***
— Это невозможно, — Гето расстегнул пуговицу на воротнике, внезапно начавшем его душить. — Во-первых, территория под нашей охраной, а во-вторых, там уже больше шестидесяти лет ни одна из тварей замечена не была. — Ты думаешь, я тебя ради шутки вызвал? Мне заняться больше нечем? — Директор раздраженно махнул на собеседника рукой. — Медиумы обнаружили четкий след присутствия, а ты не хуже меня знаешь, что эти ребята ошибаются лишь в одном случае из ста. Сугуру спорить с директором не стал. Медиумы токийского колледжа действительно были профессионалами своего дела, и раз уж они сказали, что по поместью клана Годжо бродит нечто сверхъестественное, значит, так оно и есть на самом деле. А вот выяснить, какое именно чудовище затаилось в старых руинах, предстояло самому Гето. — Яга-сенсей, я понимаю, что вы не хотели рисковать учениками, но вы могли не дожидаться моего возвращения, а направить в разведку любого другого высокорангового охотника. Нанами Кенто, например. Или запросить людей из Киото. — Больше всего на свете брюнет желал поскорее добраться до дома и вытянуться на уютной кровати, а не сидеть в кабинете бывшего наставника и принимать новое задание. — Зачем нужно было тянуть время? — Нанами всё еще на миссии в Окаяме. Скорее всего, после того, как разберешься с поместьем, отправишься к нему на подмогу. Вампир, засевший там, оказался смышленей, чем мы предполагали, и не дает вычислить себя. Юта Оккоцу задерживается в Африке, кажется, он всё-таки напал на след проклятого артефакта, который нам нужен. — Мэй-Мэй? — Она не возьмется за такое «пустяковое», по ее мнению, дело, если только не отвалим ей взамен нулей на счет. — Директор Яга криво усмехнулся. — И остаюсь только я. Отказаться у меня не получится, я прав? — В точку, Гето. Для такого сильного охотника, как ты, дело не займет много времени. Просто убедись, что резиденция по-прежнему не опасна, а если всё же обнаружишь какого-нибудь вампира или темного духа, то убей его. Задача ясна? — Более чем. — Вопросы есть? — Когда вы уже отстанете от меня и позволите спокойно заниматься приходом? — Сугуру не стал нарезать круги, как акула, и забрасывать мужчину намеками. — А тебе так не терпится вернуться в лоно церкви, святой отец? — Директор Яга насмешливо прищурился, взглянув на Гето поверх очков. — Разве ты не отошел от своих обязанностей, чтобы присоединиться к охотникам? — То, что я не провожу мессы по воскресеньям, не значит, что я перестал быть священником, Яга-сенсей. — Сугуру устало выдохнул, жалея, что вообще завел этот разговор. — Я спокоен только потому, что знаю, что отец Маттео Бьяджини не бросит нашу церковь и прихожан. Но он уже немолод. — Я хотел бы сказать, что ты волен делать что хочешь и идти куда хочешь, но ты знаешь, что это не так. Мы, охотники, рабы своих обязанностей. — Яга Масамичи грузно навис над столом, ткнувшись подбородком в сцепленные в замок пальцы. — Ты можешь уйти, надеть обратно сутану и читать проповеди, но сможешь ли смириться с тем, что в этот момент где-то в Японии твои собратья погибают от клыков вампиров? — А вы мастер манипуляций, Яга-сенсей. — Нет, просто я слишком хорошо тебя знаю, Сугуру. — Это-то меня и пугает. Насколько быстро я должен решить проблему с поместьем Годжо? — Чем скорее ты начнешь, тем спокойнее будет сон наших уважаемых старейшин. — Директор незаметно усмехнулся, но это не ускользнуло от цепкого взора Гето. Брюнет позволил себе улыбнуться в ответ. — Разумеется. Чем крепче будут спать старейшины, тем меньше наших нервных клеток они поимеют. — В самое яблочко, Сугуру. Не зря ты был лучшим выпускником колледжа.*
Ноги сами по себе сменили направление, унося Гето в противоположную от дома сторону — к церкви. Брюнет еще издали заметил крест на ее крыше, пронзающий собой золотящуюся закатом пелену небес, и ощутил умиротворяющее спокойствие где-то глубоко внутри себя. В глубинах подсознания Сугуру фундаментом улеглась мысль, что, пока крест церкви стоит на своем месте, гордо, словно маяк для увязнувших во тьме душ, всё будет хорошо. Мать Сугуру часто приводила сына в детстве в католическую церковь, чтобы послушать распевы молитв, пусть женщина и не понимала ни слова на латыни. Первое время мальчик смирно сидел рядом, испуганными глазами осматривая убранство помещения и наблюдая за молящимися людьми. Всё было совсем не как в буддистских храмах, которые семья Гето посещала по праздникам и другим важным датам. Сугуру словно попадал в другой, таинственный и по-своему странный мир. Мир, где не существовало никаких злых духов и чудовищ, где не было смерти и крови — только теплый свет, льющийся через разноцветные витрины, и голоса, подобные ангельским. О том, что он особенный, мальчик знал еще с тех самых пор, как пошел в школу. Семья Гето не стала скрывать от Сугуру того, что в токийском колледже, взращивающем будущих защитников человечества, уже было зарезервировано для него место и, как только придет время, Сугуру присоединится