*
Прежде чем Гето толкнул входную дверь и вошел внутрь здания, где располагался офис адвокатов, он замер у порога и длинно выдохнул, настраивая себя на тяжелый разговор. Нанами предупредил сэмпая, что Хигурума Хироми — принципиальный полукровка, и убедить его в необходимости принять участие в борьбе против бунтующих чистокровных вампиров будет так же сложно, как попытаться отыскать, где заканчивается космос. Священник не отрицал, что ему было страсть как интересно, по какой причине, будучи потомком великого Сутоку, бившегося тысячу лет назад с Сукуной, Хигурума отказался становиться охотником и дистанцировался от всего, что было связано с ремеслом истребителей. Крылось ли все в одной лишь не боевой способности полукровки или дело было в чем-то другом, более весомом и серьезном? Возможно Хироми не желал приносить в жертву профессии дорогих ему людей? А может просто не видел смысла в жестокой мясорубке, не приносящей ничего, кроме травм и искалеченной психики? Кто-то из его предков-охотников (а может родители?) получил серьезное увечье, которое испугало маленького полукровку и вызвало отвращение и страх за собственную жизнь? Догадок было, как причудливых сказок, ровно тысяча и одна, но истину Сугуру познает только в разговоре с самим Хигурумой. Кивнув самому себе, священник открыл дверь. — Добрый день. Чем могу вам помочь? — администратор информационной стойки вежливо поприветствовала гостя. — Я ищу господина Хигуруму Хироми, мне сказали, он работает здесь. — Боюсь, сейчас господин Хигурума отсутствует, он на встрече с клиентом. Вы записывались на консультацию? — женщина посмотрела что-то в компьютере. — Как ваше имя? — Нет, я не по записи, это личный разговор, — Гето спрятал руку в карман куртки, пытаясь унять внезапную нервозность. — Вы можете подождать его возвращения или записаться на свободное время приема. — Я подожду. — Желаете кофе или чай? Места для курения — по левую дверь от вас, — женщина вежливо улыбнулась. — Чай, пожалуйста. Каких только людей ни увидел Сугуру, пока сидел в кресле холла, нервно постукивая пальцами по подлокотнику. За помощью к адвокатам шли и бедные, одетые в переношенную выцветшую одежду, с залегшими под глазами тенями, и богачи в костюмах с иголочки, всем своим видом кричащие о достатке. Шли молодые, шли старые, мужчины, женщины, чернорабочие и офисные планктоны, невиновные и преступники. Перед глазами полукровки мелькали облаченные в строгие костюмы адвокаты с кейсами в руках, которые пожимали клиентам при встрече руки, поправляли узел галстука и уводили людей вглубь конторы или выходили на улицу, разговаривая по телефону, видимо, собираясь на встречу в запланированном месте. Сколько выигранных дел пряталось в их непроницаемых чемоданах? А сколько проигрышей висело тяжелым грузом на плечах? Стрелка часов перевалила за полдень, и Сугуру вновь забеспокоился — а вдруг Хигурума не появится сегодня на рабочем месте, и охотник впустую потеряет целый день? Не лучше ли будет все же записаться к адвокату на свободное время приема, чтобы стопроцентно встретиться и переговорить с глазу на глаз? А если придется долго ждать? У колледжа каждая минута на счету, а руководство не позволит священнику прохлаждаться в ожидании призрачной поддержки от неизвестного полукровки, будь он хоть потомком самой богини Аматэрасу. Прикусив губу, Гето упрекнул себя за то, что в очередной раз преждевременно пал духом, откинулся на спинку кресла и решил во что бы то ни стало дождаться возвращения Хигурумы, даже если придется сидеть в этом идиотском холле до самой ночи. Он не имел права возвращаться в колледж без новостей, хороших или плохих. Взгляд мужчины зацепился за пустую белую керамическую чашку на столике напротив — и мыслями устремился к альбиносу. Внутренний голос подсказывал Сугуру, что когда тот вернется в общежитие, то непременно наткнется на вампира у дверей своей комнаты, как это было ранее, до того, как охотник перестал запираться и фактически начал делить с Годжо жилплощадь. Чертов Сатору не позволит брюнету в очередной раз позорно сбежать и отложить выедающий изнутри разговор. Наверняка за неделю, что они провели порознь, у альбиноса тоже накопилось достаточно претензий, которые огромными гвоздями забьются в крышу гроба самообладания Сугуру. Как можно мягче подвести к сути проблемы или огорошить, словно обухом по голове? А может стоит попросить у администратора лист бумаги, ручку и заранее написать речь? Какие, блять, подобрать слова, чтобы признание в любви не превратилось в невнятную речь шизофреника или, что еще хуже, в тупой клишированный подкат или оскорбление? Полукровка попытался вспомнить, что говорили ему девушки, с которыми он в юности пропадал на задних рядах кинотеатров — что он красивый? Сильный? Вежливый и внимательный? Сатору и без напоминаний Сугуру знает, что красив, как величественная мраморная статуя архангела. И в силе своей тоже не сомневается. А с таким отцом, как Годжо Юудэй, чистокровный не мог вырасти грубым и черствым. Разливаться в комплиментах в духе «Ты такой классный, у меня от тебя сердце бьется быстрее» священнику было бы неловко, не школьница же он, в конце концов. Черт возьми, ну вот как мужчине адекватно признаться в своих чувствах к другому мужчине, не пожелав при этом провалиться сквозь землю от стыда? — Ох, Всевышний, если это твое наказание за мои грехи, то ты невероятно жесток, — чуть слышно буркнул Сугуру, потирая пальцами висок, начавший ломить от тупой пульсирующей боли. — Господин Хигурума, к вам посетитель, — вдруг защебетала администратор, привлекая внимание вошедшего в холл мужчины, и священник поспешно вскочил на ноги. Честно говоря, брюнет представлял