Выходные проходят, как в тумане, но нужно отдать должное Ивану, Хулии действительно стало лучше после того, как они сходили в бар. Она не помнила всех подробностей, и казалось, что в ней проснулось второе дыхание после больничного и такого отдыха, когда она вышла на работу. Однако с Нойретом всё было как-то иначе. Если обычно он хвастался, как классно провёл свои выходные, то в этот раз его явно что-то огорчало. Медина несколько раз спрашивала у него, в чём дело, но он лишь отмахивался. Казалось, что в те несколько часов, которые она не помнит, всё-таки что-то произошло и Иван тщательно от неё это скрывает.
В первый день на скорой после больничного, казалось, что она снова новичок. Всё было каким-то забытым. Антонио поздравлял её с выздоровлением, с новым открытием бара, а ей казалось, что всё вокруг какое-то не такое. Словно бы это не её машина, не её бригада. Хулия отвыкла от повседневного стресса, от ранних подъёмом и сейчас её, словно бы, вырвали из-под материнского крыла. Иван слишком сильно заботился о ней в эти дни и это стало её проклятием сегодня.
Подниматься по лестницам многоэтажек было слишком сложно, слушать пациентов не хотелось вовсе, потому что они несли какую-то непонятную чушь. Одни старики и алкаши за весь день не мотивировали на работу.
— Выглядишь так, словно по тебе асфальтоукладчик проехался, — усмехнулся Иван, обнимая её за плечи, когда они приехали в кафе на обед. На самом деле, этот день и ему казался бесконечным. Вызовы действительно были беспонтовые, не нужно было никого везти в больницу, они просто катались по городу, слушали одиноких стариков с давлением и откачивали алкашей с наркоманами. Одного из них едва ли не стошнило прямо на него, но он успел отпрыгнуть.
Хулия устала. Иван видел это. К хорошему действительно слишком быстро привыкаешь, и ей сложно вернуться в привычный рабочий график. Она старается быть такой же как и раньше, но ей нужно время, чтобы вспомнить, что нужно делать.
Кашель вырывается из её груди, когда они ждут свой заказ. Отогревшаяся в помещение, она задыхается в нём, перед тем, как перед ней ставят горячий кофе. Он помогает, но Нойрет думает о том, что это не очень хороший знак, если вспомнить, что она недавно болела. На прошлой неделе были случаи, когда она кашляла, но он не был таким сильным, как сейчас.
— Всё хорошо? — спрашивает Антонио. — Или снова на больничный?
С его стороны это звучит как шутка, но Хулия понимает, что ещё неделю дома не сможет провести. Иван прикладывает ладонь к её лбу.
— Температуры нет, — пожимает он плечами.
— Сейчас все кашляют, — говорит Антонио, откусывая свой беляш, — Холодно, воздух влажный…
— Ребят, это просто кашель, — останавливает их Хулия, — Обычный кашель, который пройдёт через пару дней. Ладно?
Нойрет недоверчиво кивает, когда водитель хлопает его по плечу. Кажется, что все вокруг уже знают об его чувствах к ней, кроме неё самой. Либо же она тщательно это скрывает, чтобы не портить дружбу. Однако, даже, если она и не понимает этого, будучи слишком долго одна, то со временем он должен будет набраться смелости, чтобы признаться в этом. Вероятнее всего, спустя столько лет одиночества, Хулия попросту не понимает, как люди проявляют заботу, и как понять, что человек в тебя влюблён. А так просто говорить ей об этом сейчас, значит испортить с ней отношения, потому что он знает, что в данный момент она не хочет ничего серьёзного в жизни. Ей и так достаточно забот и проблем.
Иван платит за себя и за неё незаметно, после чего снова сталкивается с её недовольным взглядом. Ну что он сделает, если в нём заложено ухаживать за девушками, которые ему нравятся? К тому же, зная о её финансах, это будет ей только в плюс.
Они снова ездят на вызовы, их слишком много из-за количества травмированных людей на горнолыжных курортах. Хулия судорожно вздыхает, когда им сообщают, в какую больницу везти нового пациента, потому что, как Нойрет уже знает, там работает тот самый врач, с которым у неё какие-то непонятные тёрки. Шестая клиническая, которую они теперь стараются объезжать стороной, хотя именно эта больница считается самой лучшей в городе.