к обществу охотников. Восторг и осознание собственной крутости ослепили ребенка, однако эйфория быстро сошла на нет, когда Гето-младший вспомнил свою бабушку, которая когда-то тоже была охотницей на нечисть. Сугуру хорошо помнил, что ее руки и ноги были покрыты шрамами и что от рассказов женщины ему становилось так страшно, что мальчик закрывал уши ладонями и начинал хныкать. А еще он помнил, что возле бабушки часто крутились какие-то странные существа, похожие то на людей, то на зверей, то на кляксы, совсем как те, что Сугуру рисовал в альбоме. Женщина умерла, когда Гето было четыре или пять лет. Была ли то спокойная, естественная смерть во сне, о которой грезили все охотники, или результат какого-нибудь магического воздействия, Сугуру не знал до сих пор, но помнил, что, даже будучи на пороге смерти, его бабушка держалась строго, воинственно и на внука смотрела с гордостью. Именно эти воспоминания помогли Гето преодолеть кризис самоидентичности, когда уже в средней школе он узнал, что охотниками становились только те, в чьих жилах текла вампирская кровь. Нет, Сугуру, как и его семья, не был вампиром в классическом понимании: оставаясь человеком, он лишь унаследовал часть проклятой крови одного из своих предков, который был рожден от союза смертного и кровопийцы. К сожалению, а может, и к счастью, особенный дар от поколения к поколению проявлялся всё слабее, а когда отец Сугуру и вовсе не явил расположенности к способностям, семья Гето разделилась на два лагеря: дедушка был рад, что «чертова кровь наконец выветрилась», а бабушка расстроилась. Долгое затишье прекратилось ровно в тот момент, когда Сугуру, еще будучи несмышленышем, сумел призвать к себе одного из духов, управляемых бывшей охотницей. Женщина оборвала стенания невестки и подавленные перешептывания супруга и сына резким ударом кулака по стене и уверенно-грозными словами о том, что ее внук вырастет сильнейшим и величайшим охотником на чудовищ. Отчего-то католическая церковь нравилась Сугуру Гето больше, чем буддистский храм. Размышления о бодхисаттве, несомненно, дисциплинировали и возвышали, но только многоголосым распевам Писания удавалось успокоить бурю в душе японца. На обучение в семинарию при колледже будущего охотника взяли, однако, с удивительным рвением — было что-то идиллическое (а может, даже утопическое) в том, что божья тварь, отмеченная дьявольской кровью, решила идти по пути праведности. Сакральное самопожертвование. В будущем Сугуру не раз отметил, что решение обучиться на священника было правильным: низшие вампиры, видя вооруженного серебряными чётками охотника, чья решимость полыхала, как масляный факел, разбегались, словно тараканы при включенном свете. — Гето-сама! Гето-сама, вы приехали! Из водоворота нахлынувших воспоминаний Сугуру вытащили детские голоса. Тряхнув головой, чтобы прогнать отвлекающие мысли, священник улыбнулся и помахал рукой бежавшим к нему девочкам-близнецам. Нанако и Мимико, сироты, которых Гето привез однажды с собой из командировки по заданию колледжа, жили в маленьком приюте при церкви. Деревня, в которой сестры проживали до этого, была уничтожена стаей низших вампиров; охотник и несколько его коллег успели спасти только их. Подбежав к мужчине, Мимико тут же потянулась вверх, давая покровителю понять, что хочет, чтобы тот взял ее на руки, а Нанако принялась стягивать с плеча Сугуру дорожную сумку, намереваясь самостоятельно ее тащить. Сердце Гето заныло от затопившей его волны любви к близнецам — он самолично сломал клетку, в которую нелюди затащили детей, своими руками вынес их наружу и донес до транспорта, пряча лица сестер у себя на груди, чтобы те не видели разорванные трупы соседей и друзей на улицах. Уже в Токио, приведя малышек в церковь к отцу Маттео, Сугуру каждую ночь сидел около их постелей, успокаивал, если те просыпались с криками и плачем, заботливо укрывал одеялом и позволял Нанако и Мимико держать себя за руки. Поутру сон в неудобной позе отзывался болью в пояснице и шее, но видеть, как расцветают на лицах сестер улыбки, для охотника было важнее. — Мимико, еще немного, и ты подрастешь настолько, что я уже не смогу тебя удержать. — Сугуру подхватил девочку, сделав вид, что задыхается, когда та обняла его за шею. — Тогда я никогда не вырасту, и Гето-сама всегда будет носить меня на руках! — Мимико широко улыбнулась, сияя, как чистая капля росы на утреннем солнце. — А я вот хочу скорее стать взрослой, чтобы помогать Гето-саме ловить духов. — Нанако фыркнула, крепко держа сумку мужчины и неся ее перед собой, будто ценный трофей. — Лучше как следует насладитесь своим детством, а еще помогайте отцу Маттео и сестрам содержать церковь в чистоте и порядке. — Охотник протянул свободную руку и потрепал Нанако по волосам, заставляя ту довольно сожмуриться. — А вы скоро снова уедете, да? — Какое-то время я буду здесь, в Токио, а там — кто знает. Эй, ну вы чего загрустили? Хотите, я привезу вам что-нибудь из