***
14 октября 2023 г. в 08:00
Холмс мерил ковер в гостиной на Бейкер-стрит широкими шагами. Ждать он никогда не умел, его кипучая натура страдала от необходимости тратить время попусту, и теперь это проявлялось сотней нервических движений — он то кидался к окну и что-то высматривал в промозглом тумане, то прислушивался к шагам на лестнице, то кидал недовольный взгляд на часы, то кусал трубку, то поправлял кочергой дрова в камине, хотя в этом не было никакой нужды.
— Поражаюсь вашей выдержке, Ватсон, — бросил он в очередной раз, проходя мимо стола.
Я пил шерри и, чтобы отвлечься, повторял про себя все латинские названия костей черепа. Я дошел до os ethmoidale, когда услышал упрек.
— Врачебная практика, Холмс, учит терпению, — ответил я. На самом деле я тоже нервничал, даже очень, просто не подавал вида.
За окном уже начинало темнеть, когда послышался стук дверного молотка и миссис Хадсон позвала:
— Мистер Холмс? К вам посетитель… — наша хозяйка едва успела отворить двери, как в гостиную ворвался запыхавшийся мальчишка.
— Картрайт! — воскликнул Холмс, — где вас черти носят? Половина седьмого!
— Простите, сэр, — ответил тот. Вид у него был растрепанный, но сияющий. — Зато я с отличными новостями, сэр!
— Нет, — Холмс поднял руку в нетерпеливом жесте, — сначала объясните, почему вы так задержались?
Мальчишка замялся, растерянно почесал заляпанную сажей щеку.
— Дело пошло немного не так, как я планировал, сэр. Я быстро узнал, что главарь банды — одноглазый Джо, они ещё зовут его мистер Лэш, но не в лицо. Это оказалось нетрудно, как вы и говорили, но местные приняли меня так хорошо, что… В общем, я решил действовать дальше по собственному усмотрению…
— Вот как? — сыщик был на добрых полтора фута выше мальчишки и возвышался над ним угрожающе. Картрайту пришлось запрокинуть голову, чтобы не отводить взгляда. — Я всегда поощрял вашу находчивость, юноша, но в этот раз вам были даны абсолютно четкие инструкции. Погулять возле Гордон-сквер, прикинуться своим, попытаться втереться в доверие к местным попрошайкам и узнать имя главаря, если это будет не слишком опасно. На этом всё! Я нарочно несколько раз повторил, чтобы вы ни в коем случае не занимались самодеятельностью! И что же?
— Но, сэр, мистер Холмс!
— И что же? — строго повторил Холмс.
Я редко видел своего друга рассерженным. Недостойных людей и преступников он награждал презрением, что же до злости… Обычно это бывало, если ему самому случалось допустить ошибку в своих дедуктивных рассуждениях или обстоятельства дела вдруг складывались самым неблагоприятным образом — тогда он мог с досады поругать себя за то, что не все предусмотрел, но я ни разу не видел, чтобы он сердился на кого-то другого. Это было нетипично: брови его хмурились, взгляд сделался тяжелым, но скорее разочарованным, чем злым.
Может быть, дело было в том, что обычная бытовая злость питается людским страхом, а Шерлок Холмс не боялся ничего и никого. В этот раз, однако, он боялся — но не за себя, разумеется, а за своего юного агента.
Идею отправить в логово жестокой банды с самых низов преступного мира Лондона именно Картрайта, Холмс вынашивал давно. Юноша уже помогал ему в деле об ужасной собаке Баскервилей. Он был шустрым, смекалистым, честным и исполнительным. Среди всей оравы уличных мальчишек, услугами которых сыщик пользовался, если надо было что-то разнюхать, за кем-нибудь проследить или просто создать в нужном месте и в нужное время суматоху, четырнадцатилетний Картрайт был самым подходящим на роль помощника великого сыщика. Он не был бездомным попрошайкой, умел читать и писать и шесть дней в неделю работал у Уилсона в рассыльной конторе. Но главное — он боготворил своего кумира, великого лондонского детектива Шерлока Холмса, и слушался его беспрекословно. До сего дня, как выяснилось.
— Но, мистер Холмс! — подал он наконец голос, справившись с растерянностью, — зато я не только узнал его имя, я видел его лично, сэр! Меня взяли в банду! Теперь я могу действовать не просто как соглядатай, а как Ваш шпион! Выяснить все подробности, все тайные каналы, всю кухню изнутри… — глаза у мальчишки сверкали азартом и он наверняка продолжил бы свою восторженную тираду дальше, если бы Холмс, удивив нас обоих, не схватил его за ухо.
