Новое задание

- Сухарь изучает эмоции! - веселится Фернандо, сосед по комнате, плюхнувшись рядом на скамейку, и назойливо тянется через плечо. Я отворачиваюсь, продолжая листать книгу. Конечно, можно было бы остаться в библиотеке за компьютером и избежать насмешек, но там любой сможет видеть, что я читаю. Нельзя исключать вероятность того, что Джанин контролирует запросы в библиотечной сети. Здесь, на воздухе, безопаснее. Я не могу забраться на крышу, как в детстве, чтобы спрятаться в своём воображаемом мире. Но большинство Эрудитов уважает приватность. Только не Фернандо. Внезапно шум привлекает внимание окружающих. Эрудиты на улице расступаются перед... кем-то. Кем-то настолько маленьким, что его невозможно разглядеть в толпе. Я поднимаюсь на ноги. У меня преимущество - я выше большинства со-фракционников. Я читал, что мой рост и до Катастрофы считался высоким, а сейчас, в условиях дефицита пищи, многие люди не вырастают как раньше. Но это, конечно, не объясняет, почему у двух людей среднего роста мог родиться высокий ребёнок. Возможно, какая-то генетическая мутация. Моя сестра, напротив, ниже среднего, словно мы два сообщающихся сосуда, только я получил то, что должно было распределиться между нами поровну. Но низкий рост не мешает Беатрис быть невероятно упрямой, что она и демонстрирует, пробиваясь сейчас в толпе Эрудитов к главному зданию. Хотя, "пробиваясь" - неточное выражение, люди расступаются перед ней, поражённые её наглостью. Я спешу следом, стараясь не слишком приближаться. Надо сказать, я не узнал бы её, если бы не характерная подпрыгивающая походка, которая осталась ещё с детства, когда она ни минуты не могла устоять на месте. Сейчас её чёрная одежда слишком обтягивающая, волосы собраны в хвост, а не в скромный узел на затылке, движения перестали быть неуверенными - она выглядит как Бесстрашная, и Эрудиты спешат убраться с её пути. Перед входом в библиотеку она замирает, словно для того, чтобы сделать вдох, стягивает с хвоста резинку и встряхивает головой, чтобы волосы рассыпались по плечам, а потом толкает тяжёлую дверь. Интересно, что она станет делать внутри. Я тихо вхожу следом, не привлекая внимания. Беатрис оглядывается по сторонам и направляется прямо к сотруднику библиотеки, чей стол расположен под огромным портретом Джанин и девизом нашей фракции: "Знания ведут к процветанию". Она что-то спрашивает напряжённым голосом. Мне не слышно, поэтому я пытаюсь незаметно подобраться ближе. Библиотекарь бубнит, не поднимая головы. Беатрис же не рассчитывала на тёплый приём? Внезапно она с силой хлопает по столу ладонью. Все, кто находятся в зале, отрываются от своей работы. Это уже переходит границы. Полагаю, пора вмешаться. - Беатрис, - зову я сестру. Она оборачивается, и на миг её лицо искажается, словно у маленькой девочки, которая собирается заплакать. Да, она могла надеть другую одежду, распустить волосы, но внутри она осталась всё той же младшей сестрёнкой, которая нуждается в моей защите. За секунды, пока Беатрис стремительно двигается ко мне, я впитываю её новый образ. Когда она прижимается, обнимая, моё тело каменеет. Ничего не могу с этим поделать - она слишком близко. - Ты сделала тату, - говорю я, потому что не могу удержаться. То, что сразу бросилось в глаза, - три летящие птицы, словно нарисованные чернилами на некогда девственно чистом листе её белой кожи в слишком низком вырезе футболки. Вероятно, это не те слова, которых она ожидала, потому что Беатрис отстраняется, делает шаг назад и оглядывает меня, прищурив глаза. - Ты носишь очки теперь? Зачем, Калеб, твоё зрение идеально? В её голосе слышится презрение, которого я не заслуживаю. Возможно, она не знает, что очки - такая же часть образа для Эрудитов, как татуировки и пирсинг для Бесстрашных. Интересно, она уже решилась что-нибудь себе проколоть? По крайней мере, не на открытых частях тела. Я замечаю, что находящиеся в зале Эрудиты недовольно смотрят на нас - мы мешаем работать. - Пойдём, - говорю я, беря Беатрис за руку. Её ладонь такая маленькая в моей руке. Мне хочется убраться отсюда как можно быстрее. Разговоры и осуждение неизбежны, но пусть хотя бы они настигнут меня позже. Я направляюсь в место, которое раньше было парком, через дорогу от библиотеки. Здесь, в тени гигантской покрытой ржавчиной скульптуры, мы не будем так бросаться в глаза. Снимаю дурацкие очки, потому что они мешают мне разглядеть Беатрис. Она выглядит расстроенной. Полагаю, сестра не стала бы искать меня без веской причины. Мне становится не по себе. Я должен спросить