загадочного потомка Сутоку иначе. В сознании Гето ярко нарисовался образ мужчины лет пятидесяти, умудренного опытом, со строгим, ясным, полным скепсиса взглядом. Человек напротив казался чуть старше святого отца, может лет на шесть, а в темных озерцах его глаз лениво плескались волны нечеловеческого утомления и апатии, как будто он уже родился уставшим и равнодушным к окружению. Весь в черном, с нечитаемым выражением лица, Хигурума Хироми был похож на очеловеченного ворона, того самого, которому посвятил свое стихотворение Эдгар Аллан По, на мрачного сборщика душ Таната. Адвокат смерил подошедшего Сугуру взглядом, и тот ощутил легкое касание чужой ауры, похожей на скользящий по воздуху хрустящий лист бумаги, опускающейся на плечи тяжелой плотной тканью, будто мантией. Полукровка ответил осторожным стрекотом разряда, давая Хироми понять, что перед ним не просто человек, а такой же, как и он, наполовину чудовище. — Не помню, чтобы назначал вам встречу, — Хигурума чуть сощурился. — Я от Нанами Кенто, — сразу перешел к делу священник, заметил, как стеклянная маска равнодушия на лице мужчины дала трещину. — Вы тоже охотник? — отослав администратора, тихо спросил адвокат. — Токийский колледж, Гето Сугуру, — брюнет протянул Хироми руку, однако тот проигнорировал приветственный жест, вмиг враждебно полыхнув энергетикой. — Я не имею дел с охотниками, вы зря тратите мое и ваше время. — Даже не спросите, зачем я к вам пришел? — брюнет недовольно сложил на груди руки, когда Хигурума попытался обойти его. — Явно не за юридической консультацией. — Верно, не за этим. — Тогда нам не о чем разговаривать. — Господин Хигурума, я не тащился бы к вам без необходимости, — не без приглушенной тревоги произнес Сугуру, понимая, что полукровка ускользает из его рук. — И я здесь не по просьбе руководства, если вас это успокоит. Прошу, выслушайте меня, а уже потом решайте, будете вы помогать мне или нет. Вы ведь слышали о Сукуне, верно? — Вы хотите, чтобы я помог вам убить это чудовище? — в голосе Хироми послышались ирония и доля презрения. — Или хотя бы подсказали, как это сделать. Нанами почему-то уверен, что вам это по силам. Просто выслушайте меня. — Вы еще не обедали? Я знаю неплохое местечко неподалеку, и у меня есть немного времени до следующей встречи, — произнес Хигурума, после того как склонил голову набок, точно прислушиваясь к кому-то невидимому, прильнувшему к его уху, и ненадолго замолчал.*
Сугуру казалось, что адвокат был более заинтересован процессом поглощения лапши, чем его сбивчивым рассказом о бесплодных попытках охотников свалить ненасытного древнего монстра, потому что Хигурума ни разу не взглянул на собеседника, а его палочки замерли над тарелкой один-единственный раз — когда Гето упомянул наследника клана Годжо. Нанами говорил, что с Хироми будет тяжело, но охотник и не предполагал, что даже такой простой разговор выбьет его из сил. Священник не притронулся к своей порции, потеряв всякий аппетит из-за нарастающего раздражения и осознания, что, вероятнее всего, на самом деле зря потратил время. Хигурума вежливо попросил Сугуру продолжать, когда молчание того затянулось, и мужчина через силу поведал о событиях последних двух недель, закончив монолог советом Кенто обратиться к Хироми. — Я не думал, что дело так серьезно, — полукровка отложил в сторону палочки, — но, увы, я ничем не могу вам помочь. Мой дар крови не боевой, в сражении от меня толку нет. — Но вы же потомок Сутоку Тэнно… — в отчаянии выдохнул святой отец. — Это действительно так, но если у моего предка и были способности, которые пригодились бы в сражении, я их не унаследовал, в отличие от, как я правильно понимаю, Годжо и вас. — Неужели ничего нельзя сделать? О, Всевышний. — Вы монах? — Священник из католической церкви. — В таком случае я могу только посоветовать вам молиться своему богу и ждать чуда, — Хигурума пожал плечами, сцепляя пальцы в замок и укладывая их на поверхность обеденного столика. — Мне жаль, господин Гето, но вы пришли не по адресу. — Я вам не верю. Вы отказываетесь помочь только потому, что я охотник? — полукровка сощурился, в упор уставившись на Хироми. — Отчасти и поэтому. Я дал себе слово не иметь дел с нежитью и теми, кто ее истребляет, пусть и сам родился с проклятой кровью. Мой род столетиями безуспешно боролся с вампирами, многие побочные ветви семьи были попросту уничтожены. Мне не нужна вечная война, я хочу жить спокойно и умереть в старости, окруженный внуками. — Мы все этого хотим, но у нас есть долг — защита человечества от кровососов. — Это ваш долг, а не мой. Я отказался от него, но по-своему защищаю людей. Шумно втянув носом воздух, Сугуру в сердцах швырнул на стол зажатые в кулаке палочки для еды, чем привлек внимание немногочисленных посетителей забегаловки, однако Хигурума даже бровью не повел. Все равно, что разговаривать с надгробной плитой, равнодушно и безответно внимающей каждому произнесенному слову. И почему Нанами был так уверен, что этот бессердечный слуга Фемиды — именно тот, кто склонит чашу весов победы в сторону полукровок? Кенто разглядел в Хироми что-то, что так прытко ускользало от внимания Гето? — Можно встречный вопрос? Почему вы уверены, что этот Годжо одержит победу в войне с Сукуной, если он, с ваших слов, так силен, что уже дважды ушел от наказания? — Потому что Сатору сильнее, — тут же выплюнул Сугуру. — Но он дважды упустил его. Вы слишком в него верите, — Хигурума опустил подбородок на подставленные пальцы. — Я знаю, что Сатору сильнее, чем кажется. Он просто еще не пробудил свои силы. Кроме Годжо никто больше не может бросить Рёмену вызов и уйти живым. — Иногда стоит уступить врагу. — Тогда эта