У волка под шкурой

До встречи с Ризли Нёвиллетт никогда не ощущал жажды к человеческому телу. Он был уверен, что напрочь лишён страсти, практически полностью игнорировал плотские нужды и лишь изредка делал с собой что-то, что делают обладатели таких же физических данных. Он осознавал свою привлекательность, но не принимал: драконья сущность не позволяла ему считать себя равным им, и, имея своего рода превосходства над людским народом, он избегал связи с ними. По крайней мере, он убедил себя в том, что наблюдать за миром и его преобразованиями гораздо проще и приятнее, чем полноценно становиться его частью — несмотря на то, что времена изменились, и даже мелюзины в современном Фонтейне живут счастливую беззаботную жизнь, он никогда не расслаблялся. Он не хотел снова ощутить в своей спине острое лезвие отторжения, шрамы от которого и без того остались с ним навсегда. Ах, что насчёт Ризли… Ризли тоже умел игнорировать. Только игнорировал он отличия, которые Нёвиллетт привык видеть в себе — ни сила его, ни многолетний опыт, ничего не заставляло Ризли смотреть на верховного судью снизу вверх и пресмыкаться перед ним, бояться сказать лишнее слово. Должно быть, это и послужило точкой зарождения их связи. Ризли прожил не самую простую жизнь, но улыбка и бьющая ключом жизнерадостность наполняла любое место, в которое он приходил. Рядом с ним становится тепло — так говорил Нёвиллетт путешественнице, когда она спрашивала о герцоге что-то неформальное, такое, что нельзя узнать из слухов или статей. Их сближение для обоих стало неожиданностью. Однако, разделяя свободные вечера за чашкой чая и беседами о нынешнем и прошлом, о том, что будет завтра и о том, что для них значит Фонтейн, долго удивляться не пришлось — чем больше они разговаривали, тем больше отклика находили друг в друге. Для Нёвиллета это было важно — важно знать, что он не один, и соприкасаться тенью, которую он привык прятать, с реальной жизнью. Так что насчёт «жажды»? Что насчёт страсти? О, в этом плане Ризли определённо можно было назвать виртуозом. В его руках Нёвиллет узнал о существовании эрогенных зон, познал своё тело так, как можно было за все его годы в жизни в Фонтейне — если бы он только знал, с чего начинать. Никто в Фонтейне не мог себе представить, как верховный судья забирается на колени к герцогу де Меропид, как его изящное тело подаётся навстречу сухим и жарким ладоням. Даже сам Нёвиллет не мог вообразить такой до ужаса эротичной картины. Ризли не воображал — нашёл подходящие краски и написал её, чтобы любоваться так часто, как захочет. Сегодня они вновь остались вдвоём. Нёвиллет позаботился о том, чтобы провести ближайшие встречи заранее, обработал нужные документы на несколько дней вперёд. Таким образом у них появилось целых сорок восемь часов. Двое суток для того, чтобы обнимать и любить друг друга рядом, а не сквозь деловые обязанности и здания, разделённые водной гладью. Ризли был на седьмом небе от счастья — отлаженная работа крепости Меропид не требовала постоянного присутствия в производственной зоне, поэтому, покорно разобравшись с каждым бюрократическим кошмаром, они удалились в покои герцога, негромко болтая о событиях последних дней. Несмотря на гармонию и комфорт, царивших в их отношениях, была одна вещь, которая казалась Нёвиллету странной. Поначалу он успокаивал себя тем, что ему не с чем сравнивать — возможно, доминирующий партнёр ведёт себя так всегда, и в этом нет ничего необычного. Однако, наблюдая за слухами о чужой жизни, которые, как и всё в Фонтейне, никогда не укрывались от его строгого взора, Нёвиллет опроверг своё суждение. Он продолжал гадать, но не спрашивать — боялся ранить Ризли, отпугнуть его и нарушить их неукоснительную близость, которой жутко дорожил. Что же не даёт покоя сердцу