— Что между вами с этим мужиком? — спрашивает Иван, пока они стоят в очередной пробке. Дороги, казалось бы, чистить никто не собирается, все ездят лишь за счёт удачи. Сколько людей, которых они возили после аварий, пострадали из-за такой халатности со стороны правительства? С каждым днём становится только хуже и ни одной снегоуборочной техники на дорогах за последние две недели они не видели.
— Он — боль прошлого, — просто отвечает она, смотря вперёд. Хулия никогда не говорила неприятные для неё вещи в глаза. Она, словно бы, боялась показать свои настоящие чувства, но за маской сильной и независимой он видел её настоящие слёзы. Иван видел её настоящей, без грима смелого и отзывчивого врача. Он видел человека, которому самому нужна помощь и поддержка близкого.
— А ты говорила, что у тебя никогда не было парня, — горько усмехается Нойрет, отворачиваясь к окну. Хулия молчит, она не говорит больше ни слова, даже тогда, когда они всё-таки приезжают в больницу.
Медина улыбается их пациенту с различными переломами руки и ноги. Мужчина неудачно скатился с горы, перевернувшись в процессе. Его ноги запутались в лыжах, и, пока он скатывался кубарем вниз, умудрился упасть прямо на руку всем своим весом. Такой вид спорта считается самым востребованным, но всё ещё остаётся очень опасным. Ему повезло, что он отделался лишь переломами.
Они завозят каталку в приемное отделение. Там, как обычно, царит хаос и неразбериха среди пациентов. Все чего-то ожидают, кто-то пытается пролезть без очереди, кто-то кричит о том, что ему плохо, а врачей тем временем больше не становится.
— Что такого случилось, что у вас такие отвратительные отношения сейчас? — не унимается Нойрет, пока они ждут врача вместе с пациентом. Хулия отворачивается. — Если ты не хочешь говорить об этом, просто так и скажи. Я отстану от тебя. Просто я не понимаю…
— О, новый пациент! — слышат они знакомый голос. — Сегодня вы в полном составе. Какая радость! — восклицает доктор Леаль. — Выздоровела? — он обращается к Хулии и она смотрит на него тем взглядом, который Иван ещё никогда у неё не видел. Взгляд, говорящий о чём-то, что понятно только этому врачу. — Совет на будущие — если не умеешь пить, не берись.
Он перекладывает вместе с санитарами пациента на свою каталку, и быстрыми шагами уходит вперёд. Возмущению Ивана нет предела, когда он наблюдает, как Хулия продолжает наблюдать за этим кретином, стоя на месте и опустив руки по швам. Она никогда не язвит ему, не отвечает за все его обидные слова, просто принимая все его удары, как должное. Он не знает всей истории, но, даже если в их ссоре виновата она, этот докторишка всё равно не имеет права с ней так разговаривать.
Нойрет лишь немного приближается к ней, когда замечает, как она поджимает губы и сдерживает слёзы. Маленькая капелька скатывается по её щеке, и она быстро её утирает, надеясь, что никто этого не заметит, но он заметил.
— Хэй, — Иван осторожно кладёт руки ей на плечи и она судорожно вздыхает, — Он не достоин твоих слёз, малыш.
— Я не плачу, — отвечает она ему, шмыгая носом, — Просто насморк.
Медина резко разворачивается и направляется обратно к машине. Она неуклюже забирается в салон автомобиля и плюхается на своё сидение, складывая руки на груди. Иван садится рядом, стараясь делать вид, что ничего не произошло, но в груди становится как-то тяжело после увиденного. Она так смотрела на этого мужика, который даже глазом не моргнул, чтобы обидеть её. Казалось, что ей даже наплевать, как он к ней относится, потому что с такой любовью можно смотреть только на родного и близкого человека.
Они больше не разговаривают, молча выполняя свою работу. Он наблюдает за ней, за тем, как она делает те или иные манипуляции с людьми. Им ещё дважды приходится отвозить пациентов в шестую клиническую, и сталкиваться с этим же врачом, но теперь они не встречаются взглядами.
— Хулия! — окликивает её Леаль в конце и она оборачивается. — Неважно выглядишь. Всё нормально? — спрашивает он, казалось бы, даже с долькой волнения. А Иван думает о том, что его пробирает ревность до костей, когда он смотрит на неё и также замечает бледность её лица.
— Да, — отвечает она ему, и уходит. Леаль с Нойретом остаются наедине.