её, что случилось, но я не могу. Страх заполняет меня, как кислота лабораторную колбу. Сестра тоже молчит. Наконец, эта неловкая ситуация становится невыносимой. - Что ты здесь делаешь? - спрашиваю я. Беатрис бормочет нечто невразумительное о том, что хотела домой, а я оказался ближе всего. Значит, с ней всё в порядке, это всего лишь каприз? Она сбежала из своей фракции, поставила под удар меня - ради детской причуды? - Ты не слишком рад меня видеть! - говорит Беатрис обиженно. Она ведёт себя как ребёнок, не понимая, что на кону не только её и моя жизнь. Я хочу её успокоить, поэтому делаю над собой усилие и кладу руки ей на плечи. Грубый материал чёрной куртки под моими пальцами кажется таким надёжным. - Я рад нашей встрече. Просто это не разрешено. Есть правила. Беатрис упрямо мотает головой. - Мне всё равно, - говорит она. - Мне всё равно, понимаешь? Конечно, ей всё равно. Она никогда не несла ни за кого ответственности. Она ведёт себя как эгоистка. Но ругаться сейчас не имеет никакого смысла. Ведь я всё ещё любящий старший брат. - Может, тебе не должно быть всё равно? - спрашиваю я ласково. - Я бы на твоём месте подумал, как избежать проблем с твоей фракцией. - Что это значит? - она поднимает взгляд. Только сейчас я замечаю следы синяков и ссадин на её лице. Но вместо жалости эти отметины Бесстрашных вызывают у меня гнев. Она сама напросилась! Разве не должна была она всё обдумать до того как выбрать путь? И теперь она прибежала плакаться ко мне? Что я должен сделать? Разве я могу что-то изменить? Приходится наклонить голову, чтобы скрыть злость в моих глазах. - Я не хочу, чтобы ты пострадала... Но она уже пострадала. Бесстрашные жестоки, я вижу это по её лицу. Если она не справится, то присоединится к бесфракционникам, станет изгоем на всю жизнь. Стоило ли оно того, Беатрис? Я, правда, желал бы помочь, но теперь это не в моих силах... Не хочу, чтобы сестра злилась на меня. Она стоит передо мной, поникшая, но не сломленная, готовая прильнуть ко мне в поисках тепла. Мне жаль, сейчас неподходящее время и ещё более неподходящее место. - Что случилось с тобой? Беатрис уже снова закрылась, ушла в себя, нацепила личину гордости и упрямства. - Ничего. Ничего со мной не случилось. Но она не сбегает, как обычно. Стоит, переступая с ноги на ногу. Значит, всё же что-то случилось. Я не знаю, как спросить её... - Думаешь... Думаешь, ты сделала правильный выбор? На самом деле мы оба понимаем, что сейчас пути назад для нас нет, поэтому мой вопрос не имеет смысла. - Я не думаю, что такой выбор был, - отвечает Беатрис. - А ты? Что она имеет в виду? Думаю ли я, что у неё был другой выбор? Разумеется. Она могла остаться в Отречении, под защитой матери и отца. Она достаточно умна, чтобы выбрать Эрудицию, и тут уже мне пришлось бы приглядывать за ней. Снова. Возможно, она спрашивает, уверен ли я в своём выборе. Я оглядываюсь на людей, которые проходят мимо. Все они спокойны, полны достоинства. Каждый Эрудит делает что-то на благо всего общества: в школе, в больнице, в лаборатории, изобретая нечто новое или улучшая старое. Я хочу быть среди них. Ни в одной фракции я не чувствовал бы себя на своём месте, кроме Эрудиции... Беатрис хватает меня за руку и куда-то тащит. Мы оказываемся с другой стороны скульптуры, скрытые от посторонних глаз ржавым металлом. - Что происходит? Теперь она нападает. Мы словно поменялись ролями. Дома я был сильнее, я должен был защищать её, потому что я старший, я мог притворяться идеальным ребёнком, а она - нет... Сейчас она смотрит мне прямо в глаза, требуя ответа. В Отречении девушки не должны так себя вести... но она Бесстрашная. Взгляд Беатрис так похож на взгляд нашей матери, что это заставляет меня чувствовать неуверенность. Мои ладони горят. Ледяной холод металлической скульптуры, о которую я вынужден опереться, пронзает насквозь. Я едва могу устоять на ногах. - Что-то серьёзное происходит, Беатрис. Что-то не так, - произношу я против своей воли. Обращаюсь к сестре, но вижу на её месте маму. - Люди шепчутся, а Джанин почти каждый день произносит речи о развращённости Отречения... Я высказал своё беспокойство, и становится немного легче. В то же время я понимаю, что сведения прозвучали не по адресу. Если только Беатрис найдёт возможность связаться с мамой... Но она возмущённо спрашивает: - И ты ей веришь? - Нет! - это первый пришедший в голову ответ. Потом я вспоминаю бледного мальчика в окне дома Маркуса. - Может быть. Не знаю... Я дезориентирован. Если история с сыном Маркуса правда, то почему не может оказаться