Уэйленд

— Обычное утро пятницы в обычном городке среди обычных людей, — занудно начал Элим и удручающе вздохнул. — Какая скукота. — А ты попробуй занять себя чем-нибудь. — терпеливо предложил Оскар, в надежде, что друг не счёл увлекательным занятием нудеть ему под руку. Элим хмуро уставился на Оскара через мутное отражение в окне, которое тот протирал от пыли и разводов, и осуждающе скрестил на груди руки. Он ведь для этого и пришел сюда - чтобы чем-то себя занять. А именно: прогуляться с другом по старым лавкам не менее старых владельцев; по-рассматривать всякие обереги и осколки магических предметов, что остались после войны с магами; да даже сходить к границе и снова попытаться что-либо рассмотреть через неё. Но никак не сидеть под палящим солнцем в ожидании того, что окна детского дома станут чище. Не-а. Не станут. Оскар мельком взглянул на Элима и стал более усердно тереть стекло в том месте, где отражалось лицо друга. Элим аж несколько раз пытался встретиться с ним взглядами, чтобы Оскар в полной мере увидел его осуждающую хмурость, но каждый раз его лицо в отражении сталкивалось с дырявой тряпкой. Сдавшись, он махнул рукой и отвернулся, вернув себе скучающий вид, с которым и продолжил рассматривать улицу своего родного городка. — Попроси новую тряпку. Оскар вздохнул и, перестав тереть окно, - которое чище не становилось как бы он ни старался, - посмотрел на тряпку в своей руке. Элим прав: её действительно нужно бы заменить. Но, новую тряпку Оскару никто не даст. В отличие от своего друга, Оскар вырос в детском доме. Несмотря на то, что город в котором они живут маленький, в приюте всегда не хватало места. Родители отказываются от своих детей по разным причинам. Но самая частая - это магическое проклятие на ребёнке. Почему именно оно и как они это распознают? А чёрт их знает. Это "магическое проклятие" могло казаться им в любом проявлении на теле. Например: в родимом пятне, бородавке, странных родинках и тому подобное. Как бы то ни было, Оскар считает родимое пятно - родимым пятном, а странных родинок он вообще никогда в жизни не видел. У всех родинки как родинки. Два года назад в детском доме оказался ещё один ребёнок. У девочки тогда ещё едва ли виднелись мягкие кудряшки, а вот у её родителей волосы были прямые. К тому же они шатены, а дочь родилась с рыжими волосами. Вот такое объяснение родители написали в документе по отказу. Оскар предположил, что женщина просто нашла идеальное оправдание своего тайного от мужа загула, но юмор его никто не оценил и он отрабатывал наказание целый месяц. А вообще, чаще всего ему в голову закрадываются мысли, что всему виной старая вражда между не магическим и магическим народом. Но магов здесь не было вот уже около двух столетий. Хоть народы и являются "соседями", никому из той или иной стороны нет нужды пересекать границу, которая, к слову, опечатана. Ярая ненависть к магии исходит из страха перед ней. Вот многие и отказываются от собственных детей, видя в родинках и бородавках магическое проклятие. Оскар к магии относится нейтрально. А как ещё относится к тому, чего в жизни не видел? Ну или "равнодушно" - как сказал бы Элим, который с тихим восхищением представляет себя магом и ищет волшебство чуть ли не в каждом камне или найденной пуговицы. Признаться честно, Оскар с Элимом не раз оглядывали свои тела на "магическое проклятие", но каждый по своей причине. Элим тыкал в каждую родинку которую находил на своём теле и воодушевлённо спрашивал у Оскара "а это считается что я маг?", да ещё с такой надеждой, будто тот должен это знать наверняка. Оскар же не разделял его воодушевления. Он пытался найти "магическое проклятие" лишь с одной целью - чтобы понять причину того, почему родители отказались от него. В который раз убедившись, что никакого признака магии у них нет, Элим грустнел, а Оскар ещё сильнее забивал голову мыслями о том, почему он стал сиротой. Он не кудрявый; брюнет; глаза серые; родимых пятен нет; родинок на теле от силы штук семь; а бородавок вообще никогда не было, сколько бы раз он не держал в руках лягушек. — Эй, проклятые! — послышалось за спиной. Да, так и называют всех детей которые попали в приют. К этому можно привыкнуть. Наверно. Оскар сжал в руке тряпку, стараясь не реагировать на чей-то выкрик. Но буквально в сантиметре от его уха пролетело яйцо и врезалось в окно, разбившись. Липкие брызги с кусочками скорлупы попали в лицо и на стираную футболку. Оскар резко обернулся и зло посмотрел на парней, что начали истерично гоготать от своей весёлой выходки. Вскипела злость. Во-первых: они попали в окно приюта, а приют - это какой-никакой, но всё-таки его дом. Во-вторых: он это самое окно пол часа тёр, в надежде избавиться от разводов. А теперь будет ещё сложнее отмывать стекло от сырого яйца. — Вот же... — Погоди. — прервал друга Элим и стал хрустеть пальцами. — Тебя за очередную драку за порог могут выставить, а вот мне ничего не будет. Эй, уродцы! — Элим свистнул, обращаясь теперь уже к незнакомцам. — Подите-ка сюда, я вам эти яйца в зад запихаю! Кого это вы там проклятыми назвали? Парни смело подошли и оглядели Элима с головы до ног: тёмно-русые волосы аккуратно уложены; голубые глаза; плечи достаточно широкие, под стать высокому росту; идеально выглаженная рубашка светло-зелёного цвета; новые широкие шорты чуть выше колен; и кожаные белоснежные кроссовки. Взглянув на Элима можно было без труда понять, что он из обеспеченной семьи, а сиротство и нищета ему чужды. — Чего это ты своих предаешь и якшаешься с проклятым? Он не твоего уровня. — Я тебя сейчас на твой уровень спущу. — Элим замахнулся для удара, но Оскар остановил его, схватив за локоть. — Ты чего?! — Оставь этих идиотов. Они не от большого ума это делают. — Вообще-то, я пол часа ждал пока ты натрёшь это чёртово окно! — Элим вырвал руку, нахмурившись. — Да ещё предателем "своих" меня назвали! — А тебя это так