Иван подходит ближе. Этот мужчина не сильно выше него, но руки у него хорошо накачены. Когда-то он тоже занимался этим всем, но со временем пришлось забросить то, что нравилось больше всего. Сейчас, работая на скорой, он качает мышцы тяжёлыми пациентами, у него достаточно силы, чтобы избить кого-нибудь, но смотря на этого придурка, внутри закрадывается зависть.
— Понятия не имею, кто ты такой, и что между вами случилось в прошлом, — начинает парень, приближаясь к своему «врагу», — Но ты не посмеешь с ней так разговаривать. Ты не посмеешь обижать её и заставлять чувствовать себя так, словно она виновата во всех смертных грехах…
— Потише, Ромео, — усмехается Леаль, — Хулия уже взрослая девочка и в состоянии сама за себя постоять.
— В состоянии, — соглашается с ним Иван, — Но это не отменяет того, что у неё могут быть те, кто может это сделать за неё.
— Ты сейчас что пытаешься мне донести? Что ты её парень и набьёшь мне морду? — мужчина отводит их обоих в сторону. — Сомневаюсь, что у вас настоящие доверительные отношения, раз ты до сих пор не в курсе, кто я такой.
Нойрет сжимает кулаки. Он злится и хочет уже ответить, когда их прерывает виновница всей этой потасовки.
— Долго тебя ждать, чёрт возьми?! — возмущается она, останавливаясь перед ними. — А у вас, доктор Леаль, работы нет?
— У меня её, как раз таки, очень много, — улыбается мужчина, — Всего хорошего, любовничек!
Он спешит в своё отделение, когда Хулия ловит Ивана за руку до того, как он рванёт за ним. Она с силой тянет его к выходу, и ему просто приходится поддаться ей.
— И что это было? — спрашивает она, останавливаясь в углу у входа в приёмное отделение. На улице стало ещё холоднее, пока он разбирался с этим придурком, и, если бы не Хулия, он бы точно ему втащил как следует. — Зачем ты лезешь к нему? Что ты хочешь этим доказать?
— А тебе всё равно на то, что он гнобит тебя?! — возмущается Иван. — Каждый раз он пытается тебя задеть. Ты плакала из-за него. Забыла? Мы с тобой весь день не разговариваем из-за него! Кто он такой, чтобы так влиять на тебя?! — он хватает её за плечи и с силой трясёт. — Посмотри на себя, Хулия! Каждый раз, когда мы сюда едем, твоё сердце стучит настолько громко, что его слышно, чёрт возьми, в Нью-Йорке. И ты спрашиваешь у меня, почему я хотел набить ему морду?!
Злость, такая сильная, съедает его изнутри. Он трясёт её за плечи, даже не понимая, что это делает.
— Мне больно! — плачет она, пытаясь оторвать его руки. — Больно, Иван!
Ему нужно лишь одно мгновение, чтобы придти в себя. Пальцы расслабляются и он понимает, насколько крепко сжимал её. Хулия судорожно всхлипывает, закрывая лицо руками и содрогаясь от рыданий. Она осторожными шажками двигается к нему и врезается в него всем телом, чтобы он обнял её, и он делает это. Этот мужчина, который так сильно сумел обидеть её, может быть кем угодно — ему плевать, кто он. Но видеть, как она плачет, чувствовать её тело в своих руках и знать, что ты причинил ей боль — самое ужасное, что могло с ним произойти.
Доктор Леаль стоял всё это время в углу своего отделения и незаметно подсматривал за ними. Он тяжело вздохнул, проводя рукой по лбу и зачёсывая волосы назад. Тяжело было встретиться с ней после стольких лет разлуки, и, кажется, ему действительно нужно вернуться в прошлое, чтобы понять, что пошло не так между ними. Почему они, вдруг, стали ненавидеть друг друга. Потому что то, что он видел сейчас в окно, совершенно не вязалось с тем представлением, которое у него было.
— Отлыниваешь от работы? — слышит он усмешлевый мужской голос.
— Перевожу дух, — соглашается Леаль, оборачиваясь на седоволосого полноватого мужчину в белом халате. Он сложил руки в карманы и улыбался ему.
— Это тяжёлая работа, сынок, ты сам выбрал её, — продолжает он.
— Дело не в работе, — усмехается он, — Дело во мне и моих представлениях о людях.
Мужчина пожимает плечами.