тварь уничтожит все, что увидит, а в Японии начнется настоящий хаос. А вы позволили бы стороне обвинения в пух и прах разнести подсудимого, которого вы взялись защищать? — Туше, — Хигурума улыбнулся краем рта. — Никто не будет в безопасности, пока Сукуна на свободе, и я буду делать все, что в моих силах, чтобы помочь Сатору и найти способ уничтожить вампира, — Сугуру закрылся от изучающего взгляда адвоката, сложив на груди руки. — Вы ни разу не солгали, господин Гето, — вдруг сказал Хироми. — Мой дар позволяет распознавать, когда говорят правду, а когда обманывают. Вы достойны уважения. — Но это не убедит вас помочь колледжу, я прав? — К сожалению. — Скажите, господин Хигурума, что вы чувствуете, когда отказываете в помощи своим клиентам? Вам ведь доводилось так делать, верно? — Это не касается темы нашего разговора, — мужчина скомкал салфетку, бросив ее в пустую чашку из-под лапши. — Все жители Японии в моем лице сейчас просят вас встать на их защиту. Пусть ваша способность не позволяет вам биться с врагом голыми руками, но я уверен, что вы что-то от меня скрываете. Император Сутоку не мог оставить после себя бесполезное потомство. — Следите за словами. — Иначе что? Встанете и уйдете? Привыкли убегать, столкнувшись с чем-то, что сильнее речи прокурора и приговора судьи? — Сугуру ощутил, как тьма внутри него проснулась и начала ворочаться, задевая когтями внутренности. — Не утруждайте себя, я уйду первым. Но знайте, что вы только что бросили человечество у края пропасти, — священник попросил у официанта счет и ручку, быстро набросал на салфетке номер своего телефона. — На случай, если вдруг передумаете, в чем я сомневаюсь. До свидания, господин Хигурума, не скажу, что был рад знакомству.*
Понуро плетясь через внутренний двор колледжа к додзё, где он обычно тренировался с катаной, почившей на просторах гор Хаконе в битве с Сукуной, Сатору думал о том, что ему следовало бы задержать священника, неважно, каким способом, хоть столкнуть с лестницы, чтобы сломал ногу и был прикован к постели. Вампир нервно кусал себя за губу, изнутри царапая клыками слизистую, отчего та кровоточила и болела, пусть всего пару секунд, прежде чем регенерация смыкала края укусов. Сугуру сказал, что его «важное дело» касалось предстоящей поездки в проклятую Окаяму, и это не могло не тревожить Сатору — раз охотник не желал посвящать истинного в детали, значит задумал что-то серьезное, и вряд ли оно вызовет одобрение со стороны наследника клана Годжо. Черт, он не должен был повестись на уверения полукровки! Время близилось к полудню, но мужчина так и не вернулся в колледж, а еще проигнорировал один-единственный звонок от Сатору, который тот совершил спустя десять минут пристального гипнотизирования экрана мобильного телефона (того самого, который притащил когда-то Нанами), в котором был забит лишь номер Гето. Кровосос честно старался убедить себя, что с Сугуру все в порядке, но спокойнее ему от этого не становилось. Тонкий слух уловил рубящий свист со стороны додзё и громкое довольное урчание, как будто одна из подконтрольных священнику тварей пробралась в мир людей и теперь радовалась успешному побегу. Годжо вспышкой скакнул к дверям, тихонько раздвинул сёдзи и заглянул внутрь. Юта, вооруженный катаной, порхал по залу, обрушивая на невидимого противника резкие, изящные, отточенные удары — чистокровный заметил, что вслед за лезвием меча подростка тянулся тонкий шлейф его ауры, оседающий на татами крошечными хрупкими снежинками. Оккоцу не забыл, чему его учил Сатору! Вокруг полукровки, уклоняясь от лезвия, вертелась восторженная Рика, несдержанным ревом оглашая, какой Юта сильный и самый-самый лучший. Чудовище быстро заметило присутствие постороннего и точно набросилось бы на Годжо, снеся собой сёдзи, если бы юноша вовремя не вскинул руку. — Нет, Рика, нельзя его трогать, это друг! — Он пахнет почти как ты-ы-ы! Ю-юта, почему он пахнет, как ты? — Оримото взвыла, ощерившись на вампира. — Потому что он моя семья, — Оккоцу коснулся морды Рики и легко погладил. — Я запрещаю тебе обижать Годжо-сэмпая, поняла? — Рика не бу-у-удет! Юта, не злись на Ри-ику! — Все хорошо, просто запомни, Годжо-сэмпай — наш друг, а мы не причиняем друзьям боль. — Так вот какая она, — не без интереса протянул Сатору, подходя чуть ближе. — Это и в самом деле твоя… невеста? — отчего-то альбиносу стало неловко, что он завел разговор на эту тему, но вилять было уже поздно. — Ри-ика невеста Ю-ю-ты! Юта любит Рику! — чудовище ревностно вклинилось в разговор, нависая над Оккоцу, точно живой купол. — В детстве мы дали клятву, что поженимся, когда вырастем, — полукровка с тоскливой улыбкой взглянул на свое обручальное кольцо, и от этого у Годжо вдруг кольнуло где-то в груди. — Но теперь… Разве тебе не больно? — Сатору спрятал руки за спину, будто провинившийся школьник. — Иногда я спрашиваю себя: если бы у меня была возможность вернуться в тот день, отпустил бы я Рику с миром или все равно привязал к себе, сделал чудовищем? Сначала я отвечал, что отпустил бы, — Оккоцу поспешно погладил начавшую выть Оримото, — но теперь понимаю, что без нее, даже такой, какая Рика сейчас, я бы не смог жить дальше. Она — часть меня. Слова Юты далеким эхом отозвались в сознании Годжо, погружая в вязкие и томные размышления. Неужели любовь и в самом деле обладала силой, способной одолеть даже смерть? Значит, правы были поэты и мудрецы, присваивавшие любви божественную мощь? Сатору помнил, как блестели лазурные глаза его отца, когда мужчина смотрел на Мизуки, играющую вечерами для семьи на биве, помнил, как залихватски посмеивался Тору, провожая взглядом симпатичную торговку, как с силой тянули друг к