Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты,
Как мимолётное виденье,
Как гений чистой красоты.
В томленьях грусти безнадёжной,
В тревогах шумной суеты,
Звучал мне долго голос нежный
И снились милые черты.
Шли годы. Бурь порыв мятежный
Рассеял прежние мечты,
И я забыл твой голос нежный,
Твои небесные черты.
В глуши, во мраке заточенья
Тянулись тихо дни мои
Без божества, без вдохновенья,
Без слез, без жизни, без любви.
Душе настало пробужденье:
И вот опять явилась ты,
Как мимолётное виденье,
Как гений чистой красоты.
И сердце бьётся в упоенье,
И для него воскресли вновь
И божество, и вдохновенье,
И жизнь, и слезы, и любовь.
Александр Пушкин
• • •
Чонгук никогда не жаждал с кем-то встречи до такого состояния, как сейчас. Его тело пылает как снаружи, так и внутри, скручивая все внутренности. Ладони изрядно потеют лишь при одной мысли о будущей встрече, при одной мысли о Маиуре. Бросает то в холод, то в огненный жар. Мороз щиплет за обнаженную кожу под курткой, обостряя и так неясные ощущения. Чонгук выдавливает из мотоцикла максимум, тот рычит громко и оглушительно, но звуки на скорости пролетают мимо. Мощный поток воздуха давит на всё напряженное тело, заставляя одежду обтянуть конечности, как вторую кожу. Перед глазами ещё быстрее прошлого мелькают огни украшенных магазинов и фонарей. На дорогах появилось больше машин, и улицы заполнились людьми. Чонгук не останавливается на красный свет, на полной скорости проезжает посередине дороги по полосе, а другие водители даже не успевают понять, как след Чонгука простывает. Чувство, осознание, что он сможет спустя такое долгое время увидеть его, сводит с ума. Как же долго они не виделись, как же долго они не слышали друг друга, как долго Чонгук этого хотел, не осознавая. Хотел и тогда, когда мысли о нём исчезли на все четыре года. Он ясно чувствует, как бешено бьётся его сердце при одном воспоминании, как тянет внизу живота от волнения. Хочет и сейчас увидеть Маиура. Мотоцикл едет на большой скорости, объезжая машины с рёвом. Мысли заняты лишь предстоящей встречей, и Чонгук не замечает, как по неосторожности чуть ли не врезается в чужую машину, проезжающую по перекрестку улиц. Он давит на тормоз с режущим звуком колёс, как в тумане тормозит в сантиметрах от транспорта. Сам подлетает на месте, делая полукруг при остановке и ногой касаясь земли. Водитель машины открывает дверь, начиная сходу материть, не успев выйти, однако Чонгук не обращает внимания, по новой заводит двигатель и, не смотря по сторонам, газует дальше, обдавая возмущённого незнакомого мужчину горячим воздухом и оглушительным рёвом мотора. Он не ощущает окружающего мира, едет, опираясь на память и инстинкты тела, мыслями вообще не здесь. Его глаза не видят дорогу, он смотрит будто сквозь неё. Карие глаза, губы в форме сердца, милая квадратная форма улыбки. Маиур — имя одного человека, засевшего в голове. Цифры разлуки туманят сознание, и Чонгук мечтает их сейчас сократить. Воспоминания о первой встрече проносятся перед глазами. Приятная неожиданность сюрпризов, появлявшиеся тайно. Их последний вечер, где истории рассказывали лениво. Дружбу без секретов, но ранимую быстро. Сейчас он летит стремительно, лишь бы успеть, и представляет долгожданную встречу перед тем, как заглушить мотор. Чон останавливается у бордюра, ставя шлем на сиденье. Он оглядывается по сторонам, видя множество людей. Улицы все готовы к празднику, светятся, как и он. На его лице нет улыбки, которая есть внутри, отражается лишь тревожность. Он идёт быстрым шагом к переходу, будто околдованный. Его тело пробивает электрический разряд, когда на светофоре красный свет для пешеходов. Он