верховного судьи? Ризли стал частью его жизни несколько лет назад, предложив наблюдать за изменениями Фонтейна вместе. Это было робко и трепетно, и Нёвиллет отказаться не смог — он сам тайно ждал, надеялся, что герцог испытывает то же. В начале отношений они не торопились к эротичной их стороне, узнавали друг друга и пытались набраться опыта. Встречаться с мужчиной для них обоих ново. Постепенно сексуальные практики появились, и, стоит заметить, в исполнении Ризли каждая из них была превосходной. Странность заключалась в том, что… Нёвиллет ни разу не видел его без одежды. Ризли никогда не просил доставить ему удовольствие, позволял касаться себя под жилеткой и поверх брюк, но это было песчинкой по сравнению с тем, что он давал своему судье. Даже когда они засыпали вместе в редкие моменты ночного уединения, Ризли засыпал в пижаме, которая полноценно скрывала торс и всё, что скрывает его повседневная одежда. Соответственно, несложно догадаться — полового акта с проникновением у них тоже не было. Интерес Нёвиллета рос с каждым днём. Он не позволял себе лишнего, сдерживался столько, сколько мог, но, кажется, момент истины приблизился без его ведома. Он присел на матрас ми разглядывал знакомые стены покоев герцога, размышляя, как лучше начать злополучный разговор. Комната Ризли была гораздо менее элегантной, чем он мог себе позволить. Он никогда не гнался за роскошью, не гнался за особыми удобствами — ему всего хватало. Широкая кровать, множество шерстяных одеял, которые ему приносила Сиджвин, высокий платяной шкаф из ясеня, старый круглый ковёр и… Большое продолговатое зеркало. Выделяющимся отличием была хорошая шумоизоляция, об установке которой он распорядился задолго до сближения с Нёвиллетом. Заключённые знали об этом, но не огорчались — вряд ли кто-то из них хотел бы знать, чем занимается по ночам герцог де Меропид. Ризли повесил фрак Нёвиллета и лёг аккурат между ног судьи. Он сильно устал — физический труд никогда не изматывал его так, как бумажная работа, и даже присутствие любимого не компенсировало расход сил. Он тёрся носом о бёдро, о низ живота Нёвиллета, подставляясь макушкой под тёплую ладонь, и, казалось, вот-вот бы замурлыкал как котёнок, если бы не внезапный вопрос: — Волчонок, мы можем поговорить? Волчонок. У Ризли внутри что-то оборвалось на секунду, лишив его стабильного самоконтроля. Он до ужаса любил это обращение, но звучало оно как-то… Не так, как обычно? Несложно догадаться, что Ризли тоже дорожил Нёвиллетом, он тоже боялся потерять его, и этот тон, наслоившись на усталость, выбил его из колеи. Нёвиллет заметил, как изменился взгляд возлюбленного, и переспросил вновь: — Ризли? — Ох, прости, — Ризли тряхнул головой и попытался натянуть на лицо улыбку. — Что ты хочешь обсудить? Теперь Ризли сел рядом, и поза его выдавала всё напряжение, появившееся в мышцах. Нёвиллет недоумевал, но всё ещё подбирал слова, искал нужный подход к теме. — То, как мы доставляем удовольствие друг другу. Тебе нравится это? — Странно, что такие вопросы приходят тебе в голову. Конечно, нравится. — Тебе никогда не хотелось, чтобы это сделал я? Может быть, попробовал доставить тебе удовольствие ртом или что-то вроде того? От смущённого Нёвиллета на лице у Ризли появилась едва заметная улыбка. Он всё ещё был напряжён, но уже меньше — замечал, что они оба волнуются в ходе беседы. — Хочешь залезть мне в штаны до свадьбы? Ай-ай-ай, месье Нёвиллетт, — Ризли погрозил пальцем. — Я и не знал, что вы склонны к блуду. — То есть, дело в браке, да? Не уверен, что жители Фонтейна одобрят внезапное пересмотрения законов для однополых браков, но… — Нёвиллет задумался. — Подожди, но ты ведь… Бывал в моих штанах? — Подожди-подожди, Нёви, ты не так меня понял, — Ризли начал активно жестикулировать. — Я ни в коем