задело? — тоже нахмурился Оскар. — Получается, ты стесняешься меня? — Ни неси чепуху! — Ну и клоуны. — усмехнулся один из парней и остальные поддержали его смешками. — Заткнись! — рявкнул на него Элим и снова повернулся к Оскару. — И если ты не забыл, меня даже девушка бросила из-за того, что ты мой друг! — Естественно, я виноват в твоём любовном провале! Тебя никто не держит, иди к ней и скажи что больше не "якшаешься" с Оскаром Уэйлендом! Элим зло рыкнул и от души пнул ведро, в котором Оскар споласкивал тряпку когда мыл окна. Алюминиевый бок помялся от удара и ведро полетело прямо в одного из незнакомцев, разбрызгивая по пути остатки грязной воды. Элим развернулся, чтобы уйти, но... — Ты за это заплатишь, предатель крови! — плюнул эти слова парень, размазывая на лице грязные брызги, а затем со злостью кинул ещё одно яйцо. Элим увернулся и кинулся на этого парня с кулаками. Запущенное яйцо попало в другое окно приюта, заставив теперь уже Оскара сжать кулаки и присоединиться к драке. Удары приходились в разные части тела - кто куда мог попасть. Уворачиваться не всегда получалось, а когда парни повалились на тропинку, то поднявшиеся пыль с песком лишь усугубили ситуацию. Слышны были звуки ударов, маты, кряхтения, звук рвущейся ткани и чьи-то быстрые шаги, а после: — Ну-ка брысь отседова, негодяи! Я вот ща мигом смотрел позову! Упоминание про смотрителей правопорядка исключило желание на продолжение драки. Парни быстро поднялись и разбежались врассыпную.       Жаркий день знойного лета клонился к вечеру, и на небольшие дома пригорода опускались сумерки. Хозяева домов широко распахнули свои окна в неугасающей надежде на дуновение прохладного ветерка. Дети покидали у покошенных заборов пыльные велосипеды, тут и там постепенно загорались уличные лампы, и лишь двое не торопились расходиться по домам. Несмотря на приближение комендантского часа, парни продолжали молчаливо сидеть на траве возле вялого шиповника. Оскар разглядывал свои выцветшие кроссовки, которые явно в скором времени расклеятся, а Элим продолжал трепать оторванный при драке лоскут чей-то футболки. — Меня всегда интересовало.. — неуверенно начал Оскар, первым нарушив тишину. Элим не взглянул на него, но вопросительно мыкнул что-то нечленораздельное и Оскар продолжил: — Почему ты дружишь со мной? Прошла минута, две, а ответа всё никак не было. Оскар начал думать, что уже не дождётся хоть каких-то слов от Элима, но тот вдруг тихо заговорил: — С тобой я могу быть собой. Не переживать, что меня посчитают чокнутым, если вдруг снова заговорю о магии и тому подобное. Понимаешь? Оскар молча кивнул, хоть друг и смог увидеть этого, так как всё ещё не смотрел в его сторону. Ответ показался весьма искренним. Приятно, что хоть кто-то чувствует себя рядом с ним комфортно, а не шарахается как от прокаженного. Разговоры о магии и впрямь опасны, но Оскара никогда не пугала эта черта в Элиме. Хотя, тот иногда превращается совсем в ярого фанатика, тыкая под нос камни с полной уверенностью, что это какой-то магический артефакт. На губах появилась усмешка. — Ну-у-у... Иногда ты реально похож на чокнутого. — Дебил. — фыркнул Элим и пнул в сторону Оскара земляной комок, испачкав свои уже не очень белые кроссовки ещё сильнее. Снова повисла тишина разбавляемая пением цикад. Вечерняя духота продолжает давить на плечи. — Слушай, сегодняшнее.. — снова первый заговорил Оскар, вдруг не зная куда деть свой взгляд. Их сегодняшняя ссора камнем лежит на груди и хочется от него избавиться. — В общем, ты это... — Ты тоже. — кратко выпалил Элим, словно слова извинения лишь прибавят неловкости. Он встряхнул лоскут от футболки, что всё это время теребил в руках, и протянул его другу. — Держи. Оскар вынырнул из своих мыслей и удивлённо уставился на протянутую ткань. — Тебе ведь нужна была новая тряпка. — пояснил Элим. — Так что вот. Держи. Уверен, мыть окна ею будет намного приятнее. Особенно, если учитывать от кого она досталась. Оскар слабо усмехнулся, поднял взгляд на лицо друга, губы которого дрожали от сдерживаемой улыбки, и они оба засмеялись. Расходиться не хотелось, но правила комендантского часа и урчащие от голода животы заставили парней подняться с сухой из-за жары травы. Они медленно пошли вдоль неширокой и пыльной дороги, разговаривая друг с другом в пол голоса. Вдруг их услышат хозяева домов, что повытаскивали через окна свои носы, в надежде разглядеть тех, кто же там ходит по улице в столь позднее время. — Тоже мне, придумали правила. — снова начал ворчать Элим, хмуро пиная камешки на дороге. — "Комендантский час". Пф. Будто мы, обычные люди, нужны магам. А если бы были и нужны, то те и днём появлялись бы. Они же маги, а значит всё могут. По вечерам нужно ограблений бояться, а ни севшую вдруг на фонарный столб ворону. — Угу. — Что бы ты сделал, если бы я оказался магом? Оскар опять вздохнул: — Удивился бы твоему терпению, что так долго сдерживал секрет и не похвалился об этом сразу же при первой возможности. — Здорово было бы, а? — с довольной улыбкой Элим пихнул в плечо друга, но тот ответил лишь вялым кивком. Энтузиазма поубавилось. — Так ты узнал что-нибудь о своих родителях? Оскар еле сдержался чтобы не закатить глаза. Он знает, к чему ведёт Элим, и они обсуждали это уже миллион раз. Сейчас он ответит нет; тот поделится мыслью о том, что в приют попадают лишь те дети, которых подозревают в связи с магией; придётся заново напоминать о других доказывающих вещах, которые это опровергают и так по кругу. Тема не очень приятная. И без того его терзают мысли об отсутствии семьи, а потому отвечать на вызубренный диалог совсем не хотелось. Оскар решил хоть немного отвернуть тему чуть в другое русло: — Меня же старик Пайки нашел и отнёс в приют. Может, стоит поговорить с ним.. Вдруг он всё-таки что-то знает? — Вряд-ли ты получишь от него хоть одно внятное предложение. Он ведь сумасшедший. — Ну, он