остолбевает, задерживая взгляд на нём, не ощущает около себя людей, никого. Ветер играется с его волосами, лезет под одежду. Тяжесть — вот что он чувствует. Волнуется, сам не зная почему. Встреча вроде как обычная, несмотря на время. Тогда из-за чего? Чонгук заколдовано переводит взор на ту сторону дороги и перестает делать рваные вдохи. Маиур. Он смотрит прямо на него. Спокойно глядит в глаза, засунув руки в карманы чёрного пальто. Чон делает глубокий вдох, ибо воздух в лёгких закончился. Старательно отрывает взгляд от чужих глаз, глотая ком в горле, рассматривает мужчину. Первая мысль приходящая на ум: изменился. Чонгук помнит Маиура на фото в телевизоре, где он суров и уверен, и помнит Маиура из прошлого. Прошлого, где тот был с огоньком жизни в глазах, говорящего о планах на будущее, однако сейчас… Маиур выглядит совершенно по-другому. С тем же, что на фото — безразличным взглядом или, как Чонгук сразу понял — уставшим. Он помнит, каким Маиур приходил с работы к нему, чтобы отдохнуть от всех навалившихся дел. Хорошо помнит, когда Маиур пришел разбитый отказом. Тогда его карьера только начинала завязываться.Прошлое.
Чонгук стоит у плиты на кухне, маленькой, но уютной съёмной квартиры в небольшом переулке пригорода Сеула. Как обычно, готовит ужин после душа. Сегодня вечер пятницы, пары в этот день самые лёгкие, а в конце ещё была история с очередным интересным сюжетом мира. Квартира, пускай и небольшая, но в ней помещается спальня с двухспальной кроватью и достаточно большая ванная комната, да и аренда по карману студенту. Чонгук, пробуя на вкус диетический коктейль, вспоминает на пару секунд родителей, которые предложили ему эту квартиру недалеко от школы. Их семья не так уж и богата, как думают окружающие, и в особенности его фанаты. Его отцу пришлось тяжко работать на взнос для этой квартиры. Прошло уже полтора года после последней оплаты, и уже нужно вновь платить сразу за полтора года вперёд. Чонгук имеет две подработки, где каждый будний день работает с пяти вечера до десяти, а в выходные с шести до двенадцати в магазине кассиром. Его брендовая одежда заработана тяжёлым трудом родителей, а оплата нормальной квартиры, которую не могут снять половина студентов — бессонными ночами. Конечно же, рассказывать об этом кому-то из колледжа будет большой ошибкой, сплетни разлетятся за пять минут. Поэтому и все думают, что Чонгук из семьи миллионеров, раз их не видели, а их сын выглядит как модель известного бренда. Чон и не стремится к этому, незачем, внимание не особо нужно. Он постукиват ложкой о край кастрюли, стряхивая капли супа, и вдруг по квартире раздается трель дверного звонка. Чонгуку никого не ждёт, но, видимо, кто-то решил его навестить. Оставив ложку на столешнице, вытирая руки по привычке, идёт к входной двери. Глазка нет, и приходится открывать, не зная, кто там, а спросить парень не удосужился. Распахивает дверь наполовину, за ней показывается белая опущенная макушка. — Хён? — узнать Маиура проще всего, его внешность прекрасна, в особенности — волосы, которыми старший гордится больше всего. Чонгук отпускает ручку двери, давая проход старшему, но тот продолжает стоять на месте, скрывая глаза. — Эй, ты чего? Заходишь? — спрашивает Чонгук, бегло осматривая мокрую одежду. Перед началом зимнего сезона идут дожди. И с утра до ночи льёт как из ведра. Чонгука больше его интересует, почему Маиур заявился так поздно и не в настроении. Больше вопросов появляется, когда старший поднимает голову, не скрывая своих красных глаз и крупных капель слёз. — Хён, не реви, застудишься, — Чонгук затягивает того внутрь тёплой квартиры и только при касании чужого запястья ощущает холод. Снимая