Вороньи дети

      Зиму они встретили в Гальде: небольшом городке на южной окраине провинции Седозёрье, по которой, оказывается, путешествовали всё это время. От Кариваала, Вороньих земель, их теперь отделяли низкие сопки, местами поросшие редким лесом. Неровной линией загораживающие горизонт, они казались пологими и безопасными, но с началом снегопадов, как говорили, превращались в непреодолимое препятствие, поэтому зимой Седозёрье оказывалось отрезанным от остальной Кэллы.       Местные названия и язык, который использовали жители между собой, напоминали о доме. Цитаэр здесь нравилось, хотя тоска иногда вгрызалась в сердце, если среди незнакомых зданий, полностью сложенных из брёвен, звучало знакомое слово. Даже само слово "гальд" здесь означало спокойную воду, озеро и было созвучно с горисадским "хиль", неглубоким спокойным равнинным озером.       Зато после пары месяцев скитаний они наконец-то остановились на постоялом дворе. До этого такое, конечно, происходило, но деревенские клоповники не шли ни в какое сравнение с добротным тёплым теремом, сложенным из дуба. Здесь Цит даже выделили собственную комнату. Каморку без окна, но так даже лучше. Без окон всегда теплее. Зато была кровать, лучинки и таз с водой для умывания. И даже нормальная баня, которую можно было посещать раз в десять дней без доплаты. После мытья в ледяных реках и илистых озёрах это стало настоящим счастьем. Жизнь наконец-то стала похожей на жизнь.       Каждое утро Цит с сэром Реймондом и Киланом ходила в местную часовню, единственное полностью каменное здание в округе. Окна там были разноцветными, собранными из мелких кусочков в причудливые картинки, и первые солнечные лучи, заглядывающие в них, сверкали на гладком полу невероятной красоты радугой. Внутри часовни густо пахло неведомыми благовониями, и Цит каждый раз глубоко вдыхала тяжёлый запах, пытаясь разобрать в песнях маленького хора и напевных речах жреца знакомые молитвы. Пусть не по истинной вере, она даже полюбила это место.       А после наступало время тренировок на пустыре за городскими стенами. Сэр Реймонд постоянно где-то пропадал, и тренировки проводил Килан, хотя в последнее время он начал жаловаться, что скоро ему нечему будет учить.       Правдой это не было, но обучение Цитаэр определённо продвигалось.       Она сделала уверенный удар. Звон стали о сталь — и Килан, не успевший парировать, отшатнулся, выпуская свой меч. Цит победно вскрикнула. Получилось! Килан уныло подобрал клинок и предупредил: — Здорово, но против воина в латах не поможет. Правда, иллаты вообще редко надевают доспех.       Цитаэр покачала головой. Вот не умеют же мужчины признавать поражение! — Ты тоже не в латах. Мы на равных, и я победила, — она не удержалась и насмешливо показала язык.       Килан закатил глаза. — Надо мной смеётся стряпуха! — Ах ты!.. — Призна́ю поражение, если повторишь ещё раз. Не можешь же ты и впрямь перерасти меня за одну осень.       Цит покачала головой и завалилась на спину, растягиваясь под бледным и низким северным солнцем. Недавно выпавший снег за пределами затоптанного ими пятачка был мягким и приятно холодил после напряжённого боя.       Килан сел рядом, отложив меч в сторону и жадно припав к меху с водой. — Нет, Килан, не могу. Но ещё раз тебя побить — вполне.       Он неопределённо хмыкнул. — Веселишься, значит. Ты наконец-то перестала убиваться по тому разбойнику в лесу?       Цитаэр вздрогнула и села, отведя взгляд. — Не совсем. Нет. Это не так просто. Мне не нравится и не хочется убивать. Даже если повод есть. Неужели у тебя не было таких мыслей?       