чудак, конечно, но... — "Чудак"? — выпучил глаза Элим и махнул рукой в ту сторону, где в конце улицы располагался дом обсуждаемого старика. — Он с курами разговаривает! Оскар открыл рот в попытке ответить хоть каким-то опровергающим сумасшествие старика аргументом, но таких не нашлось. И не успел он закрыть рот обратно, как вдруг: — Оскар. Уэйленд. Отчеканил голос, который Оскар никогда не перепутает с кем-то другим. Это был воспитатель из детского дома - Кириак Штатский. Крепкого телосложения мужчина лет сорока восьми, в мешковатой и выцветшей от множественных стирок рубашке, в коричневых сандалиях и с неизменной щетиной, что росла у него неравномерно. Он встал в стойку солдата и хмурил свои редкие, но длинные брови. — Нас с тобой ждёт очень серьёзный разговор, Оскар. А у вас, молодой человек, осталось две минуты, чтобы добраться до дома вовремя. — Спокойной ночи. — буркнул Элиму Оскар и поплёлся к калитке, еле удерживая ровное выражение лица. Тихое в спину "удачи" от друга придало хоть немного храбрости.       Исшарканный паркет, который не меняли, кажется, с самого момента постройки детского дома, тускло и уныло отражает свет единственной лампочки в этом старом кабинете. Небольшое окно за столом воспитателя широко открыто, но, несмотря на это, полупрозрачная и дырявая в некоторых местах штора так ни разу и не шелохнулась: свежий ветерок до сих пор не удостоил жителей городка хотя бы малейшим дуновением. Тёмные обои в некий цветочек скорее всего когда-то давно были бежевыми и красивыми, но теперь навевают лишь тоску и уныние. По крайней мере на Оскара уж точно, который, к слову, сидит сейчас на скрипучем стуле и, потупив взгляд, ковыряет на руках ногти. Мысли о предстоящем разговоре и несправедливом наказании не дают спокойно сидеть. Тяжелый и пристальный взгляд воспитателя тоже не способствуют успокоению. — Ты ведь уже знаешь всё, что я тебе скажу. — вздохнул Штатский и Оскар кивнул, всё ещё отказываясь поднимать взгляд. — Правила детского дома тебе тоже известны. Снова кивок. — Тогда почему ты продолжаешь доставлять неприятности каждый раз, когда связываешься с чистыми? Кулаки сжались инстинктивно. Слово "чистые" постоянно вызывает неприязнь. Те люди, у которых есть семья и дом - чистые, а он что? Грязный? Оскар хмуро посмотрел на свои руки и потрёпанные шорты. Ну, в принципе, здесь есть доля правды. Помыться бы не помешало. От этой абсурдной мысли едва ли не вырвался ироничный смешок, но его удалось сдержать поджав губы. — То, что они чистые, не даёт им права называть нас проклятыми. — Оскар. — И кидаться яйцами в окна. Лучше бы просто отдали, а ни переводили проду... — Оскар! — повысил голос Штатский заставляя замолчать. Упоминание о яйцах Оскару скрутило пустой желудок и в повисшей тишине раздалось жалобное урчание живота. Штатский вздохнул и, облокотившись на спинку потрёпанного кресла, устало продолжил: — Ты должен пропускать мимо ушей все их оскорбления. Видишь кого-то - обходи. Подходят в твою сторону - разворачивайся и иди в другую. Избегай любого контакта с чистыми, ты понял? Оскар снова кивнул, погрузившись в серые мысли. Вот так он и должен жить - избегать любого контакта с "чистыми", всегда смотреть в пол и не поднимать взгляда. Словно тень, на ясной жизни остальных людей. — Если они подадут жалобу смотрителям, то мне придётся выгнать тебя. — напомнил Штатский, вырывая из серых мыслей в серую реальность. — И если тебе всё равно на то, есть ли у тебя крыша над головой или нет, то вспомни, что помимо тебя здесь ещё сто восемьдесят шесть детей. И им нужна эта крыша. А теперь иди и ложись спать. Сегодня ты останешься без ужина. Оскар еле поднялся и поплёлся к двери, но голос воспитателя заставил ненадолго остановиться: — Я не смогу защитить тебя ещё раз, Оскар. — Я понял. Спасибо, мистер Штатский. — Иди.

***

      Ветки от кустарников и высокая трава хлещут по лицу словно розги. Всюду чёрные очертания деревьев в ночи и единственное чувство - страх. Звук бега от множества ног ударяет по слуху, оглушая. Погоня? Или это так громко бьётся собственное сердце? Нужно ускориться, но почему? Он просто знает это, чувствует. Заставляет себя бежать ещё быстрее, но вспышка яркого света ослепляет буквально на секунду, дезориентируя. Удар, кувырок, чёрные деревья закружились в безумном вальсе и всюду только лишь трава, трава, трава. Нужно подняться и снова бежать, но почему? Куда он бежит? От кого-то или за кем-то? Деревья слились в одно целое, становясь перед мутным взором чем-то другим. Но что это? Как увидеть получше? — Оскар.. Чей это голос? Мама, папа или быть может тот, за кем или от кого он бежит? Перед ним склоняется чьё-то лицо, но его не разглядеть. Волосы стирают все черты, не давая возможности увидеть, вспомнить. Кто ты? — Оскар! Завтрак проспишь! Распахнув глаза, Оскар тут же оглядывается, но никаких деревьев вокруг него нет. Лишь ржавые кровати, заправленные блеклыми и местами дырявыми покрывалами. Снова старый кошмар приснился, моментально превращая ночь в утро и не давая выспаться. Ночная рубашка неприятно прилипла к вспотевшему телу, а дыхание сбито, словно он действительно только что бежал со всех ног. — Завтрак! Оскар быстро поднялся с постели, заправил её на скорую руку и побежал в столовую, чтобы успеть урвать хоть пару картофелин, а если повезёт, то и ломтик сала. Как и ожидалось, столовая была уже битком забита остальными жильцами приюта. Просторное помещение встретило запахом еды, из-за чего голодавший вчера живот запротестовал ещё сильнее, и гулом споривших ребят, что толпились возле длинного стола с едой. Оскар схватил тарелку и подбежал к остальным, пытаясь через толпу дотянуться хоть до чего нибудь съестного. Варёная картошка сразу же отправилась в карман, а на тарелку удалось положить перья лука, яйцо, два ломтика поджаренного хлеба и даже порционный кусочек масла! Утро точно задалось. Отойдя в дальний