с плеч старшего промокшую насквозь куртку, Чонгук не задаёт вопросы, а проводит того в ванную. — Хочешь что-то выпить? — Маиур недовольно косится на него, продолжая стоять, будто не свой, посередине комнаты, пока Чонгук достает полотенце. — Чай, кофе, молока? — поправляет сам себя. — Хотя можно и соджу. Подшучивает, но при взгляде на Маиура весёлое настроение уползает. Старший весь заплаканный, взгляд расстроен и молча даёт Чонгуку вытирать свои влажные волосы. А раньше протестовал против таких резких манипуляций с волосами. Чонгук меняется в лице, понимая, что сейчас не до шуток. — Что случилось? — аккуратно спрашивает младший, зная о лёгкой ранимости старшего. Маиур откидывает полотенце и шмыгает носом, вновь не в силах сдержать чувства. Чонгук подходит ближе, притягивает к себе в объятия. Чон чувствует, как быстро бьётся чужое сердце в груди, как тяжёлые всхлипы сотрясают расслабленное тело. Оттого, что всё это издает близкий ему человек, самому на душе становится больно. Чонгукова рука проходит по жемчужным прядям волос, поглаживая и успокаивая. Обнимаются они нечасто, но длительно и нежно. Чонгук наслаждается таким контактом. Растворяется в чужих руках, как сейчас Маиур, уткнувшийся в плечо и крепко обнимающий. Они стоят так долго, по ощущениям — очень, футболка уже намокла, когда старший пришел в себя. Хватка ослабла, и Маиур первый отстранился, протирая щёки тыльной стороной ладони. Продолжая смотреть в пол, на свои ноги или белую плитку, он подходит к раковине и умывается. — Тебе бы ремонт тут сделать, — снова повторят эту фразу Маиур, по которой можно сказать, что он точно пришёл в себя. Чонгук не отвечает, молча шагает за старшим, идущим в кухню. Брюнет задумывается о причине такого внезапного взрыва эмоций. По красным глазам Маиура ясно, что он долго плакал. Значит, произошло что-то действительно очень серьёзное. Маиур ранимый, но почти всегда не принимает всё близко к сердцу. Чонгук выучил его, как стихотворение, наизусть, лишь каждый раз перечитывает, оно ведь действительно прекрасно. Старший садится за стол, продолжает молча глядеть пустым взглядом в пол, а Чонгук спешит к кастрюле, из которой выползает пена. Младший открывает холодильник, беря оттуда банановое молоко, под наблюдением Маиура. Старший не удивляется, когда видит в холодильнике штук пять бутылок молока. А Чонгук про себя напоминает, что нужно бы пополнить запасы. Наливает молоко в стакан, а себе доделывает коктейль и садится напротив также в тишине. Когда Маиур делает глоток прохладного напитка, будто выдавливает из себя несчастные слова: — Меня уволили, — Чонгук ощущает, как нелегко дались Маиуру эти слова, но не спешит, ждёт. — Сказали, что я вальяжно отношусь к работе и мои ребята ничего не знают! — по чонгуковому телу проходит дрожь, когда под конец Маиур повышает низкий голос. — Забей, — отрезает младший. — Повтори? — Говорю, — Чонгук знает, что лучше бы сказать слова поддержки, но лучшим вариантом для Маиура будет забыть об этом. Потому что старший тяжело отпускает прошлое, какое оно бы не было. — Забей. Эти старые директора недостойны тебя и твоих знаний, оставь уже их в прошлом, не нужно спорить с ними, они всё равно не поймут твою точку зрения. Маиур глядит, кусая губу, прислушиваясь. Он ведь действительно хотел пойти отвоёвывать своё место, но Чонгук прав, коллектив хоть и не плохой, но начальство ужасное. С первого дня был как на иголках из-за директора. Всё ему не нравилось, и, наверное, продержался он так долго, почти три года, благодаря хорошему портфолио. — Но теперь я вовсе без работы, — грустно высказывает факты Маиур. Карьеру он потихоньку начинает, однако заработка первые