Килан шумно вздохнул, затыкая мех. И заговорил не сразу. — Не-а. Я впервые убил лет... в шестнадцать. Тоже разбойника. Сначала, конечно, тоже было неуютно, но недолго. Меня ведь с детства учили, что я когда-то буду рыцарем — а рыцари сражаются мечом, а не добрым словом. Ну и зачем мне лишний раз напрягаться? — В том-то и беда. Тебя с детства учили драться, а меня — читать и готовить. Я и мертвецов-то видела только когда кто-то от старости преставлялся или по болезни. — Читать? А зачем девчонке простолюдинке читать? — Не только читать, но и писать. У меня на родине нужно ужасно много бумаг. На любое дело нужен документ, а вся моя семья была в артели. Ну я и стала переписчицей, по-настоящему, руками, мне как работать, не женское дело. — Какие дикие у вас там нравы.       Килан удивлённо покачал головой. Цитаэр не стала говорить, что в её краях дикость — это женщина с мечом. Она ведь быстро привыкла к этому, и без лишних вопросов. Теперь уже даже казалось, что такая жизнь в порядке вещей.       То есть, она, конечно, временами скучала по дому и думала о том, что стало с семьёй, но с каждым днём всё меньше. Цитаэр почти смирилась с мыслью об их смерти: начало пути принесло так много переживаний, что они почти вытеснили скорбь. А теперь Цит стояла на новом непривычном пути, и требовалось всё внимание, чтобы пройти его. По всему выходило, что она неблагодарная дочь, но... Исхиль ведь тоже пришлось умереть, а Цитаэр была сама по себе, у неё были только сэр Реймонд и Килан. Да и то лишь до тех пор, пока не выгонят. — Ну чего ты застыла? Извини, если обидел, я пошутил.       Голос Килана вырвал из раздумий, и Цит поднялась. Жар от боя прошёл, на снегу стало слишком холодно. — Всё хорошо. Я просто задумалась. Вернёмся? Или ты хочешь реванша и поколотить меня? — Ну нет. Мы здесь с утра, а солнце уже далеко за зенитом. Правда, здесь и дня-то толком не бывает до самой весны... в общем, хватит. Но обратно я не хочу, есть мысль поинтереснее.       Цит удивлённо смотрела на то, как он тоже встаёт — причём с самым коварным видом. И что бы это могло быть? — Я предлагаю в кабак! — торжествующе огласил Килан.       Цитаэр хлопнула себя по лицу. Дурацкая идея, невыносимо дурацкая. Неужели он не понимает? — Сэр Реймонд оторвёт нам головы и закинет на конёк того кабака, как только узнает. Ты же не по чарке вина пропустить предлагаешь? — Ну уж нет, на вино мне денег не хватит. Будем мёд или пиво, я угощаю. А сэр Реймонд не такой, ничего он нам не сделает. Да и он вернётся поздно, а мы чуть-чуть посидим и обратно прошмыгнём тихонько, как мышки. Идём, что за воин такой, который ни разу в кабаке не напивался? — Нормальный, возможно? Килан, я же ни разу в жизни не пила больше той чарки. А если что-то случится?       Килан широко замахнулся и хлопнул её по плечу. Он был уверен в себе как никогда, и Цит чувствовала, что уговоры не сработают. Правда, позволять ему идти в одиночку она тоже не хотела: мало ли что. — Всё будет хорошо, Цит. Верь мне, я сто раз так делал!       Цит глухо и наиграно захныкала. Вот с этой фразы как раз и любят начинаться проблемы.       Последние лучи красноватого солнца скользили по крышам, когда они толкнули дверь кабака. Килан, сколько бы ни бахвалился, упорно искал место как можно дальше от постоялого двора, где они жили. В итоге нашёлся совершенно обшарпанный страшненький кабак, затерянный среди бедняцких лачуг. Цитаэр мучилась сомнениями, но теперь уже пришлось тащиться хвостом, лишь бы не остаться здесь одной.       