Окаямы? — Игрушки! Сладости! — в один голос воскликнули близнецы. — Заказ принят. Давайте, бегите к сестрам, мы скоро к вам присоединимся. — Сугуру опустил Мимико на землю, забрал у Нанако сумку и мягко подтолкнул сестер вперед. Те на мгновение остановились, пропуская мужчину в черной сутане и крестом на шее, а после скрылись за дверями церкви. Гето выпрямился и приветственно поклонился священнику. — Здравствуйте, отец Маттео. Маттео Бьяджини был хорошим знакомым прежнего настоятеля церкви, отца Такеды Йошито, и, когда тот, собравшись на покой, отправил в Италию письмо с миссионерским предложением занять его место, священник ответил согласием. За тринадцать лет проживания в Японии отец Маттео научился бегло говорить на чужом языке, но пылкая итальянская речь всё равно не давала забывать себя, периодически срываясь с уст мужчины. Никто не понимал, что говорил святой отец, а Нанако и Мимико и вовсе веселились, потому что странная речь настоятеля казалась им смешной. — Я прожил в Японии больше десяти лет, а всё никак не могу привыкнуть к вашим поклонам. — Отец Маттео кивнул в ответ, похлопал Сугуру Гето по плечу. — С возвращением, брат Сугуру. Надеюсь, твоя командировка прошла успешно? — Пришлось повозиться, но теперь в Камикоани спокойно. Мне повезло, что в засевшем там вампирском гнезде оказались всего четыре особи. Общество послало туда несколько охотников, чтобы убедиться, что не осталось ускользнувших от моего внимания тварей. Если в течение трех дней в селе не возникнет новых инцидентов, территория будет официально считаться зачищенной и охотников отзовут. — Сугуру будничным тоном огласил порядок действий, заведенный старейшинами. — Я буду молиться за благополучие всех жителей Камикоани. Спасибо, что принес добрую весть, брат мой. — Отец Маттео осенил себя крестным знамением и пригласил собеседника зайти в церковь. — Здесь всегда так чисто и светло… — Гето оглядел ровный ряд скамей, кивнул послушникам, подметавшим полы. — Простите, отец, я прямо со станции, не успел переодеться… — Единственная грязь, которая заботит дом божий, находится в душе, а не на ботинках и одежде. Лужу и пыль всегда можно вытереть тряпкой, ты и без меня это понимаешь. — Мне правда жаль, что я почти не помогаю вам с приходом. — Мы оба ведем борьбу со злом за людские души, отец Сугуру. — Священник пропустил охотника через столовую, где уже хлопотали сестры, во внутренний сад, пригласил сесть на скамейку, по обеим сторонам которой влажно блестели политые розы. — Но если я взываю к совести и свету прихожан с помощью молитв и бесед, то ты бьешься с самим войском дьявола, и, пока мы оба живы и защищаем человечество, эта церковь будет стоять. — Я бы очень хотел изменить этот мир, избавить его от всей существующей нечисти. — Гето запрокинул голову, устремляя взгляд в вышину закатного небосвода. — Любым способом. — Любым, говоришь? — Голос отца Маттео стал на несколько тонов холоднее. — Так мыслит только безумец и великий грешник. Задуши в себе эти мысли на корню и не иди против воли Творца. Люцифер тоже бросил вызов Господу, был низвергнут и стал величайшим злом, которое ненавистно всему живому. Каким образом ты хочешь изменить мир, Сугуру? Убьешь всех вампиров? Ты и сам говорил, что это невозможно, они появляются вновь и вновь. Они ведь рождаются из людей, так? Тогда, может, убьешь всё человечество? — Отец Маттео, как вы можете такое говорить? — Сугуру круглыми от шока глазами уставился на собеседника, чувствуя, как режущие холодом мурашки вцепились ему в позвоночник. — Не дай сомнениям захватить твой разум. Пока ты можешь ясно различать, кто твой истинный враг, а кто друг, Господь не оставит тебя. Ты его карающая длань и щит. Сын мой, если что-то тревожит тебя, ты всегда можешь исповедоваться мне. — Священник в редких случаях называл Гето «сын мой», а это значило, что Бьяджини беспокоился. — Всё в порядке, отец Маттео. — Охотник аккуратно коснулся смуглой руки настоятеля. — Простите, что заставил волноваться. Вы правы, я едва не зашел слишком далеко в своих суждениях. Наверное, мне просто нужен короткий отпуск, не помню уже, когда в последний раз нормально спал. — Приходи на службу, если будет время. И просто заходи почаще в гости, двери церкви всегда открыты не только для прихожан. — Директор Яга дал задание проверить поместье Годжо, в последнее время там неспокойно. — Сугуру отчего-то почувствовал желание поделиться с мужчиной деталями новой миссии. — Не думаю, что там что-то серьезное, скорее всего, просто заблудший дух, но… у меня странное предчувствие. — Ты поступаешь правильно, что прислушиваешься к себе, ведь глаза можно обмануть. — Бьяджини поднял одну руку и положил ладонь на макушку Сугуру, затем прочел короткую молитву, благословляя охотника. — Не бойся умереть за добро. Да пребудет с тобой сила Господа и мудрость Будды. — Вы удивительный, отец Маттео, — Гето тепло улыбнулся. — Католик, а обращаетесь к Будде. — А ты родился в его стране, но носишь католическую сутану, — священник отзеркалил иронию Сугуру. — И кто сказал, что раз я католик, то не должен признавать другие вероисповедания? Мы живем в двадцать первом веке, а не в Средневековье, в конце концов. — Вы всегда умеете найти правильные слова, чтобы успокоить. — Это моя работа, если так можно сказать. Присоединишься к нам за ужином, брат Сугуру? Девочки будут рады. Да и нельзя идти на миссию с пустым желудком, иначе он будет тебя отвлекать. — С радостью. — Охотник кивнул, улыбаясь еще шире.***