случае не призываю тебя к браку, да и вообще… Я, кажется, начинаю понимать, к чему ты клонишь. — Я никогда не видел тебя без одежды. Не подумай, что для меня это основополагающая часть наших отношений, но я люблю то, что ты в них привнёс. Я хочу отвечать тебе тем же. И я бы… Я бы очень хотел заняться любовью с тобой. Ризли не изменился в лице. Однако, Нёвиллету казалось, что в его глазах можно было увидеть грусть — настоящую, почти осязаемую, имеющую форму и цвет. Герцог на мгновение хотел потянуться в объятия, но одёрнул себя и ответил как ни в чём не бывало: — Я солгу, если скажу, что не испытываю того же. Нагнуть правосудие — мечта каждого в этой крепости, но если правосудие нагнёт меня, я не особо расстроюсь, — Ризли начал отшучиваться. — Всему своё время. Однажды я обязательно отдамся тебе и расскажу… Расскажу правду, если только ты дашь мне время. — К-конечно, Ризли, — Нёвиллету отчего-то стало стыдно, и он прижал Ризли к себе. — Прости. Меньше всего в жизни я хочу ранить твою душу. Остаток вечера они провели без происшествий. Теперь Нёвиллет вполне осознанно отвернулся, когда Ризли менял одежду на ночную. Он был готов ждать столько, сколько нужно — ему было достаточно оказанного доверия, которое, кажется, после этой беседы стало ещё крепче. Глядя на сонного герцога, Нёвиллет чувствовал, как в сердце становится тепло, а в душе его царит гармония истинного оазиса. Поцеловав друг друга, они, наконец, приступили к отдыху. Сон в объятиях друг друга — лучшее лекарство от усталости по мнению Сиджвин, всегда советующей это с серьёзным видом. Нёвиллету уснуть не удалось. Несколько часов он лежал с закрытыми глазами и думал о будущем — о том моменте, когда он прикоснётся к коже Ризли, когда он сможет оставлять на его теле поцелуи, не касаясь губами ткани. Он думал о том, как счастлив, что вообще встретил его — несносного и с виду почти неуязвимого мужчину, от одного взгляда которого ему хотелось провести с ним столько, сколько отведено им обоим. Потянувшись за одним из одеял, он задержал руку под ним: услышал, как мирное сопение Ризли прекратилось, а на смену ему пришёл короткий скрип кровати. Должно быть, Ризли проверил, спит Нёвиллет или нет — он задержался на месте и глубоко вздохнул, удалившись от кровати. Его аккуратные шаги были хорошо слышны в ночной тишине, и Нёви понял — Ризли стоит возле зеркала. Но что ему понадобилось там посреди ночи? Следующий звук был едва различимым, но Нёвиллет смог опознать и его — ночная рубашка оказалась на полу. Он боялся открывать глаза и шевелиться, ждал развития событий, но надолго его не хватило: учащающееся дыхание Ризли разрушило его равновесие. Он никогда не слышал его таким прежде. — Я знаю, что ты не спишь, — Ризли приложил усилие, чтобы сказать это ровным голосом. — Пожалуйста, не смотри на меня. Нёвиллет послушал его, но на месте не остался. Почти на ощупь дошёл туда, где сидел Ризли, дал ему плед и подождал, пока тот укроется. Он опустился рядом с ним и заглянул в потерянные глаза. — Что с тобой, волчонок? Тебе… Тебе плохо? — Прости, Нёвиллет, я… Я надеялся держать это в тайне гораздо дольше, но то, как ты назвал секс, сильно повлияло на мои планы. — Я не совсем понимаю. — Заняться любовью, Нёви. Ты любишь меня, ты… Ты принимаешь меня, да? Я надеялся, что ласки, которые есть между нами, смогут отвлечь тебя от тех, которые могли бы быть, — теперь сил на чёткую речь не осталось, и голос герцога задрожал. — Не беспокойся об их качестве. Ты всё делаешь замечательно, просто я хочу того же для тебя. Я принимаю тебя полностью и не тороплю ни с чем. Расскажи мне, почему ты сидишь на полу? Почему ты раздет, но прячешься от моих глаз? — Я ненавижу своё тело. Ненавижу шрамы, которыми оно покрыто. Этот непотребный истерзанный вид вызывает у меня рвотный