***
В квартире сверкают яркие огни гирлянды, которыми украшена пушистая елка, и она, пожалуй, единственный источник света в гостиной даже сейчас, когда гости потихоньку прибывают и близится время встречать новый год. У Бина и Чана пока нет детей, но у них, тем не менее, большая семья, которую они вот-вот снова увидят. Им не терпится — все уже давно готово, даже мандарины почищены отдельно для маленькой Наби, хмурой пухлощекой девочки с карими глазами, так похожей на своего папу-альфу. От Джисона в ней, тем не менее, тоже есть что-то — например, она точно так же умело вьет веревки из Минхо. Большой стол вынесли в гостиную, убрав журнальный в другую комнату на эту ночь. Угощений — целая гора: ешь, не хочу, на любой вкус и цвет. У них двоих в этом смысле идеальная совместимость, потому что они оба любят вкусно кушать и стараются часто готовить. Бин, на самом деле, тот еще ленивый повар, но когда дело доходит до порой просто невероятно устающего истинного, он готов стоять у плиты несколько часов, лишь бы порадовать того любимым лакомством. То же работает и в другую сторону — однажды Чан весь день провел на кухне, пытаясь приготовить безе, которое все никак не желало получаться. В итоге он все же добился своего, а его альфа в очередной раз понял, насколько сильно он счастлив быть предначертанным кому-то настолько замечательному и любящему. — Это ведь уже третий новый год, который мы с тобой встречаем, как семья. — Вдруг говорит Чан, улыбаясь, и присаживается на уголочек дивана, приглашая сесть рядом мужа. Тот незамедлительно устраивается рядом и вовлекает супруга в обьятия. — Да. И седьмой с тех пор, как мы начали встречаться, — легкий поцелуй остается бабочкой на чужой щеке, а омега в ответ целует уголок губ, — много времени прошло, но я был так счастлив, что для меня оно пролетело, как один миг. — Да… — поддерживает его омега, поддаваясь легкой ностальгии момента, — будто вчера тебя Джисон привел к нам и познакомил со всеми. А сегодня ты мой муж, у нас красивый, большой дом и все, чего мы так хотели. Даже у Йенни скоро свадьба, а ведь он самый младший среди нас. — Малыш повзрослел, — кивает Бин, — и мы тоже. Но моя любовь к тебе остается прежней, лишь становясь сильнее. Омега ничего не отвечает на эти слова, лишь разворачивается лицом к мужу и глубоко, чувственно целует, надеясь, что так лучше передаст все свои чувства. Учитывая, что, увлекшись процессом, они чуть не упустили из виду, как кто-то постучался в дверь, можно сделать вывод, что у него получилось. Постепенно квартиру наполняют люди. Там, где для двоих слишком много места, теперь стало тесновато. Малышка Наби крутится вокруг елки, разглядывая шарики и другие украшения, щенок Кками, поначалу испуганный большого количества людей, прячется под ногами Феликса и Хенджина, боясь высунуть нос и поприветствовать других. Минхо и Джисон не стали брать с собой Суни, Дуни и Дори, зато Йенни пришел с Сынмином, который быстро наладил контакт и с малышкой, и с щенком, и вскоре они все, дружно собравшись за одним столом, уже поздравляют друг друга звоном бокалов и брызгами шампанского, дарят подарки — нужные и не очень — много говорят, шутят и обсуждают последние новости. У Чана сердце заходится от счастья, когда он видит всю свою семью вместе, а Бин, чувствующий каждую его эмоцию, будто собственную, с нежной любовью смотрит на истинного и в который раз мысленно признается: ты — моя самая большая мечта. Он бы сделал ради него что угодно. — Скоро же новый год! — Феликс подскакивает со своего места, поднимая бокал. — Давайте загадаем желание на будущий год! Идея совершенно дурацкая, детская, но каждый все равно зажмуривается и, сжав покрепче в руке ножку своего бокала (или стакана с соком), загадывает что-то особенное, сокровенное. Чанбин находит вслепую родную ладонь и переплетает пальцы их с Чаном ладоней. Ему больше нечего желать — он лишь просит у вселенной счастья и здоровья своему любимому омеге, такому невероятному, и клянется, что сделает ради этого все, что угодно. Когда на улице, ровно в полночь, раздаются фейерверки, он открывает глаза, чувствуя себя словно очнувшимся от недолгого сна, и нежно улыбается, когда понимает, что Чан, открыв глаза, перым ищет взглядом его. Где-то на уровне подсознания он понимает — они думали об одном и том же. Дома пахнет корицей и яблоками, а он — солнцем, теплом и самую малость им самим, Чанбином.Часть 1
1 ноября 2023 г. в 15:47
За окном ветер кружит разноцветные снежинки, заставляя их отражать свет от ярких гирлянд и вывесок разных магазинов. Машины снуют туда-сюда, но вблизи их дома все равно непривычно тихо: обычно в их дворе гуляют соседские дети, кричат, играют в разные игры и иногда даже снимают танцевальные видео. Если у Чана выдается свободная минутка, он обязательно выглядывает в окно, проверяя, все ли у них там, малышей, в порядке — эта привычка выработалась ещё за годы учебы в универе, когда приходилось следить за всеми одногруппниками сразу и проверять, все ли пришли на пару и почему кого-то нет.
Его на курсе ласково называли папой, и он в ответ лишь смущенно отмахивался. Мол, какой там, просто я хороший староста и хочу, чтобы все выпустились с дипломами, не потратив время в пустую. Но ребята все равно звали его именно так, а не иначе, и это прозвище даже сейчас частенько звучит в стенах этого дома.