Осознание, что где-то в темноте комнат старого поместья могло скрываться зло, уже не делало место безопасным, насколько вообще могли быть безопасны руины. Да, резиденция разваливалась, зарастала сорняками, но до сей поры единственным, что представляло угрозу для ее посетителей, были ржавые гвозди, проломы в полу или упавший сверху кирпич. Охотники прибрали обиталище клана Годжо к своим рукам почти сразу же, как только тот был уничтожен неизвестной группой вампиров. Было ли то спланированное массовое убийство или случайная резня, неизвестно, ведь с тех пор прошло около двухсот лет. Не одними только безмозглыми низшими вампирами, жаждущими лишь набить брюхо кровью и плотью, и неупокоенными духами полнилось «общество» чудовищ. Были еще и высшие кровососы, те, кто умел разговаривать, мыслить, строить планы и в целом ничем не отличался от людей, разве что пили кровь и обладали сверхспособностями. Многие из них объединялись в кланы со сложной внутренней иерархией, интегрировались в общество смертных, оказывали влияние на жизнь островной страны. Самыми крупными и влиятельными вампирскими семьями в Японии были клан Зенин и клан Камо. Будучи монстрами, они тем не менее соблюдали заключенный несколько сотен лет назад договор между вампирами и людьми, согласно которому обе стороны не посягали на жизни друг друга без серьезных на то причин. Если кто-то из вампиров Зенинов или Камо просто так убивал человека, соклановцы без лишних слов отдавали его охотникам; то же самое происходило и на противоположной стороне — человек, убивший вампира вышеупомянутых семей, отдавался нечисти на растерзание. Жестоко, кроваво, но справедливо. Потомки Зенинов, Камо и других высших вампиров из более мелких семей, инициированные через ритуал крови, занимали высокие места в правительстве, владели крупными компаниями, а вот полукровки, рожденные от смертных женщин, становились охотниками (к неудовольствию своих могущественных отцов, разумеется). Это было честное, по мнению старейшин общества охотников, регулирование численности высших кровопийц — за каждого новообращенного клан отдавал одного полукровку, а если не мог, собственноручно уничтожал свое творение. Ведь обратить человека в вампира не составляло труда, а вот зачать ребенка с уникальными способностями удавалось далеко не с первого и даже не со второго и не с третьего раза. А ведь этого договора и шаткого, но мира могло и не быть, если бы вампиры клана Годжо не встали однажды на сторону смертных, выступив в войне против собратьев по виду. Из трех кланов именно Годжо имели куда больший вес и авторитет, а потому Зенин и Камо вынуждены были подчиниться и принять условия соглашения. Спустя пару сотен лет, в одну из ночей неизвестные вампиры (а это точно были кровопийцы) мором пронеслись по поместью великого клана, разорвав чудищ-освободителей на куски. Погибли не только те, кто был тогда в резиденции, убийцы постарались и уничтожили всех членов семьи Годжо на территории Японии. Что случилось с вампирами клана, находившимися в тот момент за пределами страны, никто не знал, они просто исчезли — либо, как и собратья, были убиты, либо, прознав о трагедии, решили не возвращаться на остров. Охотники справедливо опасались, что устранение Годжо развяжет двум другим кланам руки и те примутся вновь налево и направо проливать людскую кровь, но главы Зенин и Камо, отрицая свою причастность к резне, пообещали придерживаться условий договора, чтобы «чтить память убитых». И, что удивительно, соблюдали его до сих пор. Сугуру медленно выдохнул, приводя мысли в порядок, и повел в воздухе рядом с собой пальцами, призывая духа. Долговязая, сгорбленная, полупрозрачная фигура, похожая на переломанного человека, выросла из тени позади Гето, с заунывным стоном наклонилась вбок, выглядывая из-за плеча священника, и уставилась на него белесыми пустыми зрачками. Кожа существа — если это можно было назвать кожей — была похожа на старую губку для мытья посуды и пластами слезала с плоти, туманом растворяясь в воздухе. Сугуру не заострял свое внимание на являвшихся на зов духах, ведь каждый раз это был кто-то новый. — Ищи. — Приказ был короткий, резкий, бескомпромиссный. Нежить, издав очередной замогильный стон, будто в знак согласия, неслышно нырнула в темноту поместья. Если она обнаружит потустороннее присутствие, то непременно даст Гето знать через их ментальную связь. Мысль, что, наверное, не стоило приходить в резиденцию Годжо под ночь