рефлекс. Иногда я сажусь так перед зеркалом и пытаюсь принять их, смириться с тем, что моё тело всегда будет таким, но… Я ужасно хочу тебя. Я отдал все силы на то, чтобы удовлетворять тебя и не думать об этом, я старался, я… Нёвиллет на всякий случай закрыл глаза и прижал Ризли к себе, услышав, как тот негромко всхлипнул. Наконец, он всё понял, хотя ему было жаль цены, которую пришлось за это заплатить. Дыхание Ризли быстро пришло в норму, но не мысли, и он продолжил, накручивая на палец локон Нёвиллета: — Я пытаюсь убедить себя в том, что моё тело понравится тебе. То есть, ты любишь меня, может быть, оно бы не вызвало у тебя такого же отвращения, как у меня? Пытаюсь, но безрезультатно. Каждый раз, когда ты залезаешь под жилет, когда берёшь меня за задницу, я хочу расслабиться и разрешить себе это, хочу почувствовать тебя полноценно, но не могу. Руки сами отталкивают тебя, а голос в голове говорит, что такое нельзя показывать, что ты уйдёшь сразу, как увидишь. — Ох, волчонок, если бы я только знал об этом раньше… — Нёвиллет начал покрывать макушку Ризли поцелуями. — Я принимаю тебя любым, и ты для меня прекрасен. Я видел те шрамы, которые одежда не скрывает, и… Это просто шрамы? Просто часть твоего тела, которую я люблю также, как и тебя. Я не уйду. — Но так не может продолжаться дальше. Почему ты должен ждать? Для тебя в Тейвате открыто столько течений, столько тел жаждут твоего внимания… — Я жажду только твоего. Моя жизнь гораздо длиннее, чем у вас, и я счастлив провести её в ожидании дня, когда тебе станет легче. Я приложу все усилия, чтобы ты смог разрешить себе всё, что пожелаешь. Только позволь мне быть рядом. — Я не хочу тебя отталкивать. Ты представить себе не можешь, сколько раз я мастурбировал, думая про нас. Про секс, которого у нас не было. Одна мысль про то, что тебя испугает мой внешний вид, выворачивает меня наизнанку. Мне стыдно бояться этого, но я боюсь каждый день, который мы проводим рядом, что ты увидишь меня и… И при этом хочу, чтобы ты увидел! Хочу, чтобы эта проблема навсегда осталась в прошлом, но не могу подготовить себя. Нёвиллет в тот момент познавал новые грани души своего возлюбленного. Он не радовался тому, что Ризли переживает столько сложных, противоречивых эмоций, но то, что ему удалось увидеть, было для них очередным актом сближения. Он был счастлив показать свою любовь поддержкой и утешениями, которые Ризли никогда ни у кого не просил. — Сейчас у нас есть два варианта. В одном из них ты вернёшься в кровать, уберёшь плед и просидишь без него столько, сколько сможешь. Это будет первым шагом к борьбе с твоей болью. Второй вариант ничуть не хуже другого — ты оденешься и ляжешь рядом со мной, а я помогу тебе уснуть. Мы обязательно вернёмся к этому разговору, но вернёмся тогда, когда ты будешь к нему готов. Я приму любое твоё решение и буду рядом. Я обещаю, Ризли. Ризли отпрянул от Нёвиллета и задумался. Червь сомнения кусал его здравые мысли, но он нашёл в себе силы на сопротивление — он чертовски устал бояться. Устал думать об этом и подвергать сомнению любовь своего партнёра, устал ждать подходящего дня и времени. — Мы можем начать здесь? Они встали и подошли ближе к зеркалу. Нёвиллет нежно сжимал плечи Ризли, будучи позади, и наблюдал за ним. Он был готов в любой момент закрыть глаза снова и укрыть парня с головы до ног, он заранее принимал любую реакцию. Что угодно, лишь бы в глазах любимого не было душащей густой печали. — Если захочешь остановиться, скажи мне. Плед полетел на пол. Ризли зажмурился, а руки сжал в кулаки — боролся с собой так сильно, как только мог. Он очень ждал реакции Нёвиллета, хотя бы пары слов, чтобы не сойти с ума от гула своих навязчивых мыслей. — Я горжусь тобой, волчонок, — прошептал Нёвиллет ему на ухо. — Я так сильно люблю