— Вы знаете, Картрайт, почему я занялся этим делом? — спросил он, не обращая внимания на робкие протесты.
— Полиция села в лужу, сэр? — пискнул тот, вставая на цыпочки.
— Это тоже, — хмыкнул сыщик, — а ещё они столкнулись с такой вопиющей жестокостью, что не могли поверить, будто это дело рук человека! В Темзе, вниз по течению, стали находить покойников, по виду явно бывших попрошаек. Явление печальное, но обычное. Вот только в этот раз несчастные были не просто задушены или зарезаны, а забиты до смерти лошадиным кнутом! Я два месяца шел по следу маньяка, пока не выяснил, что это предводитель одной из банд карманников и попрошаек, и все, что требовалось от вас — поставить точку в моем расследовании. Вместо этого вы решили рискнуть своей головой. К тому же совершенно напрасно! А если бы вас раскрыли?
Холмс отпустил ухо мальчишки, упер руки в бока своей шерстяной домашней куртки и продолжил:
— Думаете, человеку из той среды, с наметанным глазом, так уж сложно отличить уличного мальчишку от пусть и растрепанного, но вполне приличного паренька вроде вас? У вас умные глаза, молодой человек, у вас нет вшей и лишая, у вас короткие, аккуратные ногти, у вас, черт возьми, чистые уши! Это был лишь вопрос времени, — закончил Холмс. — И тогда после встречи с этим выродком, одноглазым Джо, вы могли отправиться прямиком в могилу, а ваша страшная и бессмысленная смерть, Картрайт, была бы на моей совести!
Мальчишка пристыженно и пораженно молчал. Холмс, заметив, что довел того едва ли не до слез, смягчился:
— Однажды, мой дорогой Картрайт, вы сами станете замечательным сыщиком, если захотите. Вы умны и отважны. Но вам стоит усвоить четко: самоуверенность и безрассудство — это то, что может сгубить любого! А пока… — Холмс положил мальчишке руку на плечо, — поднимемся наверх и закрепим этот урок!
Я проследил взглядом, как Шерлок Холмс и Картрайт удаляются по лестнице в сторону наших комнат. Речь друга произвела на меня большое впечатление. Мне даже показалось, что он был куда более красноречив, чем обычно.
Сверху доносились голоса, Холмс, кажется, продолжал отчитывать паренька и что-то ему втолковывать, а Картрайт только послушно отвечал «да, сэр». Наконец, хлопнула дверь, и по ступенькам сбежал Холмс. Он выскочил в переднюю и вернулся со своей тростью, повертел ее в руках, словно проверяя баланс, потом спросил:
— Ватсон, вы не будете против, если я одолжу вашу? Моя тяжеловата.
Я удивился:
— Берите, конечно! Но на что вам моя трость, друг мой? Хотите провести эксперимент?
Холмс задумался на минуту и положил трость на каминную полку.
— Вы правы, доктор. Ни к чему. В конце концов, это все пустые предрассудки. — Он вернулся к себе, и больше разговоров не было слышно. Вместо слов из спальни раздались звонкие хлопки и приглушенное поскуливание.
За годы жизни бок о бок с гением дедукции я привык к его эксцентричности и научился держать в узде свое любопытство, но в этот раз усидеть на месте мне не удалось. Ноги сами понесли меня наверх. Я постоял с минуту возле двери в комнату Холмса, прислушиваясь к странному шуму, затем деликатно постучал.
— Войдите! — отозвался сыщик.
Я заглянул внутрь. Картрайт лежал со спущенными штанами животом на столе, часть вещей с которого переехала на пол, а Холмс, стоя сбоку и замахиваясь от плеча, лупил его пониже спины точильным ремнем.
— Простите, Ватсон, мы почти закончили, — извинился Холмс, — полагаю, ещё парочка штрихов, и урок будет усвоен.
— Да, сэр, — отозвался мальчишка и ойкнул, когда широкая кожаная полоса шлепнула его по заду.
Ремень хлопнул ещё трижды. Холмс сказал: «Достаточно», и Картрайт, морщась и постанывая — но, кажется, больше для вида, — натянул штаны, заправил под них сорочку и принялся искать за спиной лямки своих подтяжек.
