Сова

Когда Андрею Князеву было десять лет, он придумал странную историю. То есть, конечно, когда Андрею было десять лет, он придумал много странных историй. Даже не просто странных, а страшных. Про мертвецов, которые собрали футбольную команду и хотели участвовать в чемпионате города, про отрубленную голову, которая искала себе новое туловище. Эти истории пугали не только каких-нибудь девчонок, но даже и самого Андрея, когда он страшным голосом их рассказывал. А вот история про сову была именно скорее странная, чем страшная.  Да и не очень понятно было, придумал ее Андрей или она сама к нему пришла в полудреме прохладной  июньской ночи 1983 года. Он лежал, накрывшись одеялом с головой, оставив маленькую щелочку для воздуха, и слушал, как жужжит комар. Комар не давал ему заснуть, в комнате было душно, как бывает душно ночью в деревенском доме. Андрей лежал с закрытыми  глазами  и, чтобы отвлечься от комара,  придумывал приятную  историю про собственные приключения. Как будто бы он живет в лесу и работает лесником. А лес этот совершенно удивительный и водится в нем много разных животных: и волков, и лиц, и зайцев, и медведей, и оленей, и белок, и ежей. Поэтому лес привлекает всяких охотников и браконьеров, а Андрей-лесник защищает зверей от них, иногда вступая с ними в храбрые схватки, а иногда отыскивая ловушки, которые охотники расставляют для зверей и птиц в укромных местах.  Бывает, что в такую ловушку попадает лапой, например, волк, и тогда лесник освобождает его, забирает в свою хижину и там выхаживает. И становится этот  дикий лесной зверь навеки его другом. И вот однажды лесник находит капкан, в которой лапкой застряла большая и мохнатая сова. Сова такая большая, что достает леснику  до пояса, у нее круглые глаза, и когда лесник ее освобождает, она ложится на бок, поднимая поврежденную лапку. Он берет сову на руки и уносит к себе домой.  А дальше начинается что-то странное. Куда бы лесник у себя дома ни пошел, куда бы ни повернулся, сова все время смотрит на него своими круглыми глазами. Когда лесник ложится спать, сова тоже смотрит на него и он не может заснуть. Тогда он берет сову на руки, относит в чулан и засыпает. Но когда он просыпается среди ночи, то видит, что сова сидит возле постели и смотрит. Лесник уходит в лес, оставляя сову дома, но, когда он останавливается на полянке и поворачивает голову, то снова видит эту сову. Она сидит и смотрит на него. Лапка у нее уже зажила. Поэтому когда лесник пытается уйти, она идет за ним.  Лесник не может понять, хорошо это или плохо. Может быть, сова добрый дух, который его охраняет. Глаза ее большие и круглые и не какие-нибудь враждебные. Но когда на тебя все время смотрят, это тяжело. Это как гляделки, которыми можно дразнить  девчонок в школе. Только игры в гляделки всегда заканчиваются, а сова нет. Конец этой истории Андрей не придумал. Той июньской ночью ему стало неприятно придумывать ее дальше. Он представил себе, как лесник живет и живет, как он учится не замечать сову, но всегда чувствует ее взгляд. Потом он пытался нарисовать эту сову. Мохнатая и большая, немного похожая на филина из «Ежика в тумане». Тот филин тоже ходил за ежиком как приклеенный. Потом он о ней долго не вспоминал. Ну может только иногда.   *** Пришлось вспомнить  через пятнадцать лет. Дело было снова в июне, уже 1998-го года. Миха  тогда чуть не отправился на тот свет после передоза, полежал  в больничке, был худым и бледным как смерть, и оттого его глаза казались особенно круглыми и огромными. Тем не менее, энергии раздражаться на то, что группа с Андреем без него  записала все не то и не так, как он хотел, хватало у него с избытком. Был вечер, Миха раздражался, сидя на диване, в непривычно чистой квартире. Кто-то (не Андрей) в Михино отсутствие ее немного прибрал и выкинул кое-что из хлама. Анфиса, Михина жена, сказала, что приезжали друзья. Сейчас она ушла выгуливать собаку. Миха сидел, нахохлившись и завернувшись в плед,  и пристально смотрел на Андрея, наклонив голову. Под взглядом этих круглых, внимательных и одновременно каких-то потерянно наивных глаз Андрей и вспомнил свою сову.    