тебя. Ризли открыл глаза. Нёвиллет всё так же стоял позади, и в зеркале герцог мог увидеть, как он на него смотрел. На лице верховного судьи не было тени отвращения или неприязни — взгляд его источал нежность, а непроизвольная улыбка уголками рта была мягкой и ласковой, такой, как и всегда. Не… Не может быть! Ризли не мог поверить самому себе — Нёвиллет всё ещё здесь. Всё так же сжимает его плечи, всё так же любуется им и не уходит. — Нёви, скажи… Я нравлюсь тебе таким? — Уста могут солгать, но тело — вряд ли, — Нёвиллет придвинулся чуть ближе, и Ризли почувствовал, как эрегированный член упёрся ниже поясницы. — Расценивай это как комплимент, Ризли. Ты мне очень нравишься. Они вернулись в постель, и Нёвиллет начал делать нечто такое, что окончательно развеяло сомнения Ризли. С бесконечной любовью глядя на каждый шрам, Нёвиллет спрашивал про их происхождение и целовал. Целовал по всей длине и площади, гладил пальцами и всей ладонью, одаривая вниманием и признавая. Ризли послушно рассказывал: круглый потемневший шрам ниже пупка остался у него от схватки с бронекрабом, а длинный, похожий по форме на серп, был подарком от меков — тогда их начинали тестировать, и герцог добродушно вызвался поучаствовать. Нёвиллет изучал это тело как самую интересную в мире книгу, и каждая страница впечатляла его до глубины души. Самый выразительный шрам, начинающийся на шее и уходящий в грудную ложбину, Нёвиллет оставил напоследок, потому что его историю он знал — Ризли был с ним с детства. — Позволишь? — спросил Нёвиллет, садясь на Ризли. — Ты краснеешь, верховный судья, и спрашиваешь так, словно я могу тебе отказать. — Ты тоже. — Законом не запрещено. Ризли засмеялся, но делал это недолго — его дыхание задержалось, когда Нёвиллет коснулся губами той самой ложбинки. Он делал это так аккуратно и медленно, что у Ризли пробежали мурашки. Он не знал, что это место настолько чувствительно — в конце концов, никто и никогда прежде не ласкал его здесь. Ризли сливался с ощущениями, но вдруг с его уст сорвалось робкое, низкое, сказанное в полустоне: — Нёви… Нёвиллет быстро поднялся к ключицам. Именно это дало такую реакцию в теле Ризли — теперь он не знал, куда деть усиливающееся возбуждение. Ему было неловко даже думать о том, что они могут заняться этим сейчас. Казалось, что Ризли своими переживаниями безвозвратно испортил прекрасный вечер, и секс теперь попросту неуместен. Однако, Нёвиллет считал иначе. — Мне это тоже как комплимент расценивать? — Нёвиллет прекратил поцелуи и приподнялся, чтобы поёрзать бёдрами. — Ни в коем случае, — Ризли негромко хмыкнул. — Ты до сих пор хочешь меня? После того, что я учудил? — А что это меняет? Ты остаёшься для меня привлекателен в любом виде. То, что ты поделился со мной частичкой своей души, лишь укрепляет нашу связь. Разве я могу быть недоволен? — Тогда, — Ризли убрал руки за голову. — Делай со мной всё, что хочешь. Нёвиллет был рад возникшей свободе действий. В груди сердце бешено стучало, ведь он вот-вот увидит Ризли полностью голым. Ровной дорожкой поцелуев он спускался от ключиц к животу, пока не коснулся носом головки члена. — Я могу снять их с тебя? — сказал Нёвиллет, подцепив пальцем резинку пижамных брюк. Ризли кивнул. Нёвиллет сначала попробовал прикоснуться через ткань, и в ладонь отдало приятное долгожданное чувство: член был твёрдым, крупным, горячим и… Безумно желанным. Не смея затягивать процесс, Нёвиллет обнажил его и закусил губу. Ему предстояло получить новый ценный опыт, и он был готов приложить все свои усилия для того, чтобы сделать его обоюдно приятным. — Спасибо, что доверился мне, Ризли. Словами выразить больше нечего, но Нёвиллет не собирался прекращать использовать свой рот. Он напряг кончик языка и прошёлся от головки к мошонке, наблюдая за тем, как