пасынки

Прошедший день выматывает Икара донельзя. От долгой прогулки по пересечённой местности сводит икры, а в ботинках хлюпает. Пробежка на верхний этаж за сумасшедшей девицей тоже дала знать о себе. Ноги забились окончательно, а мозг она прокомпостировала знатно. Возможно, у неё в голове сработало что-то вроде защитного механизма. Лучше сойти с ума, чем воспринимать подобное наживую. У них было несколько сумасшедших в приюте. С ними было легче всего. Чтобы отстали, их надо было всего лишь вытащить из мира фантазий, где они золотые или платиновые, потерянные дети состоятельных горожан. Даже не приходилось звать Брута. С этой же девицей было совершенно непонятно, что делать. Всё, что Икару удалось — убедить её, что, когда речь идёт о полёте к звёздам, несколько этажей форы не имеют значения, и сходить с ума можно и на земле. Большее, что он смог сделать. Она кивнула, загадочно улыбнулась и довела до лагеря, продолжая попытки расжижить Икару мозг своими сказками и легендами. Начав, по привычке, притворяться доверчивым идиотом — так всегда было безопаснее, пришлось притворяться им и дальше, в лагере, среди изгоев. Соглашаться с мудростью очевидно бредовых философских легенд, обещавших ему смерть из-за собственной тупости, если он, конечно, не помудреет, и не послушается мудрого отца, и не будет соблюдать идиотских рамок. Меж водой и огнём, конечно… Но всё же, у костра тепло. И ради этого вполне можно потерпеть бредни старого отшельника и юной… шаманки, или кто она у них там? С каждой секундой своего пребывания здесь, Икар понимает, что пришёл зря. Здесь то же, что в Полисе: правитель с манией величия, его карманная девочка, безликие декорации, даже пародия на купол была — частокол. Единственное, чего у них нет — карманный изобретатель. И это ощущает не один только Икар. Как просто было бы заманить его на приманку информации о родителях, как просто соблазнить девочкой, мечтающей летать… Если бы он действительно был тем, чем казался. — Вы знали что-то о моей семье? — доверчиво спрашивает он, складывая руки на коленях. — Правда? Скука, какая же скука… Даже ловушка костра, в которую он попался почти что добровольно — скучна. Да, он не сможет от них уйти ночью. Да, ему придётся дождаться утра, слушая стылую, как кисель в приюте, пропаганду… Да. Он дождётся, перескучает ещё одну тартарову ночь и уйдёт обратно к себе, не унеся из леса ничего полезного, не продвинувшись в плане ни на шаг. Он постепенно погружается в полутранс, от нечего делать расчерчивая палочкой на песке схему винта дрона, и соображая, как бы уменьшить потери масла, не забывая вставлять «как же так» и «ничего себе» в нужных местах речи дикарей. — Это что ещё? Икар поднимает голову на неожиданно резкий голос в этом сонном шаманьем царстве. Он бодрит, точно порыв свежего ледяного ветра с океана. — Икар. — вежливо обращается к нему Бард. — Познакомься, это Персей. У Персея резкие черты лица, соответствующие голосу. Грязные волосы, свешивающиеся из-под капюшона — в чём-то с явно органическим происхождением. Изгой чуть наклоняет голову набок, и Икар вдруг осознаёт, что уже видел подобную открытую и резкую мимику. Среди тех, кому раньше остальных надевали медные браслеты. Потомок мародёров. Не Персей, нет. Икар поднимается и медленно наклоняет голову в знак приветствия. И всё же, не отрывает от него взгляд, так надо, он помнит с приюта. Мародёры — пасынки эволюции, выжившие в условиях, в которых не стоило выживать. Мародёр смотрит на него внимательно. Ещё немного, и вцепится, как сторожевая собака в Брута, который лез обратно на территорию приюта. — Завтра уберёшься отсюда. — говорит Персей, садясь рядом с Музой. — Будь уверен, я уберусь. — Я провожу, чтоб тебя белки не сгрызли. Надо же, его нашли способ приручить… Не более, чем сторожевой волк, но какой же всё-таки потенциал… Икар подавляет желание облизнуться. Всё-таки, кое-что полезное он отсюда утащит. Мародёр в союзниках — это весомая сила… С нужным подспорьем, он сможет забраться в такие дебри, куда не пролезет ни один сторожевой дрон. С подсказками заберётся в секретные бункера и выковыряет оттуда потомков тех, кто правил миром раньше. С ними будет, о чём побеседовать, а если и нет, то Полису ведь в любом случае нужны новые медные. Персей смотрит на него в упор. Пристально, точно изучая. И Икар на мгновение сбрасывает маску перед ним. Есть вещи, которые простительны добрым безопасным аутистам, к примеру, искренность и непонимание некоторых общественных норм. — Я думаю, если бы Муза взлетела — и вам, и ей было бы легче. Бард старчески-строго смотрит на него слезящимися от дыма глазами. Персей скалится, ещё чуть-чуть и зарычит… — Если девочка рождена для полётов, надо не ограничивать её, а обеспечить возможность… — Икар переводит взгляд на Барда. — Кажется, вы говорили, моему тёзке эту возможность обеспечили… — Если девочка — дура, ей летать не следует. — ласково сообщает Персей. — Я уверен, что то же самое услышу в Полисе. — хмыкает Икар. Верная наживка, и волчонок заглатывает её легко, даже не замечая прицепленной к ней верёвки. Икар выслушивает его, глядя в глаза и почти не моргая. — Я бы на твоём месте думал, не об опасности полёта и политике. — осаживает его Икар, когда ему это надоедает. — А почему ей приходится выдумывать, как отсюда сбежать подальше… Волчонок, конечно, не понимает сразу. Но у Икара впереди вся ночь и обратная дорога. Он может не спать в лаборатории несколько суток подряд, сосредоточившись на важном процессе. Здесь это не так сложно. Процесс приручения волка увлекателен. — Она не захочет сходить с ума и улетать, если ей будет хорошо, верно? — вкрадчиво спрашивает Икар. Немного искренности, и вновь привычная маска аутиста. Интрига, зов кого-то, уж очень напоминающего Персею сородича… Надо будет всё-таки наведаться сюда ещё пару раз, тем более, что у костра, как ни крути, сидеть приятно.