Внутри царили предсказуемый сумрак, чад и кислая вонь. Почти все посетители были мрачного вида мужчинами, и Цит старалась держаться невозмутимо, но поближе к Килану.       Откуда-то из угла раздалось насмешливое: — Меч у неё есть, а где яйца потерялись?       Тупую шутку встретили раскатом смеха.       Точно. Они ещё на севере. А на севере женщина прядёт, шьёт, готовит и воспитывает детей. В Горисаде женщину с мечом могли бы и отхлестать.       В Кэлле, говорил сэр Реймонд, законы о мече едины, и здесь недовольным приходилось довольствоваться оскорблениями и смехом.       Всё ещё сопровождаемые насмешками они сели за стол. Закопченый потолок нависал низко, лампа на стене рядом безбожно дымила, а стол был грубо сколочен из плохо оструганных досок и оставлял занозы, несмотря на толстый слой многолетней грязи. — Килан, это плохая идея. — Ой, брось. Что они тебе сделают, посмеются? Ты же не собираешься слушать сборище пьяных петухов. Да они и не подползут близко, мы же при мечах. Так, потявкают как шавки.       Переубеждать его, совершенно очевидно, было бесполезно, и Цит смирилась.       Килан начал с мёда: его, как и пиво, наливали в огромные кружки, вызывающие сомнения одним своим видом. Цитаэр не очень хотелось думать, что может произойти, если она сильно захмелеет, но и отказать подбадривающему и подгоняющему её Килану тоже не смогла. Хотя и жалела об этом.       Первая кружка улетела быстро. В отличии от Горисада здесь мёд пился не только на праздники и был совсем не таким вкусным. Но терпимым. Вторая кружка отвращения уже не вызывала, как, впрочем, и хмеля в голове.       Килан смотрел с подозрением, а местные — с ехидцей. Но Цитаэр честно пила и даже начинала получать от этого удовольствие. Стало немного спокойнее и веселее, мрачные рожи не пугали, да ещё и зажёгся азарт. Килан заявил, будто бы она так напьется, и её надо будет тащить на плече.       Так началось их маленькое соревнование. В ход пошли и пиво, и мёд, и что-то трудно опознаваемое, но приятное и с привкусом хвои. В какой-то момент подтянулись зеваки.       Цит и впрямь не пила раньше много: женщинам такого не положено, но теперь совершенно не понимала, почему. Пока у Килана мутнел и тяжелел взгляд, а руки слушались все хуже, она чувствовала лёгкое головокружение и желание грязно шутить, в котором себе не отказывала. Сопящему прямо за спиной мужику она раздражённо бросила: — К жене своей в хлеву так приваливайся, боров. Если повезёт, к весне поросят резать будете.       Теперь хохот был вызван её словами, а не ей самой. И всё же, ничего особенного она в своих ощущенях не заметила. А вот Килан склонился совсем низко, подперев рукой красную щёку. Бросая последние монетки на стол он заявил: — Ну всь-о-о. Т'перь нам точно пор.       И вот только сейчас Цит осознала, насколько он пьян. Да он еле на ногах стоял! Её и саму качнуло, но не сильно. Мир был немного слишком ярким, но чётким и понятным. А Килан повис на её плече и шагал совсем вяло, не особо помогая. Кабак им вслед взорвался свистом.       В темноте все кошки чёрные, а незнакомые улицы — одинаковые. Цитаэр заблудилась и какое-то время шла наугад. Хмель остался, а смелость от него куда-то враз испарилась. Иногда навстречу попадались прохожие, но, видя, что все они мужчины, Цит в панике пряталась в переулках и тенях, даже не думая о том, чтобы спросить дорогу. Килан не протестовал. Ему было хорошо и спокойно в полусне. Ноги у него двигались явно сами по себе. Спасибо ещё, что двигались.       Наконец, после долгих плутаний, дорога стала знакомой и вскоре показался постоялый двор.       