другу руки актеры, изображавшие на подмостках сцену прощания возлюбленных. Видел, выглядывая из тени комнаты в окно, как с нежностью гладила своего ребенка по волосам прачка, как с улыбкой воин-привратник трепал за ухо забредшего на территорию поместья Годжо пса, как спешно конюх прятал за пазуху лист бумаги, краснея, будто на солнце перегрелся. Любовь окружала каждый уголок дома Сатору, наполняла собой улицы Эдо и неслась дальше, по всем четырем сторонам света, а он этого не понимал. А может был слишком мал или глуп, чтобы понимать. Вампир инстинктивно прижал к груди пальцы, стиснул их в кулак — разве найдется в мире сила, способная заполнить зияющую внутри дыру, где была его любовь к семье? — Годжо-сэмпай? — обеспокоенный голос Юты мягко вытолкнул кровососа из пучины гнетущих мыслей. — С тех пор, как мы вернулись из Канагавы, вы сам не свой. Скажите, что вас беспокоит? — Не думаю, что стоит о таком тебе рассказывать, — Сатору отвел взгляд, пряча смущение, со вздохом опустился на пол, вытянув длинные ноги. — Я запутался. — Вы и Гето-сама поссорились? — Наверное. Или нет. Я не знаю. Сугуру странный, иногда я совершенно не понимаю его действий. — Возможно это не мое дело, но мне кажется, что вам стоит поговорить. Гето-сама дорожит вами, это заметно, — подросток присел рядом на корточки, сложил руки на коленках. — За все два года моего обучения здесь я не видел, чтобы Гето-сама привязался к кому-либо так же сильно, как к вам. Годжо со стоном откинулся назад, укладываясь на татами и закрыв ладонями лицо. Оккоцу был слишком юн и наивен, чтобы различать тонкости взаимоотношений взрослых, а может оно и к лучшему — будет крепче спать и не обзаведется лишними психологическими травмами. Однако даже Юта заметил перемены в поведении наставника, а значит не получится списать все на последствия миссии в Хаконе. И почему Сатору сразу не догадался о причинах столь странного, но теплого внимания со стороны Сугуру? Теперь, вспоминая все его долгие взгляды, незатейливые прикосновения, попытки удержать на себе внимание Годжо, объятия в коллекторах перед бойней в Сибуе, разъяренно-смущенную реакцию на поцелуй в руку… О, милостивый Будда! Так ведь Сатору и сам хорош, первым полез со своими неконтролируемыми эмоциями и желанием утешить! Вспыхнув, точно фейерверк в ночи, альбинос плотнее прижал к лицу руки, надеясь задохнуться и умереть прежде, чем его уничтожит совесть. Наверное, если бы чета Годжо сейчас видели своего сына, они были бы страшно разочарованы: взрослый, мужественный юноша, а в голове — ветер и патока, как у ребенка. Дразнил человека, у которого к нему были настоящие, серьезные чувства! — Я прямо слышу, как у вас идет работа мысли, — Юта хихикнул в кулак, заставив Сатору засопеть и перевернуться набок. — Не знаю, из-за чего вы и Гето-сама повздорили, но я верю, что вы скоро помиритесь. — Юта, как ты узнал, что у тебя есть чувства к Рике? — вдруг спросил вампир, продолжая лежать спиной к собеседнику. — Ну, в какой-то момент я понял, что мне без нее скучно, а еще мир вокруг словно бесцветнее становился, когда Рики рядом не было, — Оккоцу задумался, подняв глаза к потолку, а чудовище довольно зарычало и нависло над мальчиком. — Это сложно объяснить, просто однажды приходит осознание, что кто-то нравится тебе так сильно, что готов от самого себя отказаться. — А если к человеку тянет и хочется к нему прикоснуться — это тоже любовь? — Вполне возможно. Вас к кому-то тянет, Годжо-сэмпай? — Я не знаю. Наверное, — буркнул Сатору, начав ковырять когтем покрытие татами. — А этот человек в курсе о ваших чувствах? — Юта, вместо того чтобы тактично промолчать, начал засыпать кровососа смущающими вопросами. — Нет. Я не уверен, что у меня хватит смелости признаться. А вдруг это все-таки не любовь, а дружеские чувства? — В любом случае тот человек имеет право знать. Лучше скажите сейчас, чем когда будет уже поздно, — второкурсник мягко толкнул голову Оримото, которая принялась бодать его лбом, едва не опрокидывая на пол. — Кто знает, вдруг ваши чувства взаимны? Краем уха слушая препирания Оккоцу с Рикой, продолжавшей ластиться к полукровке, Сатору незаметно коснулся пальцами губ. Странное, светлое, как поднимающееся над горизонтом солнце, тепло затопило чистокровного, вызвав у юноши легкую задумчивую улыбку.*
Сугуру почувствовал клокочущую ауру Годжо сразу, как только пересек ворота колледжа — та обернулась морозцем вокруг запястий мужчины, словно кристаллическими браслетами, чуть звенящими, прозрачными и царапающими шероховатыми гранями. Ледяная энергия потянула священника за собой, уводя прямо к тренировочному полю. Уже на подходе к нему Гето заметил сваленные в кучу обломки павильона, разрушенного пробудившейся синей атакой чистокровного. Охотники еще не успели убрать обугленные сёдзи, раскрошенные кирпичи и треснувшие деревянные стропила (честно говоря, им было совершенно не до этого), и полукровка мог в полной мере оценить силу действия нового таланта Сатору. Павильон не просто взорвался и осыпался, как карточный домик — судя по взрытым следам на земле, строение сдвинулось с места, проехало немного в сторону, как если бы его притянуло огромным магнитом, и только после этого обрушилось. Кажется Годжо рассказывал брюнету что-то о том, как его отцу удавалось при помощи Синей заставлять предметы перемещаться и разрушаться. И откуда только у вампира находились силы поддерживать и активно использовать такой сокрушительный мощный дар крови? Альбинос был на поле не один. Недалеко от Сатору, натянув на голову длинный кардиган, чтобы защититься от дневного света, переминался с ноги на ногу Чосо, то и дело отстраняясь каждый раз, когда Годжо с