По-другому

Ральф ломился сквозь лесную чащу, разрывая лианы. Бесполезная с восходом солнца палка цеплялась за ветки, но он не решался ее бросить. Жаркий тропический воздух душил. Засохшая на лице глина нестерпимо жгла кожу. Ручей, наконец-то. Скорее – смыть прошлую ночь, добела вычистить воспоминания о ней. О том ужасном чувстве животного страха, стадной жестокости. Ральф рухнул на колени, набрал в горсточку воды и принялся ожесточенно тереть покрытое краской лицо. От холода сводило губы, но он не остановился, пока ещё по-детски нежные щеки не покраснели. Отмывшись, Ральф глубоко вздохнул и откинулся на сырую траву. Его ждало истомное забытье, если бы рука не нащупала чью-то ногу. Мальчик завопил так громко, что птицы на окрестных деревьях испуганно вспорхнули. Этот истошный крик Саймона не разбудил, он так и остался лежать лицом в землю. Словно труп, – подумал Ральф. Он негромко выругался и схватился за грудь, пытаясь успокоить колотящееся сердце. – Эй, – он вообще жив? – Саймон. Тот не пошевелился. Тогда Ральф осторожно потыкал его тупым концом палки. Никакой реакции. На Ральфа накатила волна паники. – Саймон, Саймон. Встряхнув хориста за плечи, он понял, что пришло время радикальных мер, и окунул голову Саймона в холодный ручей. Несколько раз, для надёжности. А то уж очень страшно он лежит, как неживой. Радикальные меры принесли мгновенный результат – Саймон закашлялся и попытался вырваться, словно ужик. – Ура, – устало улыбнулся Ральф, – живой. Ты чего тут, спишь что ли? Хорист посмотрел на друга взглядом разбуженного совёнка, который не до конца осознает реальность. – Ральф. – Угу, я. – Как хорошо, что ты тут, – забормотал Саймон заплетающимся языком, – а то... Приснилось, наверное. Плохое. Погоди, я же... Я к вам как раз шел. И... И все. А где все? Джек, ребята? – Джек с остальными к себе ушли. Ну, в замок. Который через перешеек, помнишь? Хрюша, наверное, в шалаше. А я... – на Ральфа с новой силой накатил стыд за прошлую ночь. – Пришел попить. – Я на горе был, – тихо и медленно сообщил Саймон. Он пытался собрать разбегающиеся мысли. – На горе. А до этого... Где-то ещё. А потом к вам пошел. – Не дошел, видать, - нервно хихикнул Ральф и помог ему встать. – Пойдем-ка отсюда, а то мало ли что... И зачем надо было на гору шататься? Слишком храбрый, что ли? – Ничего тут нет. Совсем. Никаких зверей, кроме свиней. О встрече с древним демоном Саймон благоразумно предпочел умолчать, а последние два вопроса проигнорировал. – А то, что мелкие видели? – Страхи. Их же собственные. Ральф призадумался и не ответил. Когда они достигли берега, навстречу другу и висящему на нем хористу выскочил Хрюша. Восходящее солнце так красиво сверкало в его очках, что Саймон улыбнулся. – Вот вы где! Вы оба черти полосатые, понятно? Один пропал, думали все, кранты, а другой как ломанется в лес, только и видели! – Не кипишуй, живы же, – с деланой небрежностью ответил Ральф, хотя в глубине души ему было приятно, что о его отсутствии беспокоились. Саймон улёгся на песок, глядя на широкие листья пальм и крошечные голубые просветы между ними. – Он на гору ходил, - сообщил Ральф, мотнув головой в сторону Саймона. – Да ты, видно, совсем идиот, – уже без удивления отметил Хрюша. – Говорит, нет там ничего. – Ну, что-то да есть, – подал голос хорист. – Труп парашютиста есть. Больше ничего. Я его отпустил в море. – А я с самого начала так говорил. Нет никаких духов и все тут. А вы устроили... танцы с бубнами. – Сам жался к нам как миленький, – уколол друга Ральф. Хрюша покраснел и отвернулся, сосредоточенно протирая очки. – Надо про гору и этим сказать. Остальным. Они, конечно, противные, но пусть знают. – А может, не надо? Я бы с радостью посмотрел, как Джек от несуществующего зверя бегает, – озвучил свои планы мести Хрюша. – Нет, – тихо сказал Саймон, пропуская песок сквозь пальцы. – Все расскажем. Только я немного полежу. И пойдем к ним. Внезапно Ральф вскочил и сощурился, вглядываясь в розоватую от рассвета даль. – Хрюша, глянь, это ж... – Корабль!