угол, Оскар взял по пути бокал с какао и принялся наслаждаться завтраком, оглядывая остальных ребят. Нужно быть начеку, иначе более старшие и сильные отнимут порцию. — Эй, Оскар! Этот окрик заставил залпом выпить какао и запихать в рот всё содержимое тарелки. Прямо на глазах у Дерека и Панча, так как они направлялись прямиком к нему. И вряд-ли пожелать приятного аппетита. Теперь, главное не поперхнуться или не чихнуть. — Придурок уже всё сожрал. — скривился Панч и Оскар развёл руками, пытаясь нормально прожевать яйцо с хлебом. Дерек толкнул его плечом и пошел к следующей жертве, а Оскар попытался пройти к раковине, чтобы налить себе воды. Он уже был на половине пути, как услышал звук разбившейся тарелки и чей-то плач. Оглянувшись, Оскар увидел сидевшую на полу пятилетнюю девочку, а Панч и Дерек демонстрационно ели перед ней её порцию завтрака. Сглотнув с третьей попытки всё, что было во рту, Оскар стремительно направился к ним. Поджаренный хлеб поцарапал горло, а сухое яйцо неохотно спускалось в пустой желудок, ощущаясь в глотке таким комом, что аж глаза заслезились. Затевать драку и что-либо говорить было бессмысленно, поэтому Оскар просто взял за руку младшую и, подняв её на ноги, отвёл в сторону. Глумливый смех обидчиков так и подмывал разбить другие тарелки об их головы, но отрабатывать потом не хочется, поэтому нужно сдерживаться. — Сильно ударилась? — просипел Оскар и закашлялся. Яйцо настырно не хочет быть переваренным. Девочка отрицательно замахала головой и, всхлипывая, стала коситься на тарелки других ребят. Вырвался тяжёлый вздох: — Держи. Постарайся съесть так, чтобы другие не видели, ладно? Достав с кармана припрятанную картофелину, Оскар протянул её младшей и та тут же откусила кусочек вместе с кожурой. Пришлось подождать пока она всё не съест - иначе опять отнимут, а забрать свою картошку Оскар никому не позволит. — Живо все собираемся, берём мётлы и ждём во дворе! Сегодня будем убираться на площади! Басистый голос воспитателя разнёсся по всей столовой и ребята быстро засуетились к выходу. Утренние процедуры прошли с такой же спешкой, как и проглоченный завтрак.

***

      Центр города мало чем отличается от остальных районов: грязные переулки, старые дома.. разве что дороги шире. Серо-коричневые краски занимают почти всю палитру. Даже природная зелень не разбавляет их своей сочностью: двухнедельная жара иссушила большинство растений. На всём этом фоне, в глаза бросаются уличные рекламные вывески разных торговых лавок, привлекая потенциальных клиентов. На первый взгляд - это самая явная отличительная черта, которая сообщает, что цены там не для каждого кошелька. А если зайти внутрь, то можно лишний раз убедиться в этом: на новых полках ровно расставлены товары, пол и стеклянная витрина блестят от чистоты, а сам торговец одет в приличного вида форму. Как же повезло тем людям, что свободно заходят в такие места, а ещё сильнее повезло тем, кто выходит оттуда с полными пакетами своих покупок. Интересно, получится ли когда-нибудь хоть разочек попробовать даже самую малую вкусность с тех блестящих полок? — Чего пялишься? За своими мыслями, Оскар не сразу понял что это обратились к нему. Он рассеянно перевёл взгляд на недовольного торговца. — Брысь! Не отпугивай мне здесь покупателей! Мужчина начал размахивать руками в попытке прогнать оборванца. Нахмурившись, Оскар покрепче сжал в руке метлу и направился к своей группе, прилично отстав от остальных. С каждым шагом нутро наполнялось каким-то неприятным чувством. Что не так? Желудок ещё не успел проголодаться после завтрака, постель заправлена, ночная сорочка переодета и вроде бы ничего не забыл. Всё дело в торговце? Неприятно, конечно, но вряд-ли его оскорбительное поведение задело настолько сильно. Может, дело в отбитом боку из-за вчерашней драки? — ...на группы. — донёсся обрывок фразы воспитателя. Он оглядывал всю стайку сирот, продолжая разглашать задания. — Десять человек идут собирать мусор вон до того проулка. Пятеро - будут красить оградки. А остальные - мести. Всем всё ясно? Приступайте. Оскар тут же принялся за дело, стараясь мести как можно тщательнее. Не из-за чувства долга, а просто чтобы хоть как-то отвлечься. Он думает о разговоре со стариком Пайки. С чего ему начать? Помнит ли старый безумец, что тринадцать лет назад спас от уличной жизни одного мальчика? Найдёт ли ответ на свой вопрос? А самое главное: стоит ли оно того? Чтобы он не услышал о своих родителях - реальность не измениться. Пыльные фантики, шелуха от тыквенных семечек и битое стекло - напоминают унылое конфетти. Возле городского фонтана, который включают разве что по праздникам, мусора было ещё больше. Оскар смёл остатки чужой роскоши в три кучки и стал выискивать взглядом тех ребят, у которых были совки с мешками, но едва он поднял голову, как его тут же чуть не сшибли. Мужчина обернулся и Оскар уже приготовился к тому, что тот рыкнет что-то типа "уйди с дороги" или какое-либо оскорбление, но тот будто его совсем не заметил. Глаза бегали из стороны в сторону, словно он не понял, что на кого-то налетел. — Чудно. Теперь я ещё и невидимка. Хотя, пусть уж так. Это лучше, чем когда они размахивают руками и морщатся, словно увидели нечто весьма противное. Согласившись с собственными мыслями, Оскар позвал ближайшего от него одногруппника и они вместе стали убирать мусорные кучки в мешки. Не прошло и пары минут, как кто-то чуть не наступил на совок. Это начинало раздражать. Поднявшись, Оскар хотел прокомментировать такое поведение, но осёкся. Прохожий растерянно и как-то испуганно огляделся, затем в спешке засеменил дальше. Странно. Выпрямившись, Оскар перевёл взгляд на других прохожих: все они как-то воровато оглядывались и спешили поскорее скрыться. Даже переговариваются некоторые вполголоса. Так вот оно что не так: слишком тихо для центра. — Мне самому всё делать? — цыкнул одногруппник, но был