сосредоточенным лицом пытался соединить ладони, одна из которых искрила красными вспышками, а другая — синими. Все четыре глаза Сатору, не моргая, следили за тем, как цветные всполохи, хаотично скачущие по пальцам, начинали биться в едином ритме каждый раз, когда приближались друг к другу, и продолжали нервно плясать, точно светляки вокруг зажженной лампы, стоило юноше развести руки в стороны. Поджимая губы, кровосос вновь медленно начал сдвигать ладони, но в последний момент засомневался и вовсе тряхнул кистями, опуская руки вдоль тела. Сине-красное сияние, обиженно вспыхнув напоследок, затихло. — И это все, что ты хотел мне показать? — разочарованно произнес высший, ухватив начавший сползать с макушки кардиган. — Я чувствую, как они резонируют, а значит точно могут соединиться, но я не знаю, что произойдет, если я солью Синюю и Красного, — Сатору посмотрел на свои руки. — Вдруг я снова что-нибудь разрушу? — Либо ничего не произойдет, и ты зря строишь теории, — Чосо пожал плечами и обернулся, почувствовав приближение грозовой ауры священника. — Он ведь не собрался в самом деле умирать? Видок как раз для похорон. — Можно тебя на минуту? — Гето молча кивнул высшему, приветствуя его, и сразу обратился к Сатору, поджавшему губы и опустившему взгляд себе под ноги. — Я проверю, как там Юджи, — кровопийца перевел взор с Годжо на охотника, коротко кивнул в ответ на произнесенное одними только губами «спасибо» и быстро исчез из поля зрения полукровки. — Сколько времени ты уже провел снаружи? Как себя чувствуешь? Может отойдем в тень? — Мы ведь сейчас поговорим? — Да, как ты и хотел. Сатору молча отправился в сторону спортивных трибун и тяжело опустился на скамью, зажав ладони между колен и чуть сгорбившись. Гето так привык к тому, что вампир всегда был бодрый, активный и шумный, лезший всюду со своим неуемным любопытством, что почувствовал, как от понурого вида Годжо его охватило беспокойство. Страх не углядеть более спасительного сияния в конце черной, увитой плющом и терном тропы повис на шее священника, словно вредный конаки-дзидзи, заставил Сугуру остановиться на полпути. Может он выбрал не самое удачное время для откровенных разговоров? Чистокровный наверняка не отошел еще от прежних свалившихся на него травм и потрясений, чтобы адекватно воспринять новые. Трусливое желание отбрехаться и сбежать, поджав хвост, заманчиво пощекотало скользкими пальцами нутро охотника, и он уже практически собрался развернуться и уйти с поля, но Сатору поднял на полукровку свои чистые, как безоблачное небо, глаза — и Сугуру остался. — Я встретился сегодня с потомком Сутоку Тэнно, — брюнет начал издалека, сев чуть поодаль от альбиноса, — думал, что смогу уговорить его присоединиться к охоте на Рёмена, но он оказался тем еще мудаком. Придется, как всегда, рассчитывать только на свои силы. Или стоит попробовать поговорить с ним снова позже. — Ты в порядке? — Сатору вдруг перебил собеседника. — Только скажи мне правду. — Я… Я не знаю. Понятия не имею, — священник принялся потирать пальцами переносицу, мысленно кляня Годжо за то, что тот рвался на всех парах вперед, будто гоночная машина, и не дал охотнику лишней секунды на то, чтобы собраться с духом. — Я много думал последние дни и… Черт. Это сложнее, чем я предполагал. — Сугуру, ты очень странно себя ведешь, и твое поведение меня настораживает. Оно вызывает у меня некоторые… мысли, и я не уверен, что хочу озвучивать их, потому что… Вдруг я окажусь неправ, и это лишь мои глупые надежды, — от волнения Сатору принялся выкручивать себе пальцы, царапая острыми когтями кожу, и святой отец с трудом поборол желание накрыть его беспокойные руки своими ладонями. От неоднозначных размышлений чистокровного Сугуру бросило в холодный липкий пот. Всевышний, это же так просто — открыть рот и сказать обо всем, что наболело. Только вот полукровка никак не мог заставить себя заговорить, с каждой секундой все сильнее ощущая омерзительное удушье и накатывающий страх. Вся храбрость, которую мужчина сумел собрать в себе, пока добирался до колледжа, тотчас испарилась, словно ее никогда и не было, и если бы в эту секунду Гето предложили отправиться патрулировать район, кишащий голодными низшими, он, не раздумывая, ответил бы согласием. Перспектива быть разорванным на ошметки кровососами пугала сейчас Сугуру гораздо меньше, чем признание в романтических чувствах. Всего-то нужно сказать «Ты мне нравишься» и выдохнуть в ожидании реакции. И все же это было греховно и стыдно. В голове охотника, как по команде, прозвучали слова Сёко о том, что полукровка сам внушил себе о неправильности своей симпатии к Годжо. Не сожгут же его за это на костре, как в Средние века? Как минимум Сугуру отлучат от церкви, если об этом прознает духовенство, как максимум Сатору вспорет ему живот и выпустит внутренности. — Ты ничего не хочешь мне сказать? — в голосе вампира все же проклюнулись ростки раздражения, когда священник не ответил ни на один его вопрос. — Ты меня вообще слушаешь? — Сатору, не дави на меня, боже. Я пытаюсь собраться с мыслями, — Гето рыкнул в ответ, скосив на альбиноса темно-ореховый взгляд. — Я не готов ждать еще целую вечность, пока ты, наконец, придумаешь, что ответить! — Может тогда и вовсе закроем тему, чтобы никому не пришлось ждать? — Раз не понимаешь намеков, то облегчу тебе задачу и спрошу напрямую: я нравлюсь тебе? — турмалиновые глаза Годжо широко распахнулись, окрашиваясь алым, метнули в собеседника злые отчаянные молнии. — Я… Я… Сатору разочарованно зашипел в ответ, упершись локтями себе в колени и подперев кулаками подбородок. Охотник украдкой посмотрел на юношу — тот поджимал дрожащие, как у обиженного