стягивается кожа на яйцах. На них он задержался чуть дольше — кажется, у Ризли они были особенно чувствительны. Совершая круговые движения, посасывая сначала левое, потом правое, он фиксировал и повторял цикл ласк, понимая, почему любимому так нравилось ласкать его в большом количестве. Острые ушки были обласканы вдоволь бархатистыми низкими стонами, а Нёвиллет подозревал, что уже не сможет жить без звука возбуждённого голоса. Следом он перешёл к головке. Обильно смочив слюной, Нёвиллет начал касаться её пальцами. Подушечки скользили по влаге и удобно касались чувствительных точек, которые Нёвиллет и искал — когда-то Ризли сам делал также, познавая тело верховного судьи. Губами он повторил всё то же самое, а потом почувствовал руку на своём затылке. — Ох, прости, — Ризли осёкся, но руку не убрал. — Не знаю, что на меня нашло. Нёвиллет дал понять, что не против и, послушно поддаваясь слабому давлению, опускал голову до основания, касаясь носом лобка. Делать это оказалось проще, чем он думал: член Ризли был крупным в обхвате, но средним по длине, и рвотного рефлекса практически не было. Конечно, было тяжело держать рот широко открытым, но Ризли с лихвой компенсировал эту трудность своими стонами, вздохами и невольными подрагиваниями бёдер, стремящихся протолкнуть член поглубже. — Ты вынуждаешь меня думать, ах, — Ризли стал неприлично громким. — Что ты долго готовился к этому дню. — Я склонен к внимательному наблюдению, Ризли, — отвлёкся Нёвиллет. — А ты показывал это много, очень много раз. Ризли побоялся, что его не хватит надолго, и слез с кровати, чтобы взять необходимое. Нёвиллет не первый раз оказался в покоях герцога, и, несмотря на отсутствие половых актов, им пришлось приобрести специальное эротическое масло. Парфюмерный дом госпожи Эмили редко принимает заказы, но в столь деликатной просьбе она отказать не смогла и изготовила нечто особенно важное в их обычных ласках. Масло хранилось в крупном флаконе, похожем на обычные духи, и при использовании требовало обильного распыления — со временем оно разогревалось в руках и меняло текстуру так, что скольжение было длительным, а аромат ненавязчивым и стойким. — Ты невероятно красив, Ризли, — с каким-то благоговением прошептал Нёвиллет, взглянув на парня в полный рост. — Я вновь благодарю тебя за то, что ты доверился мне. — А я — тебе, — Ризли лёг на спину. — Сядешь мне на лицо? Наконец в поведение Ризли вернулась обескураживающая невозмутимость. Нёвиллет наскоро избавился от нижнего белья и залез сверху, придвинув ягодицы к лицу возлюбленного. Ризли не дал ему долго подбирать удобную позу и сжал бёдра, слегка раздвинул их для удобства и облизнулся: — Всё, что с нами произошло сегодня, — прошептал Ризли, коснувшись языком напряжённого колечка мышц. — Стоило того, чтобы я мог тебя вылизать. — Я рад снова слышать твоё бурное красноречие. — Ты замечал, что я начинаю очень много говорить, когда волнуюсь? Это ведь наш первый раз. Первый полноценный секс. Конечно, Нёвиллет замечал. Наряду с болтливостью у Ризли в данный момент было ещё одно яркое изменение — темп. Если обычно его ласки были настойчивыми, пылкими, почти захватывающими, то сейчас его язык был полностью расслаблен и двигался медленно, вкушая каждый миллиметр розоватой кожи. Наблюдая за тем, как непроизвольно сжимается сфинктер, Ризли осторожно выбирал момент и толкался языком внутрь, совершал короткое движение и возвращался к поверхности ануса, влажно целуя его. Тело Нёвиллета было известно ему от и до, и именно частая смена действий помогала довести его до пика. До состояния, где в глазах Нёвиллета будет блестеть хрупкое «прошу». — Пора использовать мои пальцы, Нёви, — прикоснувшись губами к ягодице, Ризли помог Нёвиллету слезть с себя. — Ложись рядом. — Получается, сегодня