проигнорирован. — Не отлынивай! Оскар оглядывал площадь в поисках причины такого странного поведения жителей. И почти сразу нашёл: несмотря на жару, несколько людей в длинных тёмных мантиях неспешно бродили по округе, скрывая свои лица капюшонами. — Кто они? — тихо спросил одногруппник. Видимо, он проследил за взглядом Оскара и тоже их заметил. — Не знаю. Кажется, они ищут что-то. — Или кого-то. От этого предположения пробежались мурашки. Кем бы эти люди ни были - не хотелось с ними как либо сталкиваться. Неудивительно, что остальные жители так спешат покинуть площадь. Поёжившись от неприятного чувства, Оскар отвернулся и снова принялся за работу, но одногруппник снова подал голос, заставив остановиться: — Эй, мне кажется или тот тип пялится на нас? Оскар снова обернулся. Нельзя было сказать точно с такого расстояния, что человек в мантии смотрит именно на них, но когда он медленно направился в их сторону, неприятное чувство прямого взгляда лишь усилилось. Оскар огляделся: может, незнакомец идёт к кому-то другому? Нет. Ни сзади, ни сбоку никого больше не нашлось. Снова взгляд в черноту под капюшоном: даже подбородка не видно. Сердце почему-то начало стучать быстрее. С каждым медленным шагом незнакомца усиливалось некое чувство угрозы. Городская площадь постепенно размывается, становясь сплошным грязным полотном, на фоне которого, остаётся лишь силуэт в длинном плаще. В голове начали роиться мысли: что делать? Ждать пока подойдёт? Или уйти пока не поздно? Что будет, когда незнакомец встанет прямо перед ними? А что будет, если уйти? Штатский предупреждал, чтобы Оскар ни с кем не контактировал; и чтобы уходил, если кто-то из чистых идёт в его сторону. Лучше уйти, чтобы снова не возникло проблем. Но почему ноги словно приросли к этой пыльной земле? Оскар никак не может оторвать взгляда от капюшона, а из-за поднимающегося страха тело совсем не хочет слушаться. Чего ему бояться? Он ведь ничего не сделал! Дыхание учащается с каждым вдохом и выдохом, окутывая чувством паники словно старым колючим свитером. На плечо легла чья-то ладонь и Оскар так стремительно повернул голову, что шея стрельнула болью. — Не прохлаждаемся! Остальные уже почти закончили. Штатский смерил подростков недовольным взглядом и направился к тем ребятам, которые заканчивали покраску. Оскар снова посмотрел в сторону пугающего незнакомца в мантии, но тот уже скрылся из поля зрения. Вырвался вздох облегчения, а ноги от перенапряжения свело судорогой.

***

      День прошел куда тяжелее обычного, но сгущающиеся тучи на горизонте давали долгожданную прохладу. Жители городка заметно повеселели в ожидании освежающего дождя. Кажется, даже деревья повеселели, радостно шелестя листьями. Оскар устало запрокинул голову, подставляя под ветер потные лицо и шею, но поднявшийся с дороги песок с пылью вынудили повернуться спиной к воздушному потоку. Где-то в дали прогремел первый гром, а ветер принёс едва уловимый запах дождя. Протерев глаза от пыли, Оскар стал выглядывать Элима. Они с другом договаривались встретиться здесь, недалеко от перекрёстка. Короткий, но громкий хлопок осветил узкий проулок, привлекая внимание. Из-за угла выбежали трое ошалелых, но весёлых подростков. — Видал?! — Круто, правда? — Прямо искры полетели! Они с громким смехом побежали в каком-то своём направлении, то и дело оглядываясь туда, откуда выбежали. Оскар проводил их взглядом: от волос одного из парней шёл дымок. Что такого они там сделали? Едкий запах дыма защекотал ноздри. Пару раз чихнув и закрыв нос, Оскар ещё раз посмотрел - не идёт ли его друг? И, осторожно подошел к узкому проулку. Глаза расширились от удивления: старые кирпичи на стене стекали словно нагретый пластилин, отсвечивая зелёными и фиолетовыми искорками. Невероятно. Как они это сделали? Магия? Разжав нос, Оскар медленно протянул руку в желании прикоснуться. Интересно, эти подтёки такие же мягкие как выглядят? Горячие или холодные? А вдруг это опасно трогать? Что если кожа на руке так же расплавиться? Мелькнула ещё одна мысль, вызвав лёгкую улыбку: Элим уже давно бы облапал эту стену вдоль и поперёк. Он куда смелее. — А-А-А-А! Громкий крик ударил по слуху и Оскар отпрыгнул от стены, оборачиваясь. В проулке стояла женщина, прижимая к себе своего сына. — Колдовство! Колдовство! — завопила она, поднимая шум. — Этот проклятый колдует! — Нет-нет, это не я! — Оскар выставил руки и замахал ими, пытаясь вразумить женщину, но, кажется, это было ошибкой. Она закричала ещё громче, вызвав плачь у сына. — Он мне угрожает! Угрожает! Он хочет проклясть моего ребёнка! Плюнув на идею нормально поговорить и оправдаться, Оскар отвернулся от неё и со всех ног побежал как можно дальше. Вовремя: сзади послышались окрики смотрителей. Куда бежать? Где спрятаться? Что если его поймают? Говорить что-либо бесполезно, когда тебя кто-то из чистых обвиняет в колдовстве. И зачем он только подошел к этой стене?! — Дурак! Дурак! Дурак! — ругался сам на себя Оскар, судорожно ища взглядом куда поворачивать дальше. Что теперь делать? Бежать в приют? Нет, как раз туда они и заявятся. Спрятаться у друга? Тоже нет, его даже к дому близко не подпустят. И как теперь быть? Он ведь не может бежать вечность! В боку уже начало колоть, а лёгкие гореть, вызывая боль при каждом жадном вдохе. Найдя взглядом мусорку, Оскар решил спрятаться за ней, прикрывшись картоном. Даже закрыл рот рукой, чтобы никто не услышал сиплое дыхание, но быстро бьющееся сердце под рёбрами стучит настолько оглушительно, что его могут сразу же найти. Прогремел гром, молния осветила грязные проулки между домами и на нагретую пыльную землю упала первая капля дождя. Духота спирает горло, но Оскар продолжает сидеть в своём импровизированном укрытии, боясь шелохнуться. Ещё немного и от страха просто затошнит. Глаза начали слезиться и пришлось их сильно зажмурить. Теперь, у него нет дома даже в лице приюта. — Обыщите