ребенка, губы и буравил взглядом землю под ногами. Ледяная аура вампира клубилась возле хозяина, исподтишка подкрадывалась к Сугуру и неприятно кусала за оголенные участки кожи, отчего брюнет то и дело отодвигался, молча потирая покрывающиеся инеем пальцы и запястья. В любой другой ситуации Гето давно бы обрушил на альбиноса электрическую громаду своей энергетики, позволив их аурам схлестнуться в борьбе, но сейчас мужчина терпеливо принимал морозные тычки и ждал, когда Сатору успокоится. Тишина, выросшая стеной между кровососом и священником, с каждой секундой становилась тяжелее и мертвее, и нужно было как можно скорее что-то предпринять, пока хрупкое, словно крыло бабочки-махаона, доверие Годжо не покрылось трещинами и не осыпалось на землю. Полукровка ткнулся лбом в сцепленные замком пальцы и зажмурился, надеясь, что это поможет прояснить затуманившуюся голову. Ну же, Сугуру, скажи хоть что-нибудь, не позволяй Сатору ускользать, будто белый холодный песок ночной пустыни сквозь одеревеневшие пальцы! — Сатору, ты… Охотник повернулся к собеседнику, и застыл, напрочь забыв все, что хотел сказать. Чистокровный, задрав голову, смотрел, как с еще светлого дневного неба, мягко кружась и плавно танцуя в царственном вальсе, опускался внезапно пошедший пушистый мокрый снег. Белые хлопья таяли, касаясь щек Сатору, оседали на веерах юношеских ресниц, становясь похожими на россыпь крошечных бриллиантов, гладили волны бесцветных волос. Губы вампира медленно растянулись в ностальгической улыбке — наверняка вспомнил что-то до нежно-щемящей боли приятное из своей прошлой жизни, до заточения. Казалось, Годжо напрочь выпал из реальности, потому что никак не отреагировал на Сугуру, продолжая наблюдать за порханием снежинок. Ослепительное дитя, рожденное от союза бурана-отца и матери-метели, озорной вьюжный дух, само воплощение новорожденной зимы. Альбинос на несколько секунд прикрыл глаза, отчего растаявшие на его ресницах снежинки скатились вниз, словно слезы — а Сугуру показалось, что он забыл, как дышать. Прекрасные лики ангелов на витражах церквей и полотнах великих художников казались мужчине бессовестной подделкой, жалким подобием декабрьского чуда, открывшегося его слепым глазам. Не удержавшись, священник осенил себя крестным знаменем, не заметив, что его рука начала мелко трястись. Тугой ком подкатил к горлу Гето, заставив брюнета судорожно вдохнуть и ощутить, как потянувшаяся к снегопаду аура Сатору лизнула его по щеке, охладив мокрую дорожку. Сугуру заморгал и поспешно смахнул начавшую обледеневать слезу, в недоумении уставившись на собственные пальцы. Он что, плачет? Что-то болезненно ударило полукровку под дых, сталкивая охотника прямо в центр вихря противоречивых эмоций: стыд закружился вместе с набросившейся на него нежностью, смущение сплело пальцы с восторгом, отчаяние припало губами к мягкой руке восхищения. — Сатору… Вампир, будто очнувшись от транса, навеянного снежным фокстротом, обернулся на звук притихшего голоса, уставился на собеседника двумя затянувшимися голубым льдом озерцами глаз. Годжо был красив; красив, как громадина-айсберг на полотне темнеющего владыки-океана, как сверкающее лезвие вскинутого над головой меча, как слепящее зимнее солнце, скользящее по хрустящему насту горных сугробов. Годжо был силен; силен, как неукротимая стихия, ночная буря, настигшая в дороге, как гнев вооруженных копьями богов войны, как смертельная лавина, с грохотом сошедшая с крутой вершины. Сатору был невинен; невинен, как совершивший свой первый вдох младенец, как очнувшийся на рассвете ото сна розовый бутон, как первый выпавший снег, самый чистый и долгожданный. Осознание с головой накрыло Сугуру, беспощадно встряхнув душу и разом отключив какофонию кричащих мыслей — он действительно влюбился в этого взбалмошного (наивного), раздражающего (заботливого), капризного (восхитительного) вампира. — Сатору, кажется, ты мне нравишься. Так сильно нравишься, что даже страшно. Боже, Всевышний. Гето рывком прижал к лицу ладони, чтобы чистокровный не успел увидеть его загоревшиеся щеки, а сам он не погиб под пристальным взором широко распахнувшихся аквамариновых глаз. Господи, он точно облажался! Сейчас истинный атакует его аурой, превратив в кусок льда, а потом расколотит алым взрывом, как тех злосчастных марионеток во время тренировки. Что ж, возможно полукровка и заслужил такой бесславный конец, по крайней мере он успел перед смертью признаться Годжо в своих чувствах, а значит, когда предстанет перед Ним, не будет испытывать угрызений совести. Священник задержал дыхание, приготовившись принять уготованную ему судьбу, однако не ощутил ни вымораживающего насквозь порыва чужой ауры, ни резкой секундной боли от наскочивших багровых всполохов. Вместо этого прохладные пальцы Сатору легли Гето на запястья и отвели его руки в стороны, открывая лицо. Полукровка хотел было сказать что-нибудь в свое оправдание, но его язык как будто прирос к нёбу, а когда альбинос приблизился и мягко коснулся губами уголка рта Сугуру, тот и вовсе потерялся, застыв каменным истуканом. — Я же правильно все делаю? Или я поторопился? — кровосос встревожено поджал губы, чуть втянув голову в плечи. — Но ты… Мы… Я тебе тоже?..