— Как там наша фирменная курочка поживает в духовке? — Бин заглядывает в кухню и тут же оказывается рядышком с мужем, приобнимая его со спины, — пахнет так здорово.
— Конечно, — омега кивает, на секунду отвлекаясь от нарезания овощей для салата, — ведь это ты постарался, вот она и вкусная. Хорошо, что ты оказался не совсем безнадежным в готовке. Не представляю, как Минхо справляется с Джисоном.
Вспомнив парочку, в которой у альфы прирожденный талант к готовке, а у омеги не выходит даже сварить себе рамен, оба парня улыбаются — да, они чертовски разными выросли, и многое изменилось. Однако даже несмотря на то, что дипломы им вручили аж семь лет назад, Чан все равно считает, что внешне они могли сколько угодно меняться, но то светлое, что есть внутри них, никогда не изменится. У Джисона и в школьные-то годы даже кашу сварить не выходило, это не говоря уже о студенческих, когда однажды даже пришлось вызвать пожарных, чтобы те потушили гедза, которые он пытался приготовить на пару. Зато у него теперь есть Минхо, которому только в радость готовить для своего партнера вкусную и полезную еду, которая помогает ему насыщать энергией будущего малыша. Жизнь все ставит на свои места.
— Это ведь часть нашей природы, — с улыбкой на лице проговаривает Бин, — наши инстинкты говорят нам: найди омегу, защищай омегу, корми омегу, люби омегу.
Чан прищуривается, явно желая дать язвительный комментарий в ответ на сказанное.
— Инстинкты, значит, — он разворачивается в объятиях, не вынимая ножа из рук, и тем самым вынуждает мужа отодвинуться на пару шагов, скинув руки в защитном жесте. На лице у него яркая улыбка, еще немного, и он рассмеется, зная, что его омега в самом деле не хочет его ранить. — «Люби омегу», да? А твои инстинкты говорят тебе, что сегодня ты спишь на диване?
— За что это? — Бин округляет глаза, а Чан отворачивается обратно, к столешнице и овощам.
— За инстинкты.
В глазах альфы отражается понимание, а на лицо возвращается мягкая, нежная улыбка. Он делает шаг навстречу к занятому последними приготовлениями мужу и мягко обнимает его поперек талии, устраивая подбородок у него на плече и ласково целуя его в шею.
— Чанни, — зовет он, а из горла невольно доносится мурчание, — я люблю тебя не потому что нас с тобой друг другу предназначила природа, — Бан недоверчиво хмыкает, и его плечи нервно дергаются. — Ладно, согласен, природа постаралась, когда подарила мне тебя, но влюбился я задолго до того, как понял, что мы с тобой истинные. На третьем курсе университета Джисон познакомил меня с тобой и Минхо, но я к тому времени уже медленно сох по тебе, потому что мы встретились, когда на нашей кафедре проводили вступительные экзамены.
— И что, никаких инстинктов? — Все еще слегка недовольно проговаривает Чан, однако Чанбин все равно расслабляется, чувствуя, как медленно отпускает мужа обида на сказанное необдуманно.
В шею, немного выше поставленной метки, так приятно пахнущую мятным чаем и им самим, снова припечатывают поцелуй, отчего Бан покрывается мурашками, а его альфа, не в силах сдержать нежного смеха, тихо хихикает ему в плечо. Его руки обнимают талию, гладят живот и напоминают мозгу о том, что под мягким роджественским свитером нежный омега прячет красиво очерченный пресс. Ох, он любит его трогать, любит целовать и языком, щекоча, обводить очертания каждого кубика. Его омега любит, когда с ним обращаются бережно, как с настоящим сокровищем, но он нисколько не похож на хрустальную вазу: его внешность, из-за которой Бин поначалу считал его прирожденным альфой, притягивает к себе взгляды многих любопытных, и даже теперь, с кольцом на пальце и меткой на шее, со смешанными навсегда запахами находятся смельчаки, пытающиеся познакомиться с ним поближе; что уж говорить о его характере — да, такое не сразу увидишь, но даже будучи в компании с Баном хоть десять минут, ты быстро осознаешь, насколько серьезный и ответственный он человек. Когда Чанбин появился в его окружении, он был серьезно удивлен тем, насколько заботливым он может быть (он даже неоднократно нарушал правило их свиданий — никаких телефонов — чтобы позвонить заболевшему Йенни и удостовериться, что он в относительном порядке и не нужно ли ему чего-нибудь). У Чана была мечта — стать музыкантом. И он им стал — спустя столько времени и усилий у него, наконец, есть своя студия звукозаписи, где он пишет и сводит треки разных популярных артистов. Иногда Бин присоединяется к его творчеству, а иногда наоборот, не мешает. Кстати, именно он, вопреки традиции, выводил Джисона к алтарю, где его ждал Минхо, а не его настоящий папа — все приняли это спокойно, а родители Хана даже поддержали, так как Мистер Хан боялся от волнения подвернуть ногу или наступить на шлейф свадебного костюма. Чан плакал, как будто выдает замуж родного сына, а когда Джисон с улыбкой протянул ему свой букет, долго не мог успокоиться.
Успокоил его тогда его альфа и сверкающее кольцо, оказавшееся на пальце после дрожащего «Да» на выдохе.
— Никаких инстинктов, — повторяет Бин, подтверждая и окончательно расплываясь лужей вокруг своего омеги. Урчание в горле становится громче и вскоре сливается в дуэт с уже знакомым ему тембром мурчания мужа. — Люблю тебя.
— Иди ставь тарелки, — вместо ответного признания бормочет покрасневший Бан, выпутываясь из обьятий и чмокая мужа в щеку, — а то скоро ребята придут, а у нас еще салат не дорезан.