полгода не будет наверняка, а другой работы, кроме той, что была, нет. — И денег надолго не хватит, ещё и за квартиру скоро платить… — он кладёт локти на стол, впутывая пальцы в длину влажных волос. Чонгуку сразу приходит идея, но он боится её озвучивать, зная, что получит отказ от Маиура. Он был бы не против, если бы старший переехал жить к нему. Квартирка маленькая, да, но поместит две души. Кровать они уже не раз делили, не один раз ужинали вместе и не один раз проводили время вдвоём. Вообще, Чонгук хотел бы иметь соседа, всё веселее и не одиноко, со своими минусами, конечно. Не говорит, потому что знает, как отреагирует Маиур, что скажет, но рискует. — Давай ко мне, будем жить вместе, — невзначай говорит он, но сам волнуется ужасно. Маиур хмурит брови, грозно глядя уже не такими красными глазами, открывает рот, однако ничего не произносит, будто передумал. Чонгук с какой-то надеждой смотрит в карие глаза напротив, необычно сочетающиеся с жемчужной шевелюрой. Старший некоторое время подозрительно молчит, запутывая младшего, то ли специально, или реально задумываясь над предложением. А предложение младшего выгодное. Оплата квартиры пополам, что уже легче для обоих; бюджет на пропитание общий, места немного, — в тесноте, да не в обиде, — как говорится; и свободное время можно будет в компании проводить. Чонгук не раз предлагал съехаться, но Маиур отказывался, говоря, что младший растёт и ему нужно много пространства. Глупо как-то, Чонгуку и так вполне всего хватает. Сам зарабатывает, так почему бы не начать жить вместе с лучшим другом? Но старший постоянно находит какие-то отговорки, только не понятно зачем. Сейчас же, наверное, будь то другая проблема, связанная с не финансами, Маиур, не задумываясь, отказался бы. Но он соглашается, знатно удивляя Чонгука. — Только ненадолго, пока не найду работу, — ставит условие он. Чонгук подрывается со стула и подходит к холодильнику, вытаскивая оттуда бутылочку виски. Маиур бросает: «Ого» и заливается смехом из-за смешного выражения лица младшего, который всем своим видом твердит: «Видишь, какое дорогое чудо будем пить», а у самого глаза уставшие от всего мира. Чонгук резко ощущает тоску в груди, тянущую за ниточки. Ему хочется одновременно и плакать, и радоваться, и поскорее перейти на ту сторону дороги. Однако светофоры в Корее долгие. Нужно ждать тридцать секунд, а у Чона ноги от нетерпения топчутся на месте. Он не выдерживает, окружающий мир исчезает, сосредотачиваясь ещё больше на одном человеке. Его ноги начинают двигаться сами по себе, и он не замечает, как уже бежит. Не слышит, как со скрипом тормозят машины, ни сигналы машин, не видит, как шины оставляют после себя следы. В его глазах только фигура впереди, и взволнованный голос кричит ему: «Дурак!». И Чонгук с ума сходит от знакомого голоса. От того, как чужие, но за все года родные, уста произносят его старое и забытое прозвище. Он за считанные секунды оказывается там, около него. В метре от Маиура. Видит вблизи большие глаза, карие радужки, знакомые до бесконечности черты. Дыхание задерживает и спускается взглядом ниже. Такие же губы, нос всё тот же, лишь волосы другие… Чонгук глубоко вдыхает и впервые за года обращается к нему: — Ты даже не постарел, хён, — он не задумывался над тем, что сказать, просто произнёс, что пришло первое в голову. Маиур замолкает, и Чонгук понимает, что тот только что говорил что-то, а он пропустил мимо ушей. На него смотрят, и он смотрит, начиная думать, что действительно сказал что-то обидное. Маиур ведь не принимал такие слова от младшего близко к сердцу, неужели что-то изменилось? Чонгук начинает нервничать, глазами вновь бегает по чужому