и в одиночку, слишком поздно зародилась в голове охотника. Да, солнце всё еще было верным союзником в борьбе с нечистью, но если низшие вампиры полыхали под яркими лучами, как бумага, то, чтобы убить высшего, нужно было продержать его под солнцем как минимум час. Сугуру посмотрел в сторону мутного окна, за которым уже было достаточно темно. Что ж, оставалось надеяться, что в поместье забрался какой-нибудь слабый вампир или дух, которого можно будет легко убить, облив святой водой, засадив под ребро серебряный нож или разорвав с помощью призванной твари. Когда-то, если верить рассказам, это место было роскошно и звенело богатством. Годжо не скупились на дорогую мебель и украшения, вешали на стены картины и зеркала в резных рамах, кажется, содержали даже цветник на заднем дворе. После убийства семьи дом не постеснялись обнести мародеры (стащили даже то, что было залито кровью и усеяно внутренностями), и тогда охотники оцепили территорию, объявив ее своим достоянием, памятником на могиле великого клана. Хрустя попадающимися под подошву ботинок бетонными крошками, Сугуру прошел в гостиную. В центре комнаты стоял низкий длинный стол, исцарапанный и пыльный, по углам валялись сложенные в кучу остатки перегородок и прочий, не представляющий интереса мусор. Сквозь провалы в стенах виднелось скудное полусгнившее убранство смежных комнат, плесневелые футоны и заросшие плющом ящики. Священник невесело усмехнулся: когда-то клан Годжо едва ли не обожествляли, а теперь от него остались лишь записи в библиотеке охотников и эта печальная развалина. Дух молчал, не донимая хозяина неприятным холодком в районе затылка; значит, пока никого не засек. Сугуру продолжил свою настороженно-медленную экскурсию по дому, пройдя через покосившийся дверной проем в следующую комнату. Скорее всего, это была какая-то галерея, потому что на стенах висели пустые рамы и, реже, портреты. Охотник снял с гвоздя одну из рамок, смахнул краем рукава с треснувшего стекла толстый слой пыли и грязную паутину. На почти выцветшей поверхности рисунка виднелись лица мужчины и женщины, но безжалостное время затерло очертания, а потому нельзя было сказать с уверенностью, кто здесь был запечатлен. Возможно, это был глава клана со своей женой, а может быть, кто-то еще. Сугуру вернул рамку на место и тем же путем вернулся в коридор с лестницей, ведущей на второй этаж. Затягивающая пустота на вершине ступенек, обласканных редким лунным сиянием, одновременно и манила, и пугала до мурашек. Гето поднес к губам маленький серебряный крестик, висящий на чётках, на выдохе прошептал короткую молитву и на пробу сделал несколько шагов. Лестница под весом мужчины ожидаемо заскрипела, и Сугуру на несколько секунд замер, прежде чем продолжить путь. Пройдя еще две-три ступени, священник вдруг остановился, осознавая, что не чувствует своего духа. Не потому, что тот всё еще не отыскал источник потусторонней энергии, а потому, что он вообще исчез. Гето настолько увлекся рассматриванием поместья Годжо, что не заметил, как оборвалась их связь, всегда дававшая о себе знать легким покалыванием в кончиках пальцев и ненавязчивым шумом в ушах. Быстро спустившись вниз, охотник крепко стиснул в руке чётки и снова дернул пальцами свободной руки, подзывая духа к себе. Тот не явился. — Твою мать. То, что сумело одолеть нежить Гето, явно было сильнее низшего вампира. Если бы директор Яга отправил на задание первокурсников, те с большей вероятностью были бы убиты. Шумно выдохнув, Сугуру опустил на пол сумку, рывком вытащил из нее несколько склянок со святой водой, пояс с ножнами и кобурой, параллельно набрав по телефону руководителя колледжа. — Яга-сенсей, вы были правы, тут что-то есть. И это не просто низший, оно смогло изгнать моего духа. — Черт. Выслать к тебе подкрепление? — Голос мужчины был недоволен и встревожен. — Не нужно, я справлюсь. Хотя… если не выйду на связь в течение следующего часа, отправьте кого-нибудь. — Понял. Будь осторожен, Сугуру. Если есть возможность слинять, не вступая в бой, вали оттуда к чертям собачьим. Не строй из себя героя. — Сделаю все, что в моих силах. До связи. — Гето сбросил звонок до того, как Яга Масамичи начал бы отчитывать бывшего ученика за беспечность и излишнее рвение нажить проблем на задницу. Электричество в поместье не было проведено, а использовать фонарик Сугуру не мог, потому что для призыва духа ему требовалась как минимум одна свободная рука. Сделав пальцами несложный пас, Гето вытянул из завесы небытия стайку блуждающих огоньков, и те лениво разлетелись по зданию, осветив его мягким бледно-голубым сиянием. Священник слишком поздно услышал шелестящие шаги позади себя. — Ого, ты и так умеешь? Молодой человек, подкравшийся к Сугуру, был одет в растянутый свитер и рваные джинсы, заляпанные темными пятнами. Он был бос, и, наверное, поэтому охотник не сразу расслышал, как он подошел. Юношу можно было бы назвать красивым, если бы его красоту не портили полыхающие