там! Он не мог далеко убежать! Оскар широко открыл глаза и увидел смотрителей, что оглядывают каждый закоулок. Даже мусорки проверяют. Если побежать сейчас, то его непременно схватят. Может, каким-то чудом они его не заметят? Не станут проверять и эту мусорку? Осторожно осматриваясь, Оскар подумал: а не забраться ли ему на крышу? Может, так удастся сбежать? Но, крыша уже была занята. Силуэт в мантии стоит возле дымовой полуразрушенной трубы и смотрит куда-то вниз, скрытый капюшоном. Это ведь один из тех, кого он видел сегодня утром! — Не двигайся! Без резких движений! Оскар вздрогнул и ударился спиной о стену, переводя испуганный взгляд на смотрителей. Пока он пялился на силуэт, даже не заметил, что его засекли. Нужно было сразу бежать! Может, был бы хоть малейший шанс, а теперь его окружили, встав перед ним в пол круга. — Ты обвиняешься в использовании колдовства и за угрозу жизнью двух чистых! — Нет! Это был не я! — закричал Оскар, чувствуя как его начинает тошнить. — Дайте мне объяснить! Это всё сон! Страшный сон! — За это грубое нарушение закона, — продолжил смотритель, подходя ближе и не обращая внимания на слова подростка. — ты будешь подвергнут суду для допроса и дальнейшей казни. Онемевшего Оскара стремительно схватили двое мужчин, третий подошел к нему в плотную и достал с его кармана карточку, в которой указано его положение в обществе чистых. — Хм... Оскар.. Уэйленд. Силуэт на крыше выпрямился и медленно повернулся в их сторону. Даже с такого расстояния Оскар снова почувствовал на себе взгляд, направленный на него через капюшон. Руки и ноги не слушались, словно окаменев, голова будто опустела, а в груди разрастались страх и паника, поднимаясь к горлу вместе с чувством тошноты. Силуэт в мантии легко и бесшумно стал спрыгивать с крыши, после чего резко потянулся к Оскару. Нет, нет, нет... Его схватили и убьют! Он умрёт! Неужели так и закончиться его жизнь? А от страха ли так бьётся сердце или оно пытается биться за все те годы, что ему больше не суждено прожить? — Нет! Частое дыхание оборвалось и мир вокруг словно бы увеличился. От этого закружилась голова. — Он снова колдует! Оскар сделал неуверенный шаг назад, смотря на своих палачей.. снизу вверх? Начало шатать из-за головокружения, но осмысление того, что его больше не держат сильные руки пришло быстро. — Схватите его! — рявкнул смотритель своим коллегам и Оскар снова кинулся бежать. Что с ним? Что случилось? Почему мир вдруг стал таким большим? Почему нос забивается от разных и таких ярких запахов? Вопросы нужно оставить на потом, а сейчас главное - бежать. И как можно скорее. Ведь теперь его преследуют не только смотрители, но и незнакомцы в мантиях, прыгая по крышам невысоких домов, по-прежнему скрывая свои лица капюшонами. Добежав до своей улицы, Оскар остановился, с ужасом понимая, что ему некуда бежать. Негде скрыться. Ржавая калитка приюта даёт мнимую надежду на безопасность и укрытие. К тому же, забежав туда, он повергнет остальных ещё большей опасности. — И если тебе всё равно на то, есть ли у тебя крыша над головой или нет, то вспомни, что помимо тебя здесь ещё сто восемьдесят шесть детей. И им нужна эта крыша. Воспоминания этих слов кольнули в грудь и из горла вырвался жалобный скулёж. Зажмурив заслезившиеся глаза, Оскар заставил себя развернуться и побежать в противоположную сторону от его теперь уже бывшего дома - приюта. Он добежал до конца улицы и снова остановился, чувствуя дрожь. Прятаться больше негде. Его всё-таки схватят и позорно повесят на той самой площади, где он убирался сегодня утром. Все будут ошибочно считать, что он использовал магию, и даже после последнего вдоха и удара сердца, его не оставят в покое и продолжат сыпать проклятиями. — От те раз. Оскар повернулся и, увидев старика Пайки, загорелся слабой надеждой. Может, он поможет? Сможет укрыть? — Пожалуйста, помогите мне! Они гонятся за мной, хотят убить! Я не виновен! — взмолился Оскар, но из горла вырывалось лишь: — Мр-тявк тявк-тявк! — Чаво разлаялса? Не шуми, ночь на дворе. Старик высунул нос, оглядел улицу и приоткрыл калитку пошире. Обрадованный Оскар тут же юркнул к нему во двор и забился под крыльцо, оглядывая всё через паутину и щель между гнилыми ступенями. Старик закрыл калитку и зашаркал к дому, покачивая головой. — Ну и чаво ты мне здеся глазищами лупишь? В дом не пущу, ишь! — Мр-тявк! — Голодный авось. Сейчаса поищу шонить съестного. Иди в сарай, нечаво мне под дверью скулить. А слопаешь курей - мигом мятлой выгоню! Ишь! Старик погрозил пальцем и вошел в свой маленький покосившийся дом. Начавшийся дождь разгулялся ещё сильнее и вскоре грязные ручейки стали заливать укрытие под порогом. Весь грязный, Оскар вышел под дождь и пригнувшись ещё ниже, стал искать сарай. Нашел он его быстро и на удивление необычно - по запаху. Там пахло пылью, сеном, мышами и их помётом. Крыша у сарая местами прохудившаяся, а у одной из стен совсем повалилась, поэтому крупные капли дождя попадали внутрь, добавлял запах сырости и плесени. Но это намного лучше, чем быть на улице под проливным дождём. Быстро оглядев убранство в виде старых и ржавых вил с лопатами, украшенные паутиной, Оскар залез на сено и, свернувшись клубочком, стал смотреть в дверной проём, наблюдая как дождевая вода превращается в лужу. Мокрые ноги, - а точнее лапы, - замёрзли, но сено и пушистый хвост хорошо согревали. Паника и страх постепенно стали сходить, а им на замену пришла усталость и ещё больше вопросов чем было. Что теперь делать? Неужели он навсегда останется таким? Зачем тот человек в мантии заколдовал его? Чтобы помочь? Или наоборот, чтобы навредить? За что? Возможно ли вернуться в человеческое обличие? Как это сделать? Найти того, кто его превратил и попросить расколдовать? Вряд ли его речь поймут. Ладно, нужно переждать ночь, а на утро он что-нибудь придумает. С этими мыслями Оскар провалился в беспокойный сон.