Проскользнуть тихонько как мышки не вышло: в харчевне на первом этаже сидел крайне хмурый сэр Реймонд. Перед ним сиротливо стояли две тарелки с холодным копчёным мясом. Стало стыдно.       Покаянно склонив голову, Цит подошла поближе, готовая к чему угодно. — И что это было? Я уже собирался по подворотням вас идти искать. Скажи, вам головы даны для чего? Пить в них? — И... извините. Мы заплутали, иначе бы уже давно вернулись. Это моя вина. — Заплутали? На улицах ещё полно людей, почему ты дорогу не узнала?       Она потупилась, не решаясь ответить, и сэр Реймонд покачал головой: — Тебе бы у моего непутёвого оруженосца поучиться не глаза заливать, а разговаривать. Всю жизнь в панцире как рак не просидишь. Спрашивать, где вы были, что вообще умудрились заблудиться, не буду. По дружку твоему вижу, что не за ландышами ходили. Нашёл время упиться.       Килан вдруг поднял голову с плеча Цитаэр и очень грустно, виновато попросил: — Из...ните       На большее этого героического порыва не хватило. — Не ругайте его одного! Мы вместе там были. Пили тоже поровну, только Килан сдался быстро. Но виноваты оба.       Сэр Реймонд вздохнул, печально разглядывая своих бестолковых учеников. — За пьянку я вас ругать не буду. Молодо-зелено, утром сами ещё наплачетесь. Вот что меня огорчило, так это то, что вы пропали без предупреждения, сейчас очень неподходящее для этого время. Я волновался, и вам должно быть ясно, почему. — Простите. Мы виноваты. — Конечно виноваты. Но что теперь делать-то с вами? Иди к себе, давай сюда этого героя.       Передав всё ещё едва шевелящегося Килана в руки сэра Реймонда, Цит вжала голову в плечи и поспешила к лестнице, но была остановлена окликом. — Погоди, забыл. На, вот. Поешь, если захочешь. Вы же ничего не ели с самого утра, да?       В руках у неё оказалась одна из тарелок с мясом и, пробормотав какую-то благодарность, Цит проскользнула к себе. Тихонько, как мышка. И сразу завалилась спать.       Утром и правда было паршиво. Голова болела и кружилась, а руки слушались с трудом. Нащупав в сумраке кружку с водой, Цитаэр залпом осушила её и почувствовала, что этого мало. А больше-то и не было. С трудом она пожевала вчерашнее мясо и медленно стала собираться, хотя хотелось поспать ещё хотя бы до полудня.       Рассвет за маленькими мутными окошками уже вовсю разгорался, но в харчевне не оказалось ни сэра Реймонда, ни Килана, хотя они всегда приходили чуть раньше неё: как раз примерно в это время.       Растерянно оглядевшись, Цит вдруг осознала: они уехали! После вчерашнего сэр Реймонд просто забрал своего оруженосца и уехал! В груди ледяной волной поднимался ужас. Бестолково хватая ртом воздух на нижней ступени лестницы, Цит вдруг наткнулась взглядом на мальчика-слугу. Точно. Если они были здесь утром, он должен знать. — Эй! Эй, скажи, ты видел людей, с которыми я приехала? Рыцарь и его оруженосец. Куда они подевались?       Мальчик растерянно моргнул, а потом на лице проступило озарение, и он, вставляя кэлльские слова в речь только изредка, объяснил: — А! Так а то ж. Сэй гыцарь были поутру ище синце не зйишло аж. Казали вам казати, шо не зйихали. К вечору будут, вы не бойтесь. Завтрак подать казали. Будете?       Цитаэр рассеянно кивнула. Вот оно что. Уехали по делам, значит. Можно выдохнуть. Всё хорошо. Всё хорошо, ничего страшного.       Есть хотелось не очень, особенно после мяса, но она заставила себя съесть порцию в надежде на то, что станет полегче. И действительно: стало чуть-чуть лучше. Хотя идти куда-то тоже желания не было, Цит всё же уговорила себя добрести на службу в часовню.       