проходят года, я все так же без ума
- Считаю до трёх и захожу! - кричит Цзыси из-за двери и тут же пинком распахивает ее. Чжань едва успевает подтянуть шорты. - Черт возьми, иди в свою ванную, а-Цзы! - Ничего не вижу-у-у, - нараспев тянет она, зажмурив глаза. - У тебя есть своя ванная! - вскипает он. - Что за дела? - А я хочу с тобой, - игнорируя строгий тон, сестра повисает на нем, обняв сзади: из-за плеча в зеркале видна взлохмаченная русая макушка с "антеннками" в разные стороны. Она чешет нос о его лопатку, неразборчиво бубнит: - Я скучаю. Мне без тебя плохо спится. - Два года? - А? - Мы в разных комнатах с тех пор, как переехали сюда. И все это время ты плохо спишь? - Да, - надувается она, чуя подвох, но тут же переключается: - Вот вечно ты неправильно умываешься, давай помогу. На самом деле Чжаню ругаться совсем не хочется, но отвадить сестру вламываться в чужие двери за столько времени так и не вышло. Для проформы она, конечно, стучит, но не ждет ни секунды, легкомысленная и беспардонная, всю их жизнь привыкшая заставать брата врасплох: одевающимся или раздетым, в одном полотенце выходящим из душа или совсем без него. В общем, совсем он не скучает о совместном использовании их общей ванной, о времени, когда они делили одну на двоих комнату. Не скучает, вспоминая ночные посиделки на его ярусе кровати. Потому что они никуда не делись - Цзыси по сей день прибегает к нему погреться, пообниматься и поболтать. Это стало сложно еще лет в тринадцать, но тогда, за неимением большей жилплощади, приходилось мириться и каждый раз изобретать велосипед, чтобы притворяться невзволнованным и скрывать реакции своего растущего организма не так суматошно и палевно. До тех пор, пока они по-детски наивно не изобрели действительно достойный выход из неловких ситуаций. Чжань чуть склоняется, подхватывая сестру позади себя, и та с готовностью радостно цепляется за него, обхватывая руками за шею, сжимает коленями по бокам: - Бери-ка вот эту пенку, - командует она, указывая на один из бутыльков. - Намыливай тщательнее, - наставляет йогуртово-клубничным дыханием. - Ты же мне мешаешь, - осторожно тронув, Чжань перемещает ее кисть на плечо. Под строгим и тяжелым надзором он умывается так тщательно, будто является первым в списке злостных нарушителей гигиены, прожжённым грязнулей из детских поучительных стишков с вымазанными сажей щеками. - Сиси, слезай, бля, ты не пушинка, - он все забывает, что его "мелкая" совсем уже не мелкая, и со дня на день ей не первый раз в первый класс, а в институт, продолжает таскать ее на спине. Да и она сама заваливается на него с вечным "возьми меня на ручки, Сиси!". Не часто он называет ее так, поэтому обоим становится физически ощутимо, как нежное обращение провисает из небрежной фразы и тает во влажном воздухе со сладким ароматом средств для мытья. Кстати об обращениях... Так же оба они знают, кто еще сюсюкается с Чжанем подобным образом. - Ты в курсе, что нравишься своему другу? - оперевшись локтями о тумбу рядом с раковиной, вдруг серьезнеет она. - Да, - просто отвечает Чженси в ладони, продолжая смывать с лица пену. Нет никакого смысла увиливать от таких очевидных вещей. - О... Ты будешь что-то с этим делать? - Нет, не буду. - В смысле, ты не будешь? - Цзыси нахмуривается, сразу становясь похожей на маму. Пока она требовательно смотрит ему в профиль, Чжань наблюдает за ее отражением в зеркале, за руками, скрещенными под небольшой хорошенькой грудью, обтянутой шелковой пижамной майкой, так явно и дерзко проступающей через нее. - Ты вообще видишь, что он как дурачок из-за тебя уже года три? - Вижу, - он как всегда король лаконичных ответов. - Офигеть. Не знала, что ты такой жестокий, - сестра удивленно всплескивает руками, тут же умещая их обратно, не теряет сурового настроя. - Что прикажешь делать? - Прикажу-у? - она опасно прищуривается. - А что, я могу приказать что-то, и ты выполнишь? - Попробуй, - через пушистое полотенце его голос звучит глухо. - Поговори с ним. - "Прости, дружище, я не могу разделить твои чувства, пожалуйста, не трогай меня больше", так? - А ты не можешь? - с какой-то странной интонацией тихо спрашивает а-Цзы. - Категорически нет. - Не будь таким прямолинейным. - Хм... "Цзянь-Цзянь, ты очень классный и красивый, я тебя люблю как друга"? - Да ты издеваешься! - негодует она. - И вообще, дай сюда, - выхватив флакон с тонером из рук брата, Цзыси наносит средство на свои