Бережные касания

       Пламя взвивается высоко в воздух. Костер удался на славу. Яркие красно-оранжевые языки огня танцуют причудливый танец, подмигивают редкими всполохами желтого и дарят тепло. Запах осени становится ярче. Зефир приносит Дин. Сэм улыбается не явно, но очень тепло. Романтичные посиделки у костра — это не про них. Расскажи кому-нибудь такое о великих Винчестерах, не поверят ведь. Но они научились. Оказалось, что для того, чтобы внести в их сумасшедшую охотничью жизнь хотя бы проблески нормальности, надо было просто стать ненормальными самим. Сэм меняет улыбку на усмешку, ловит руку Дина, который нанизывает зефир на тонкую, но крепкую ветку, и мимолетно сжимает ее. Между ними не изменилось ничего. Они все так же спорят по бесчисленному количеству поводов, часто не сходятся во вкусах и исправно ищут приключения на свои пятые точки. Они не могут иначе. Охота никогда не была их хлебом, но она всегда была их жизнью. Так и остается. Между ними изменилось все. Обычно толстокожий Дин теперь вдвойне чутко реагирует на миллион мелочей, которые игнорировал раньше. Сэм чувствует тепло не снаружи, а в груди, когда вспоминает, как Дин в последней поездке сам включил его любимую музыку, заявив при этом, что он похож на «унылую лепешку, ну… того самого, Сэмми» и его надо развеселить. Дин отнимает руку и быстро заканчивает с зефиром. Сэм неохотно отпускает теплую ладонь и стряхивает задумчивость. Он и так слишком часто перебирает их моменты, когда можно просто наслаждаться настоящим. Запах осени становится словно ярче. Он густеет за счет дыма от костра и запаха жарящегося в открытом пламени зефира. Вообще-то зефир прямого отношения к осени не имеет. Но Сэм знает, что теперь всегда будет ассоциировать его с ней и со счастьем. Ветер шевелит сухие листья вокруг них. Инстинкты слабо поднимаются: а вдруг, опасность. Сэм фокусирует взгляд на одиноком коричневом листе, который медленно летит поверх своих собратьев, ведомый волей ветра. Не опасность, нет. Чутье успокаивается и засыпает. Дин протягивает ему палочку с готовым зефиром. Надо просто взять его и съесть. Здесь все просто, очевидно. Хорошо бы еще не забыть поблагодарить. Дин в жарке зефира замечен, как известно, не был. До тех пор, пока он, Сэм, не сказал, что любит жареный зефир, и вообще это одна из самых нормальных штук, что только можно представить. Сэм легко отмахивается от знания, что сделать надо. Он не берет палочку с зефиром, он берет ладонь Дина, тянет его ближе к себе, мягко и долго целует. Это не благодарность, это больше, несоизмеримо больше. Это признание, подтверждение, предложение, выражение. Внутри разливается тихое счастье. Оно не вспыхивает, не сияет, не горит. Оно умиротворяет, пахнет осенью и согревает каждый уголок души. Палочки с зефиром падают на сухие листья. Сэму немного жаль, но съесть детское лакомство можно позже. А Дин нужен сейчас. И всегда. И навсегда. Сэм откидывает голову, когда теплые, слегка влажные после поцелуя губы скользят по его шее. Они едва касаются кожи, но эти бережные касания настолько чувственные, что Сэм задыхается от вспышки ответной нежности. На счету у каждого из них столько ран, физических и душевных, что не сосчитать, пожалуй, лучшему казначею за всю историю, если таковой существовал. Но то, что они обрели друг с другом, заставляет старые шрамы блекнуть и заживать. Этому не определить цену. Никогда. Это — дар, который можно только с благоговением принимать. И Сэм именно так и делает. — Пойдем в дом, — голос Дина слегка хрипит. Это рождает парочку фантазий в голове. Сэму вмиг становится жарко, но больше не от костра. — Бобби свалил в город. Сказал, что ему нужна какая-то книженция. — Как всегда, — тепло замечает Сэм и улыбается. — Вряд ли он вернется раньше, чем через пару часов. Сэм не дает явного согласия, но поднимается на ноги и протягивает Дину руку. Тот встает сам, но хватает протянутую ладонь, когда Сэм уже готов ее убрать, и сплетает их пальцы. И они просто идут к старому, но такому родному дому Бобби. За их спинами остается яркое пламя, которое становится еще выше. Оно, может, хочет достать до Небес. Сэм бы не отказался, чтобы достало и сожгло их вместе с пернатыми засранцами дотла. Ковер листьев по-прежнему устилает землю. В воздухе по-прежнему витает дух осени. Рука так и остается в руке. Сэм заходит в дом первым и думает, что он любит осень. А еще он любит Дина. Так ужасающе неправильно и безупречно правильно одновременно.