ярко-коралловым радужки глаз и растянутый в широкой улыбке клыкастый рот. Гето среагировал на пришельца незамедлительно — резко замахнулся и ударил кулаком в лицо. Благодаря тому, что Сугуру был полукровкой, его физические способности в несколько раз превосходили человеческие, и удар вышел что надо. Отшатнувшись, безымянный вампир взвыл, согнулся пополам и прижал к лицу ладони. Священник готов был поклясться, что слышал, как захрустел сломанный нос и треснули кости чужого черепа. — Ты охренел?! Я тебя убью, ублюдок! Вскинувшись и зарычав, юноша ринулся на Сугуру, выбросил вперед когтистую руку, метя противнику в незащищенное горло. Если бы Гето был простым человеком, а не натасканным на убийство нежити охотником, выпад вампира стал бы для него смертельным: крепкие острые когти пробили бы нежную глотку, словно карандаш — лист бумаги, а то и вовсе снесли бы голову с плеч, облив стены свежей, горячей, дымящейся кровью. Сугуру ловко ушел с траектории удара, выхватывая с пояса пузырек со святой водой и разбивая его об голову кровопийцы. Если он выберется из поместья живым, Сёко точно сначала открутит ему башку, а уже потом вытащит из ладони врезавшиеся осколки стекла. Вампир закричал от боли, принялся хватать себя за вспузырившуюся от ожогов кожу, а Сугуру, не теряя времени, вооружился ножом и стремительно метнулся к врагу, намереваясь закончить битву одним точным ударом. За мгновение до того, как лезвие вошло бы в основание шеи вампира, тот вдруг выставил перед собой руку, и Гето натолкнулся на невидимое препятствие. Секундного замешательства охотника хватило на то, чтобы кровосос нанес ему ответный удар кулаком в живот, отбросив в сторону и заставив рухнуть у основания лестницы. Смазливая мордашка чудища была знатно попорчена. Кусок плоти, спаленный святой водой, отвалился от бледного лица, обнажив белую кость и часть челюсти, правый глаз полностью залило мутно-серым, а из сломанного носа потекла черная кровь. Сугуру знал, что для высшего вампира такие травмы не были смертельными и заживали достаточно быстро. Чем старше был кровопийца, тем меньше времени требовалось ему для регенерации. Если юноша, с которым столкнулся Гето, новообращенный высший, то приведет себя в порядок в течение нескольких часов, поэтому лучше бы добить его сейчас, пока он ослабел и дезориентирован от ран. — Я сломаю твою ебаную шею, а потом разорву на сотню кусков! — Вампир уставился на Сугуру, бешено вращая зрачком уцелевшего глаза. Путь к входной двери был заблокирован, а лететь напролом было настоящим самоубийством. Мчаться куда-то вглубь поместья по первому этажу тоже было неразумно — монстр буквально стоял посреди коридора. Оставался лишь верхний этаж. Можно будет забежать в первую попавшуюся комнату и выбраться через окно. Прыжок со второго этажа уж точно не убил бы Сугуру, в отличие от разъяренного вампира. Недолго думая, Гето рывком поднялся на ноги и, перемахивая через несколько ступеней, взлетел наверх. — Нет! Стой, туда нельзя! — вдруг закричал ему в спину юноша, и если бы священник отвлекся, то не увидел бы большой пролом в полу. Резко сгруппировавшись, Сугуру перепрыгнул дыру, но не заметил в полутьме свисающую балку впереди (блуждающие огоньки, будто привязанные, полетели за хозяином, но не успели целиком осветить этаж) и впечатался в нее лбом. Взорвавшиеся в голове искры быстро потонули в тяжело навалившемся мраке, и охотник запоздало обнаружил, что летит куда-то вниз, а затем кто-то или что-то ударило мужчину по затылку, и бесконечный, по мнению Гето, полет прекратился.*
Пробуждение Сугуру было тяжелым, с пульсирующей в голове и груди болью. Разлепив глаза, священник тут же зажмурился, потому что ему в лицо из пролома в стене бил лунный свет. Духи-огоньки исчезли, когда Гето потерял сознание и разорвал с ними контакт, и теперь охотник чувствовал себя максимально уязвимым. Не открывая глаз, Сугуру медленно поднял руки и ощупал себя за голову и шею, ища следы травм, но не обнаружил ни проломов в черепе, ни характерных отметин клыков на коже. — Очнулся, святоша? Прекрасно, я уж думал, что ты откинешься прямо здесь. Сугуру едва не подкинуло на месте, но руки, надавившие ему на плечи, удержали священника в горизонтальном положении. Новая вспышка боли станцевала перед глазами брюнета пылкую румбу, и Гето прижал ко рту ладонь, подавляя рвотный позыв. Когда тошнотворный ком в горле прекратил душить его, мужчина всё же открыл глаза и увидел склонившееся над ним уже знакомое юношеское лицо. Раны вампира практически зажили, белесый глаз прозрел, и теперь зрачок плавал в прошитой алыми жилками склере. Волосы, еще недавно бывшие белее лебединого пера, слиплись в сосульки от подсохшей крови. — Совсем плохо, да? — Что ты… делаешь? — Связная речь давалась Сугуру с трудом. — Сижу и гадаю, сдохнешь ты или нет. Ты ведь полукровка? Я дал тебе немного своей крови, скоро поправишься. — Вампир вновь удержал Гето на месте, потому что тот после его слов взбрыкнул и