лицу, а Маиур глядит внимательно, подмечая, что Чонгук внешне уже не тот мальчишка. — Успокойся, — мягко, но серьёзно произносит Маиур. Чонгук переводит глаза в чужие, слушая внимательно. — Ты хоть понимаешь, что только что сделал? Спрашивает старший, и Чонгук оглядывается: он на другой стороне. В воспоминаниях пролетают неосознанные моменты, и он поражается. Сам легкомысленно чуть ли не бросился под колёса. Но это мало его волнует, забивает болт сразу, главное, что он вновь удивил Маиура. — Ты из ума выжал? Следи за светофором, идиот! — ещё раз оскорбляет, но Чонгук ликует от его слов. Забывает обо всём, говоря следующее: — Пошли, прогуляемся, — глазами указывает и, видя одобрение кивком головы, шагает вперёд по улице в унисон со старшим. Они идут молча, Чонгук наслаждается этим, рассматривая старшего. Маиур смотрит вперёд, вовсе не напрягаясь от тишины. Почему-то Чону кажется, что не было никаких четырёх лет. Кажется, что они просто, как обычно, вышли погулять без какого-либо повода. Но новости есть у обоих, много чего изменилось. Например — волосы Маиура. Чонгук не понимает никак, зачем было изменять цвет, старший ведь так любил свои родные белые. — Хён, — не выдерживает Чонгук и ловит на себе умиротворенный взгляд Маиура. — Зачем ты покрасил волосы? Старший отворачивается, прежде чем ответить: — Я не хотел, чтобы люди знали о моём настоящем цвете, — Чон вскидывает брови в удивлении, не веря услышанному. Маиур не хотел, чтобы весь мир знал, чем он гордится с самого детства? Взял вот так просто и перекрасился в обычный цвет? Чонгук верит, но сомневается что-то, наблюдая за растерянным лицом. — Что ты делал после моего отъезда? — интересуется младший, продолжая рассматривать Маиура. Чонгук помнит и всегда будет помнить тот день. Они тогда смеялись от души и будто в последний раз. Что сейчас изменилось?. Он постарается вернуть всё прошлое. — Через месяц смог найти компанию, там всё пошло своим чередом: первая реклама, первые деньги, потом как-то выпустил песню, — отвечает старший, не отрывая глаз от улицы, и Чонгук, всё ещё не отойдя от прошлого шока, вновь удивляется. — Песню? — он вспоминает всё связанное со старшим, но ничего не помнит о музыке. Да, Маиур любил её слушать, слушал каждый день после работы, слушал, когда они жили некоторое время вместе. Но о том, что ему нравилось петь, никогда речи не было. Чонгук ещё раз убеждается, что тот изменился очень сильно. — Она стала популярной за короткое время, скорее всего, ты её слышал, но не обратил внимание, — дополняет Маиур. — Тогда включи её, — просит, но даёт понять, что отказ не принимается. — Я её не слушаю и в плей-листе её у меня нет. — Так в интернете найди, — подкидывает варианты Чон, поражаясь Маиуру. Старший записал свою песню, та вышла на первые площадки. Если это так, то она есть почти у половины Кореи, но не у автора. Маиур вздыхает от напора и достаёт свой телефон из кармана пальто под наблюдением младшего. Чонгук бы и сам смог найти её, скажи Маиур название и заряди он свой мобильник, тот ещё и остался дома, валяется где-то. А послушать первое произведение хёна хочется прямо сейчас, когда они гуляют по зимнему городу при искусственном освещении ночью, когда половина граждан находится в своих теплых домах и улицы почти пустуют. Чонгук отвлекается от своих мыслей приятной мелодией песни с лёгкими переборами гитары. Взгляд цепляется за телефон в руках, где высвечивается видео с названием песни и буква «V» с какими-то английскими словами. Но их Чонгук не читает дальше, останавливаясь на одной букве, вслушивается в песню. Лиричная, прекрасная, с тихим голосом, будто колыбельная, с завораживающими куплетами и