ладони, а потом уже на его лицо, мягко и аккуратно распределяя влагу по лбу и щекам, проводя по массажным линиям. Стоит совсем близко, не торопится, будто у них в запасе весь день, а время не поджимает, и Чженси не хочется нарушать это мгновение волнениями и разговорами о ком-то еще. - Что бы я ни сказал, любые мои слова разобьют ему сердце. Это последнее, чего бы я хотел. На это Цзыси только слегка кивает, притихнув, чуть поворачивает голову, когда брат осторожно касается ее скулы и заправляет длинную прядь волос за аккуратное ушко. Да, ванная у них прям заколдованное место. Независимо ни от чего, именно здесь постоянно случаются разного рода откровения наподобие этого, и разговоры по душам. В этом месте оказывается сброшенной не только одежда. За нею и все лишнее и напускное, обнажая истинные чувства. Чжань привык обманывать других, а не себя. Полуправда и недосказанность - это ведь для поддержания хороших отношений и спокойствия в микроколлективе. Но для сохранности своей психики нужна даже если самая уродливая, но правда, поэтому не было у Чженси с собой никогда проблем и противоречий. Даже если все думают, что нервозность, это не про него, то всеобщая истерия и нагнетание атмосферы перед экзаменами сделали свое дело: перепало и ему. Так что, странный сюжет, дикую пошлейшую фантазию, обосновавшуюся в его спекшейся от учебы голове, он списывает на усталость. Но это совсем не неожиданная реакция его нервной системы, предпосылок для этого целое море. - Мои подружки сегодня устраивают небольшие посиделки, пойдем со мной? - а-Цзы заглядывает к нему в комнату на ходу застегивая джинсы. - И что мне там делать? В куклы с вами играть? Цзыси только издает раздраженный стон, показательно закатывает глаза и, развернувшись на пятках, стремительно уходит по коридору, кричит из гостиной: - Ну и сиди тут один, пока не спятишь! - она снова выглядывает из-за косяка уже в другой кофте, принеся с собой аромат своих духов, похожий на запах свежескошенной травы и спелых яблок. Чженси на самом деле как никогда хочется побыть сейчас одному, чтобы привести себя в порядок во всех смыслах. Успокоиться и подрочить в первую очередь. - Угу. Спасибо за совет, - меланхолично отзывается он, продолжая сидеть как сидел за письменным столом, заваленным открытыми учебниками и пособиями. Зарывается в давно отросшие пряди волос, натягивая их до легкой боли. Голова у него гудит. Несколько мыслеобразов, полные ярких ощущений, зациклились, и невозможно вырваться из их бесконечного повтора, все возрастающего градуса напряжения. С каждым кругом, снова и снова, до раскаленного предобморочного белого шума, крупнозернистых помех, перекрывающих все остальное. Чтобы перестать залипать на собственную сестру, ему в конце-концов нужно найти девушку, либо углубиться в учебу еще сильнее, чтобы уже окончательно прослыть книжным червем. Последнее время, кажется, он только и делает, что решает внутреннюю дилемму, присутствуя только в качестве заторможенного тела среди друзей, но отсутствуя эмоционально, когда его все же вытаскивают куда-нибудь сходить и отвлечься. Он отрывается от своих напряженных мыслей, только когда Тянь приобнимает его за плечи: - С тобой все норм? И Чжань не успевает отреагировать как надо, чтобы избежать дальнейших вопросов, качает головой. - Да я и вижу, ты сам не свой. Где-то все витаешь... - Тянь специально выбрал выражения помягче, чтобы охарактеризовать его состояние, Чжань знает. Потому что это не мечтательное витание в облаках, это тяжелый ступор, который отключает его от происходящего. И ему жаль, что этим он добавляет еще больше волнения Цзяню и, черт побери, каким-то образом надежд: И думает, Чжаня так примораживает из-за него - он, якобы, решается на что-то, взвешивая "за" и "против". Милый, милый Цзянь-Цзянь, если бы ты знал... Он и правда пытается придумать, как ему поступить правильнее. Он хотел бы поделиться переживаниями о том, что измучило его, но это в стократ труднее и страшнее, чем признаться, что ты по парням. Его малость подзапарили их привычные с меймей... в общем, то, что они делают. Теперь уже невозможно сказать, кто из них начал это все, ведь это длится еще с самого детства: поцелуи понарошку или всерьез. Не было ничего странного в том, чтобы тренироваться друг на друге, смеясь или наоборот, так старательно, что болели щеки и губы. Но так не может продолжаться. Они, блять, уже давно не дети. Каждый раз