Морозный воздух на улице холодил лицо и прояснял мысли. Постепенно становилось легче. Интересно, чем таким заняты Килан и сэр Реймонд, что уехали без предупреждения и затемно? И чем ей занять теперь день?       В часовне духота навалилась тяжёлым пуховым одеялом, но на удивление запах благовоний не вызвал дурноты. Напротив, стало спокойнее. Успокаивал и голос жреца. Может быть, кэлльцы так чтят своих богов, потому что им с детства хорошо в божьем доме?       По полу между рядами скамеек скользили солнечные отражения сцен с витражей: ворон, распростёрший крылья над солнцем, женщина, обнимающая журавля в потоках воды. У дальних стен границы картинок размывались, дробясь на вытянутые радужные пятна.       От людей, плотно набившихся в маленький зал, было тепло. Цит не нравились толпы, не нравилось находиться рядом с незнакомцами, но здесь было... неплохо. Даже уютно.       Жрец призывал милость богов в это непростое время, просил прихожан быть стойкими и твёрдыми в своей вере. — Custeda na ab omne ilaai, Magne Alikaari, — завершил он молитву звучным, чистым голосом.       После Цит задержалась, разглядывая витражи. Они ей нравились, но до сих пор не было времени как следует разобраться, что на них происходит. Само слово-то "витражи" она узнала совсем недавно. А теперь наконец могла рассмотреть сцены, выложенные из стекла, внимательно. — Это великий Аликари, заносящий над врагами свой священный меч. Его не всегда изображают вороном. Хотя в легендах он обычно предстаёт в этой форме.       Цит замерла, а потом медленно повернулась. Чуть позади стоял жрец, положив руки на спинку скамьи. Часовня опустела, и они остались здесь вдвоём. По спине пробежал холодок, Цитаэр отступила на шаг к стене. — Что-то случилось? Я помню тебя, обычно ты бываешь здесь со спутниками. У них всё хорошо?       Она медленно кивнула, не отрывая от жреца взгляда. Тот по-птичьи склонил голову в явном удивлении, а потом осторожно спросил: — Ты боишься? Извини, не хотел, — отойдя к следующему ряду, он опустился на скамью. — Я брат Йежич, в некотором смысле хозяин часовни. Ты по-кэлльски говоришь? — Говорю.       Настоящей угрозы будто бы и не было, но расслабляться было рано. Впрочем и уйти Цитаэр не решалась. А высокие своды божьего дома давали ощущение безопасности, хотя бы и мнимой. — Ну хорошо. Почему женщина с мечом так боится простого жреца? Что-то произошло? Где рыцарь и юноша, с которыми ты обычно приходишь? Я хочу помочь, если это нужно. Если нет, только скажи. Мой долг — помогать людям, попавшим в беду, по мере сил. — Всё в порядке. Не привыкла общаться с чужими. Сэр Реймонд в отъезде, но у него всё в порядке. Спасибо за беспокойство.       Жрец только кивнул. — Хвала богам. С тех пор, как мечи разрешили носить кому угодно, воинов у нас прибавилось, но рыцари — это рыцари. Сейчас мы их терять не можем. Ладно, извини, что потревожил.       Интересно, насколько искренне он говорит про помощь? И насколько он вообще честен. — Можно вопрос? Здесь много изображений Аликари, и его алтарь самый большой. Вы говорите про рыцарей. Но на вас одеяние не жреца Аликари. Почему?       