В тебе есть что-то такое, и я нахожу невозможным оставаться в стороне. Всякий раз, когда ты рядом, "Я люблю тебя" - это все, что я хочу сказать.
©Francine Chiar
Афина склонила голову, потирая виски огрубевшими пальцами. Звон в ушах настойчиво ввинчивался в разум, дробя его на куски. Она слышит, как эхом по всему нутру проносится влажный шелест змеиного хвоста. И её пробирает дрожь от кончиков пальцев ног, до самого затылка, если бы на теле богини были волосы, то ту же встали дыбом. Она была виновата – не помогла, не пришла в тот злосчастный день, лишь закрывала ладонями уши, дабы не слышать громких воплей и мольбы о помощи, что сотрясали стены храма. Гордыня и ненависть тогда встретились с жалостью и любовью в кровавой схватке, в борьбе за истину и правильное решение. И каждый день, вот уже много лет она жалеет о наказании, коем наградила несчастную и не в чём ни повинную душу. А могла ли она поступить иначе, воспротивиться воли богов?***
Холод не трогал её тело, она была ледянее любого ветра. Но не только снаружи она была такой, сердце тоже давно сковал лёд, стоило надежде покинуть её, под тяжестью чужого тела. И не было печали уже, осталась только ненависть, она грела. Пробирала насквозь худощавое змеиное тело, грезя об отомщении. Медуза плавно соскользнула вниз, к подножью разрушенного постамента, кончиком хвоста она отбрасывала камни в сторону, расчищая свой путь. Она не имела понятия, куда ползёт и зачем. Просто двигалась по привычке вперёд, в своём горьком одиночестве мимо застывших и хладных тел несчастных, кому не повезло забрести в логово Горгоны. Были среди них и те, кто надеялся одолеть её, но по глупости взглянули в её лицо и застыли на века. Женщины, дети, войны... атмосфера страха тяжёлым облаком опустилась на здешние земли. Она заползла в своё логово и со вздохом опустила голову на камень. Скука, бесконечная и покрытая корочкой озлобленности на весь мир и несправедливость, захватившую её изнутри. Боги спускаются с небес только ради насилия и забав над смертными, она убедилась на горьком опыте. И никто тебя не спасёт, даже другое божество.***
Может ли она, Афина, испытывать чувство стыда? Великая богиня мудрости, войны и справедливости. Её серые глаза полны печали вот уже ни одно десятилетие, что заметил бы даже слепой. — Ты сегодня мрачнее обычного, сестра. — Афродита хихикает своим обыденным тоном, такая же как и всегда лёгкая, богиня любви, сидела рядом прихлебывая из кубка нектар. Афина молчаливо смотрит на младшую, ей нечего ответить, да и не хочется. Время давно застыло здесь, на Олимпе, в её распоряжении вечность. Но эта вечность, такая тягучая и противная, мелко и по песчинке стекает меж её бледных пальцев. У смертных, вроде Горгоны, нет этого ощущения, их жизнь быстротечна и исчезает, стоит оторваться нитям судьбы Мойр на их полотне. Она бы многое отдала, чтобы почувствовать эту жизнь, то, как она летит со скоростью птицы, такой свободной от божьих забот и тягот. Медуза наоборот, всегда хотела быть на месте Афины, такой могущественной и беспощадной богини, в чьих руках власть над людскими судьбами. Над её в том числе.***
Боль, что сковала душу от одиночества, она чувствовала ясно. Ни одна из этих статуй не оживет, не поговорит с ней. Она давно забыла смех подруг, уличные разговоры торгошей, крики детей. Всё закончилось тогда, в храме Афины, когда она лишила её всего этого. — Ты злишься на меня? Этот тон, такой холодный и безразличный, как и всегда, такой присущий ей, богине справедливости. Медуза хищно смотрит на неё, скаля зубы. Она видит своё уродливое отражение в одном из мечей, что так кстати валяется у камня. Холодная сталь, она плавно проводит по ней пальцем и подбирает клинок. — Ты ещё спрашиваешь? — Отражение всё такое же, змеи отливающие изумрудном на чешуе шевелятся и шипят, словно соглашаясь