длиной нот. Чон не замечает, как музыка заканчивается и идёт повтор. Приходит в себя только тогда, когда пальцы Маиура останавливают второй круг и прячут телефон обратно. — Очень красиво… — восторженно дарит комплимент, шагая следом. — Но ты ничего не понял, угадал? — улыбается слабо старший и Чонгук в который раз за это время удаляется от мира. Он видит, как уголки губ Маиура поднялись вверх, вновь и вновь прокручивая этот момент в голове. Приходит в себя, когда тишина затянулась и отвечает, чуть возмущаясь. — Что? — его брови сводятся к переносице, но, сам того не подозревая, выглядит мило. — За языком следи. — На такую угрозу Маиур начинает смеяться, поглядывая на недовольного младшего. Чонгук по новой зависает, но уже на пару секунд и сам заражается смехом. — Я пытался, но не получилось. — Оправдывает себя Чонгук. — А как же ты собеседования проводишь с английскими сотрудниками? — спокойно, без смеха спрашивает хён. Чонгук имеет много связей в Корее, так и за её пределами. Ездит в командировки, раз на три-четыре месяца, может больше, если того требуют обстоятельства, но лишь с переводчиком. Это, конечно, не очень удобно, было бы лучше самому знать английский язык, без которого сложно обойтись в новых странах. Но тот не идёт на уступки и не усваивается в голове. В итоге, Чонгук забил хрен на знание английского и то время, которое бы мог посвятить изучению языка, потратил на работу и саморазвитие. — Нанял переводчика, — отвечает Чонгук. — Он как раз мой секретарь, всегда со мной, но не очень удобно таскать его с собой в магазины. — Как обстоят дела в бизнесе? — вопросы в основном были о работе, Чонгук тоже интересовался делами. Узнал, что Маиур снимался в кино, даже озвучивал какие-то мультфильмы. Сам переехал из Сеула в Тэгу после его отъезда, где первые месяцы жил у родителей в поисках работы. Карьера тогда была не очень, редкие фотосессии для какого-то неизвестного бренда, та же озвучка была всего-то раза два, ибо его герой умер. Стояла карьера на месте, не двигалась, и Маиур решил найти временную работу. Потом, по его словам, когда он гулял зимой вечером, блуждая по улице и отдыхая, его скрытно сфотографировал какой-то человек и выложил в интернет. Одна единственная фотография разлетелась повсюду, и, кажется, её видел каждый человек, потому что когда он на следующий день пришёл в кафе, с ним захотели сфотографироваться. А вечером подошёл очередной человек и сказал, что это его рук дело и предложил поучаствовать в фотосессии известного бренда. Вот тогда карьера и пошла вверх. — А в командировку зачем едешь? — задал новый вопрос младший. Маиур в тот момент повернул голову в сторону кафе, где на вывеске был аппетитный круассан, и предложил перекусить, совсем забыв о заданном вопросе. Когда они вошли, над дверью мелодично звякнул колокольчик, сообщая о посетителях. Внутри было тепло и мило украшено. У входа стояла наряженная ёлка, впереди место с кассой, оставшееся место занимают столики. Стоя у кассы, над которой была вывеска с меню, Чонгук спросил: не изменились ли вкусы у старшего. Тот ответил: нет, с лёгкой улыбкой на лице и, полагаясь на выбор младшего, двинулся к вешалке, оставляя там своё пальто. Чонгук просмотрел весь ассортимент и остановился на чёрном чае с круассаном и для себя не очень горькое кофе с маффином. Увидев Маиура, сидевшего у большого окна в потолок, оставил верхнюю одежду там же, где и старший, и присел напротив, откидываясь на спинку стула. — Куда ты уехал? — он наслаждался тишиной, прерываемой только звуками за стойкой, где молодая девушка в красной шапке с помпончиком делала напитки. Он расслабился, только смотрел на улицу за стеклом, пока Чонгук