попытался подняться. — Да лежи ты! Прояви хоть каплю благодарности тому, кто тебя спас! — Не ори. Голова болит. — Сугуру поморщился, чувствуя новый прилив тошноты. — У меня, между прочим, тоже. Ты мне сначала нос сломал, а потом святой водой облил. Я с тебя такую компенсацию стребую, что ты охренеешь. — Помолчи хоть минуту, у меня башка разрывается. Вампир, к удивлению Гето, замолчал. Насладившись долгожданной тишиной, Сугуру начал думать над тем, как выкручиваться из ситуации. В первую очередь нужно понять, где он находится. Наверняка всё еще в поместье; определить это священник сможет только после того, как поднимется на ноги и осмотрится. Во-вторых, узнать, сколько времени прошло с последнего его звонка директору Яге. Если больше часа, то скоро должна будет грянуть подмога. — Минута прошла, святоша. — Вампир снова навис над Сугуру, растягивая губы в ухмылке. — Как себя чувствуешь? — Получше. Почему ты не убил меня? — Сначала хотел, да потом передумал. Ты показался мне интереснее тех троих, кто приходил раньше. В отличие от тебя, эти люди не умели призывать духов и драться. И вообще, я впервые вижу полукровку спустя столько лет! — Ты их убил? Тех людей? — Я хотел есть. Бьющаяся по вискам боль утихла — сработал исцеляющий эффект вампирской крови. Сугуру медленно присел, отмахиваясь от помощи нечисти, подождал, пока сфокусируется зрение, и осмотрел помещение. Судя по знакомой обстановке, это явно был подвал, а значит, Гето пролетел аж два этажа вниз или это альбинос его сюда притащил. — Эй, святоша, ты меня слышишь? — Прекрати называть меня так, у меня имя есть. Гето Сугуру. — Охотник скривился, поняв, что слишком разоткровенничался и не успел вовремя заткнуться. И почему он вообще с ним разговаривает? — Рад знакомству! Я Годжо Сатору. — Вампир заулыбался еще шире, демонстрируя клыки. — Что? Гето показалось, что он ослышался. — Что «что»? — Юноша непонимающе похлопал ресницами. Только сейчас Сугуру заметил, что они тоже были белыми. — Как тебя зовут? — Э-эм… Годжо Сатору. — Нет… Этого не может быть. — Охотник покачал головой, не отрывая от собеседника удивленного взгляда. Это шутка. Хреновая идиотская шутка. — Да что опять не так? — Весь клан Годжо уничтожили примерно двести лет назад, никого не осталось в живых. Вампир, представившийся Годжо Сатору, замолчал и уставился куда-то себе под ноги. Тишина, нависшая в помещении, была неловкой и не предвещавшей ничего хорошего. Сугуру задержал дыхание и замер, приготовившись к новой вспышке ярости со стороны противника, однако юноша лишь тяжело вздохнул. — Уничтожили? Теперь понятно, почему я никого не нашел, а дом в такой разрухе. Как погибла моя семья? — Я не знаю подробностей, но могу поискать информацию, если хочешь. Ясно только то, что какие-то неизвестные напали на клан и за одну ночь убили всех, кто входил в семью Годжо. Ходят слухи, что кланы Зенин и Камо тайно объединились с вампирами-одиночками или другими мелкими семьями и устроили заговор, но это неизвестно наверняка. По крайней мере, Зенин и Камо отрицают свою причастность к уничтожению твоей семьи. — Сугуру, как на духу, выпалил все, что знал. Отчего-то поникший вид Сатору вызвал у охотника чувство… жалости? — Неудивительно. Хотя это не в духе Зенинов, они обожают кичиться своими победами. — Вампир злобно усмехнулся, сверкая красными глазами. — У отца всегда были натянутые отношения с Наобито, особенно после того, как тот послал одного из своих ублюдков убить меня, когда мне было несколько недель от роду. — Насколько мне известно, даже новообращенные вампиры очень сильны. Ты вполне мог дать наемнику отпор. — Сугуру усмехнулся. Надо же, а этот Годжо, оказывается, тот еще любитель прятаться за чужими спинами. — Ты меня вообще не слушаешь, да? Какой отпор, я младенцем был! В колыбельке лежал и сопел в обе дырки. — Сатору раздраженно всплеснул руками и ткнул себя пальцем в кончик носа. — Ты… Ты издеваешься надо мной? Вампиры создают себе подобных через ритуал крови! — А я вот родился! Как ты, как любой другой человек! Или ты не в курсе, откуда дети берутся? — Но это невозможно. Или… Гето в который раз показалось, что он ослышался. Где-то на подкорке сознания священника зашевелилось всё, что он запомнил на занятиях Яги-сенсея. Нет, кровосос не выдумывал, в истории действительно были зафиксированы случаи рождения потомства у вампиров, но их было так мало, что хватало пальцев обеих рук, чтобы посчитать все. — Твою мать, боже. — Богохульствуешь, святоша. — Почему ты объявился только сейчас? Где ты был, когда случилась резня? — Брюнет коснулся пальцами правого виска, чувствуя, как от непрерывного потока новой информации у него снова разболелась голова. — Да здесь и был. — Сатору пожал плечами и в очередной раз вздохнул. — Где «здесь»? — Здесь, в доме. На непонимающий взгляд собеседника Годжо ткнул пальцем себе за плечо и развернулся так, чтобы Сугуру было видно углубление в дальней стене подвала и расколотую на две части большую