очередные импульсивные, но такие привычные обжимания, грозят перейти границу, которую они оба обычно интуитивно чувствуют и соблюдают. Но однажды Чженси просто не сможет сдержаться. Если в пятнадцать было легко и удобно сосаться как не в себя с самым близким человеком, ведь на ком еще тренироваться, такое было оправдание, и они никогда не смеялись над неловкостью и неопытностью друг друга, то теперь в нем все растет и растет ревность... Ревность и злость, что его меймей, как предполагалось, будет дарить их поцелуи кому-то другому. Обычно их накрывало медленно и плотно. Основательно. А иногда быстро и внезапно, надолго. И выбраться из этого можно было когда кто-то из них резко обрывал всю эту жаркую возню с запускаем рук под одежду и поцелуями в живот. Оба вполне понимали, что делают, и давно. Так же знали, что не справятся с осуждением и стыдом, если не будут осторожными. Это было их очередным экспериментом в этой распроклятой ванной, в которой нельзя провести дольше минуты, не попав в плен ярких воспоминании о каждом событии, что здесь случалось. Если не брать в расчет ни один из случаев, когда он просто пялился на свою сестру в душе, таких моментов, ставших центральной темой его мокрых подростковых снов и причиной внезапных стояков среди занятий, было тысячи. Дышать нужно было сдержанно, не срываясь на стоны, говорить - еле-еле слышно, в самое ухо, касаясь губами. "Научи меня", - шепнула ему а-Цзы, опускаясь вниз, и Чженси возненавидел всех фантомных будущих парней, ради которых она учится этому. Только одно мгновение он помнит, что в его ванной есть окно, выходящее на чей-то технический балкон. Конечно, нужно закрыть матовое стекло во избежание казусов с соседями, но когда а-Цзы становится на колени и тут же стягивает пояс его штанов, он забывает обо всем. И так каждый раз. Каждый раз как первый. Ему нужна опора в виде тумбы под задницей, а она почти играется с ним, но пока еще не в осознанном желании помучить, а из любопытства. Едва касаясь трогает пальчиком его член снизу вверх, наблюдая, как он увеличивается, и когда повторяет свое нехитрое движение языком, Чженси чуть прокусывает себе щеку, стараясь не издать ни звука. Меймей смотрит на него, вскинув густые ресницы, пробует его на вкус... Ей совершенно точно нравится, потому что она прижимается влажными губами к головке, обхватывает ее, мягко облизывает, расслабленная и спокойная. Она знает, что ей позволят все, что она захочет. Находит его ладонь, предлагая помогать, гладит его крепкий пресс, двигая головой слегка, забирая в рот только алеющую головку... Ее волосы завязаны в высокий хвост, и кто бы знал, как Чженси хочется схватить за них и качнуть бедрами, вставить в этот сладкий теплый рот глубже, но он терпит до перебоев в сердце, покачиваясь только слегка. Он не посмеет просить или быть грубым, не сейчас. А-Цзы сама чувствует, что к чему, раз за разом слизывая текущие прозрачные капли. - Я правильно делаю, гэгэ? - она снова берет твердый член в свою ладонь, касаясь им своей щеки, и в ее улыбке он видит отражение собственной. - Ты похвалишь меня? Чженси упустил момент, когда в его младшей сестре, действовавшей наугад девчонке, потакающей своим желаниям, стала проявляться та, кто точно знает, как сводить с ума, дразнить и получать свое. Он резко опускает руку, чтобы пережать у основания, не кончить прям вот так, от прикосновения и слов. И да, он похвалит ее. Поменявшись местами, резко склонив ее на ту же самую тумбу, на которую наваливался минуту назад, он прижимается сзади, задирая вверх ее школьную плиссированную юбку. Раскаленный мокрый член касается ее прохладного гладкого бедра, вызывая у обоих почти болезненные лихорадочные мурашки. Чжань разрывается от желаний, ему столько всего хочется сделать с подставляющейся под его руки а-Цзы. Он шепчет ее имя в ей поясницу, в оголившиеся из-под короткой футболки бока, забираясь под ткань юбки и оглаживая упругую круглую попу. Становится на колени позади нее и снимает наконец ее голубые трусики в разноцветных лимончиках. Не сдержавшись, тут же кусает за белое бедро, сминая ягодицы. Цзыси только сдавленно дышит, прижимая стиснутые в кулак пальцы ко рту. - Вылижу тебя всю, - горячо обещает он ей, буквально оказываясь в жерле вулкана в ту самую секунду. - Ты же хочешь? Она кивает, и он правда делает, как говорил, - вылизывает обе ее дырочки, скользя горячим языком по естественной смазке. Ее так много, что