Часть 1
20 октября 2023 г. в 23:38
***
Сегодняшний летний день выдался дождливым: ещё с утра небеса заполонило мрачное густое месиво из туч. На людей обрушился по началу моросящий, неприятный и пробирающий до самых костей мелкий дождик, выводящий из себя даже самого терпеливого человека. Мне не повезло попасть под него, но я не жалуюсь: просто знаю свой мизерный объем удачи, готовый всякий раз испортить мне жизнь. Впрочем, через какое-то время морось стихла, однако вскоре дождь полил с новой силой, превратившись в ливень. Уже гораздо лучше, ведь я люблю ливни. Это не три гребаных, бесящих капли с неба, а полноценный дождь, который мочит тебя с ног до головы. Люблю ощущение, когда каждая частичка твоего тела как бы сливается с дождем.
Сейчас я иду сквозь лес в поисках уже знакомой тропинки, то и дело отталкивая от себя норовящие порезать острыми концами, или же ещё хуже — выколоть глаза, — ветки деревьев. В ушах стоял уже порядком надоевший за день, но успокаивающий звук — так, ударяясь об крону листвы, стучат капельки дождя. Она была слегка мокрая на ощупь, но меня, уже промокшую насквозь, это не волновало: намокнуть ещё больше просто невозможно. Вытоптанная добрыми путниками тропинка никак не хотела представать перед моим взором, и это заставило меня тихо выругаться себе под нос. В этом огромном лесу вряд ли кто-то меня услышит, разве что дикие звери. И то, в такую погоду даже они сидят в своих берлогах, как и все нормальные люди, собственно говоря. Одна я сейчас за тридевять земель от теплой кроватки с пледом, кофе и книги, а ещё, похоже, потерялась в лесу, в который хожу как к себе домой. Да, может это покажется для кого-то странным, но уверяю вас — у меня есть достойная причина.
Уже вечерело, судя по времени и тому, как медленно на мир опускался ночной мрак. Без пяти минут шесть показывали стрелки латунных наручных часов на руке. Взгляд мельком осмотрел их, словно в первый раз: на корпусе, красивым шрифтом, чем-то напоминающим готический, было выведено мое собственное имя. Это очень тонкая работа — сконструировать самостоятельно что-то подобное и осторожно выгравировать слово. Я знаю об этом всё, такая у меня работа — часовщик. И кто, как не я, могу знать о значении времени. Эта штука — мимолётная, пролетающая невероятно быстро — всегда была для меня загадкой, не имеющей решения. Время нельзя поймать, а тем более усмирить и подстроить под свой лад — за его течением можно только наблюдать через стеклышко. Жаль, что нельзя предугадать события, которые поменяют всю твою жизнь, разделив её на «до» и «после». Время в этом плане совсем не щадит, даже тех, кто к нему ближе всех остальных.
Через десяток минут моих, как казалось, вечных скитаний, я наконец-таки выхожу из чащи на протоптанную тропинку. Перед глазами сразу всплывают воспоминания, от которых ранее трепетало сердце, излучая тепло. Сейчас же от них проходит холодок по мокрой от дождя коже, пускающий мурашки и заставляющий пустоту застелить пеленой взгляд. От прежнего тепла не осталось и следа: рядом больше никого нет. Меня больше никто не сможет согреть приготовленным в турке свежезаваренным кофе по утрам и крепкими объятиями по вечерам. Время забрало у меня частичку, что влекла меня к жизни пуще прежнего. Как оказалось, терять её даже больнее, чем я думала. Ничем не примечательная девушка, лет двадцати трех, казалось бы. Я не считаю себя особенной, но Сатору считал. И всячески старался доказать мне это.
Если бы он был самым обычным человеком, ничего не было бы. Он остался бы жив, мы вместе смогли бы зажить счастливо, каждый вечер целоваться и просто быть. Не думать о том, что будет завтра, бежать вне времени и не обращать на него внимание. Но Годзе — особенный. Не только потому что маг, но и потому что он сам, целиком и полностью, человек редкий. Мне не доводилось любить кого-то так сильно, как его; манера, характер, эмоции, принадлежащие ему, затянули меня невероятно быстро. Я утонула в его необыкновенных глазах — однозначно самых красивых из всех, в чьи я заглядывала, дабы рассмотреть получше. Его облик и голос — вещи, которые я никогда не смогу забыть, даже если у меня пропадет память. Однако его особенность очень понравилась не только мне, но и кому-то по ту сторону врат в иной мир. Смерть любила вкушать тех, кто отличался от других: видимо послевкусие лучше.
Ещё немного времени ходьбы прямиком по тропинке, и я вышла туда, где обрывается большой лес — здесь было место подобно скале, а также обрыв, внизу которого по новой начинались деревья. Огромное, правда заполненное тучами и стеной дождя, небо раскинулось передо мной. Мы с ним очень любили это место и посещали его каждую звёздную ночь. Сатору очень любил наблюдать за звездами, прямо как я. Они напоминали мне игривый блеск в его глазах, и, глядя на них в очередной раз, я вспоминаю именно его. Вот только сейчас видеть их у меня не было возможности из-за туч, но синоптики обещали скорое окончание этого безобразия и предзнаменовали ясное небо ближе к ночи. Оставалось лишь слепо им довериться, ведь сегодня особенный день — день нашего с ним знакомства.