откровенно пялится на него. — Во Францию, — спокойно ответил Чон. Его глаза не слушаются, знает сам, что нагло рассматривает старого друга. Но что ему мешает, правильно? Давно же не виделись, интересно же. Разглядывает каждую точку на лице Маиура, вспоминая прошлые годы. — Францию? — переспросил старший довольно тихо, как для того, кто удивился. — Ты английский проклинал, а тут французский. — Мне дали переводчика, — поджал губы в полоску, наконец-то переводя взгляд на окно. — Мне не очень там понравилось, ощущал себя не в своей тарелке, и сразу по приезду закидали работой. Всё, на что я успел посмотреть — это ночные улицы и на память запомнить номер, в котором жил. — И долго ты там пробыл? — Месяца четыре, после вернулся в Пусан и снова нагрузили работой. Тогда, кстати, я работал моделью, ужасные условия были, поэтому я ушёл. — Вспоминая все свои трудности в начале пути и что он имеет сейчас, можно смело сказать, что грязные стены и полы во Франции и Пусане того стояло. — А потом? — Маиур слушал внимательно, уже глядя на Чонгука. К их столику принесли заказ и разговор продолжился. — Я тогда решил, что нужно открыть свой бизнес, и раз учился на дизайнера одежды, то и бизнес должен быть основан на нём. — Чонгук сделал глоток кофе. — Накупил всякой ткани на заработанные деньги на фотосессиях и всё нужное, и сотворил первый свой женский костюм. Он был неидеальный, где-то нитки торчали и швы неровные были. Я его продал. Купили его быстро, а дальше всё давалось с трудом. Неожиданно появлялись заказы, и я не успевал, ночами горбатился за столом, но ни о чём не жалею. Пока Чонгук вспоминал всю ту работу, проделанную благодаря титаническим усилиям, Маиур доел круассан, слушал дальше, попивая кофе. Чонгук не жалел, не жалел тогда, неделю назад, но не сейчас. Внутри мечутся неясные чувства и больно скребут по рёбрам. Не понятно, почему болит в груди при взгляде на Маиура, на его силуэт, на его волосы, лицо, глаза… Тяжко дышать, но приятно вдыхать шлейф дорогого одеколона. Но сейчас, путаясь как будто в этих взлохмаченных волосах напротив, что так отображают его мысли и чувства, понять для себя может только одно: он жалеет. Что уехал, что оставил, забыв всё то, что было, все те моменты горя и радости, истории из жизни и много чего ещё. От этого появляется чувство вины, та, что скребёт по рёбрам. Чонгук заливает в себя остатки кофе. В последнее время кофе заменяет еду. Часто пропускает свой сбалансированный завтрак, выпивая натощак кружку чёрного. Обед может пропустить, в зависимости от того, есть ли время или нет. Ужин… А что ужин, как всегда — нет. Приходит с работы поздно, если вообще приходит, и сразу спать. — Ты похудел, — после окончания рассказа младшего, говорит Маиур. — В последнюю нашу встречу у тебя были хоть какие-то щёчки, а тут только острые скулы выделяются. Старший вновь устремляет взгляд на улицу за окном. — Похудел? Возможно… — соглашается Чонгук и доедает последнюю печеньку, также начиная разглядывать улицу. Они долго сидят в тишине, на фоне играет музыка, которую Чон только сейчас заметил. Сейчас в его голове пусто, и это так расслабляет — отдыхает без лишних мыслей. В один момент, на долю секунды, в пропитанном разными запахами воздухе кофе, Чонгук улавливает нежный аромат. Приятно щекочущий лёгкие и до жути навевающий прошлое. Сладкая ваниль, не такая насыщенная, как раньше, без той оседающей на языке сладости, но осевшей в душе. Чон чуть глаза не закатывает и не сползает вниз по стулу от трепета сердца. Прекрасно помнит эти нотки ванили, смешанной сейчас с тяжеловатым одеколоном. Только вот этот момент был таким коротким, что насытиться было невозможно, а