не нужно даже слюны, и вскоре у него блестит все лицо и пальцы, которыми он раскрывает ее, чтобы забраться кончиком языка внутрь. Цзыси не может больше быть тихой, и сначала ее приходится просить, а после просто прижать ее ладонь ко рту своей. Он кусает за ягодицы, следом зацеловывая их скользкими губами, лижет от самого лобка и до копчика крепче, как всегда хотел, прижимая животом к тумбе, заставляя выгибаться и дрожать. Долго дразнит вот так, скользя большими пальцами вдоль клитора, и раскрывая, прежде чем аккуратно проникнуть в нее указательным, но можно сразу двумя, пока продолжает вылизывать ее попку. И тогда его меймей не выдерживает, впервые кончает с ним, сжимая длинные чуткие пальцы внутри себя. Чженси хватает пары рваных движений, чтобы догнать ее, и сперма брызжет на ее крестец и юбку, карамельно блестящую налитую плоть...***
- Эй, меймей... - он гладит сестру по спине, задремавшую в его постели, кажется, только что. Но на часах уже утро, они проспали вместе всю ночь. - Ты должна пойти к себе. Она только двигается ближе, упираясь лбом в его плечо: - Не хочу. - Я тоже, - Чженси перебирает ее волосы, заплетенные в две слабые косы, перетаскивает на себя, крепко сжимая в объятьях. - Что если родители узнают? - ее тяжелый вздох касается чувствительного места у ключицы, где виден уже потемневший засос. - Этого не случится, - он правда так думает. - А вдруг? Мысль эта и ему не дает покоя уже очень давно, и он опять приходит к единственному возможному решению: - Мы закончим учебу и куда-нибудь уедем. Далеко... Куда захочешь, - строить планы разной степени фантастичности - их частое занятие, любимая игра. Но теперь он чувствует, что на самом деле нет особых сложностей, чтобы взять и осуществить практически любой из возможных сценариев их дальнейшей жизни. Они хотят быть вместе, так почему нет? Цзыси приподнимается, усаживаясь на его бедра, и Чженси без стеснения рассматривает ее в темноте. Домашние шорты, белые голые коленки, безразмерная, огромная для нее футболка брата с рукавами аж ниже локтей. - Бедности я не боюсь. Мне все равно куда, только бы с тобой, - говорит его отчаянная, такая смелая а-Цзы. Такая нежная и упрямая. - Хорошо... - он помнит свои детские и взрослые обещания, будет защищать и оберегать столько, сколько потребуется, пока будет нужен и даже если вдруг в нем перестанут нуждаться. Они больше не могут и не хотят останавливаться. Он и раньше трогал и целовал ее грудь, но сегодня он делает это с особой тщательностью, когда расстегивает тонкий маленький лифчик, а до этого облизывает яркие как ягоды соски через полупрозрачные треугольники ткани. С одеялом было жарко, мешались подушки, и они скинули их на пол, чтобы раздеть друг друга полностью. - Иди сюда, выше. Еще выше, - Чжань тянет к себе точеную юную фигуру, с ног до головы обласканную рассеивающимся утренним светом, чтобы повторить эту ласку, только по-своему. Он смещается вниз, чтобы подтолкнуть а-Цзы сесть себе на лицо, обнимая за бедра, скользя руками по спине и нежному животу, везде, где дотягивается. Они могут вот так бесконечно, проникновение можно отложить на любой другой раз, но Цзыси, чуть выгнувшись, так настойчиво дрочит ему, прося его прерваться, прокручивает под головкой, что не остается сомнений, - это случится сейчас. Их общей смазки достаточно с лихвой, когда она опускается на него сама, ее заполняет так туго и плотно, но сразу до самого упора. Ей не больно, брат готовил ее, растягивал и целовал так долго и много раз, что она хочет его член в себе почти до безумия. Это и получает. Она всегда получает, что хочет... - Двигайся, меймей, - Чженси сжимает ее талию, приподнимая над собой, чуть смещая, плавно раскачивая, после того, как они замерли на какое-то время, просто дыша друг другом. Слишком непривычно, но так хорошо незнакомый жар растекается внутри нее, прекращая существования чего-то кроме этого и непрерывных движений, горячих рук на своей груди. Гэгэ смотрит на нее, как смотрят на сбывшуюся мечту, обожая и почти не веря в происходящее, подкидывая бедра вверх, проникая горячо и скользко. Этого хочется дольше, сильнее, сильнее, но оргазм раскручивается изнутри с такой силой, что Цзыси почти кричит и выгибается, пытаясь сдерживать громкие непроизвольные стоны, а когда, наконец, может приоткрыть глаза, видит за окном тающие в утреннем сумрачном свете звезды. Тающие звезды тоже смотрят на нее. И им не стыдно.