ты нагнёшь правосудие, — Нёвиллет припомнил недавнюю шутку. — Правосудие не против? — Вовсе нет. Нёвиллет хотел, чтобы в их полноценный первый раз Ризли побывал внутри него. Эякулировал в него. От одной мысли, что это вот-вот произойдёт, в груди пылало огнём: он прекрасно понимал, что они ещё не раз поменяются ролями, но был счастлив, что в этот раз всё распределилось так. Слившись в поцелуе, эти двое действовали как единый механизм: Ризли нанёс обильное количество масла на пальцы и постепенно касался всего, что было у Нёвиллета ниже живота, согревая субстанцию, а Нёвиллет согнул ноги в коленях и раздвинул их так, чтобы не приходилось менять положение вновь. Он чувствовал, как Ризли погружал фалангу за фалангой, медленно, откликаясь на сжимающиеся внутренние стенки. Этот процесс у них был отлажен давно, ведь Нёвиллет, узнав, насколько это место чувствительно у мужчин, первое время одолевал Ризли провокационным ёрзанием. Впрочем, эти провокации всегда заканчивались одинаково: Нёвиллет оказывался сверху, а Ризли лез под ткань тесных брюк… — Можно ты будешь сверху? — тяжело протянул Нёвиллет, погладив Ризли по голове. — Я уже не могу, я… Хочу тебя. — Конечно, любовь моя. На лице Ризли не осталось единой тени. Нёвиллету, кажется, удалось сделать то, что он задумал, когда начал целовать «маленькие недостатки» — он хотел сделать так, чтобы герцог расслабился и не думал ни о чём. Теперь, глядя на то, как тот распределяет масло по своему члену и слегка подрагивает от предвосхищения новых чувств, он мог быть уверен в том, что у него получилось. — Теперь я могу сказать это… Смотри на меня, Нёвиллет. Смотри. Вновь встретившись взглядами с Нёвиллетом, Ризли приставил член ко входу. Он волновался, но знал, что Нёвиллет остановит его, если почувствует дискомфорт. На мгновение он закрыл глаза и легонько толкнулся вперёд. Застонали они почти синхронно. Всё стало совершенно неважно: каких бы ожиданий у них не было прежде, всё оказалось оправдано. — Прости, Нёви, но меня однозначно не хватит надолго, — через какое-то время Ризли вошёл полностью, убедившись, что это приятно. — Закинь ноги мне на плечи. И Нёвиллет закинул. Его взору открылось потрясающее зрелище, которое приобретало более впечатляющий вид, когда Ризли делал очередной толчок. Влажное от пота тело в сумраке играло мышцами, а шрамы дополняли его, делали цельным, таким, каким оно и должно быть. Нёвиллет тут же поклялся себе — он будет любить и оберегать каждую рану, которую принесёт его волчонку непредсказуемая судьба, потому что защищать его совершенно бесполезно. Ризли оставлял кроткие поцелуи на ступнях, оказавшихся около лица, и не ускорялся — ему нравилось смаковать процесс и делать движения наполненными. — Ах, волчонок, — сквозь стон промолвил Нёвиллет. — Я не видел ничего прекраснее за свою долгую жизнь. Ризли упёрся руками в матрас, а Нёвиллет сомкнул ноги на его спине. Они оба хотели продолжения и оба хотели спать, поэтому, чуть погодя, глубокими равномерными толчками Ризли привёл любимого к оргазму. До одновременной эякуляции им было ещё далеко, но находиться в теле Нёвиллета и, задевая простату под правильным углом, наблюдать за его дрожью и охватывающей тело эйфорической негой, было истинной роскошью. После этого Ризли смог кончить достаточно быстро и сделал это так, как Нёвиллет хотел. Он сделал это так громко, что Нёвиллет в моменте испугался, но потом понял — в отличие от него, у Ризли очень давно не было разрядки не наедине с собой. Наполнив разработанное отверстие спермой, он кое-как перевернул любимого на живот и плюхнулся рядом, поцеловав его в лоб из последних сил. — Считай, сегодня ты узнал, что у волка под шкурой, — отдышавшись, сказал Ризли. — И я горд тем, что не испугал дикого зверя. Я люблю тебя, Ризли. — А я — тебя.