ему, Чонгуку, это сейчас так стало необходимо. Он тяжело выдыхает, приходя в себя, даже не заметил, как утонул в чувствах. Снова в славные воспоминания. Чонгук переводит взор на Маиура, тот продолжал смотреть в окно и выглядеть таким… божественным, неземной внешности, но эти слова полностью не опишут его природную красоту. Для него нет таких слов, которые бы подчеркнули всё и полностью, его нужно увидеть, рассмотреть. Лишь тогда комплимент будет настолько подходящим, что уста замрут в одном положении. — Уже поздно, я пойду, — говорит Маиур, и Чонгук улавливает сонливость в голосе. Ту самую, которую слышал по утрам, вечерами, ночами… — Я провожу тебя, — поднимаясь со стула первым, сказал младший, но Маиур, следуя за ним к оставленной одежде, не соглашается. — Нет, ты пойдешь домой спать. Утро вот-вот настанет, тебе нужно отдохнуть и на работу. Не ты ли говорил, что взял один выходной и сразу всё навалилось, хотя перед этим дел не было? — констатирует факты старший, а Чонгук закусывает губу. Ему бы хотелось провести ещё время вместе, он не ощущает усталости в теле совсем. Готов сделать всё, лишь бы Маиур согласился на его предложение. Но Чонгук больше ничего не говорит, следя за тем, как Маиур зевает и потирает глаза. Чонгуку даже стыдно стало, что он вытянул хёна на холодную улицу ночью для своего удовлетворения, ещё и перед поездкой. Однако… Этот час был слишком коротким, и отрицать очевидное, как-то, что Чонгук насладился этими минутами — бесполезно. Как бы он не хотел провести Маиура до дома, вместе с тем узнать его адрес и приезжать частенько на чашечку кофе или стопку соджу, есть чувство, мешающее снова так сблизиться. Чон чувствует некое отдаление от хёна. И физически — обнять, как раньше, не может, ноги не подаются, руки не поднимаются, тело будто отталкивает. Так и духовно. Они уже не те, они другие, но разве это должно мешать обычным дружеским объятиям? Чонгук не подходит ближе, стоит на расстоянии, не находя силы побороть внезапный дискомфорт. Хочет, как раньше, ощутить крепкие объятия, в которых утонет с головой, ни о чём не думая и не мечтая оказаться в них ещё раз, так как знал, что для него они неограниченны. Но это было раньше, сейчас же как будто их касания ограничились, стали платными, а заплатить нечем. Он опускает глаза уже из-за грусти, сжимая руки в кулаки. Его тело не слушается, и это худшее за весь день — оно сопротивляется мыслям, чувствам и сердцу… — Ты в какой стороне живёшь? — не прошло и минуты, как они вышли из теплого кафе на холодную улицу, а у старшего уже щёки приобрели пунцовый оттенок. Чонгук засовывает руки в карманы куртки, сжимаясь от прохладного зимнего ветра, несущего собой запах выпечки из кафе. — За городом, — отвечает Чонгук, указывая в сторону пешеходного перехода за углом, которого пока что не видно. — Давай, проведу тебя? Чонгук не ждёт ответ, настаивает, ему всей душой хочется провести ещё несколько несчастных минут вместе, однако Маиур отказывается, отрицательно качая головой. В прошлом Чонгук бы настоял, упёрся и в итоге проводил старшего. Но сейчас он принимает отказ, смирившись, хотя внутри ещё борется с тем, чтобы настоять на своём. Годы практики саморазвития дали свои плоды. Теперь, поняв, как раньше он навязывался, может принять отказ. Но тут отказ от Маиура… и Чонгук смирился снаружи, а не внутри. Старший говорит, чтобы Чон шёл первый. Младший отказывается, в итоге оба одновременно отворачиваются, становясь спинами к друг другу. Они стоят, стоят и стоят… Долго, чутко, всего лишь пару секунд, а на макушки приземляются снежинки. У Чонгука сердце отбивает ритм спокойного дыхания, он на выдохе делает шаг, слыша за спиной такой же.