***

      Пережитое за последние сутки наградило путанными снами. Там повсюду плавились кирпичные стены; ходили люди с пустыми лицами по городской площади; на крышах поджидали мантии, с чернотой под капюшонами; а сам Оскар всё никак не мог убежать от смотрителей, топчась на одном месте и, наблюдая, как мир вокруг увеличивается до невероятных размеров, делая его совсем крошечным. Открыв глаза, Оскар не сразу понял где он находится. В первые несколько секунд ему показалось, что он в общей спальни приюта. Резко вскочил, в страхе, что снова проспал завтрак, но в следующее мгновение реальность ударила под дых. Сырость старого сарая окутала зябкой прохладой, а тучи обещали новую порцию проливного дождя. И теперь, низкие пасмурные тучи уже не радовали так, как несколько часов назад. — От кого прячешься, малец? — послышался хрипловатый и немного шепелявый голос. Оскар резко обернулся и, уставившись на старика, растерянно ответил: — От смотрителей.. Из горла снова выходили человеческие слова, а ни непонятное тявканье. От этого осознания, Оскар тут же стал оглядывать себя, с удовольствием отмечая свои руки, ноги и отсутствие хвоста. Видимо, то заклинание было не на всю жизнь. Значит ли это, что ему наоборот хотели помочь? Но тогда почему чувствовались страх, недоверие и неприязнь? А что если он ошибся, и вернулся в своё обличие лишь на время? Что если ему теперь каждый вечер придётся превращаться в какое-то животное? — Колдуешь? — отвлёк от мыслей старик, скребя неровными и грязными ногтями по своей неопрятной щетине. — Нет! — выпалил Оскар, но тут же приосанился из-за своего грубого тона. Старик дал ему убежище. Чтобы с ним было, если бы не он? — Меня заколдовали. Не знаю за что. Я не виноват, правда! — Идёма, перекусим. — вздохнул старик и поднялся. Он убрал деревянный ящик на котором сидел и, больше не говоря ни слова, вышел из сарая. Оскар помедлил, но вскоре последовал за ним: — Вы мне верите? Это было удивительно. Никто не поверит "проклятому" из приюта. Даже сумасшедшему старику доверятся больше. — Ты вона какой растерянный, да перепуганный. Тявкал громко. А колдуны вряд ли будут привлекать к себе внимания. Открыв дверь в свой покосившийся дом, старик зашаркал внутрь, бубня себе под нос что-то про завтрак. Пригнувшись, Оскар вошел следом, оглядывая жилище. После веранды, в которой плесени было больше, чем мебели, следующая дверь привела сразу на кухню. Старая и полуразрушенная печь занимает треть пространства. Возле небольшого и грязного от копоти окна стоит стол, а рядом - самодельная скамья. У стены напротив расположен шкаф, подающий всем своим видом, что держится он на последнем издыхании. И если неаккуратно хлопнуть его дверцей, то он точно развалиться. А на стене, с проходом в другую спальню, висели разного вида сушеные растения, грибы, перья и ягоды. Всё выглядит страшно и зловеще, словно дом принадлежит пожирателю детей, который заманивает их своей мнимой добротой и улыбкой. Старик открыл крышку чёрного котелка, сунул туда деревянный половник и, наскребав стенки, плеснул что-то в тарелку. После чего, поставил посуду с её сомнительным содержимым на стол и грузно опустился на скамью. Оскар посмотрел на это варево. Не являясь тем человеком, который от еды воротит нос, он всё-таки засомневался в том, можно ли это есть. На вид наложенное было отвратительным, а по консистенции напоминало не то суп, не то кашу. — Здесь немного, но всё равно похлебай, не стесняйся. Оскар осторожно опустился на скамью и неуверенно взял алюминиевую ложку, уже почти жалея о том, что прошлым утром отдал свою картофелину девочке. Старик себе не наложил. Сытый? Или еда отравлена? Оскар мельком взглянул на хозяина дома: тот не отрывал с него глаз, ожидая, когда гость попробует угощение. — Что? Если сумасшедший, то и ем с канавы? Этот вопрос кольнул по совести. Если бы старик хотел навредить, то давно бы уже сделал это. Или вообще не впускал бы на свою территорию. Оскар прокашлялся: — Нет-нет. Я.. Эм, спасибо. Он зачерпнул содержимое тарелки и нехотя отправил ложку в рот. Что ж, если ему суждено умереть, то пусть. По крайней мере, его труп не будет висеть в центре городской площади. Как только еда коснулась языка, Оскар удивлённо посмотрел на тарелку, а затем на старика: — Вкусно! — Рецепт моей жёнушки. — ответил Пайки, и в его тоне просквозило столько нежности и тепла, что Оскару стало неловко от своих подозрений про отраву. — Её варево всегда отпугивало своим видом, но вкус был выше всяких похвал. Оскар улыбнулся и опустил взгляд в тарелку, черпая ложкой новую порцию. Старик понаблюдал за ним какое-то время, после чего поднялся, зашуршал каким-то мешком и, откуда ни возьмись, хлопая крыльями выбежали три курицы, кудахча. Он насыпал им зерна и наблюдая за их трапезой, стал разговаривать с ними в пол голоса. Затем, взял из шкафчика грязные свечи, спички, и, зажёг их, расставляя на столе. Маленькую кухню с низким потолком окутал тёплый свет, прибавляя уюта. Пытаясь не проглотить всю еду разом, Оскар снова оглядел скромное жилище. Теперь оно уже не казалось таким зловещим. Хотя здесь всё в пыли и копоти, было видно, что дом уже давно обжит и стараются в нём поддерживать хоть какой-то порядок. А худой старик в грязном тряпье уже не выглядел как пожиратель детей. Свет от огоньков свечей смягчили его морщинистое лицо. — Чаю горячего хлебнёшь? — Если можно. Старик кивнул, снял чёрный котёл с печи и, отставив его на пол, стал возиться со старым чайником. Оскар поджал губы: котелок был пустым, старик наложил ему последнее, что было. Вот почему он так шкрябал по стенкам. Стало очень неловко и совестно. Чай пить перехотелось. — Чаво снова носом воротишь? Пей, кой угощают. Иль думаешь, что не могу гостя накормить? Разговор за чашкой горячего травяного чая шел легко. Хоть некоторые слова старика Оскар не понимал, ему было интересно слушать о его жизненном пути. Теперь Пайки совершенно не казался ему сумасшедшим, хоть тот иногда и отвлекался от темы, начиная что-то бубнить себе под нос, либо теряя нить собственного рассказа. Возможно, старику просто не хватало общения, вот он и разговаривал с