***
— Так-то! — карты складываются идеально, Кирие выигрывает вторую партию подряд и ухмыляется самодовольно. Они с Торимару берут заслуженный выходной, пока подопечные тренируются самостоятельно, и с удобством устраиваются в гостиной, скрашивая досуг азартными играми. Рейджи, как старший, смотрит неодобрительно, но не хочет отвлекаться от книги. По крайней мере, пока в игре не принимают участия совсем уж дети. — Сочувствую, Конами-сан, — Торимару извиняющеся склоняет голову. — С чего вдруг? — она настораживается мгновенно. — Как же, тому, кто выигрывает в карты, когда козыри — черви, год не будет везти в любви. — Что, правда?! — Конами взвивается, голос звенит под потолком, лицо сокомандника непроницаемо, а Рейджи устало трёт виски. Отвечать никто не спешит. — Что за шум? — Джин появляется как чёрт из табакерки — обычное, собственно, для него поведение, и с порога начинает посмеиваться. — Карасума сказал, что Кирие после выигрыша не будет везти с парнями, — сдаёт обоих Йотаро, вроде бы давно дремавший в обнимку с Рейджинмару. — Ерунда, — Джин смеётся уже в открытую, — Ничего подобного не случится, уж поверь моему побочному эффекту, Конами-сан. Особенно, если ты последуешь моему совету. Он вроде бы всё ещё шутит, но девушка очень хорошо помнит этот острый взгляд. И не хочет возобновлять старый спор. Особенно при навостривших уши сокомандников — ей и одного Джина хватает, чтобы растерять последние нервы. Она садится, складывает руки на груди и обиженно поджимает губы: — Поверить не могу, что раньше мы ладили. Любимая красная кофта начинает неприятно колоться.***
Ночная смена оказывается не такой скучной, как обычно: сирена привычно гудит примерно через сорок минут после начала патруля Кирие Конами. Наверов всего несколько, но это лучше, чем ничего. Главной атакующей Тамакомы-1, если честно, давно хотелось что-нибудь разнести. Бронированные части из другого мира рассыпаются на трион. Микадо-сити может и дальше спать спокойно, даже отчёты по свежим следам пишутся легко. Только вот Конами, вернувшейся домой, не до сна. За окном мигает красными полосками неоновая вывеска бара, а девушке раз за разом лезут в голову дурные воспоминания. Первые годы в границе, тогда ограниченной одной Тамакомой и двумя дюжинами единомышленников. Лучшие на свете друзья, любимый учитель, ощущение свободы от контроля над трионом. Борьба за жизни мирных граждан — и побеги от представителей закона, ещё не оповещённого о наверах. Это было так весело. Настоящие приключения, именно то, о чём мечтают все дети. Не она одна радовалась такой жизни. Джин попал в границу на год позже Кирие, они были близки по возрасту и сдружились быстро. Первый друг. Первый, неокрепший ещё, смысл жизни. Первые, не доведённые до совершенства, импульсы. Первая война. Друзья-наверы, родичи их учителя, нуждались в помощи, уроженцы Земли не могли остаться в стороне, и сами стали пришельцами для другого мира. Трионные тела тогда держались плохо. В Микадо вернулось чуть больше половины. Выжившие плакали вместе. Границе достался чёрный импульс, Джину очки наставника и обострившийся побочный эффект, Конами — сломанное ребро. Потом — Конами хорошо помнит, всё завертелось так быстро. Бои всё больше стали напоминать игру. Кирие даже не думает, когда атакует врагов, тела давно защищены качественным слоем триона, выверенным методом, не то, что раньше. А царапина на щеке — это просто импульс раньше времени отключила, да с крыши неудачно спустилась… Только Джин легко кровь с щеки вытирает, улыбается, а потом дёргается вдруг. Несильно, но Конами видит, как его зрачки сужаются. Он отходит чуть назад. — Ты снова получишь царапину, — говорит, — Точно такую. И после этого… Конами Кирие просыпается с криком. Лучше бы не ложилась, тихо ругается себе под нос.***