И он сразу же рассказал Михе эту историю. Просто потому, что привык делиться с ним всем, что ему приходило в голову. Впускать его во все, что в ней творилось, во все, что придумывалось. Что-то из этого могло стать сюжетом для песни, если Михе нравилось, а что-то становилось сюжетом для песни и без Михи, но почти всегда с Михиного ведома, потому что потребность делиться с ним была почти физической. Если Миха не одобрял один сюжет, Андрей просто пожимал плечами и брал другой, с него не заржавеет. Сюжетов было слишком много. Впрочем, нельзя было сказать, что Андрей совсем не жалел об отвергнутых и не думал, куда бы их пристроить. Пока Миха валялся в больничке, они записали пару песен, которые Михину цензуру бы не прошли. Собственно это и составляло во многом причину сегодняшнего Михиного раздражения. И Андрей рассказал Михе про сову отчасти для того, чтобы показать: все между ними осталось так, как и раньше, и он по-прежнему с ним делится сюжетами и ждет его реакции. Но Миха в ответ на совиную историю пожал плечами и сказал: - Не, это неоригинально. Это сюжет известный. Это у Эдгара По уже такое было. И осклабился беззубым своим ртом. А Андрей, у которого был миллион причин злиться на Миху, но которому из-за этих неправильных записанных песен приходилось перед ним оправдываться, тут позволил себе рассердиться. - Где это у него такое было?  Ты можешь сколько угодно говорить, Миха, что я мало читаю, но уж Эдгара По-то я читал не меньше твоего. Миха несколько раз повел плечом, потому что ему все кололо, не только без него записанные песни, но и плед. Помотал головой. Наклонился к Андрею, то ли снисходительно, Андрей не мог разобрать, то ли примирительно. - Да ты чего … было у него такое, самое известное даже… про ворона же. Он прыснул, доверительно заглядывая в глаза так, как Андрей не мог на него сердиться. - Ну вот это там такое, -  щелкнул пальцами – все сидит он и сидит он. Там тоже ворон сидел и смотрел.  - Да ведь это другое совсем. - Да то же самое.  - Да там у него же возлюбленная умерла, как ее, а у лесника моего никто не умер. - Ну, наверняка, кто-нибудь умер. А если и не умер, так что ж. У По вон, ворон этот у него, это же типа вестник с того света. Страшно, а если бы его не было, было бы еще страшнее, понимаешь, да? Неважно, умер у тебя уже кто-то, не умер. Потому что если на том свете ничего нету, то это и страшнее всего на самом деле. Вот человечество и выдумывает всяких воронов, сов.. оживших мертвецов опять же. Миха оживился, глаза у него заблестели и спорить с ним стало приятно. - Ну, допустим, ожившие мертвецы это одно, а сова – совсем другое дело, я считаю – смерть тут ни при чем. Мне десять лет было, когда я это придумал. - Так десять лет - самый возраст задуматься о смерти на самом деле. Я вот примерно в десять лет как раз помню, иду из одной в комнаты в другую и думаю: как это меня не будет, вот что это будет,  темнота – и все, что ли? - А я вот в десять лет о темноте не думал, - из чистого упрямства сказал Андрей. Он не мог точно вспомнить, в каком возрасте стал задумываться о небытии, но, конечно, и он в детстве представлял себе темноту. Только, кажется, толком в нее поверить не мог, считал: да нет, все равно есть там что-то, а Миха вот, может, и мог, даже в десять лет. - Ты не думал, а сову вот придумал, - сказал Миха мечтательно, и как будто бы даже с восхищением, которое у него иногда появлялось, когда он говорил об Андрее, и почему-то, когда он считал, что понимает об Андрее что-то такое, что тот сам про себя не понимает.  - Заебал, Фрейд – ответил на это Андрей беззлобно. – Моя сова все равно не такая. Мне не нужно было ее придумывать, чтоб доказать, что после смерти что-то есть. - Скажи еще, что ты и так  знаешь, что после нее что-то есть. А может, пытаешься себя убедить.  Возможно, Миха в чем-то был и прав, добрая половина песен, которые писал Андрей, была как раз про живых мертвецов. Себя ли только Андрей пытался убедить? Если подумать, ведь именно такие песни и одобрял Миха, а веселые и шуточные, например – забраковывал. И так как Андрей не привык от него скрывать свои мысли, то он сказал. - Может это я тебя, дурака, пытаюсь в этом убедить? Они немного поспорили, смеясь, о том, дурак Миха или просто ублюдок, а потом Миха сказал: - Нету после нее ничего, - и поскучнел. И почесал голову, все у него то кололо, то чесалось. - Этого ты не знаешь, - сказал Андрей твердо. Когда Миха начинал говорить о смерти, нельзя было давать слабину, так как вел Миха все время к одному. И сейчас тоже к этому вел. Вдруг из своей скучноты, будто словив какое-то озарение, заговорщицки улыбнулся. Наклонился к Андрею и зашептал: - Я узнаю. Вот давай мы с тобой знаешь что сделаем. Когда я умру… Короче, ты знаешь, в 19-м веке друзья обещали друг другу, кто первый умрет, тот, если есть жизнь после смерти, так он даст другому какой-то знак. Вот я тебе тоже давай дам знак, я тебе совой в окно ухну. Он прыснул, весь затрясся от смеха. Но Андрей его не поддержал,  внутри у него все привычно похолодело,  как всякий раз бывало, когда Миха говорил о своей будущей смерти. И Миха, проследив за его взглядом, разочаровано вздохнул,  будто жалел, что Андрей не может поддержать эту его классную задумку. - Ну,  Андрюх, ты же знаешь, - оправдываясь, заглядывал в глаза – мы же все равно с Анфиской уйдем, мы это сделаем.. до тридцати, ты же знаешь. - А я  тебе сто раз говорил, что это тупо, Мих!  Что умереть ты всегда успеешь, и вообще знаешь что? Не хочу я никаких знаков, почему мы вообще всю дорогу говорим о том, как ты хочешь сдохнуть.  - Ты просто знай, что я все равно подам тебе знак,  если смогу, только это вряд ли, нет там ничего… Миха захихикал виновато и довольно, потом потер плечо. Все в нем было парадоксально. И то, как он стремился умереть, считая при этом, что после смерти ничего нет. И то, как осторожно он тер плечо, к чему эта бережность, если он не собирается давать этому телу доживать до тридцати?  Это особенно бесило Андрея. Ему хотелось схватить Миху и защитить  его от самого себя, защитить это долговязое худое тело, он вроде не отделял его от Михи, но как будто бы сейчас жалел его отдельно. Ему вдруг захотелось уткнуться Михе в плечо и прошептать: «Бедный Миха, Миха о тебе совершенно не заботится, он тебя не любит, а вот я…» Да откуда берутся такие мысли? - Ты чего подзавис, Князь, - расхохотался вдруг Миха, - мне тридцати еще нет. Прямо сейчас я не помру, не думай. Странное наваждение отпустило Андрея.  Но сова тоже совершенно вылетела из его головы, и потом он долго о ней не вспоминал. Ну может только иногда.     *** - С тех пор сова как добрый дух защищала лесника, куда бы он ни пошел и с какой бы опасностью ни встретился.  Алиса заснула, пока он рассказывал, и Андрей осторожно вышел, прикрыв за собой дверь. Почему он решил именно сегодня рассказать дочери историю, которую  толком не вспоминал пятнадцать лет, он не знал, но догадывался. Стоял июнь 2013 года. Пару дней назад он видел Миху, и эта встреча не шла у него из головы.   