курами, плюя на общественное мнение которое плевало на него. — Возможно, Вы не помните, что нашли меня и отдали в приют. — осторожно начал Оскар, когда старик стал спрашивать про него. — Помню-помню. — махнул морщинистой ладонью Пайки. — Хош спросить, почему отдал тебя? Или почему не прошел мимо? Его проницательность смутила Оскара. В голове вдруг родилась мысль, что он мог жить здесь, со стариком, а ни в приюте. Они вместе бы собирали и сушили травы; Оскар бы научился рецепту покойной жены Пайки и вместе они бы готовили покушать. Так же за разговорами проводили бы уютные вечера, пока за маленьким окошком барабанит дождь, а в солнечную погоду ходили бы вместе на рыбалку. Оскар помогал бы ухаживать за курами; сколотил бы новый порог у крыльца и даже, возможно, смог бы отреставрировать печь, чтобы дым и копоть выходили через трубу, а ни в жилище. Они жили бы вместе как семья. У Оскара был бы дедушка, а у Пайки внук, ведь старик так мечтал с женой о детях... И, возможно, всего того, что произошло - не было бы. Не пришлось бы бежать от погони, в страхе быть вздёрнутым на петле за преступления, которые не совершал. Не пришлось бы пережить заклинание превращения и бегать на четырёх лапах, в призрачной надежде на малейшее укрытие... — Чаво притих? — Почему? — это единственный вопрос, который смог выдавить из себя Оскар. Он включал в себя многое. Например: почему не бросили меня, когда нашли? Почему отдали в приют? Почему не навещали? Почему позволяли красть яблоки? Почему опять помогли мне? Почему я оказался брошенным? Почему я сирота, обречённый ходить с клеймом магического проклятия? — Не прошел мимо, шо совесть не позволила. Ты махонький такой был. А отдал - шо сам дать тебе ничегошеньки не в состоянии. Где б ты жил? В халупе моей? Спал бы так же на грязных тряпках? Там хоть грамоте учат. Оскар хотел было сказать, что лучше бы он жил здесь, чем в приюте. Но прикусил язык: старик вообще не обязан был его подбирать и беспокоиться. — А Вы случаем не знаете, где мои родители? — Я нашел тебя недалече от леса. Огляделся - никого. Лишь парочка мертвяков, да и только. Авось кто-то из них и был твоим родителем. Мне неведомо. Старик снова пошкрябал свою неопрятную щетину, а затем встал, словно вспомнил что-то, и направился вглубь дома, оставив Оскара наедине с тяжелыми мыслями. Несколько минут кухня была погружена в тишину, разбавляемой стуком дождя о стекло, да лёгким потрескиванием свечей. Лишь куры порой хлопали крыльями и царапали лапами пол, в попытке достать из щелей упавшее зерно. А когда старик вернулся, Оскар заметил, что тот не с пустыми руками. Он держал в руке небольшой и грязный свёрток. Сел за стол и принялся аккуратно разворачивать: — Думал, шо заберут её у тебя, вот и припрятал. Тяперче ты здесь, могу отдать со спокойною душой. Это было на тебе, когда я нашел тебя. Оскар уставился на свёрток, нетерпеливо ожидая, пока старик развернёт его. Что это? Что же за кусочек его прошлой жизни, когда с ним ещё были родители? — Глянь какая красота. Видать, от матушки твоей. Дрожащими руками, Оскар принял протянутое украшение. Вгляделся в кулон на тонкой цепочке и сердце пропустило удар. Именно этот кулон он видел в своих снах, силясь разглядеть получше! Это украшение от его мамы. Так значит, родители не бросили его? Были ли они среди убитых, которых видел старик, когда нашел Оскара? Есть ли надежда на то, что мама и папа живы? Но, если они живы, то почему не вернулись и не забрали его? Почему не искали? А если мертвы, то кто убил их? За что? Пайки увидел всю гамму эмоций на лице подростка и вздохнул: — В то время чуть не развязалась новая война. Многие померли. Не печалься о мёртвых, живи свою жизнь. Родители спасли его - Оскара - своего сына, ценой собственной жизни. Руки задрожали, а на глаза навернулись слёзы. — Спасибо, мистер Пайки. — прохрипел Оскар и сжал кулон - единственное, что осталось от его семьи. Старик не успел ничего ответить - по ржавой калитке кто-то настойчиво начал стучать. К горлу подкатил комок страха и ужаса: его нашли! Что теперь делать?! Послышались мужские голоса, требующие открыть. Они стали предупреждать, что выбьют все двери. Пайки снял с самодельного крючка на стене какую-то тряпку и кинул её Оскару: — Надевай да и беги. У меня на огороде забор поломан, там и пройдёшь. Авось не заметят. — Куда мне бежать? — на грани паники сокрушался Оскар. — Из городу! Аль выбор есть? Рано ещё умирать такому юнцу. — Что если они узнают, что я был у Вас? Что с Вами будет? — Шо я тебе сказал? Ну-ка шыть отседава! Голову он ещё будет о старике забивать... Дальнейшие слова заглушил дождь и мужские голоса, как только старик пересёк крыльцо. Оскар быстро надел украшение от матери, накинул на себя старую мантию с капюшоном и, чувствуя как снова бешено колотится сердце, вышел из дома, сразу же направляясь в противоположную сторону от входной калитки, где едва ли был слышен хриплый и шепелявый голос старика. Дождь моментально намочил старую мантию, что начала липнуть к телу, сковывая движения. Снова нужно бежать и прятаться. Снова страшно. Уютный островок на кухне обветшалого дома отдалялся всё дальше и дальше. Что теперь будет? Как там старик? А вдруг его вызовут на допрос, ведь смотрители наверняка уже побывали в приюте и выяснили, что именно Пайки привёл Оскара. Может, вернуться? Пусть забирают его, но не трогают старика! Нет, нельзя. Даже если его и забрали на допрос, то они его не отпустят, несмотря на то, что Оскар отдаст им себя на тарелочке. Выбежав на другую улицу, Оскар сбавил бег, чтобы не привлекать внимания. Из горла вырвался всхлип, угрожая перейти на полноценный плачь. Истерика уже раздирает грудь, но на глаза попадается уже знакомый силуэт, рыскающий среди жителей городка. Нет-нет-нет... если его увидят, то снова превратят в кого-нибудь! Нужно держаться, не выделяться среди узких улочек. Оскар опустил капюшон пониже, лучше скрыв лицо, и, как можно спокойнее направился туда, где более людно, чтобы затеряться в толпе. Понятно, почему за ним гонятся смотрители, но те в мантиях - из-за чего? Что он такого сделал? В какой момент жизнь пошла под откос? За что?