— Ты должен быть одинакового мнения обо всех своих пациентах, — продолжает он, подходя к окну и выглядывая в него. Там уже никого нет. Машина скорой отъезжает от их больницы и кроме неё больше никого.
— Я встретил человека, которого очень давно мечал увидеть, но наша первая встреча оказалась ужасной, — говорит Леаль, — Она очень сильно изменилась, пап. Очень сильно. И я просто не узнаю её. Это меня и напугало.
— Кто она? — спокойно спрашивает отец.
— Фельдшер скорой помощи, — отвечает он, — Никогда бы не подумал, что она пойдёт учиться на врача.
— Подружка детства?
— Хулия, пап. Я сделал всё возможное, чтобы она меня ненавидела, но сейчас понимаю, что делаю больнее только себе, потому что не могу видеть её этот взгляд, когда она смотрит на меня и не понимает, откуда эта ненависть.
— Хулия? — переспрашивает мужчина, хмуря брови.
— Да, — повторяет он, — Да, Хулия!
— Но почему ты сразу мне не сказал о ней? Ты же знаешь, как давно я хотел увидеть её!
Однако договорить они не смогли. Орущая скорая ворвалась на территорию больницы, а за ней ещё одна и ещё. Все бригады везли пострадавших в массовой аварии именно в эту больницу, потому что она оказалась самой свободной. Кажется, сегодня намечается хороший вечер в компании хирургии.
***
Иван открыл дверь с парковки в дом и пропустил Хулию первой. Эта смена оказалась действительно выматывающей, а впереди ещё целая неделя такая же. Ко всему прочему добавились другие проблемы, о которых она не хочет рассказывать Ивану, а он не может найти себе места, потому что понимает, что этот доктор Леаль приносит только неприятности.
Медина пыталась стянуть с себя ботинки, туго затянутые шнурками, но не удержав равновесие, плюхнулась на пол. В любой другой ситуации это было бы смешно и Нойрет посмеялся бы над ней, но сейчас она продолжила так сидеть, пока новая партия слёз стекала по её щекам.
Он обидел её, причинил ей физическую боль, не смог себя контролировать. Но как он мог держать себя в руках, когда кто-то открыто оскорблял её? А она принимала все эти удары, словно бы так и должно быть?
Иван наклоняется, развязывая шнурки на её ботинках. Он стягивает один с её ноги и приступает ко второму. Её ноги ледяные, словно бы она была без ботинок вовсе и парень чувствует ещё большее угрызения совести, потому что она не доверяет ему настолько, чтобы сказать, что ей холодно. Он просовывает руку в ботинок и понимает, что там абсолютно нет меха, даже намёка на него, а эти носки, что сейчас на ней — лишь одно название.
— Это что? — спрашивает он, показывая ей обувь. — Хулия, на улице мороз. Ты чем думаешь, вообще?
— Я надела тёплые носки, — отвечает она ему, пожимая плечами. Нойрет стягивает с её левой ноги носок и показывает ей.
— Эти носки? Ты с ума сошла, да?! Ты неделю лежала с температурой чуть ли не под сорок и снова продолжаешь ходить в этом?! — он откидывает её обувь назад, поднимаясь на ноги. Он сойдёт с ума, ему нужно как-то себя контролировать, потому что она абсолютно не виновата в том, что у неё нет возможности купить ботинки теплее, чем эти, и сейчас, сидя на полу, такая маленькая и беззащитная, она выглядит, словно бы провинившийся ребёнок.
Нойрет усмехается, когда замечает шарф, обмотанный вокруг её шеи, который ей подарила та старушка. Хулия была абсолютно не готова к взрослой жизни, когда родители отказались от неё, и сейчас тоже. Ей нужен кто-то, кто будет следить за ней, убеждаться в том, что она тепло одета и по погоде, как та бабушка, которая, к сожалению, не дожила до своей глубокой старости. Возможно, он и появился сейчас в её жизни, чтобы скрасить её.
— Хорошо, — он садится напротив неё, притягивая ближе к себе за ноги и укладывая их к себе на колени, чтобы сжать в руках, — У меня есть тёплые носки, которые ты наденешь после того, как примешь горячий душ. Ладно? И мы сегодня же закажем тебе новые ботинки, без всяких там истерик и пререканий, потому что, пока ты живёшь в моём доме, я не позволю тебе себя гробить. Тебе ясно?
— Иван, — она шмыгает носом, склоняя голову набок.