— Повернитесь, — велел Холмс и сам помог мальчишке справиться с одеждой.
Вниз мы спустились вместе. Холмс сбежал по лестнице как всегда резво, Картрайт прихрамывая и потирая зад, я замыкал движение, размышляя о том, что сегодня увидел доселе незнакомую мне сторону личности великого сыщика.
— Миссис Хадсон, — позвал Холмс из гостиной. — Кажется, с обеда у нас оставались какао и ромовая баба? Будьте любезны подать их сюда для Картрайта!
Мальчишку он усадил в кресло возле камина, а сам встал у окна и раскурил трубку. Он был спокоен, собран, его точеный профиль выражал теперь решительность и работу мысли. Черты его лица обострились.
— Никогда не играйте с огнем, мой мальчик, — сказал Холмс, не оборачиваясь. — Помните, что есть люди, которым вы дороги, а отвага и решительность должны сочетаться с благоразумием и осторожностью.
— Да, сэр, — послушно ответил Картрайт.
Я услышал шаркающие шаги в передней и открыл двери для миссис Хадсон. Та несла на подносе кружку дымящегося какао и тарелки с десертом.
— Я добавила от себя кусок пастушьего пирога для мальчика, — сказала она, поставив поднос на стол, и погладила Картрайта по голове.
— Спасибо, мадам! — радостно отозвался тот и с жадностью принялся за еду.
Картрайт ел, Холмс прохаживался за его спиной и пыхтел трубкой, бросая на своего юного помощника отеческие взгляды, я устроился в кресле так, чтобы видеть обоих.
— Я догадываюсь, что вам хотелось произвести на меня впечатление, — сказал сыщик, — но уверяю, в этом нет нужды. Я уже оценил вас по достоинству, Картрайт, и стараться сверх меры не нужно. Напротив, если вы хотите быть моим помощником, вам следует соблюдать мои инструкции неукоснительно, а иначе нам с вами будет не по пути.
Подросток вздрогнул и забормотал, поднимаясь с кресла:
— Я понял, сэр! Честное слово, мистер Холмс, я больше никогда…
— Верю, — перебил его Холмс и потрепал по рыжим волосам. — Верю.
Он достал из кармана монеты и принялся складывать их стопкой на край стола:
— Десять пенсов за маскарад. Отдайте свою одежду в прачечную на углу Пикадилли и Болтон-стрит. Десять шиллингов за работу и полсоверена премиальных. Что до глупого риска, то за него вы уже рассчитались, — усмехнулся сыщик.
Через два часа тем же вечером, когда сумерки накрыли Лондон окончательно, мы с другом сидели у камина и грелись. Промозглая осень настойчиво лезла внутрь каменных домов, и только у огня можно было расслабиться и забыть про вечную сырость.
Я делал заметки в тетради, сосредоточившись на будущей рукописи. Холмс молчал и курил.
— Осуждаете меня, — вдруг со вздохом сказал он.
— За что? — удивился я.
Холмс пустил пару дымных облачков, приводя в порядок мысли.
— Я рассуждал так, Ватсон. Лучше я сейчас сам выбью приключенческую дурь из головы этого мальчишки, чем он потом по своей восторженности попадет в беду.
— Полностью с вами согласен, Шерлок.
— Но теперь я в этом не уверен. Черт возьми, я действительно привязался к этому пареньку, и меня мучает совесть. — Холмс постучал трубкой об каминную решетку, вытряхивая остатки табака. — А что по поводу телесных наказаний думает медицина, доктор?
Я задумался.
— Медицина в моем лице, дорогой Холмс, думает, что заслуженная порка вряд ли повредит чересчур самоуверенному мальчишке. К тому же я сомневаюсь, что вы, мой друг, перестарались.
Холмс кивнул.
— А ещё я думаю, что было бы гораздо более жестоко, если бы вы указали ему на дверь и больше никогда к нему не обращались.
— Согласен, Ватсон, согласен, — Холмс потянулся, разминаясь. — К тому же, в таком случае, я потерял бы невероятно ценного помощника!
Часы пробили девять. На улице послышались голоса.
— Это Лестрейд, я послал ему депешу, — оживился Холмс. — Доктор Ватсон, если у вас нет планов на вечер, не хотите ли прогуляться в трущобы и помочь Скотланд-Ярду поймать эту одноглазую нечисть? Думаю, палач в тюрьме Ее Величества уже заждался этого подонка!
— С удовольствием! — ответил я и пошел собираться.