В пути они уже бывали в часовнях и маленьких храмах. Жрецы Аликари носили красное, а на брате Йежиче ряса была тёмно-серой, да и покроя другого. — Ты откуда-то из приграничья, да? Говоришь по-северному. Не знаю, как было организовано поклонение у вас, но в Гальде... нет, не так. Земли западных князей, как известно, находятся под покровительством вечного бога Леага. В Гальде самый большой его храм в империи — можешь посмотреть, если пойдёшь к центру города, — а моя часовня этому храму подчиняется. И хотя сама по себе она действительно в первую очередь посвящена Аликари, да и я склоняюсь к его почитанию, формально я жрец Леага. Вот так всё непросто. С другой стороны, в этой части города я веду книги учёта, а это дело служителей Леага. — Вот как. Значит, традиции, одеяния — это просто видимость, а на деле... — Не совсем так. Просто мы можем выбирать службу, не меняя подчинения. Да и Гальд не слишком большой город, настоящих храмов у нас мало. А часовни в основном подчиняются Большому дому Леага. Если ты раньше жила в деревне, не переживай. Со временем разберёшься что и как. А чтобы было проще, попробуй спрашивать, как вот сейчас. Не буду допытываться, что с тобой было, но в большинстве своём люди не такие уж и плохие по моему опыту. Будет время — заходи, могу рассказать тебе о богах кое-что кроме деревенских суеверий.       Цитаэр чуть заметно улыбнулась. Гальд едва ли размером хотя бы с Горисад. Бедный тёмный городок, а всё туда же: воспитывать деревенщин. Но жрец, наверное, говорил это из лучших побуждений... Она не была уверена.       Так или иначе, она успела заодно узнать целых две легенды об Аликари: о том, как в незапамятные времена он основал Анодал, посадив на трон своего сына от смертной женщины; и о том, как спас и стал охранять на небе солнце, украденное тёмными богами илла.       Здесь, в Гальде, правда, солнце как будто никто не хранил. День был длиннее, чем в Горисаде, но всё равно заканчивался стремительно. Зато, как и на родине, пользовались большими свечами с несколькими фитилями, зажигающимися по очереди через определенное время. Здесь этот промежуток называли "час". Когда Цитаэр вышла из часовни, на пополуденной свече горело два фитилька.       Солнце медленно клонилось в сторону горизонта, окрашивая мир в пока ещё бледные золотистые тона. Морозец чуть ослаб, но чувствовалось, что к ночи станет холоднее. Цит неуверенно оглядывалась, не зная, куда пойти, чтобы занять себя до вечера.       Перебирая идеи, она вспомнила о храме Леага. Что ж, самый большой его храм в империи? Подойдёт, можно и посмотреть.       На узких кривых улочках кое-где попадались указатели буковицей "храм Леага". Неужели сюда приходит столько паломников? Цит шла от таблички к табличке. Постепенно терема становились больше и богаче, улица — шире. Потом по краям появился деревянный настил, а ещё дальше дорогу замостили хорошо подогнанными каменными плитами.       В самом центре Гальда обнаружилось озеро, зажатое с двух сторон холмами. На вершине одного стоял роскошный двор с каменными домами и теремами, а на флагах и полотнищах на частоколе сияла объятая ветвями золотая рыба. Другой венчал каменный храм с крутой крышей и коньком, украшенным изображениями птичьих голов.       К храму вели широкие черные ступени, сбоку от которых с равным промежутком возвышались птицеголовые идолы. С ближайшего на Цитаэр смотрела взъерошенная серая ворона. Внимательно и неотрывно. В клюве у неё что-то блестело. Цит и сама не могла отвести взгляд, не понимая, что такое происходит.       Птица слетела с идола, приземлившись на ближайшую ступень. Люди, спускавшиеся по лестнице, остановились, удивлённо глядя на это действо.       Ворона оглушительно каркнула, выронив золотую монету, и улетела. Цит замерла. Это золотая монета, невероятное богатство, но как всё странно вышло. — Брось в озеро, поки нихто не заметил. Ясне дело, это знак, — посоветовал один из случайных свидетелей и кивнул на мостик, наведённый над озером.       Цит растерянно кивнула. Как жаль деньги! Но даже смотреть на монету было неуютно.       