— Я сказал тебе! — рычит он, — Ты слушаешь меня?!
Хулия кивает, всхлипывая. Чувства, которые она сейчас испытывает, ему не понять. В них есть огромная благодарность ему за то, что он делает, но, в то же время, ей безумно стыдно, потому что с самого раннего детства в ней было заложено, что нельзя принимать такие дорогие
подарки, даже, если они от друзей. Она должна больше работать, больше трудиться для того, чтобы заработать себе на чёртовы ботинки, не говоря уже о том, что куртка её уже давно перестала быть тёплой.
— Та ладно тебе, — сочувственно усмехается Иван, — Хэй, Хулия, — он осторожно берёт её лицо в руки, встав на колени перед ней, — Послушай, милая: я знаю, что ты чувствуешь, знаю, что ты привыкла справляться со всем в одиночку, но поверь мне, нет ничего плохого в том, если кто-то тебе поможет. Морально или финансово… Ты заслуживаешь лучшего. Позволь мне помочь тебе. Позволь быть твоим самым лучшим другом. Обещаю тебе, что я никогда в жизни не подведу тебя, не предам и не позволю тебя никому обидеть.
— Хорошо, — соглашается она, — Хорошо, но это будет последний раз, когда я кому-то позволю подойти так близко.
— Конечно, — он осторожно заправляет её взлохмаченные от шапки волосы ей за ушко и наклоняется вперёд, целуя в лоб. Медина судорожно вздыхает, впервые чувствуя себя так, словно бы может быть счастливой, словно бы есть кто-то, кто действительно её любит. Она прикрывает глаза лишь на мгновение, и, когда открывает их, Иван уже проводит тыльной стороной руки ей по щеке, — Ты — самый невероятный человек, которого я когда-либо встречал. Честно признаться, ты единственная, кто общается со мной не из-за того, кем является мой отец или из-за того, что у меня куча денег. Спасибо тебе за это, Хулия. За то, что видишь во мне обычного человека.
— Разве куча денег и машин делает тебя каким-то другим? — она утирает слёзы рукавом, смотря на него с недоумением. — По-моему, богатым человека делает его душа. Если её нет, значит нет и человека. Просто за всей этой властью, деньгами, машинами и домами, большинство забывает, какими они были до этого, сколько сил они вложили, чтобы стать такими, какие есть сейчас. Лучше быть нищим, но с богатой душой, чем иметь всё, что захочешь, но быть несчастным из-за этого.
— Ещё лучше иметь всё, что захочешь, и быть самым счастливым, — продолжает Нойрет, — Ты так не считаешь?
Хулия пожимает плечами.
— Хочешь, я раскрою тебе небольшой секрет, о котором не знает даже мой отец? — Иван встаёт на ноги и протягивает ей руку, чтобы она тоже поднялась. Медина хватается холодной ладошкой за его и он с лёгкостью тянет её вверх.
— Я заберу твою тайну в могилу, — смеётся она и он также улыбается, видя, как её губы слегка дёрнулись.
— Про могилу тебе говорит ещё рановато, — отвечает он, — Но есть множество фондов, которые собирают пожертвования для больных и бедных людей. Мой отец присылает мне слишком много денег — я знаю, но есть определённая сумма, которая списывается с моей карты каждый месяц и уходит как раз таки в эти фонды. Тем самым, я надеюсь, что хоть кому-то смогу помочь.
— Это очень достойный поступок, — соглашается с ним Хулия, — Но почему ты держишь это в тайне?
— Потому что только мы с тобой понимаем, что это добрый жест, не стоящий для меня совершенно ничего, — объясняет он, — Но, если я расскажу об этом своим друзьям или тому же отцу, они меня не поймут.
— Твой отец не поймёт тебя? — удивляется она. Иван слегка подталкивает её вперёд, чтобы она пошла принять душ.
— Мой отец не такой хороший, как я привык о нём рассказывать, — признаётся парень, — Но я тебе потом о нём как-нибудь расскажу. У тебя есть некоторые секреты от меня, связанные с тем мужиком из больницы, а у меня есть небольшая тайна, связанная с отцом. Со временем, я расскажу тебе о нём, но точно не сейчас.
Хулия кивает, поджимая губы.
— Давай, милая, — он сам включает свет в ванной и пропускает её вперёд, — Я принесу тебе твою пижаму и полотенце.