тяжелую плиту. Прищурившись, Гето разглядел на поверхности монолита выщербленные узоры, похожие на глазные яблоки. — Что это, черт возьми? — Мое персональное тюремное царство, в котором я был последние, получается, двести лет. — Мы облазили этот дом вдоль и поперек и знаем здесь каждый камень, этой плиты не было. — Сугуру прищурился, переводя взгляд с темницы на Сатору. — Как мы могли ее не заметить? — Наверное, это какая-то особая скрывающая магия, которую нельзя засечь. Последнее, что я помню, это как отец вызвал меня к себе и сказал что-то о том, что я должен сохранить наследие семьи. А потом он… загипнотизировал меня? Заставил уснуть? По крайней мере, больше я ничего не помню, а когда очнулся, уже оказался здесь. — Если хочешь спрятать так, чтобы не нашли наверняка, спрячь на видном месте, — задумчиво произнес Гето. — Твой отец был умен. Но почему гробница открылась сейчас? — А мне откуда знать? — Годжо как-то неопределенно повел плечами. — Может, действие печати ослабло, может, кто-то ритуал призыва провел. Ты охотник и в таких вещах разбираешься лучше меня, вот ты и скажи. С истинным, чистокровным вампиром Сугуру Гето точно не справиться. Если, конечно, Годжо не навешал ему лапшу на уши, чтобы выглядеть внушительнее. С другой стороны, если бы Сатору был тем, за кого себя выдает, он стер бы охотника в порошок одним только щелчком пальцев. Вывод напрашивался сам собой: Годжо был либо всего лишь амбициозным высшим вампиром, либо пока еще очень слабым истинным. Нужно было срочно вызвать директора Ягу и сдать ему столь ценный экземпляр. Сам по себе живой вампир клана Годжо был сенсацией, а уж если он еще и чистокровный… Только бы успеть обезвредить его. План родился в голове Сугуру сам собой. — Помоги встать. — Охотник протянул Сатору руку. — Голова еще кружится. — Какой-то ты слабый полукровка, давно должен был уже очухаться. — Вампир фыркнул, но осторожно потянул священника на себя, помогая подняться на ноги. — Может, лучше снова приляжешь? Если хочешь, я дам еще своей крови, мне не жал… Крепко ухватив кровососа за ворот свитера, Сугуру, как уже сделал это ранее, несколько раз ударил Годжо в лицо, дезориентируя, а затем резко пнул, наталкивая парня прямо на торчащий из стены длинный металлический штырь. Острый край арматуры насквозь прошил грудину Сатору — ну точно бабочка, насаженная на булавку. Хрипя и плюясь кровью, вампир ухватился дрожащими руками за влажный штырь и попытался с него слезть. — Ах ты… — Не думай, что это что-то личное. Я отвезу тебя в колледж, и если ты действительно чистокровный Годжо, то пусть директор и старейшины сами с тобой разбираются. — Сугуру приблизился к Сатору, собираясь, пока тот не успел сползти с арматуры, временно запечатать его сознание и погрузить в сон. — Блять, а ты ведь даже начал мне нравиться. Твои старейшины убьют меня и глазом не моргнут. Я хочу жить. — Если не будешь сопротивляться, тебе сохранят жизнь. — В тебе есть хоть капля человечности? — Вампир тихо зарычал. — Ты не человек. — Ну а ты? Обычные люди не умеют призывать духов, Гето Сугуру. — Меня не устраивает тот факт, что кто-то из моих предков связался с вампиром, но я больше человек, чем полукровка. Вашей крови во мне мало, всего одна сотая, не более. — Надо же, какой ты скромный. Судя по тому, что я видел, с уверенностью скажу, что в тебе целая треть от сотни, и еще есть куда расти. Голос Сатору стал ядовитым, как белладонна. Он как будто проникал внутрь, стекал обжигающим потоком по стенкам желудка, обволакивал мозг. Сугуру понял, что чудище пыталось воздействовать на него своим даром. Пора было заканчивать этот спектакль, пока не стало поздно. — Откуда ты знаешь, что какая-нибудь твоя прапрабабка не специально сошлась с вампиром? — Годжо продолжал плеваться кровью и остротами, пытаясь вывести противника на эмоции. — Вы, люди, всегда добровольно ложитесь под нас, потому что порочны и не можете сопротивляться низменным страстям, а еще жадны, когда дело касается силы и власти. Дай мне добраться до тебя, сукин сын, и я продемонстрирую тебе это. Будешь молить меня вставить тебе так же рьяно, как ты молишься своему богу. — Животное. Кривясь от отвращения, Сугуру резко коснулся ладонью лба Сатору и прочел мантру запечатывания, специально созданную охотниками на случай, если требовалось не уничтожать тварь, а доставить для каких-либо целей в колледж. Вампир дернулся и затих, повиснув на арматуре. Его красные блестящие глаза подернулись неплотной дымкой, а голова упала на грудь. Медленно выдохнув, Гето нащупал в кармане телефон и выругался из-за разбитого, но всё еще работающего экрана. С последнего их разговора с Ягой Масамичи прошло полтора часа, а в списке звонков висело несколько непринятых от наставника. Сугуру уверенно нажал кнопку вызова. — Я поймал его, Яга-сенсей. Нет, не убил, а поймал. Если еще не отправили никого к поместью, приезжайте вместе с ними. В любом случае приезжайте прямо сейчас, вы должны это увидеть.