правдой всё остальное? Мои родители так много скрывают... - Я не знаю, чему верить, - признаюсь. Теперь я жду от Беатрис утешения, потому что мой мир расколот, а она - всё, что осталось от прошлой жизни. Она единственная не лжёт мне, все её мысли как открытая книга. Были, поправляю себя, теперь она тоже меняется. И доказательство тому - её строгий вид, когда она начинает отчитывать меня. - Нет, знаешь! Ты знаешь, кто твои родители. Ты знаешь, кто твои друзья! Она уверена в себе, готова отстаивать свою точку зрения - это другая Беатрис, с которой придётся мириться. - Папа... думаешь, он продажен? - с жаром доказывает она. Жаль, что я не могу сказать пару слов, и Беатрис поверит мне, как раньше. Жаль, что я не знаю таких слов - я сам теперь ни в чём не уверен. Кроме одного: я должен быть среди Эрудитов. - Как много я знаю сейчас? Как много я знал до этого? Мы не могли даже задавать вопросы за обедом, Беатрис! Я не смогу убедить её. Для неё знание само по себе - не ценность. Но я хотя бы попытаюсь. - ...Нам было запрещено ЗНАТЬ. А здесь... Я смотрю вверх, на скульптуру, словно там записаны правильные слова, которые помогут убедить мою сестру. - Здесь доступ к информации свободен, информация всегда под рукой. Вот что важно: когда ты владеешь информацией, у тебя есть возможность делать ВЫБОР. Беатрис снова доказывает, что она моя сестра, и достаточно умна, чтобы быть среди Эрудитов. Она приводит аргумент, над которым я и сам размышлял. - Это не Искренность. Здесь есть лгуны, Калеб... Она ошибается только в одном: лгуны есть везде. Наши родители точно так же лгали нам. Если делать выбор между ложью в Отречении и ложью в Эрудиции, я выбираю Эрудицию. - Здесь есть люди, которые настолько умны, чтоб знать, как манипулировать тобой, - продолжает Беатрис, снова напоминая нашу маму. Я знаю, кого она имеет в виду. Я должен дать ей понять, что в состоянии себя защитить... когда мне позволяют думать своей головой. - Ты считаешь, я бы не понял, если бы мной манипулировали? Я изучал тему манипуляций тайком ещё с детства и практиковался на тебе, Беатрис. Правда, не всегда успешно. - Если они настолько умны, как ты считаешь, тогда нет, ты бы не понял, - качает головой она. Конечно, я не считаю себя умнее всех. Но всё же тех, кого я готов поставить выше себя, не так много. Даже лидер фракции, стоящий всего на ступеньку ниже Бога, имеет свои уязвимые места, я в этом убедился. - Ты понятия не имеешь, о чём говоришь, - качаю головой. Беатрис фыркает: - Ну да, откуда бы мне знать... Но, по крайней мере, я знаю, где моё место, Калеб... "Я тоже знаю, Беатрис," - хочу сказать, но молчу. Странно, что я не могу найти аргументы, чтобы убедить младшую сестру. Я, который побеждал в школьных дебатах, теряюсь перед ней, боясь открыть рот. - Ты решил пренебречь тем, что мы знали всю жизнь, - с жаром доказывает она. - Эти люди... Эрудиты... высокомерные и жадные. Ни к чему хорошему это тебя не приведёт! Я могу только кусать губы, глядя на её раскрасневшиеся щёки и пряди волос, развеваемые ветром. Она напоминает какую-то древнюю женщину-воина, портрет которой я видел в книге. Но в то же время она всё ещё моя младшая сестра, и я должен заботиться о ней. Поэтому я говорю: - Тебе лучше уйти, Беатрис. С каждой минутой, проведённой здесь, она испытывает терпение Джанин, которой, я уверен, давно доложили о том, что происходит. Я вижу боль в серых глазах, когда Беатрис думает, что я прогоняю её. Но она тут же воинственно вскидывает подбородок: - С удовольствием! Она обижена и отворачивается, чтобы покинуть меня, но потом что-то заставляет её обернуться. - Вряд ли тебе интересно, - произносит Беатрис со всем возможным ядом, немыслимым для Отречённой, - Но мама просила передать, что ты должен исследовать сыворотку для симуляции... Такого я не ожидал. Как? Почему? Не может быть, чтобы мама посвятила Беатрис в подробности плана, иначе та не вела бы себя так глупо! Но почему мама не связалась со мной сама? Неужели с ней что-то случилось? - Ты её видела? - спрашиваю я сестру. - Почему она не... - Потому что! - выкрикивает Беатрис. - Эрудиты запретили Отречённым приближаться к своему сектору. Разве ты не владел этой информацией? И пока я стою с бессильно раскинутыми руками, она протискивается мимо и уходит... Чувство потери захлёстывает меня. Как будто я упустил важную деталь, и теперь внутри разрастается пустота. Я знаю, чем заполнить эту пустоту - новой информацией. Мама дала мне задание, пусть и через Беатрис, значит, я должен выполнить его. Исследовать сыворотку моделирования...