с девой. — Ты испортила мне жизнь. — Крик срывается с её губ и Медуза отбрасывает оружие в сторону. Холодные серые глаза, что сверлили всё это время каменные плиты резко поднимаются на Горгону. — Ты должна знать границы, Медуза. Я всё ещё богиня. — Громыхнула она, так, что стены храма, итак хрупкие и в трещинах, затряслись. — Не благодарная. — Не благодарная? — Она не боится её, хуже она ей точно не сделает. Разве что, убьёт? Ну и пусть убивает, она давно мертва внутри. Злоба и желание отомстить богине съело в ней весь страх. — За что мне тебя благодарить? — Хвост шелестит громко, она уже ближе, почти нос к носу стоит перед ней, смотря прямо в глаза богине. Её тело пышит яростью, не смотря на хладнокровность она чувствовала жар. А Афине она казалась в этот миг ещё красивее... — Ты превратила меня в чудовище. Он осквернил меня, унизил душу и тело, а ты только смотрела. Вены на бледной шее вздулись. Она тяжело дышала, выдыхала горячий воздух ей в лицо, обжигая. Но Афина только молча смотрела в её жёлтые глаза, такие большие, длинные ресницы никуда не пропали, всё так же обрамляли веки. А губы всё такие же алые, как и тогда, разве что, теперь их периодически увлажнял змеиный язык. Она была так же прекрасна, кто бы что ни говорил. Каким бы чудовищем её не считали, какие бы ужасы не писали про её Медузу. Она была красивой, для неё. Даже красивее Афродиты. А змеи ей подходили лучше любой другой причёски. Устрашающая, убийственно чудесна. — Я хотела тебя защитить этим. — Голос хрипит от напряжения, но она не отводит взгляд. Смотрит прямо, не моргая. — Защитить? — Громкий вопль сотряс остров, послышались тревожные крики птиц вылетевших из гнёзд. — Ты сделала меня изгоем. Я осталась одна, у меня больше никого нет из-за твоего проклятия! Ответить богине было нечего, она лишь печально смотрела на девушку, жизнь которой погубила из ревности и страха. Самообман о "защите" Медузы сходил на нет, она пыталась обмануться, но теперь её глаза открыты. Афина понимала – вину свою не искупить перед возлюбленной. Слёзы мелкими бусинами скопились в уголках серых глаз и постепенно скатились по щекам оставляя на бледной коже серые следы. «Её очередная уловка, ложь дабы я простила» — Медуза раздражённо хмыкнула собственным мыслям, но тяжесть в груди всё равно появилась при виде расстроенной богини. Так было всегда, богиня знала о её слабости и притворно смотрела на неё намокшими глазами, чтобы разжалобить и выпросить у девушки прощения или ещё чего — Я хочу тебя простить, но это слишком тяжело для меня. — Змеи живо зашевелились на голове, отражая малахитовой чешуёй редкие лучи солнца, что пробивались сквозь трещины и толстые витьеватые лозы. — Я хочу, чтобы ты ушла, сейчас я не готова с тобой говорить, Фи. — Медуза отвернулась и двинулась прочь, обратно в глубь своего убежища. "Фи", так она называла её много лет назад, когда они были близки друг другу. Даже слишком. Они могли часами болтать, когда девушка приходила в храм богини. Её Медуза была прекрасна, самая красивая из морских дев и все завидовали её облику. Афина помнит её лицо, её мягкие золотистые волосы, которые та могла часами перебирать в руках, ощущая аромат оливкового масла и трав. Бледная кожа девы почти светилась, а голубые глаза всегда задорно блестели. Сейчас от внешней красоты не осталось ни следа, так считали все, но не богиня мудрости. — Ты всегда для меня будешь самой красивой. То время навсегда останется позади, но в памяти Афина сохранила каждый миг их прогулок, смеха любимой, прикосновения её нежных пальцев на щеках. Стыдливый румянец тронул лицо, жаром проникал под кожу и она раздражённо помахала руками на лицо. Воспоминания делу не помогут, а стоя на месте вину ей не искупить. Но она попытается завтра снова. Афина никогда не опускает руки, особенно, если дело касается её Медузы.