with you everyday, sugar ride, 꽃밭이 잔뜩, my heart
나도 몰래 들어온 봄에 가슴 설레게 얼었다
— 14/10
чьи-то кеды и носы хлюпают, как заблудшие человеческие души, моросящие по набережной. люди появляются из молочного тумана и пропадают в нём же, подобно добросердечным призракам, которые бы ни за что не тронули даже кончиком невесомого пальца. скитальцы. мир до последнего не отпустит их к брату-близнецу, потому что простодушной милости и наивности в нём осталось слишком мало.
алая мухоморья шапка служит маяком. провод наушника тянется из кармана, поддерживая жизнь сознания, пока октябрь ежесекундно пронзал своей внезапностью и холодом, ветром, что каждый день сходится в бойне с макушками тополей.
джисон качает головой в такт, волочит ноги по шершавым плиткам, а мышцы ноют после очередной тренировки. танец — острый росчерк души, расписывающий серый мир искусством и рассекающий уязвимое тело на волокна, что будут воедино собираться ещё пару дней. до новой тренировки.
плечи в дождевых озерцах, мраморные пальцы боятся холода, розовеют и прячутся в карманах ветровки, пока кожа на сгибах не потрескалась. кеды осторожно прыгают меж луж, потому что за мокрые ноги
дома дадут по шапке. в небольшой квартире, где — джисон уверен — пахнет его любимой шарлоткой, на которую мягкие руки яблоки выкладывают цветком космеи. а ещё там
чужими любимыми осветлёнными волосами, как из живого лотоса. дождливыми благовониями. рыжим кошачьим мурчанием. старыми книгами и учебными пособиями по зоологии. теп-лом.
телефон в кармане жужжит.
"дождь не прекратится в ближайшие два часа. возможны порывы ветра до 20 м/с, будьте осторожны"
взгляд галопом проскакивает по тексту и останавливается на крупных цифрах утекающего времени. минутная стрелка в подсознании каждую секунду вздрагивает, желая скорее проститься с уходящим.
"18:32. 10월 14일"
его уже наверняка заждались. джисон убирает железяку в карман и натягивает серый капюшон ветровки по самые брови, чтобы пробраться через раскаты боли в бёдрах и сорваться на бег.
***
— да кто вообще этот дождь придумал? — бубнит под нос хан и стягивает с щиколоток бант из посеревших шнурков. — хо?
с кухни слышится ответное
мычание мурчание и тихий стук. и правда
ждёт, снова что-то готовит и думает обо всём, куда только за руку приведут вереницы мыслей.
хан растворяется в атомах, пропитанных соком яблок из сада и корицей. тёплый мёд липнет к губам, настигнувшую сладость которых хочется облизать или обкусать.
ноги переселяются в домашние тапочки и скользят к пылающему ядру. его обитатель хозяйничает, утопив все руки в хрустящей панировке. в духовке горит лампочка, а из повидавшей жизни мультиварки тянется пар и подпирает своим столбом потолок.
на подоконнике в самодельной корзинке, которую принёс прошлым октябрём сам хан, клубок рыжей шерсти с торчащими ушами. дёргает во сне почти невидимыми усами, прячет лапы под хвостом и напоминает своего хозяина, когда тот точно также угревается и засыпает в углу дивана, укутавшись в кокон из пледа.
а сейчас ли
мычит мурчит под нос позабытый мотив и как будто колдует над огромной металлической чашкой.
джисон осторожно подходит со спины, пробегаясь пальцами по талии своей одомашненной ведьмы, чтобы сцепить замок на чужом животе, пылающем от крыльев бабочек рядом с кожей. сейчас хан не сдержится и вновь высыпет на тёплую шею целый стакан щекочущих поцелуев. минхо звенит в душе и сияет снаружи.
— привет,
свет. опять промок? — бархат, породивший этот голос, сейчас наверняка гордится своим творением.
щеки касается скользкая дождливая прядь. а за ней холодный нос и такие же губы.
"опять промок..." — вторит джисон сам себе. утыкается в плечо, не желая проговаривать вслух.
— переоденься, иначе совсем замёрзнешь.
— с тобой и так очень тепло, хо... — только сильнее прижимается младший, азотистым холодом носа опаляя границы дыры на чужой коже.
ли отряхивает руки от крошек и выворачивается в кольце из рук, чтобы приклеиться губами к лбу младшего. действительно тепло, хоть тело хана и подрагивает время от времени — то ли от забравшегося под рёбра ветра, то ли мышцы отчаянно просят отдыха.
— иди-иди. если градусник завтра тоже скажет, что тебе
тепло, то я тебя загрызу, — старший губами оставляет на носу напротив сургучную печать с растительным рисунком.
— хо, — оборачивается хан уже в дверном проёме, — а ты придёшь на воскресную тренировку? она рановато, но я очень хотел бы показать тебе кое-что. не хочу жертвовать твоим сном, но всё-таки, может...
— приду, конечно, — перебивает минхо, пока слова не начали спотыкаться друг от друга из-за скорости.
— спасибо!
сейчас джисон обязательно утонет в домашних штанах, стащит из шкафа ли объёмную однотонную футболку. но после вернётся на пышащую кухню, чтобы одеть шею ли минхо в шерстяной шарф из заготовленных на холодную осень поцелуев.
***
октябрь пронзил душу своей внезапностью и холодом, крадущимся в альвеолы по-зимнему ледяным ветром.
настоящая осень пришла раскрашивать листья и стирать солнечные веснушки только на десятый месяц года. пришла с тёплыми ужинами и разговорами в южном углу маленькой кухни, освещённой одной только лампой от вытяжки — и четырьмя сияющими глазами.
объятиями со спины, щекочущим ушные раковины шёпотом, пролитыми на шею стаканами поцелуев.