С зажатой в ладони монеткой она взбежала на мостик. Воды озера уже сковал слабый пока ледок, но у дальнего края настила зияла чёрная полынья. Вокруг неё лёд был совсем тонким, а над самой водой едва виднелся пар. Завороженно глядя в плещущую мелкой рябью тьму, Цитаэр разжала руку.       Золотой кругляшок падал ровно, отчеканенным на аверсе профилем вверх, войдя в воду с тихим плеском. В догорающих лучах солнца монета погружалась всё глубже.       "Однажды тёмные коварные илла, вооружившись медными ножами, похитили правый глаз великого Эрха, Праотца, и тогда с неба исчезло солнце.       Величайший из детей Эрха, Аликари, отправился в подземный мир, чтобы вернуть его."       Цит встрепенулась. Монетка уже утонула, а дело близилось к сумеркам. Решив, что в храм теперь идти не очень-то и хочется, она поспешила обратно.       Даже если это был знак, она не знала, как его толковать. Зато знала, что вороны любят блестящее и нередко воруют серебряные и золотые монеты у тех, кто их оставляет на виду. Наверняка здесь где-то есть чаша для подношений.       Сэр Реймонд и Килан уже сидели за столом, когда она вернулась. Оба мрачные и серьезные. Сердце забилось быстрее.       Садясь рядом, Цит не знала, чего ждать.       Сэр Реймонд начал без предисловий. — Хаан, нерушимый оплот юга, пал. Войска илла движутся на Анодал. Мы с Киланом уйдём в ближайшее время. Будет война, девочка. Настоящая, и очень опасная, и мы примем в ней участие. Я не знаю, выживет ли кто-то из нас. Тебе пора принимать решение: ты с нами или нет? Хорошим воином ты к настоящим битвам вряд ли станешь, имей ввиду.       Цит словно молотом оглушили. Уже? Всё так плохо? Уходить? Но как, куда? Что делать? Готова ли она стать настоящим воином или пасть в бою?       Сэр Реймонд продолжил мягче. — Если ты откажешься, я передам тебя своему знакомому, он живёт здесь и по здоровью не может уехать. Но когда-то был прекрасным рыцарем. Когда придет время, когда ты будешь готова, сможешь присоединиться к армии. Если захочешь. — Как отсюда уйти, если дорога закрыта снегом? — Есть и обходной путь. Он намного дольше, опаснее и сложнее, но по нему мы выйдем в Кариваал раньше, чем если будем ждать. Подумай хорошо, я не буду давить на тебя.       В Гальде они пробыли всего дней десять. Цит настроилась на несколько месяцев тренировок и спокойной жизни. А теперь ей предлагают войну. Готова ли она отдать жизнь за страну, которую не знает?       Готова ли она взять меч и снова убить?       Мёртвый разбойник появился перед мысленным взором, и Цит ещё раз задала себе вопрос: готова ли она?       Ей понравился меч. Нравилось ощущение силы, азарт боя. Нравилось чувствовать своё тело, движение и гибкость.       Она привязалась к сэру Реймонду и Килану. Они ведь спасли ей жизнь.       А и правда. Готова ли она платить добром за добро? Встать рядом с теми, кто помог ей подняться?       Или, может, она готова однажды отомстить? Иллатам, сэру Дарону.       Хочет ли она встать на этот путь?       Монетка, падающая аверсом, в глупом гадании означает "да". Человек, постоянно меняющий близких, теряет корни и становится мёртвой корягой в тревожном море. Вода, неспособная выбрать русло, становится болотом.       На самом деле, она всегда сможет уйти, если не будет достойна.       Но она может хотя бы попробовать ответить добром на добро и злом — на зло. Она никогда не видела войны вблизи. Возможно, она справится, потому что не ведает, что творит.       Цит вздохнула, и огонёк сальной свечи на столе трепыхнулся, а потом снова выпрямился. — Я готова. Я иду с вами.