я всегда хотел тебя принимать. — Если б не хотел, я б сейчас был на Кавказе, — парировал Пестель, тяжело дыша. Судорожно сжимал и разжимал край одеяла. — Тогда и я б был там. Или даже хуже — Его Величество оторвал бы мне голову, — хмыкнул Николай. А какой бы это был позор для фамилии! — А если б не было его? — вдруг спросил Пестель. Николай нахмурился. — Что ты имеешь в виду? Павел повернул голову, посмотрел на великого князя. — Представь мир, где мы были бы вольны сами выбирать кем быть и кого любить. — Это невозможно, — строго проговорил Николай. — Мир такой, какой он есть, и на то нам дан разум, чтобы покорять страсти свои и жить в соответствии с устроенным веками миропорядком. — Говоришь ты, занимаясь непотребством. Миропорядок несправедлив, и я жажду его изменить. Николай покачал головой, вынул пальцы. Вытерев их о полотенце, обильно смазал член ароматным маслом. — Не говори ерунды. Довольствуйся тем, что у нас есть. С этими словами Николай одним движением вошёл в Пестеля. Павел выдохнул, царапнул ногтями одеяло. Николай наклонился, поцеловал его в загривок, охладил дыханием шею. Глубокие ритмичные толчки стали выбивать из полковника глухие сиплые стоны. — Никооль…— томное грудное ластило Николаю сердце. — Тише, Пашка мой. Услышат соседи — я тебя убью. — Ты и так меня убьёшь, — еле слышно пробормотал Павел, балдея от толчков. — Ниики… Для Николая не было ничего приятнее видеть млеющего под ним Пестеля. Вбиваться в его жаркое нутро, глядеть на его широкую крепкую спину, слышать его дыхание, низкие сиплые стоны, водить ладонями по горячей коже. Любимый Паша — яркое южное солнце. Николь уже представлял время, когда они смогут проводить намного больше времени вместе, но не в той сказке, что воображает себе этот вольнодумец. Павел ещё не знает, что Николай будет императором. А когда этот день придёт, конечно, не скоро, дай Бог долгих лет жизни Его Величеству Александру, но когда-нибудь, они с Пашей уже не разлучатся. Любимый будет его опорой. — Пааша…— простонал Ники, усиливая толчки. Слышал тяжёлые сиплые вздохи-стоны Пестеля. Мужчин нарастающей волной окутывало блаженство и счастье, что обещало длиться вечно. ~~~~ — Паша, Паша, — шептал император, пять лет спустя. Одеяло в белых пятнах. Наслаждение от страстных воспоминаний и… пронзающая тоска. Пред взором мелькнула иная жизнь, что могла бы быть, если б хватило сил… понять и простить? Заговорщика, которого даже свои соратники выставляли отъявленным злодеем? Человека, что готовился поднять полки и устроить мятеж? Лунный свет бил в глаза, точно кто-то на луне видел все императорские страсти. Николай вытер ладонь об одеяло, посмотрел на большие малахитовые часы в простенке между окнами. Полвторого ночи. Император вновь вспоминал обстановку в пашиной квартире на Мойке, часы с фигурками античных героев, на которые великий князь вынужден был смотреть чаще, чем хотелось бы… ~~~ — Паша, уже полвторого… — Лежи, никто тебя не хватится уже. Хотели бы — давно хватились. Мужчины лежали в объятиях друг друга, Павел задумчиво водил пальцами по рукам, плечам, груди Николая, обводил рельефы мышц, игрался с крестиком на цепочке. — Тебя надо бы сейчас зарисовать, — сказал Пестель. — Обнажённым. Таким, какой ты есть. — Что?.. Паша! — Не как рисуют твои придворные художники в слащавой манере. Сейчас ты настоящий. Николай закрыл глаза — за годы привык уже к сумасбродствам своего возлюбленного. Болтун он, резонер. Но хороший полковой командир. А при Николае обязательно станет генералом. Хочется рассчитывать на него, доверять впервые в жизни, быть собой. Паша продолжал задумчиво: — Я рассказывал тебе, как матушка моя меня нарисовала, когда не знали, жив я или мёртв? Материнское сердце ей подсказывало, что я жив. И портрет живым получился. — Покажи тот портрет. — Так ты вряд ли приедешь к родителям моим. Павел резко вывернулся из объятий, хмуро отвернулся к стене. Если бы Николай тогда знал, в чем было дело! Отчего в тот вечер Пестель был так напряжен и задумчив! Быть может, хотел полковник сказать об обществе тайном, кто теперь знает. Тогда великий князь списал нервное поведение любимого на очередной порыв темпераментного Павла. —Ники, я так больше не могу!—выпалил Паша.—Я не могу без тебя… Наши встречи украдкой, вёрсты скакать по бездорожью ради нескольких дней… — Паша… Павел… Что случилось? Ты хочешь разойтись? — голос дрогнул. Сколько раз так они расставались и прощались, сколько ссорились, даже доводили дело до дуэли, но потом всегда мирились. Николай не мог знать, что то было в последний раз. Растерялся. Ещё и ревнивая мысль пронзила великого князя: «Неужто вновь завёл себе кого-то на юге? Глаз да глаз за ним. И что этот майор Лорер следит за его домом в Тульчине, пока полковник в отъезде?» — Мне нужно больше, Ники, мне нужен весь ты каждый день… — Ты же знаешь, это невозможно… Так хотелось сказать Павлу, что возможно, что когда-нибудь Николай станет императором. Но нельзя, строжайший запрет Александра! Павел издевательски хмыкнул. Даже от голоса его у великого князя мурашки. Как с ним расстаться? Вместе с сердцем только если вырвать Павлову улыбку наглую и поцелуи горячие. — Павел… Паша… Посмотри на меня… Не покидай меня! — с губ сорвалось у Его Высочества, и стыдно за свою слабость, но не смог сдержаться, погладил его по боку. — Ты уедешь, и я не знаю, как дожить эту осень до конца. Павел повернулся к Николаю. Их взгляды вновь переплелись-серый стальной павлов и ледяная бездна Николая. Взгляд Пестеля дрогнул. — Па-ша, — почти прошептал великий князь, как в страсти ему шептал полчаса назад, боясь сорваться на крик. Павел обнял Николая со всех сил, словно это было в последний раз. — Ники… Ну ладно, ладно, мы что-нибудь придумаем. — Паша, приезжай в декабре, прошу тебя. Брат отбывает в ноябре в Таганрог, мы сможем подольше… — Приеду, родной мой, обязательно приеду. — Обещаешь? — Обещаю. ~~~ И ведь приехал, но как — в цепях как преступник! И оказался мятежником, главой заговора против основ государства! Когда-то император сделал выбор, и теперь жить ему с ним до конца своих дней. Казнил Павла, можно сказать, убил собственными руками. А из-за чего? Почему пощадил дурака князя, но повесил любимого? Ведь вины у полковника было не больше, чем у треклятого Трубецкого. Николай зажмурился, сжал зубы от боли. Император знал ответ — убил, потому что возненавидел. Из-за предательства, из-за проклятой лжи! Из-за того что Павел — его герой, самый дорогой человек на свете — оказался на одной стороне с врагами! Николай не смог простить годы обмана, а теперь… уже поздно. Любовь разбилась вдребезги, осколки острым стеклом изранили душу. — Паша… — прошептал Николай. Пред глазами предстал призрак прошлого: тёмно-серые искрящиеся глаза, лучезарная улыбка. Солнце, что угасло навсегда. Образ иной, упущенной, жизни был так явен, что реальность показалась сном, — Отчего я не с тобой?