Они давно не только не играли вместе, но и почти не общались. Доброжелатели периодически доносили Андрею, как Миха поливает его грязью в интервью. Но на встрече на фестивале, которая произошла почти случайно, они поговорили тепло. Миха был трезвый. Щурясь от солнца и растеряно улыбаясь, он говорил Андрею о своих театральных планах, о том, как много надо успеть. О том, как он почти счастлив, у него есть дочери и любимое дело. Андрей вдруг с какой-то странной  ясностью почувствовал, что Михе осталось недолго жить. На чем основывалось это убеждение,  сказать было сложно. Миха, конечно, выглядел плохо. Он был уставшим, постаревшим, седым. Но тема, что Михе осталось недолго, витала в воздухе последние лет пятнадцать, после его первого передоза. И все это время, даже когда он выглядел бессильным полутрупом, болезненно худым, без кровинки в лице, Андрей в глубине души верил, что Миха выживет. Будто чувствовал, как внутри так страстно уничтожаемого Михой тела бьется какая-то одна-единственная отвечающая за жизнь жилка, бьется и не желает угасать. Сейчас Миха не выглядел умирающим, он даже не говорил о смерти, как раньше. Он был уже на десять лет старше того тридцатилетнего рубежа, достигнув которого, собирался когда-то умереть. Но биения этой жилки Андрей больше не слышал.   Андрей лег спать, пытаясь убедить себя, что это напрасные страхи. Что не видя Миху и не контактируя с ним, он уже не чувствует его так,  как раньше. Это отзывалось в уставшем мозге отдельной пронзительной болью. Но так же, как было, когда Андрей уходил из группы, он не знал, что можно сделать с этой болью и что можно сделать для Михи. Агата, жена Андрея, утверждала, что им нужно просто периодически общаться. Именно следуя ее советам, Андрей подошел к Михе на фестивале. Он был рад, что сделал это, но такого чувства тяжести судьбы, на которую был не в состоянии повлиять, он, возможно, не чувствовал никогда еще в своей жизни.  Ночью ему приснились ворон и сова.  Сова была такой же, какой он ее помнил с десятилетнего возраста. Большая, немного неуклюжая, печальная. Как обычно слегка  наклонив голову, она смотрела круглыми блестящими глазами на черного ворона, который ходил вокруг нее, насмешливо каркая.   - Дурра, дурра, - каркал ворон, - тррусиха, не бойся умиррать.  Сова молчала и ничего не говорила. - Ты бесполезная тваррь, - смеялся ворон, - про тебя никто не сочинит поэму, только такой дуррак как Андррей Князев.  Андрей, возмущенный таким поворотом, во сне попытался что-то сказать, но, как это и бывает во снах, не смог. - Я смеррть, - надрывался ворон, - я стррах. Я жизнь. Я вечное переррождение. Сова, до этого молчавшая, во время этих слов вдруг стала подпрыгивать, издавая странный нетерпеливый писк. Писк раздавался будто бы изнутри совы. Андрей протянул руку и нащупал телефон. В утреннем свете неловко нажимая на кнопки, Андрей открыл смс-сообщения и прочитал.  «Я НЕ ХОЧУ УМИРАТЬ» В его сне ворон захлопал крыльями, сова пронзительно и победоносно закричала. Андрей резко сел. В голове его как будто били молотом и одновременно трубили в трубы. Он чувствовал, как весь его мир сузился до одного сообщения. «Я НЕ ХОЧУ УМИРАТЬ» Но параллельно, уже как будто полностью пробудившись ото сна, он видел на каком-то заднем плане сознания все, что происходило в совиной истории. Сова била крыльями и прогоняла ворона прочь.  - Что ты делаешь?- сонно спросила Агата, выходя из спальни. Андрей лег в ту ночь в гостиной на диване. Андрей прыгал на одной ноге, натягивая штаны. - Прости, - задыхаясь, сказал ей Андрей – ты спи, мне надо ехать, тут дело одно. Агата вздохнула. - Все будет хорошо, - сказал Андрей то ли ей, то ли скорее самому себе. В его виске бешено пульсировала жилка.