Заметки на полях

      Сакуса не был конфликтным человеком. Т/и тоже. Поэтому они разошлись тихо, без скандалов: без лишних слез и криков, битой посуды и возмущений от соседей, раздающихся стуком по батарее. Сакуса осознавал свою вину, прекрасно понимал, что Т/и зла и обижена на него. Также он понимал, что у девушки есть на это полное право. Поэтому не останавливал.              Не останавливал, когда она собирала вещи в дорожную сумку, врала трехлетнему сыну, что они с ним переезжают, а папа пока что побудет в старой квартире. Не останавливал, когда она сняла обручальное кольцо и осторожно положила на антресоль, молча выходя из квартиры и даже не взглянув на поникшего, виновато молчащего мужа, который стоял в дверном проеме гостиной, сцепив пальцы в замок.              Он искренне сожалел о том, что натворил на прошедшей вечеринке в честь победы Шакалов. Толком не помня события того вечера, Сакуса себя не оправдывал. Ему самому было противно от себя, от своих действий в пьяном угаре, который был первым, и он уверен, последним в его жизни. Но сделанного не предотвратить, и он ненавидел себя за это. Обещая быть вечной опорой и поддержкой, он изменил не только Т/и, но и себе тоже.              Девушка уехала в свою квартиру, в которой жила еще до знакомства с Киёми. Было сложно привыкнуть, что его нет рядом: никто не целовал в макушку перед сном и не прижимал к себе, согревая в объятиях, не желал доброго утра и не узнавал о планах на день, не помогал по дому и не гулял подолгу вечерами, наблюдая за сыном и рассказывая о прошедшем дне.              Но Т/и старалась видеть в этом и позитивные моменты. Теперь она могла больше времени уделять Кэтсу и себе тоже. Она не запрещала Сакусе видеться с ребенком. Мужчина, как только у него появлялось свободное от тренировок время, звонил и узнавал, когда он может приехать к ним или сводить мальчика куда-нибудь погулять.              Их общение нельзя было назвать прежним, чувствовалось напряжение, искрящееся между ними. Многочисленные извинения Сакусы, оборванные телефонные звонки, сообщения, личные встречи – ничто из этого не изменило решения уйти от мужа.              Киёми иногда забирал к себе Кэтсу, когда Т/и нужно было отлучиться по работе в другой город. В этот раз она так же позвонила Сакусе, чтобы узнать, может ли он остаться с ребенком. Мужчина без раздумий согласился, обещая прийти вечером перед отъездом девушки.       Стук в дверь отвлекает Т/и от дел по дому. Кэтсу радостно бежит встречать отца, он весь день с нетерпением ждал его. Когда Сакуса проходит в квартиру, то здоровается с Т/и и, опускаясь на колени, крепко обнимает сына.              Т/и всегда приятно удивлялась такому отношению на первый взгляд холодного и черствого Сакусы к ребенку. Мягко проводя широкой ладонью по таким же черным, как и у него самого, волосам Кэтсу, Киёми поднимает взгляд на девушку.              Каждый раз тяжело смотреть в ответ. В этом взгляде Т/и всегда видит немую просьбу простить и любовь, которую прежде Киёми выражал действиями, реже – словами.              Вечер проходит как во времена, когда все было в порядке.              – Ну все, Кэтсу, тебе пора спать, – Т/и берет сына на руки и направляется в его комнату, чтобы уложить в постель. Ребенок обнимает за шею, опуская голову на плечо – он уже почти уснул, пригревшись под боком у отца.              Сакуса провожает их взглядом и убавляет громкость телевизора.              Комнату заливает мягкий свет ночника. Т/и плотнее укрывает сына теплым одеялом и уже собирается уходить, но её останавливает тихий вопрос.              – А когда папа тоже переедет сюда?              Т/т тяжело вздыхает, возвращаясь к кровати и присаживаясь у ее изголовья на корточки.              – Папа не может, он должен жить в другом месте.              – Почему?              Ей сложно найти ответ, поэтому продолжает нерешительно.              – Нам с папой тяжело вместе, поэтому лучше, если мы будем по раздельности.              – Вы больше не любите друг друга? – вопрос сопровождается тихим всхлипом, беспокоящим не на шутку. Т/и не хочет задеть чувства сына, и тем более не хочет, чтобы он думал об отце что-то плохое.              – Что ты… Нет, конечно нет. Мы любим друг друга. Взрослым людям иногда легче любить на расстоянии, понимаешь? Чтобы не было… плохо. Когда ты вырастешь, то все поймешь, – гладит сына по щеке и целует, мягко улыбаясь. – А теперь спи.              Ребенок кивает, укутываясь в одеяло.              Этот разговор тяжестью оседает в груди. Выходя из комнаты и закрывая за собой дверь, Т/и натыкается на Киёми, сидящего на полу. Он невидящим взглядом смотрит в стену напротив.              – Прости, – выдыхает Сакуса практически неслышно. Но она точно знает, что он говорит, ведь Сакуса повторяет это уже в тысячный раз.              Т/и хмурится и идет в гостиную, в которой уже нет света, работает только телевизор, неразборчиво вещающий программу. Останавливаясь у дивана, она трет глаза, не позволяя течь непрошенным слезам.              Сакуса молча останавливается перед девушкой. Он не решается притронуться, не хочет нарушать личные границы и еще больше выводить из себя, видя состояние возлюбленной.              – Пожалуйста, – начинает он, но тут же обрывает себя, вздыхая. – Что мне сделать, чтобы ты простила меня?              Голос у него надтреснутый, обрывающийся на полутоне.              Т/и смотрит перед собой. Сакуса напряжен, его широкие плечи слегка подрагивают, венка на шее бьется под бледной кожей.              – Я давно тебя простила, Киёми, – говорит так же тихо, не поднимая взгляда.              – Тогда что тебе нужно?              Т/и смотрит в сторону, какое-то время наблюдая за меняющимися картинками на экране телевизора. Сакуса молча ждет. Поворачиваясь к мужчине и глядя в его темные глаза, которые сейчас кажутся черными и которые заволакивает тонкая пленка, собирающаяся мокрыми каплями в уголках.              – Назови хотя бы одну причину, почему я могу снова довериться тебе.              – Потому что за эти полгода я окончательно убедился, что кроме тебя и нашего сына мне никто не нужен.              И она верит в его слова. Верит, потому что Ацуму, который их и познакомил, сам был готов выпрашивать прощение за сокомандника. Мия, рискуя попасть под горячую руку, рассказывал, что Сакуса отказывается от любого повода выпить, на предложения остальных членов команды завести новые отношения реагирует остро и категорично. Ацуму, как друг девушки еще со школы, не стал бы так переживать за их отношение и не просил бы дать Киёми еще один шанс, если бы не был уверен в том, что он снова не сделает ей больно.              – Я так скучаю то тебе, Т/и, – Киёми осторожно подцепляет длинными пальцами женскую ладонь и ждет реакции. Т/и не отталкивает, и он продолжает. – Позволь мне быть рядом.              Девушка обессиленно делает шаг навстречу и оказываешься в родных объятиях. Сильные мужские руки снова позволяют ощутить себя в безопасности. Она расслабляется, утыкаясь лбом в крепкую грудь. Киёми одной рукой обвивает плечи, другой мягко прижимая ее голову к себе. Теплое дыхание греет изгиб шеи, куда следом прижимаются сухие губы.              Т/и обнимает Киёми за талию, складывая руки за его спиной.              – Я люблю тебя, Т/и, – Сакуса отстраняется, заглядывая в глаза. Он обхватывает её лицо ладонями и нежно проводит большим пальцем по скуле, прислоняется лбом ко лбу, щекоча кожу кудрявой челкой, которую девушка тут же зачесывает ему назад. Кладя руки на его запястья и слабо сжимая их, Т/и кивает и открыто улыбается ему, впервые за долгое время.