— Как жаль, что ты мне не доверяешь, Конами. После стольких лет… Конами не выспалась, и не ощущает пока ничего, кроме раздражения — ей всегда с трудом давались пробуждения. Даже кружка из-под кофе — ярко красная, её любимого цвета — сейчас вызывает тупую боль в висках. Слишком яркий цвет. Слишком светло. Дурацкий день. Она надеялась отдохнуть в тишине, но даже в пять утра на кухне обнаруживается Юичи Джин, желающий говорить загадками. Она его почти ненавидит за это. Нисколько не скучает по прошлому взаимопониманию, что вы. — Ко-на-ми… — Отстань ты уже! — Не могу! Моя дорогая соратница отказывается слушать добрый совет от старого друга, я не могу этого пережить… — Может лучше объяснишь, друг, почему ты от меня бегаешь?! Конами не хотела поднимать опасную тему, но настроение уже и так было испорчено, и Юичи совсем не помогал. Джин, кажется, собирается сказать что-то, даже пододвигается ближе, но тут же отклоняется обратно и разводит руками. В комнату входит шеф Риндо. Джин смотрит виновато, мол, ничего не могу поделать, кто мог знать. У другого эта отговорка сработала бы, но это Джин, и он, чёрт возьми, знает! Не мог не предвидеть, что шефу захочется выпить чего-нибудь тёплого именно в эту минуту. — А вы чего тут? — шеф спрашивает добродушно. — Уже ухожу! Ну, спокойного утра, — Джин действительно уходит. Именно это Кирие и имела в виду. Конами злится. Сверлит взглядом несчастную кружку. В который раз обещает себе забросить бесплодные попытки разговорить товарища.***
А жизнь продолжает спешить. Юма становится сильнее, переводные экзамены ближе, и Кирие погружается в круговорот событий с присущей ей непосредственностью. Гуляет по центру Микадо с ярким клубничным мороженым, сражается с наверами, попадается на подначки Торимару и даже ужинает с кузеном. Переживает второе крупное вторжение наверов. Дежурит в больнице у Микумо, усерднее тренирует ученика. Старательно избегает походов на крышу — не она одна привыкла прятаться там от тяжёлых мыслей. Вместо этого — берёт больше смен. И — вот неожиданность — в одно из дежурств царапает щёку до крови. Практически у входа в штаб, о случайно не попавший в поле зрения осколок стекла. Замирает сначала, ойкнув и прижав к лицу ладонь. А потом, разглядев ранку в зеркало, вскрикивает так, что пугает Арашияму. Смеётся, не объясняет, и срочно ищет, у кого в штабе среди ночи можно одолжить вату, перекись и тональный крем. И находит, что характерно, это же Граница, здесь есть всё, что может понадобиться агентам после задания. Только вот — не помогает. Воспалённая царапина проступает из-под слоя краски, и замаскировать её — не в силах Конами. Можно было бы вернуться в трионовое тело, но до восстановления сил ещё долго. А вход в родную Тамакому — в двух шагах. Кирие вздыхает и открывает дверь. Никто не обращает внимания на такую мелочь, даже не спрашивают ничего — Конами так счастлива, что готова простить им снова похищенные блинчики. Даже садится рядом, экспрессивно рассказывая что-то. Только Джин всё равно заходит в гостиную. Смотрит, сразу безошибочно определяя их проблему — Кирие внутренне цепенеет — и молча выходит. Остальные всё так же не реагируют на агентов. Действительно, с чего бы. Конами заканчивает рассказ, допивает кофе, и покидает уютную комнату. Джин, разумеется, ждёт её на крыше. Там холодно, ветер пронизывает до костей, но ей почти плевать. — Ну? — Конами останавливается в двух шагах от Джина, смотрит пристально, — Теперь всё, слишком поздно? — Да. Похоже ты победила. Он улыбается кривовато, смотрит яркими своими глазами, и не продолжает. Вместо этого кладёт руку на её щёку — большой палец проходит точно по царапине. А потом наконец целует её. Конами успевает заметить красную искру на вышке, прежде чем закрыть глаза.***
Яблоки, одежда, кружка, всевозможные отсветы и отблески. Красный цвет преследует Конами. Цвет жизни и цвет крови. На самом деле, она без ума от красного.***
— Ты снова получишь такую царапину, — говорит Джин много лет назад, — Точно такую. И после этого — обязательно погибнешь. Месяц, может два, не знаю. Но это — контрольная точка для тебя. — Хочешь жить, — говорит, — Уходи из Границы. Порви все связи. И впервые отстраняется.***
Конами стоит на крыше, кутаясь в живое тепло, и улыбается.