Только я делаю шаг вперед, чтобы выйти на открытую местность, как внутри что-то очень больно отзывается: здесь царят воспоминания, не дающие покоя. Они не прекращают терзать и без того потрёпанное, разбитое сердце, которое продолжает биться только благодаря криво наложенным швам в виде других, придуманных за пару минут причин жить. Стиснув зубы, я усаживаюсь на краешек скалы, свесив вниз свои ноги. И именно в этот момент ощущаю, как дождь медленно, но верно, начинает сходить на «нет». Я терпеливо жду, прогоняя Сатору из своих мыслей, но он не хочет уходить. Выходит, что плохо стараюсь. Даже если мне удастся прогнать его из своей головы, из сердца — однозначно нет.
Закрывая глаза, я каждый раз вспоминаю тот момент, когда он ворвался ко мне домой через окно третьего, мать вашу, этажа с розой в зубах, и усмехаюсь. Ясно дала понять, что не могу встретиться, потому что занята в своей подобии мастерской, которую обустроила сама, а он всё равно заявился. Неугомонный. Обычно он не приносил цветы без повода, однако тут, похоже, произошел прилив нежности: он чуть не заобнимал меня до смерти. Держал крепко, и я думала, что он никогда меня не отпустит. А Сатору и не хотел — ему пришлось. Он пробыл у меня два часа, наблюдая за мной, пока окончательно не стемнело. Я, работая осторожными, тонкими пальцами, буквально собирала часы по частям. Весь механизм, «оболочка», корректировка — он видел почти всё это. Собственно говоря, эти часы предназначались ему: я хотела подарить их сегодня. Однако уже никогда не подарю.
На следующий день его не стало.
Мог ли он знать, что смерть придет за ним так скоро? Быть может чувствовал это, а потому пришел, чтобы таким образом со мной попрощаться, ибо над судьбой он не властен? Я верю в свое собственное предположение, потому что я не нахожу другого объяснения. Такие совпадения — слишком отвратительная шутка даже для жизни. Или, быть может, я просто хочу так думать. Единственное, что я знаю точно — она пошла против нас. Каждый раз когда я захожу в свою мастерскую, меня пробирает до мурашек, потому что я знаю — там, в красивой красной коробочке, до сих пор хранится подарок для него. Сегодня я принесла его именно в это место, чтобы он взглянул. Не хочу лишний раз посещать кладбище — лес, состоящий из могильных плит и ощущения пустоты, пугал меня.
Я помню, как один из учеников заявился ко мне чтобы рассказать обо всем произошедшем. Я стояла и смотрела на розоволосого парня, не понимая, о чем же он говорит. Через мой мозг плохо проходила информация в те секунды, и я не могла обработать то, что получила — настолько сильно надавило болезненное осознание. Мне казалось, что я просто сплю, и вскоре очнусь, поняв всю нереальность происходящего. Но я не просыпалась ни через день, ни через два после услышанного. Собственные мысли грызли душу так сильно, что меня не могли удержать ноги. Руки постоянно тряслись, из-за чего пришлось временно перестать работать. Мое сердце в тот роковой день безвозвратно забрал с собой Сатору — когда я поняла, что полюбила его, это казалось теплым чувством. Однако в день его смерти оно было грубо вырвано рукой из грудной клетки, брошено на пол и раздавлено. А затем с пола собрали оставшиеся осколки и унесли в иной мир.
Я совсем не замечаю, как мои раздумья отнимают у меня моё драгоценное время, которого и так нет. Мой взгляд медленно поднимается вверх, смотрит в небеса с надеждой на то, чтобы найти в густой темноте яркие просветы лучей заходящего солнца. И я вижу это — сквозь пелену туч пробивается закат. Дождь уже давно стих, а я и не заметила этого. Достаю сигарету и зажигалку из скрытого кармана своего легкого черного плаща, закуриваю; не то, что бы я увлекалась этим, просто нужно хоть как-то устаканить поток своих разбежавшихся в разные стороны мыслей. Чтобы конструировать сложные механизмы, нужна кристальная чистота в голове. А у меня её больше нет и, кажется, никогда уже не будет, как и ушедшего Сатору. Моего Сатору — человека, заменившего мне время.
Я снова смотрю на часы. Чуть поворачиваю грань стороной, противоположной той, где выгравировано мое имя. Здесь, с некоторых пор, появилось еще одно. Латунь чуть поблёскивает, и я узнаю этот блеск — он похож на тот, что постоянно был в голубых глазах. Прохладный влажный ветер дует мне в лицо чтобы смахнуть вдруг нашедшие на мои глаза слезы, как это делал Сатору. Я не плачу. Только смотрю вдаль, потому что обещала не сожалеть, не плакать и не жаловаться. Затем рука лезет в карман, и я достаю иной предмет — наконец-таки доделанные часы на цепи. Я осторожно сжимаю их в руке, будто бы это как-то поможет мне почувствовать любимого ближе, чем та бесконечность, которая отделяет нас от друг друга. Я не могу сказать ни слова, потому что знаю — если открою рот, то закричу. А я не хочу кричать, ведь я обещала. Поэтому мне остается только смотреть, как рассеиваются тучи на небесах, обнажая закатное небо. Мое молчание разносит ветер и подхватывает время — оно любит тишину.
«Звезды напоминают мне о тебе», — разносится его голос у меня в голове.
Мне тоже, Сатору, мне тоже. И если надо, я отдам взамен всё свое время, только бы вновь их увидеть.
Одно мгновение тебя стоит этой вечности.