Девушка заходит внутрь и оборачивается к нему, ободряюще улыбаясь. У них у обоих есть, что скрывать, но они единственные друг у друга, кому можно довериться. Впервые в жизни эти оба нашли того, кто не будет их осуждать.
***
Иван помогал разбирать ей вещи по полкам, лишь случайно, взглянув на бирку на кофте. Одежды у неё было немного, но, когда после этого они вместе выбирали в интернете ей ботинки, он в тайне от неё всё-таки добавил ещё в карзину несколько тёплых кофт, зная, как сильно может похолодать в ближайшие две недели.
На самом деле, будь у него воля, он бы купил для неё всё, что есть в этом чертовом магазине. Она не замечает этого, или не хочет вовсе замечать, но его чувства к ней с каждым днём становятся всё сильнее. Просыпаясь с утра и потягиваясь в кровати, первая его мысль о том, как она. Он поднимается с кровати и осторожно заглядывает в её комнату, чтобы убедиться, что она там.
Нойрет испытывал те самые, непривычные для него, чувства, такие, как любовь. Его очень сильно любила мама, они с ней всегда были вместе до её смерти, и, на самом деле, он давно уже позабыл, что это значит — кого-то любить. Отец пытался быть прилежным для него, но чаще всего, пока никто не видел, парень получал сполна от своего родителя за каждый свой проступок. Деньги, машины, дом — пожалуйста. Любовь и забота? Жак Нойрет не знал, что это такое. Иван сомневался, что этот мужчина любил даже свою жену.
С Хулией поменялось абсолютно всё. Она ворвалась в его жизнь как торнадо, снесла его с ног и поставила обратно, казалось бы, на правильный путь. Вносить деньги в фонды он начал только после знакомства с ней, и он не соврал ей, говоря об этом. И, почему-то, когда ему приходили смс о списании в детский фонд или в фонд раков-больных людей, душа, словно бы расцветала от гордости за самого себя. Он может помочь кому-то, и он сделает это. Плевать он хотел на все эти разговоры о мошенничестве с отцом, или про нищих уродов с друзьями. В мире полно людей, которые не заслуживают такой жизни, которой они живут. И пусть, возможно, не вся сумма доходит до людей, которым она нужна, но хоть чем-то он всё-таки помогает.
— Доставка через два часа, — говорит Иван. Хулия кивает, сидя на диване в гостиной. Она завернулась в плед, который он нашёл в кладовке, впервые чувствуя, что хоть что-то из того хлама, оставленного здесь ещё со времён мамы, ему пригодилось.
Этот дом принадлежал его матери — Валентине. Она жила здесь до замужества с его отцом, и, когда они сошлись, ей пришлось переехать к своему мужу, как бы сильно ей не хотелось покидать это место. После её смерти, всё имущество, которое ей принадлежало, досталось единственному её сыну.
Конечно, отец помог ему сделать здесь ремонт, но некоторые вещи, такие как кладовка и её содержимое, оставались нетронутыми. Они сделали подземный паркинг, из которого сразу же можно попасть в дом, поменяли мебель и покрасили стены в другие тона, но это всё равно оставался тот самый мамин дом, которым он его помнил ещё с детства, и Хулия в нём прекрасно вписывалась. Не говоря уже о том, что внешне они с его матерью были даже чем-то похожи. Как удивительно, что ему понравилась девушка, которая похожа на его мать.
— Я всё ещё думаю, что ты поступаешь необдуманно… — начинает было Медина.
— Хулия, — вздыхает он, — Смотри, — он достаёт телефон и открывает приложение банка, с карты которой у него уже списали деньги за покупку, — Видишь сумму? — девушка внимательно всматривается в экран и тяжело вхдыхает. Такая сумма будет у неё, если она полгода не потратит ни гроша со своей зарплаты. — Впервые за долгое время я потратил малость отсюда на что-то, действительно, стоящие. Там ещё носочки в подарок идут.
Иван усмехается, прижимая её к себе и целуя в висок, словно бы это обычный его жест. Только потом он понимает, что сделал, но, кажется, что Хулия не была против, или вовсе даже не заметила. В любом случае, ему безумно нравится прикасаться к ней, хоть и столь мало и быстро для него. В любом случае, он уже сделал первый шаг к тому, чтобы завоевать её доверие, возможно, со временем, у него удастся заполучить её сердце? Кто знает? Такие разгильдяи, как он, тоже достойны быть счастливыми с тем, кого они безумно любят.