– священник, как в пьяной неге, пытался собрать воедино свое разваливающееся на части сознание и унять пустившееся в бешеный ритм сердцебиение. Произошедшее показалось мужчине странным, фантасмагорическим сновидением. — Думаю, что да. Да, Сугуру, нравишься, — Годжо порывисто прильнул обратно, потянувшись к лицу охотника, и тот резко схватил юношу за плечи. — Стой, стой, Сатору. Не торопись. Пожалуйста, не торопись. Я… Мне нужно время, чтобы привыкнуть, понимаешь? — полукровка отвел взгляд, боясь, что сгорит от смущения, если посмотрит нежити в глаза. — Часть меня все еще сопротивляется этим чувствам, ведь я никогда раньше… не влюблялся в мужчину. Господи, мне кажется, что я прямо сейчас провалюсь сквозь землю. Нет, Сатору, молчи, ничего не говори, прошу. Боже, пусть… Пусть все идет своим чередом, хорошо? Тогда, в Хаконе, я был сам не свой и испугал тебя, прости меня за это. Обещаю, что никогда больше не сделаю что-то против твоей воли. Но дай мне немного времени, совсем чуть-чуть. — Не волнуйся так, Сугуру, я тебя понял, — вампир улыбнулся, согласно кивнув головой. — Я тебе доверяю. — Спасибо, — едва слышно выдохнул Гето, прикрывая глаза и чувствуя, как его судорожно потряхивает то ли от холода, то ли от взрыва эмоций. — Спасибо. — Можно тебя обнять? Я немножко, и сразу отпущу. Брюнет, задумавшись, кивнул, давая разрешение, и Сатору тут же заключил мужчину в кольцо своих длинных рук, обняв за плечи и ткнувшись носом под край челюсти, совсем рядом с ухом. Сугуру не успел даже в очередной раз вытянуться по струнке от хлестнувших его, словно кнутом, ощущений, потому что Годжо, как и обещал, быстро отстранился, ослепительно и довольно сверкая глазами-звездами. Священник принялся в смущении потирать шею, с неожиданно проснувшимся неистовым интересом бегая глазами по тренировочному полю, все еще не решаясь обратить взор на Сатору, который едва ли не светился, окруженный снежным ореолом, как святой на фреске. Холодные хлопья падали Гето за шиворот куртки, увязали в его черных волосах, заставляя мужчину ежиться от неприятных ощущений, но он и не думал отряхнуться или перебраться под навес верхних рядов трибун, продолжая молча полыхать в собственных мыслях. Все оказалось не так страшно, правда? К тому же, симпатия Сугуру оказалась взаимной, значит, если уж и придется гореть в пламени преисподней, то вдвоем. Первый шаг был сделан, но как теперь выстраивать отношения дальше? Наверное, стоит побольше узнать о привычках и предпочтениях вампира? Хотя бы выяснить, какой у Годжо, мать его, любимый цвет. — Какое сегодня число? — вдруг дернулся брюнет, уставившись на Сатору тревожным взглядом. — Десятое? — неуверенно ответил альбинос, задумчиво почесав пальцем щеку. — Черт, твой день рождения. Я пропустил его, да? — Не переживай, меня никто не поздравил, ведь я никому не говорил, в какой день родился. Ну, кроме ребят, наверное им Юта подсказал, — кровосос отмахнулся от охотника так незатейливо и озорно, будто рассказывал анекдот. — Буду считать, что это был твой подарок. — Я неловко себя чувствую. Мы съездим в город, и я куплю что-нибудь, что тебе понравится, — не унимался Сугуру, чувствуя, как его стыдливое волнение начало расти в геометрической прогрессии. — Эй, все в порядке, — Годжо коснулся плеча мужчины, ощущая нервные скачки чужой ауры. — Сугуру, не нужно так переживать. — Всевышний, дай мне сил… Мне нужно все это переварить, у меня в голове бардак. — Ты устал и весь в снегу, пойдем домой? — под домом чистокровный имел, конечно же, их комнату в общежитии.*
Сатору долго сопротивлялся, убеждая полукровку, что ему удобно лежать на футоне и нет необходимости перетаскивать еще одну кровать в и без того небольшое помещение, и после часового интенсивного спора, в ходе которого ауры мужчин несколько раз успели агрессивно потрепать друг друга, охотник сдался, уступив кровопийце. Не успела угомониться одна буря в душе священника, как на смену ей пришла другая, едва не погрузившая Сугуру обратно в хандру и апатию — а если у него, Гето, не получится выстроить благополучные отношения с Годжо и он сделает что-то, что обидит альбиноса? Вдруг он окажется недостаточно хорош, как партнер, для Сатору? И почему вообще его мысли бегут так далеко вперед, если они только-только признались друг другу? Годжо, чувствуя, что брюнета стало клонить в какую-то неправильную сторону, не растерялся и обратился за помощью к профессионалу. Сёко, злая, как онрё, с порога огорошила священника, обвинив в незрелости и посетовав на то, что уже поздно пытаться догнать умчавшийся горящий поезд, с которого вовремя соскочил. Пообещав превратить охотника и кровососа в анатомическое пособие, если оба не прекратят иметь ей мозг, Иери ушла, громко хлопнув дверью. Сугуру, никогда ранее не видевший однокурсницу в такой ярости, так и застыл с открытым ртом, а потом нервно рассмеялся, зарывшись пальцами в челку. Нельзя было сказать, что в их с Сатору жизни что-то поменялось — альбинос вел себя, как обычно, разве что обзавелся новыми привычками, которые смущали полукровку до мурашек по спине. Так Годжо мог тихонько подойти сзади и боднуть лбом между лопаток, из-за чего пару раз юноше едва не прилетело локтем в лицо. Гето часто просыпался ночью от того, что нежить осторожно гладила кончиками пальцев его свисшую с кровати руку, сверкая в темноте голубыми или красными (в зависимости от настроения) радужками, чем первое время пугала священника до чертиков. А еще Сугуру начало казаться, будто все в колледже буравили их долгими взглядами, потому что знали или догадывались о природе отношений мужчин, и это заставляло брюнета нервничать. Делать каких-либо громких заявлений полукровка не собирался, по крайней мере, сейчас, пока не утихнет инцидент с Сукуной, и они не будут в полной безопасности. Подойдя к курящему на крыльце общежития охотнику, Сатору осторожно сложил голову ему на плечо, на что мужчина протянул руку и потрепал вампира по белым волосам. Годжо доверил Сугуру свое сердце, и теперь он обязан защищать его даже ценой собственной жизни.*
Яга-сенсей вернулся в колледж через двое суток после госпитализации из Одавары в Токио, мотивировав свой побег из столичной больницы тем, что паршивая царапина не выбьет его из седла, а без строгого руководства охотники разбегутся, как крысы с тонущего судна и вмиг забудут, как надо рубить нежити головы. Едва опустившись в свое кресло, мужчина вызвонил Мэй-Мэй, загнал в кабинет Годжо и Гето и велел в подробностях пересказать, как прошло собрание Совета, и какое решение приняли старейшины. Священник, сложив руки на груди, напряженно вслушивался в отчет охотницы, ожидая, когда та перейдет к части, касающейся предложения Сугуру самостоятельно устранить чистокровного, не дав чудовищу возможность успешно реализовать свой мерзкий безумный план. — Вампиры по велению кланов Зенин и Камо уже отправились с карательными рейдами в Окаяму, чтобы разыскать Кендзяку, — Мэй-Мэй закинула ногу на ногу. — Ориентировки по Аманай разослали в аванпосты охотников ближайших префектур, пока новостей не поступало. Не знаю, как именно кровососы собрались вычислять ублюдка, не имея отпечатка его ауры, но глава Зенин настроен решительно. Годжо не даст соврать, старик чуть наизнанку от гнева не вывернулся. — Главное, чтобы его рвение надрать Кендзяку зад не спугнуло эту тварь, — директор побарабанил пальцами по столу. — Что еще? — Как обычно — полная боеготовность. Совет ведет переговоры с кабинетом министров об организации дополнительной эвакуации жителей Окаямы и выдаче боевых отрядов, как это было в Хаконе, и вроде как удалось достичь договоренности. Император взял ситуацию под свой контроль, и теперь старейшины отчитываются лично ему о каждом ходе операции. — Ну конечно, чтобы, наконец, обратить внимание на проблему, ему понадобились две провальные вылазки и тонна людских жертв, — Яга недовольно буркнул, болезненно морщась и прикладывая руку к перетянутой бинтами груди. — Гето, — Мэй-Мэй обратилась к священнику, и тот выпрямился, чуть сощурил глаза, — Совет дал зеленый свет. Твоя основная задача — устранить Кендзяку или не допустить его побега из Окаямы, пока не прибудет подмога, если что-то пойдет не так. Можешь привлечь к делу столько людей, сколько посчитаешь нужным, в ресурсах и методах тебя не ограничивают. — Что? — Годжо отреагировал первым, вскочив на ноги. — Что значит «устранить Кендзяку»? — Сатору, мы решили, то есть я решил принять активное участие в этой миссии. Ты один, а противников — двое, ты не справишься со всеми. Ты должен сосредоточиться на Сукуне, а я и другие охотники возьмем на себя Кендзяку, — Сугуру заговорил как можно спокойнее, чтобы не спровоцировать альбиноса, но тот все равно зарычал. — А мое мнение тебя не волнует, да? Какого хрена ты решаешь за меня? Я достаточно силен, чтобы уничтожить и Сукуну и Кендзяку! Ты не посмеешь! — Господи, Сатору, ты не доверяешь мне настолько, что не позволишь тебя защитить? — темно-ореховые лисьи глаза священника злобно сверкнули, а искрящаяся его аура рокотом ударилась об стены кабинета, наполнив его запахом озона. — К тому же у меня личные счеты с Кендзяку. — Но если ты погибнешь? Что я буду делать, если тебя убьют? — чистокровный вздрогнул, поджал побледневшие губы. — Этого не произойдет, обещаю. Я вернусь, Сатору, и притащу тебе голову ублюдка, неважно, в какое тело он заберется. Я отомщу за тебя. — Сугуру… — Давай обсудим это позже? Не при всех. — Я еще что-то пропустил, пока был в Одаваре? — тихо спросил директор Яга, наклонившись в сторону Мэй-Мэй. — Кто знает, Яга-сан, кто знает, — женщина загадочно улыбнулась. Когда священник и вампир покинули кабинет руководителя столичного колледжа и остались в коридоре наедине, Сатору порывисто обнял охотника со спины за талию и ткнулся лицом в плечо, что-то нечленораздельно пробурчав. Гето привычным жестом погладил кровососа по макушке, а после мягко высвободился из кольца когтистых рук, чтобы повернуться к собеседнику лицом. Годжо был расстроен и не скрывал этого, покусывая губы и теребя края рубашки. Вздохнув, Сугуру стиснул плечи Годжо и легонько встряхнул альбиноса, заставляя поднять взгляд. — Я облажался, знаю, я должен был рассказать тебе раньше. Если бы… не вот это все, я бы уже ввел тебя в курс дела. Сатору, я не отступлюсь от своих слов, не пытайся меня переубедить. — Я не хочу, чтобы ты пострадал. Ведь я не смогу защитить тебя! — Обещаю, со мной все будет в порядке. У меня есть кое-какие мысли на этот счет, и я пойду не один. Я обо всем тебе сейчас расскажу, а ты поможешь продумать идеальный план, как изловить Кендзяку. — Ты сумасшедший, Гето Сугуру, — альбинос покачал головой. — Во мне течет кровь Тайра, а уж они-то были те еще безумцы, — священник криво усмехнулся. Разбитый, но все еще работающий телефон охотника вклинился в разговор шумной трелью, и когда брюнет вытащил мобильник, то увидел на экране незнакомую комбинацию цифр и напрягся. После звонка Джунпея о пожаре в церкви мужчина на уровне подсознания начал испытывать едкий страх перед звонящей трубкой — вдруг, если Сугуру примет вызов, на том конце провода кто-то знакомый снова прокричит, что его убивают или сжигают заживо? Сатору, быстро смекнувший, в чем дело, вырвал телефон из пальцев священника и приложил его к своему уху. — Алло? Нет, это не Гето, кто его спрашивает? — непонимающе похлопав ресницами, чистокровный вампир протянул трубку полукровке. — Ты знаешь человека по имени Хигурума? — Господин Хигурума? — охотник мгновенно схватил мобильный. — Господин Гето? Добрый день. Вы еще не уехали в Окаяму? — мужчина говорил ровно и спокойно, невольно вызвав у священника ассоциации с Нанами. Неудивительно, что эти двое нашли общий язык. — Еще нет, но в ближайшее время уже туда отправимся. — Назовите адрес вашего колледжа, я подъеду. Нужно поговорить.